Страх циркулирует по моему телу, смешиваясь с кровью в венах, отравляя воздух в легких. Страх делает меня своим заложником, сковывает мои мысли, словно железными цепями, забирая у меня возможность здраво рассуждать. Я чувствую, как постепенно теряю самообладание. В голове вдруг вспыхнули однажды сказанные Фрэнком слова о том, что никогда нельзя позволять страху завладеть собой, одержать верх. Я должен сам управлять своими страхами, а не наоборот, но теперешнее мое положение кажется мне настолько жутким, что совладать со своими чувствами становится все сложнее, практически невозможно.
Как бы вел себя сам Фрэнк, будь он на моем месте? И что бы он сказал мне, зная, через что мне предстоит пройти?
Мне действительно не хватает его помощи и поддержки . Мне не хватает их рядом, но, как бы ни было тяжело, я просто обязан справиться со всеми испытаниями, которые мне уготовлены. Я должен справиться со всем в одиночку, да и у меня попросту нет другого выбора.
Я должен быть сильным.
И я убеждаю себя в этом, стараясь побороть растерянность и привести ускоренное сердцебиение в норму. Я стараюсь не дать им увидеть мой страх, мою уязвимость, и вместе с тем напоминаю себе, что это – только начало. Дальше будет только хуже, но я должен быть к этому готов. Я должен быть готов ко всему.
- Развяжите ему руки и перенесите его на операционный стол, - скомандовал Док, явно обращаясь ко мне и Эдриану. Времени на размышления больше нет.
Эдриан злорадно улыбнулся, бросив на меня насмешливый и презрительный взгляд, когда я наклонился, чтобы развязать парню руки, но я полностью проигнорировал его, не желая даже смотреть в его сторону. Мне противно от одной только мысли, что сейчас мы должны с ним работать в одной команде. Что они хотят сделать меня одним из них, а я не имею права не подчиниться.
Я подхватил все еще лежащего на полу беглеца за плечи, а Эдриан взял его за ноги, отчего парень истошно заорал от боли, и, слыша этот крик, я лишь сильно закусил нижнюю губу изнутри, стараясь держать себя в руках.
Это – только начало. Только начало. И эта мысль, прочно засевшая в моей голове, не дает мне покоя. Сейчас, наверное, было бы лучше не думать вовсе, ни о том, что происходит, ни о том, что будет происходить дальше, ни о том, что Док сделает с этим несчастным, ни о том, чем все закончится для меня. Сейчас мне хочется вообще не существовать и ничего не чувствовать.
- Пристегните его, - холодно и строго дал очередное указание Док, внимательно наблюдая за нашими действиями, и мы с Эдрианом тут же принялись за дело.
Только теперь я понял то, чего не мог понять, когда осматривал помещение, зайдя сюда. Я изначально знал, что тут что-то не так, но лишь сейчас до меня дошло, что именно.
Ремни для рук и ног, пришитые по краям – вот, что отличает этот операционный стол от любых других. Всего лишь эта деталь, больше ничего. И я достаточно сообразителен, чтобы догадаться, для чего эти ремни нужны, чтобы понимать, что это, черт возьми, не обыкновенная операционная в обыкновенной больнице. Если здесь еще лечат людей, то уж точно не чаще, чем убивают.
- Чего ты застыл? – раздался голос Эдриана, и я перевел на него взгляд, отвлекаясь от своих размышлений. – Пошевеливайся! – прикрикнул он, ухмыльнувшись.
И я начал делать то, чего не хотел, то, что противоречит всем моим жизненным принципам, всем нравственным ценностям, которых я когда-либо придерживался. Я совершаю преступление против самого себя.
Мои руки дрожали, когда я схватил парня за запястье, оборачивая вокруг него ремень и затягивая его не слишком свободно, но и не слишком туго. Я ненавижу себя за то, что делаю, но знаю, что должен выполнять эти отвратительные приказы. Чтобы выжить. Чтобы рано или поздно выбраться отсюда. Я должен следовать правилам – по-другому в этих местах существовать невозможно.
Мои пальцы трясутся так сильно, что я едва контролирую свои движения. Ладони потеют, дышать становится тяжело, и про себя я без остановки молюсь, чтобы парень, лежащий на столе, не смотрел на меня. Лишь бы только не смотреть ему в глаза, не встречаться с ним взглядом.
- Пожалуйста… Господи, не надо… Не делай этого! Я же знаю, ты не хочешь делать этого! Ты же не хочешь! Боже мой, пожалуйста! – парень то отчаянно шептал эти слова, то переходил на крик, напоминающие неистовые рыдания, пока я разбирался с ремнем и изо всех сил пытался никак не реагировать.
Он кричал, скрывая голос до хрипоты, не готовый прощаться с жизнью, но в то же время понимающий, что он обречен. Что это конец. Страшный конец его истории. И он наступит, не зависимо от того, буду ли я застегивать эти чертовы ремни. Если не я, то кто-то другой, и не важно, кто это будет. Я не играю для него никакой роли, я – всего лишь массовка. Я не тот, кто может спасти этого парня. И он прекрасно знает об этом. Единственный человек, который сейчас способен его спасти – это Док, но от него ждать помилования бесполезно. Так же бесполезно, как и орать, умоляя о прощении, пощаде и о втором шансе, но люди часто делают бесполезные вещи, особенно, когда знают, что им подписан смертный приговор. И этот парень не в состоянии безропотно принять свою смерть. В конце концов, кто бы смог на его месте?
Возможно, теперь есть смысл молиться только за то, чтоб смерть была менее мучительной, и надеяться, что в этом прогнившем и потерянном мире есть хоть кто-то, кто услышит эти молитвы.
- Ты мне здесь больше не нужен. Можешь идти, - сказал Док, когда мы полностью пристегнули парня. И, к моему огромному сожалению, он обращался к Эдриану, а не ко мне. Хотя в глубине души изначально я понимал, что меня так просто не отпустят. Я знал, что так просто не отделаюсь.
Док испытывает меня, проверяет, чтобы потом приручить, полностью подчинить своей воле. Ему нужно, чтобы я потерял надежду. Ему нужно сломить меня.
- Вы уверены, что Вам не нужна помощь с… этим? – спросил Эдриан, под «этим» подразумевая меня.
Я слишком сильно не нравлюсь ему. Я уверен, он жалеет, что при нашей с ним встрече не убил меня, хотя, с другой стороны, я ведь и не сделал ему ничего такого, за что он мог бы меня ненавидеть. Возможно, у него есть какие-то причины для ненависти, о которых я даже не догадываюсь. А возможно, в этом случае для ненависти не нужны никакие причины.
- Я справлюсь сам, - резко ответил Док, на что Эдриан лишь коротко кивнул. – Ты свободен.
И Эдриан вышел из помещения без единого слова. Просто поспешно удалился, даже не кинув в мою сторону очередной уничтожающий взгляд.
В операционной остались только я, пойманный беглец, Док и охранник с автоматом, неподвижно стоящий у двери. И, честно говоря, от того, что Эдриан ушел, я не почувствовал никакого облегчения. Мне показалось, что для меня это не самый лучший знак, и я заметно напрягся.
- Ну, что? – Док сделал шаг вперед, криво улыбнувшись. – Начнем?
Конечно, я ничего не ответил, не отводя взгляда от зловещей улыбки. Я лишь немного отступил назад, как будто этим могу спастись, как будто мне есть куда отступать, и я не заложник в этих четырех стенах.
- Открой инструменты, - приказал Док, кивнув в сторону накрытого белой тканью маленького столика. – Живее! – крикнул он, надевая на себя голубой хирургический халат.
Я несмело сдернул белую ткань, напоминающую простынь, открывая своему взору инструменты. Среди пары скальпелей, пинцетов и разных ножниц нашлись также и такие предметы, о предназначении которых я даже не догадываюсь, но я точно знаю, что некоторые из них, вроде отвертки, вообще не имеют никакого отношения к медицине.
- Что Вы собираетесь делать с ним? – испуганно спросил я, не желая и представлять, как можно использовать все эти инструменты, лежащие передо мной.
- То, что он заслуживает, - стиснув зубы, злобно проговорил Док, и рыдания парня стали значительно громче после этих слов. Но мольбы несчастного не вызвали у Дока ничего кроме раздражения и гнева. – Заткнись! – крикнул он так, что даже я машинально дернулся. – Замолчи, иначе, я клянусь, я зашью тебе твой поганый рот, перед тем как убью тебя. Тебе и без этого будет больно, потому пожалей себя – не делай себе еще хуже.
- Вы же можете просто убить его, зачем все это? – я занервничал, и я не смог держать язык за зубами, хотя и понимал, что стоит удержаться от подобных вопросов. Что это – нарушение правил. Я подвергаю себя опасности, но я не могу спокойно смотреть, как на моих глазах терзают человека, а уж тем более участвовать в этом.
- Я хочу, чтобы он страдал, чтобы каждую секунду до того самого момента, как он умрет, он жалел о своем побеге, - Док подошел ко мне вплотную, и его переполненный звериной жестокости взгляд прожигает меня насквозь. – Я хочу, чтобы он молился о смерти и знал, что только он сам виноват в том, что сейчас с ним происходит. А потом мы покажем его тело всем, чтобы никому и никогда не вздумалось сбежать. Никому и никогда, - и после этих слов он резко отпрянул в сторону, но не отвел своего взгляда. Взгляда, который приводит меня в ужас. Такое впечатление, будто смотришь на зло во плоти, на монстра, который ни в коем случае не должен был оказаться однажды среди людей.
Он тот, кто не остановится не перед чем, достигая своих целей. Он тот, в чьих руках власть становится проклятием для остальных. И, наверное, я уже проклят.
- Никто не заслужил этого, - тихо сказал я, покачав головой. Я виновато посмотрел на парня, словно извиняясь, что не могу ему ничем помочь, и тут же опустил глаза.
- Тебе не кажется, что ты слишком много говоришь? А я не люблю этого, - Док поцокал языком и схватил скальпель со столика за моей спиной. – Советую тебе, пока еще не поздно, одуматься и хорошо вести себя. Кто знает, может быть, когда-нибудь я даже разрешу тебе поиграть в доктора… Но сейчас ты мой ассистент. И ты выполняешь мои указания. Беспрекословно. Ты меня понял? – он легонько ткнул острием скальпеля мне в грудь.
Он предупреждает меня, что я выхожу за рамки правил. Он говорит мне вести себя рассудительней. Он заставляет меня бояться.
- Я понял, - выдыхаю я, и Док тут же протягивает мне скальпель на вытянутой ладони.
- А теперь положи его на место, - говорит он. – И дай мне перчатки. Они в выдвижном ящике.
Я поспешил выполнять приказ, хотя руки предательски дрожат, и скальпель практически выскальзывает из моих пальцев, когда я возвращаю его к остальным инструментам. В ящичке, кроме синих латексных перчаток, которые я тут же достал оттуда, я нашел еще обыкновенный строительный молоток, но предпочел не сосредотачивать на нем своего внимания и без колебаний задвинул ящик обратно.
- Дай мне одну, - сказал Док, когда я снова повернулся к нему лицом. Я протянул ему только одну перчатку, и он сразу же принялся натягивать ее на левую руку, с чем справился довольно быстро. – А теперь вторую, - попросил он, и я протянул ему вторую перчатку.
- Видишь, выполнять приказы не так уж и сложно, правда? – спросил Док, переходя на другую сторону операционного стола, став напротив меня. – Продолжай в том же духе.
Я промолчал, но сам же я далеко не уверен, что вообще смогу продержаться до конца этой «операции», что смогу выдержать это. Я никогда не думал, что ради того, чтобы выжить самому, мне придется стать соучастником убийства невиновного, жестокого и мучительного убийства. Я никогда не думал, что жизнь заведет меня так далеко.
- Разрежь ему футболку, - приказал Док, и я начал действовать незамедлительно. Чем быстрее я буду справляться со своими задачами, тем быстрее все это закончится. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
Я взял со столика самый большие ножницы, пригодные для того, чтобы резать ими ткань, и принялся за работу. Я начал резать снизу вверх быстрыми движениями, при этом не произнося ни слова, слыша лишь невнятный шепот парня, его рваное дыхание и чиканье ножниц. Только, когда я закончил, я смог разобрать слова, которые непрекращающимся потоком срываются с его губ.
Он молится.
Наверное, большинство людей, чувствуя приближение собственной смерти, зная о ждущих их кошмарных муках и страданиях, обращаются к Богу, к высшим силам. Когда надеяться больше не на кого, все, что мы можем, – уповать на небеса. Может быть, это бессмысленно или глупо, но к кому еще обратиться, если вокруг нет никого, кто мог бы помочь?
И парень молится, слегка прикрыв глаза, позволяя слезам скатываться вниз, оставляя после себя на лице тоненькие мокрые полосы. Что он чувствует сейчас? И жалеет ли он, как хочет этого Док, о том, что попытался вырваться, единственный из многих решил рискнуть ради собственной свободы?
Если мой побег тоже обернется провалом, и я окажусь на его месте, буду ли я жалеть о своей попытке или буду думать о том, что действовал правильно?
- Скальпель, - ровный и холодный голос Дока нарушил тишину, и я вздрогнул. Все самое худшее начнется сейчас. – Тот, что самый маленький, - уточнил Док, когда я потянулся к инструментам. И я дал ему то, о чем он просил. С этим проблем не возникло. А дальше, все, что мне остается, – наблюдать за происходящим, будучи невольным зрителем этой трагедии.
Я задержал дыхание, когда Док наклонился к парню, когда лезвие скальпеля приблизилось к его щеке.
- Знаешь, что я сейчас сделаю с тобой? – голос Дока звучал так ядовито, что казалось, каждое слово заражает воздух в этом помещении. Док надавил на скальпель сильнее, медленно и мягко, словно ножом по маслу, ведя им вниз к подбородку. Парень лишь зажмурился, а на его лице появилась кровавая линия. – Может быть, у тебя есть какие-то варианты? Или пожелания? – издевательски произнес Док, а затем на лице парня появился еще один порез, но пока что он держится довольно мужественно. Он знает, что дальше его ждут вещи намного хуже, и ту боль, которую он испытывает сейчас, еще так уж тяжело стерпеть.
- Сначала я отрежу тебе веки, чтобы ты не мог закрыть глаза, а потом выпущу тебе кишки, и тебе придется смотреть на это до тех самых пор, пока ты не истечешь кровью, - прошипел Док, наклонившись к уху парня. И я ощутил слабость в ногах от одного только понимания того, что мне придется увидеть, на что мне придется смотреть. Смотреть и бездействовать.
- Может быть, пока ты будешь еще в сознании, я раздроблю молотком кость твоей сломанной ноги. А может быть, двух. Может быть, мне вообще стоит сначала сделать это, а только потом вспороть тебе живот. В конце концов, так ведь ты будешь жить немного дольше, а значит, дольше чувствовать боль. А это – как раз то, что мне нужно. Но первым делом все-таки глаза! – Док невесомо обвел круг скальпелем вокруг глаза парня, а затем резко перевел взгляд на меня. – А пусть номер 505 решит, с чего я начну! Давай дадим мальчику проявить себя! – Док улыбнулся, выжидающе смотря на меня.
- Я не… я не знаю. Не надо, я не могу так. Я не знаю, - заговорил я, еле-еле выдавливая из себя слова, но Дока явно не устроил мой ответ.
- Нет, мне нужен твой ответ. Я хочу, чтобы ты поучаствовал, - строго сказал он.
- Я и так участвую в этом. Да я нахожусь здесь против своей воли! Разве этого недостаточно?
Док медленно покачал головой.
- Недостаточно, - спокойно произнес он с легкой улыбкой. – Не тяни время. Я не люблю, когда меня заставляют ждать и уклоняются от выполнения моих приказов.
И я перевел взгляд на парня, на алые следы на его щеках, на слезящиеся глаза и плотно сжатые губы. Я будто просил у него разрешения и извинялся перед ним за то, что мне приходится делать. И я видел, что он не винит меня, но он этого не стало легче.
Я знал, что парень все равно умрет, но я еще смогу спасти себя, если дам Доку ответ, но даже это не кажется мне достойным оправданием. На моем счету еще один грех, и я не знаю, смогу ли я сам себе его когда-нибудь простить.
- Ладно. Давай так: я еще раз повторяю свой вопрос, а ты отвечаешь без лишних заминок. Я дал тебе достаточно времени на размышления, - сказал Док, крутя в руках скальпель, и я кивнул. – Хорошо. Тогда давай попробуем еще разок. С чего мне лучше начать, - он прикоснулся лезвием к скуле парня, - с глаз или с ног? – спросил он, и я уже готов забиться в истерике просто из-за того, что должен выбирать из двух одинаково ужасных вариантов.
Мои нервы сдают, и я чувствую, что я уже и сам близок к тому, чтобы заплакать от отчаяния, безвыходности и несправедливости. Я шепчу себе под нос слова извинения и до боли сжимаю кулаки, оглушенный биением собственного сердца. Я хочу закричать, что не могу сделать выбор, я хочу упасть на этот грязный пол и расплакаться, но я еще помню, ради чего должен держаться, я еще помню, что обещал себе вытерпеть все, как бы страшно и противно ни было, какими бы трудными ни оказались мои испытания.
Я мысленно считаю до трех и выдыхаю, качнув головой.
- С глаз, - выдавливаю я, и мой голос мне кажется чужим и незнакомым. Будто все это не со мной, будто это и вовсе не я. И я дрожу, смотря парню в глаза полные грусти, обреченности и страха, в них нет осуждения и упрека, но я все равно чувствую себя бесконечно виноватым перед ним.
Я чувствую себя хуже, чем когда-либо. Я чувствую себя слабым и никчемным. Раздавленным. Я словно распадаюсь на части и бесполезно пытаюсь этому противостоять, напоминая себе о том, что не имею права сдаваться.
Док ухмыльнулся, и скальпель, крепко сжатый его пальцами, поднимается над лицом парня, перед тем как медленно опустится.
- Не дергайся, - раздраженно проговорил Док, придерживая верхнее веко парня другой рукой. – Я же не хочу, чтобы получилось криво, - добавил он и надавил на скальпель, отчего тут же проступили первые капли крови.
Парень не сдержал крик, его тело напряглось, вены на руках надулись, будто вот-вот вылезут из-под кожи, а кулаки сжимались и разжимались, беспомощно дергаясь в ремнях.
Дальше смотреть я не смог. Я отвернулся, крепко закрыв глаза и схватившись за голову. Безумный крик захватил все мое сознание, и я не могу абстрагироваться от него, я не могу не слышать ту боль, которая буквально сочится из него и проникает в мою голову с каждым звуком. Я сильнее закрыл глаза, но темнота не дает мне желаемого облегчения, темнота не в состоянии спасти меня, она лишь становится фоном для новых образов, вспыхивающих перед моими глазами, уродливых творений моего собственного воображения. От этого ужаса не скроешься и никуда не сбежишь.
Мне пришлось повернуться обратно и взглянуть на Дока, когда он позвал меня трижды, и то я думал, что на это у меня уже не хватит сил, и мои ослабшие ноги подкосятся, сделай я еще хоть одно движение.
И лучше бы сейчас я упал в обморок, провалился под землю, лишь бы больше не видеть того, что увидел, но я все так же устойчиво стою на ногах. Я стою и не могу даже пошевелиться, словно парализованный. Первые секунды я не смог сказать ни слова, кажется, я даже вдохнуть не мог, увидев окровавленный кусок кожи, сжатый межу указательным и большим пальцами Дока.
Я сразу понял, что это, я сразу разглядел торчащие длинные темные ресницы, а потом я сделал то, что часть меня, все еще мыслящая здраво, категорически запрещала мне делать – я посмотрел на парня.
Теперь его взгляд показался мне еще более ужасающим, и белое глазное яблоко теперь напоминает белое пятно на бордово-красном полотне, и то, как оно двигается, словно пытается что-то найти, повергает в панику.
Я уже не понимаю, кричит ли еще парень, я не понимаю, сколько времени прошло с тех пор, как все началось, я чувствую лишь подступающую к горлу тошноту и уже в следующий момент сгибаюсь пополам над полом, не в силах сдерживать рвотные позывы. Я блюю практически одним желудочным соком, и мой пустой желудок сжимается от неприятных ощущений.
Я не слушаю, что говорит мне Док, только смотрю на забрызганные собственной блевотиной ботинки и вытираю пальцами губы. Док просит меня что-то подать ему, он говорит, что ему надо продолжить работу, говорит еще что-то, но я не слушаю, оставаясь в том же положении и немного пошатываясь, опираясь руками на колени. Я чувствую легкое головокружение, пока мои мрачные мысли смешиваются с целой палитрой эмоций, превращая весь окружающий меня мир в хаос.
Док снова обратился ко мне, на этот раз намного громче, и я тряхнул головой, намереваясь выровняться, а потом нарушить правила.
Мое сознание окутала пелена. Все, как в тумане. И то, как я поднимаюсь, и то, как я хватаю нож, и как наклоняюсь над операционным столом, и как одним резким движением вскрываю парню горло, и как кровь брызжет из сонной артерии. Ярко алая кровь.
И мне улыбается зияющая рана.
Я чувствую горьковатый привкус блевотины на языке и соленый вкус своих слез на губах.
Я всаживаю нож парню куда-то в шею, и слышу, как он захлебывается собственной кровью, слышу кряхтение и бульканье. Он дергается еще несколько раз, пока его организм все еще не хочет сдаваться и борется за жизнь, но в глазах парня читается смирение. Он знает, что скоро обретет покой. Скоро его тело обретет небывалую легкость, и боли больше не будет – она навсегда покинет его.
Я осознаю, что плачу только тогда, когда разжимаю пальцы и отпускаю рукоятку ножа, и смотрю на перепачканную в крови ладонь.
Я осознаю, что, возможно, скоро окажусь на месте этого парня, когда опускаю голову ему на грудь. Я даже не соображаю, жив ли он еще, или уже нет. Я только шепчу: «Я больше ничего не мог сделать». Снова и снова. И так десяток, а может, и сотню раз.
Я больше ничего не мог сделать.
- Уведите его. И вызовите Эдриана. Ты знаешь, что делать, - я услышал голос Дока где-то у себя над головой, а затем почувствовал, как мне скручивают руки за спиной.
Должно быть, это конец.
Со мной прощается зияющая рана, и я отвожу взгляд в сторону, когда меня уводят прочь.
Какая прекрасная глава, чтобы почитать за завтраком! :D А вообще, глава (точнее ее часть) и правда хорошая. Мне понравилось. Всё у тебя прекрасно вышло.) И да, да, я рада, что наконец-то дождалась её! Интересно, что будет с Джерардом? Накажут ли его? Или пощадят, так как он пока новенький? Ах, скорее бы прода. :D И узнаем ли мы, что происходит с Фрэнком и Майки, пока они в заточении в этом лагере? Кстати, номер Джерарда - 505 - заставляет меня думать об Arctic Monkeys. Ахахаха. Спасибо за главу.)
Ох и заставила глава подрожать мой мозг! Мне кажется, что врачи, операционная, скальпели, кровь - это всё из разряда самых что ни на есть естественных страхов, которые есть у всех. А если кто-то не боится этого сочетания - он либо сам медик, либо, ахах, не человек. А Док - маньячище на полную голову. Видать, много у него свободного времени помимо руководства своими солдатами - чтобы так развлекаться, пытая диверсантов. Но ладно, я понимаю практический смысл его зверств - отбить у других потенциальных диверсантов желание бунтовать. И у Джерарда, по ходу, в первую очередь, ведь тот, пусть внешне и ослабил сопротивление, но даже в ходе операции продолжал выказывать неповиновение - более того, его последнее действие было самым вопиющим из этих неповиновений. И вот Док специально остался с Уэем наедине за этим кровавым делом, чтобы показать, что с тем может статься в скором времени. Честно говоря, за Джерарда уже дико волнительно. Я немного рассчитывала на то, что его покорность судьбе продлиться немного на дольше и что, увы и ах, отвратительная операция всё же будет им пережита и просмотрена с начала до конца. А теперь даже не знаю, на что для него рассчитывать в дальнейшем!
Я думаю, многие считали Сезон тяжёлым фиком ещё в период, когда Уэй и ко бродили по пылающим городам. Что уж говорить теперь. Не знаю, так ли это, но что-то подсказывает, что камера ужасов на этой главе не закончится. Я вообще тут прикинула, во что превращается психика человека после пережитого такого. Эхэм, если Уэю и всем остальным когда-нибудь доведётся снова жить в мирном времени - это будут душевно искалеченные люди, причём искалеченные без шанса вернуться к нормальному состоянию. Вот чем опасна война, блин, - она никогда не забудется, она будет преследовать всю оставшуюся жизнь.
И, веки, да, это было что-то. Как любитель ужасов на бумаге я оценил, но всё равно, как-то не хочется воспринимать Сезон в качестве источника кровикишоктрэша. Скорее, верится, что в настоящее военное время всё именно так и бывает, и трагедия не в том, что парню отрезали веки, а в том, какая мораль господствует там, где нет мира и порядка. А никакой.
Спасибо большое, дорогой! Глава небольшая, но такая, будто разжевал горошинку перца. И глаз на моей аве так в тему, ахах.
ох, честно говоря, мне даже как-то совестно, что у меня не всегда есть время и возможность ответить на комментарии. я их всегда читаю и я всегда им рада, но не всегда получается ответить. энд айм риали сорри. не знаю, увидит ли сейчас кто-то, что я тут отвечу, и важно ли это кому-то, но зато я буду спокойна, и совесть моя будет чиста. во-первых, спасибо, что вы читаете и оставляете отзывы. я люблю и обожаю вас. во-вторых, насчет того, что будет дальше с Джерардом, наверное, нет смысла говорить, ибо все будет понятно буквально в следующей главе (правда, непонятно пока что когда именно она будет, потому что сейчас я очень занята и мне катастрофически не хватает времени). о том, что с Фрэнком и Майки происходит, будет известно, но, может, не так подробно, как о Джерарде, потому что ПОВов других персонажей не будет, кроме него, но так или иначе о них тоже будет информация. я помню о них, я о них не забыла :D в общем, и я не знаю на самом деле, что бы ещетолкового можно было сказать, кроме бесконечных "спасибо". кстати, о отрезании век: вроде бы, насколько я читала и знаю, что не раз существовала такая практика отрезания век во время пыток пленных, так что во время войны подобные вещи, к сожалению, более чем возможны и реальны. так что это действительно не трэш ради трэша, а просто так оно бывает, когда люди звереют и теряют свое человеческое лицо. я считаю, что полностью романтизировать войну, как это часто делают в литературе, открывая только лишь любовную линию и линию отношений во время войны, тоже не совсем правильно, потому что в таком случае война перестает восприниматься как что-то страшное и ужасное. ну, кажется, всё. и если вдруг каким-то образом вы заглянете сюда, то знайте, что мне безумно приятно, что у меня есть такие прекрасные читатели, как вы
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
