Вода. Сначала ей хватало вытекать из-под сугробов и подтачивать их подобно уксусу. Так было пару дней назад. Сейчас вы идёте по широкому асфальтированному тротуару, который язык не повернётся назвать целым, а грязные потоки воды следуют и следят за каждым движением ваших стоп. Вы же не носите обувь? Она утратила своё значение давно – посмотрите: весна в этом году удивительна, хороша. Тёмно-серое десятилетие превращается в светло-серое, а скоро и вовсе станет похожим на белую звезду. Большую и сплошную. Я говорю о небе, конечно же. Мы с вами всё равно не увидим этого, так что давайте взамен… пройдёмся босиком по улицам, заплетённым ручейками и косами клевера. Они тянут к вам тончайшие руки.
- Хм, - Джерард резко дёргает головой и находит в небе ответ на вопрос: дождя сегодня не будет. Хотя хотелось бы.
Почесав высветленный, с желтизной, затылок, он поднимает с разбитой дороги сетку, в которой лежат продукты и краски, сваленные в одну кучу, и дальше бредёт домой. Безлюдно ли здесь? Нет, по улице строгой прямой линией, как шары для боулинга, выкачиваются люди. В основном пары или маленькие детки: поодиночке ходить жутковато, ну а дети – они не боятся ничего. Прохожие даже здороваются друг с другом, мало того, что знают друг друга в лицо безоговорочно: в Ньюарке…жителей 50. И им хорошо, ведь на месте стены расстрелов теперь стоит магазин, единственный в городе. Сохраняйте оптимизм даже идя на эшафот. Вслед вам сдержанно улыбнутся ручейки, вымывающие из года в год асфальт, потому что так устроена природа. Они вечны, а вот вы – нет.
*** Коморка становится больше похожей на кузню по звукам: то Джерард снимет с кирпичин алюминиевый чайник, то вжикнет открывалкой по ещё-одной-банке-с-краской. Любопытство захлёстывает - теперь нос Джерарда перемазан фиолетовым. На тумбочке у кровати – радиоприёмник, только…нет, умоляю, не трогайте его: он не-де-е-спо-со-бен и изрыгает адские песни, если его всё же включить. Но Джерард не страшится этих звуков, пусть больше ему нравится гатить кулаком по аппарату, отчего тот включается и выключается самостоятельно. Он делает удар в последний раз, под изуродованную приёмником «Рапсодию…» Гершвина, и снимает чайник с огня. А ведь сам чай сегодня - из коры дуба и каких-то непонятных листьев. Лучшего быть не может, поэтому повод для радости – в простом чае, простом огне от мелких спичек. Полоске красного фосфора на коробочке.
Джерард с ногами забирается на подоконник, держа в руке наполненный мутный стакан. Внезапно он вспоминает о ядовитом следе краски и окунает кончик носа в жидкость. По бурому колодцу расплывается едва заметная фиолетовая плёнка, и Уэй одним глотком из стакана забирает её внутрь себя.
- Хороший вечер…, - вытерев губы.
Улыбка. Он каждый день произносит эти слова, с искренней верой в то, что его жизнь не напрасна. Есть, ради чего жить. Взять хотя бы жуткий сад, так естественно раскинувшийся за окном, будто был там со времён сотворения мира. Неухоженный, нестриженный, заросший сорняками и грибами-паразитами, тёмный, осенью под слоем листьев неизбежно гниют яблоки, наполняют воздух брагой с привкусом того, что уже не может являться жизнью. Там есть сороконожки, и порой по ночам завывает волк с отрезанными ушами. Никто не знает, что с ним стало, но Джерард точно видел этого волка.
Хорошо, что окно открыто настежь – сидя прямо в нём можно многое узнать. Уэй любуется садом, на который медленно опускается тьма, и рука мужчины так же медленно опускается на подоконник, в надежде на ощупь найти глиняный вазон: - Что, Зелёный?
«Зелёный» напоминает кактус с осыпавшимися иглами. Джерард нашёл растение выброшенным на помойку у магазина, в родном горшке, и отчего-то… у него защемило в груди тогда; Уэй забрал Зелёного домой. Зелёный болел – он был жёлт (несмотря на прозвище «Зелёный») и никогда не хотел пить. Джерард, не знающий, как правильно обращаться с растениями, поначалу сокрушался и недоумевал в невозможности вылечить его. Он даже сыпал в грунт стрептоцид. Через некоторое время Уэй смирился с тем, что Зелёный увядает, и решил ухаживать за ним до самого конца. - На, попей, - мужчина заливает в вазон остатки чая, попутно поглаживая неуклюжие жёлтые выросты. – Попей, старик, легче станет.
Притом Джерард едва ли неспокоен. Ему правда есть, ради чего жить, пускай слово «есть» заключает лишь два пункта: Зелёный и увлечение Джерарда. Уэй разрисовывает строительными красками стены дома; иногда его приглашают к себе другие жители Ньюарка, просто потому, что считают славным парнем, а не хорошим художником. Через день он по обыкновению посещает мастерскую, в которой делают всё, чтобы взять у маляра ещё пару баночек строительной краски – другой нет, другой и не будет. Во время пост-катастрофы вы не найдёте дешевняка, и Джерард покупает краску поцелуями в губы с маляром. Таково его условие, да и все вокруг знают, что маляр – гомосексуалист, и ещё, что у него напрочь прогнили зубы во рту. Время от времени Джерард вздыхает: хорошо, дядька не просит ничего большего – секс обесценился с тех пор, как десять лет назад земля включила в глубине своих недр режим «Разрушение».
Правда, смысл жизни на этом отнюдь не заканчивается. Джерард… ждёт друга.
Изо дня в день, из ночи в ночь. Видит во сне, видит сны наяву. Но что же остаётся кроме? Остаётся ждать: изо дня в день, из ночи в ночь, из года в год. Кто знает, может, и из жизни в жизнь…
«Он обещал приехать, чтобы забрать меня и Майки».
*** Только дело близится к ночи, она начинает звереть в своих бетонных хоромах. Или это он? Или это оно? Жители давно сбились с предположений – им легче обходить «проклятое» место десятой дорогой и воспитывать своих детей в страхе перед ним. Только тень вашей руки упадёт на затёртую известью дверь, а вы захотите войти, он почует всё сразу. Он взметнётся, как птица, с чердака и будет извиваться в перилах и лестничных пролётах до самого нижнего этажа, чтобы подарить вам то, ради чего вы пришли сюда. Ужас? Наверняка это. - Ой,… - в беззвучных слезах протянет ребёнок, зашедший в дом, - мамочка, прости меня…
Молитву прервёт дикий хрип вместо речи.
Он научился передвигаться со скоростью ветра в горах, ртути, пролитой в воду, света, отбившегося от поверхности зеркала. Он бежит, а за ним развеваются грязные полоски бинтов, в которые одето его тело. Скрюченной спине не нужна другая одежда. Высохшей коже не нужен бальзам. Горло, набитое осколками стекла, не желает издавать ни звука.
Он хватается лапой, не рукой, за свисающий с потолка канат (по всей видимости, когда-то здесь был спортзал), раскачивается, а в следующую секунду прыгает на один подоконник, перелезает на второй, цепляется за дверной косяк, фотовспышкой летит по вывернутому наизнанку коридору, съезжает по лестнице вниз, и вот, он уже перед вами! Везде, где он проходит, остаются особые следы: наверное, что-то сродни волокон кожи и бинтов, гноя и жёлчи, гнева и страха. Зачем вы пришли к нему? Зря ли он скрывается здесь ото всего мира? Ему не хочется пугать тебя, ребёнок. Он просто хочет сказать «уходи», но у него не может получиться нормально. Однако он пришёл сказать тебе именно это. А может, она? А может, оно?
Не в состоянии видеть никого, кроме одного человека во всей Вселенной. Он заключил сам себя и своё уродство в четырёх стенах и четырёх измерениях времени, которое не хочет никуда двигаться. В этом доме так и есть.
*** Джерард прекрасно осознавал своё одиночество. И временами, когда осознание особенно тревожило виски горечью, как полноводная река, он забирался на подоконник и, поглаживая бледное тельце Зелёного, рассказывал им обоим историю. Джерард и сейчас отверзает губы, чтобы произнести строчку низменного рассказа:
- Ничего, Зелёный. Когда-нибудь нас с тобой заберут отсюда. Когда Фрэнк уезжал на запад, в Бирмингем, когда всё это началось, он пообещал, что не бросит меня. Англия тоже пострадала, но, знаешь, она осталась страной. Там нет дефицитов и разрухи, как у нас. Его родители точно знали. Фрэнк сам знал.
От сказанного белая краска, покрывающая раму окна, начала слезать, как слезают струйки парафина со свечи. Джерард не обращает внимания, а ещё не обращает внимания на одинокую слезу, прижигающую уголок рта.
- Ты тоже знаешь всё, Зелёный! – слёзы брызгают на жёлтую шкурку растения. - Я…я просто не понимаю, сколько можно его ждать?! Я не могу уже! Не могу! Не могу! – крик Уэя пропитан солью и ураном, разлитым в море Побережья. Сумасшедшая звонкая ладонь увязает в стекающей с рам краске.
Уэй смотрит на перепачканную ладонь, шевелит пальцами. Потом переводит хрустальный от слёз взгляд на Зелёного, потом - на тропинку, ведущую от сада на улицу, по которой он много лет высматривал своего Фрэнка. Острая, как звезда, мысль о мести полоснула мозг. Джерард поднимает свирепые глаза; в такие моменты реальность закачивается глубоко под них, и нет никаких препятствий, оправданий. Вытерев руку о полотняные штаны, Джерард не спеша запускает пальцы под их резинку. Ему не нужно от нерешительности поглаживать холодный лобок, теребить пучки паховых волос, дело не в удовольствии, которое он собирается получить. Дело в том, удовольствие ли это. Уэй начал слегка возбуждаться уже произнеся вслух заветное имя. За годы разлуки он успел полюбить Фрэнка, полюбить воспоминания, связанные с тем, как он выглядит, как говорит и улыбается, что представляет собой и как всегда приветливо распахивает объятия друга. Он кажется хорошим…
Перед Уэем Фрэнк виноват в одном и очень сильно – он далеко. Он не здесь.
- Я запятнаю твоё грёбанное имя! – сквозь зубы мычит Джерард, с остервенением растирая ладонью свой член, чем добивается лишь красноты. Джерард успел полюбить Фрэнка, но не себя. Иной раз, запуская руку в штаны, он действительно представлял Фрэнка рядом, его губы, рот, язык, пальцы. Он видел каждую деталь их воображаемого совокупления: в сгнивающих листьях сада, раскинув широко руки, забросив ноги ему на плечи; на крышке мусорного бака за магазином, очень быстро, со срывающимся дыханием, и колени Фрэнка обнимали бы джинсы; в главном святилище Джерарда, на подоконнике, – он отдавал бы себя всего без остатка, медленно, над губой проступал бы пот, а его орган принимал бы едкий пульс от едкой и крепкой ладони; ощущение заполненности другом приводило бы в трепет. Невечный, но сильный оргазм танцевал бы где-то на грани Жизни и Смерти. А с этим – и Счастье: Джерард всегда представлял его в виде вспышки искр, красок. Зелёных, красных, желтых, фиолетовых…Он умер бы прямо на руках у Фрэнка с разноцветными уколами счастья на белках глаз.
А пока по пунцовым щекам Уэя бегут и бегут слёзы. Мастурбация напоминает ковку железа: Джерард сжимает рукой член и развозит по нему солёную смазку, но от злости не может представить желанного друга, стонущего в разных позах. Перехватив основание кольцом пальцев, он испытывает мучение, и ранее невыплаканная горечь слёз изо рта капает прямо в пупок. Джерард знает, какова сила его проклятия, и, захлёбываясь им досыта, пытается изнасиловать сам себя грубыми, каменно-жёсткими движениями. Уэй готов сделать что угодно, хоть откусить головку своего члена, чтобы высвободить поток семени. Но он лишь слегка касается её подушечками пальцев, а потом настойчивее и настойчивее – кожу задразнило ощущение соли и тепла. Под пальцами будто зарождается и крепнет бутон, усеянный чуткими лепестками, – так чувствует Уэй, проводя по щели. Дальше идёт особое напряжение. Разрядка близко… *** Закончив, с прикрытыми глазами, он откидывается и падает с подоконника назад, на спину. На подстилку из двух матрацев. Обвеваемый ветерком третьего часа ночи, он раскидывает руки в стороны, как хотел, и подставляет голое немытое тело на обозрение лунному диску. Губы поддевает улыбка.
*** Когда Фрэнк заходит в комнату, он предпочитает не снимать своё коричневое пальто, хотя Джерард гостеприимно протягивает руки. Айеро озадачен видом, что представляет комната; Уэй не помнит себя от счастья и не пытается скрыть это за сжатыми губами. Фрэнк останавливается у подоконника, ужасаясь в душе почерневшим «скрюченностям» и «вывортам» сада за пыльным стеклом. - Фрэнк… - начинает было Уэй. - Я понятия не имею, как ты живёшь здесь, в этой…! И столько лет…
Какое-то время Фрэнк стоит с занесённой вверх рукой, но не может ни пошевелиться, ни сказать слово. А потом тишина падает, будто старые часы: Айеро поворачивается к другу, держа на ладони выуженную из-под пальто картонную коробочку. И его голос сейчас напоминает песню: - Ладно, Джи, - вкладывает коробочку Уэю в руку. - Считай, что это - тебе подарок. Давно не виделись.
Джерард, затаив дыхание, раскрывает коробочку и…едва ли не взвизгивает как ребёнок. Горка нежных чёрно-бирюзовых крыльев бабочек доверху наполняет её. - Мои любимые! Спасибо, Фрэнк! – Уэй бросается на шею другу, затем быстро залазит на диван. Не удержавшись, он мгновенно налетает: зубы раз за разом отрывают кусочки крыльев или перетирают хрупкие тельца бабочек. Уже половина их съедена, но, перед тем, как отправить очередную в рот, Джерард решает поинтересоваться: - Слушай, а где ты их достал?
Прохладно и чуть с грустью посмотрев на Уэя, Фрэнк не произносит ничего. Друга можно посвятить в эту тайну: вместо слов, Айеро расстёгивает пальто, приподнимает край джемпера и, зацепив пальцами кожу, открывает живот: - Красиво, ага?
В мягком кровянистом логове его живота трутся друг о друга тысячи бело-жёлтых личинок с чёрными головками. И становится понятно: процесс этот – бесконечен. Ведь потолок мигнул сине-чернильным бликом на момент. Испив до конца реакцию Уэя, Фрэнк возвращает кусок кожи на место, надавливает ладонью на швы, и, о чудо, живот становится прежним, нормальным. - Это всё дл-ля меня, д-да? – только и может простучать зубами свою догадку Джерард. Фрэнк кивает и вновь отворачивается к окну. «Только бы он принял меня».
*** Через некоторое время
Они сидят на подоконнике, друг напротив друга. Один – мрачен и глубоко погружён в неясную печаль, всё смотрит в окно, на узлы увечных деревьев. Второй – светел, и рот сохраняет улыбку безумца, взгляд прыгает с места на место, но сейчас вот задержался на том, что в тёмном:
- Я знаю, как отблагодарить тебя за приезд.
Фрэнк приподнимает одну бровь, а в его глазах - скепсис. «Ты? Меня?». Но Джерард не сомневается: кладёт руку на его грудь и притягивается, отмечая уголок рта Фрэнка лёгким поцелуем. Так просто. Айеро застывает, словно фигура изо льда, а ладони обдаёт холодным потом. Правда, Уэю сейчас весь мир нипочём - он дотрагивается дрожащими губами до губ Фрэнка ещё раз. И ещё. Ещё.…Чувствуя ответное скольжение губ Айеро и то, что их языки скоро могут схлестнуться, как два электропровода, он отстраняется и быстро проговаривает: - Фрэнк, ты единственный человек, кто остался у меня кроме брата, – голос неожиданно пропадает. Сдавленные звуки из горла – чертыханье. - Что, Джи? Говори, – Фрэнк почти не осознаёт происходящее и пока, поддаваясь желанию, обвивает руками шею Джерарда. - Я буду любить тебя, - прошептав, Уэй снова бросается к другу, чтобы на каждом участке его тела оставить влажный след любящих губ. Шея первой принимает множество нежных касаний. Но Фрэнк до сих пор не может очнуться от забвения - только перемещает руку за светлый затылок. Джерард сползает к его ногам и, обхватив руками колено Фрэнка, преданно целует через ткань брюк. Дорожка горячих поцелуев продлевается до лодыжки, в которую впечатывается особо крепкий из них. Но нет, Джерард придумал кое-что ещё: он хочет доказывать и доказывать свою преданность, поэтому, взяв в руку ступню Айеро, целует носок ботинка, а потом выпрямляется, спешно сбрасывая лёгкие полотняные рубашку и штаны: - Возьми меня, - он притягивает ладони Айеро к своим обнажённым бёдрам. - Фрэнк, это твоё. Я – твой, - он говорит нетерпеливо.
Когда Джерард отворачивается и прижимается грудью к стене, Айеро получает воображаемую затрещину от вида прогнувшейся спины. Уэй беспокойно водит его руками по своему телу; положив одну себе на плечо, лихорадочно проходится губами по кончикам пальцев, шепчет глупейшее, что можно шептать в такие моменты. А Фрэнк только в ошеломлении раскрывает рот: он понял, осознал, что не может сделать то, о чём просит друг. Он не может. Он просто не может «всадить ему так, чтобы…». Нет, он не сделает этого хотя бы потому, что не любит. И о какой любви вообще идёт речь? Что вбил себе в голову Джерард, или он напрочь обезумел за прошедшие десять лет? Вопросы слоятся в голове Фрэнка, но…время не щадит и не ждёт. Нужно что-то делать, иначе Джерард набросится, раздерёт в клочья, если не получит желаемого. «Сумасшедшие и не на такое способны». Краем зрения Айеро ухватывает толстую рукоять ножа в стеклянном стакане на полу. Выход! Так, исследуя для вида и лаская исхудавшее тело, вьющееся в руках, Фрэнк вынимает нож. И с видным отвращением вводит рукоять в уже пульсирующее отверстие. Неглубоко, но Джерард сладострастно всхлипывает: всё, что делает Фрэнк, для него - хорошо и желанно. За удовлетворением друга Айеро не замечает, как это удовлетворение прибрело другой характер: теперь одна рука страстно впивается в волосы Уэя, придавливая того виском к стене, вторая не менее страстно вколачивает между ягодиц рукоять ножа, забыв об осторожности и страхе глубины. Джерард выкрикивает и вскрикивает – признания в любви и признание боли. Даже с затуманенным сознанием он чувствует, что на кольце нежных мышц собралась первая кровь, но думает, что это нормально. А мозг Айеро опутывает бессилие, позволяя ему перевернуть нож обратной стороной. Фрэнк впускает внутрь не пластмассу, а настоящее лезвие. У Джерарда желание по-прежнему одно: насадиться на Фрэнка полностью, пусть он и режет как нож. Вниз по ногам Уэя уже тянутся широкие струйки крови. Однако в счастье, замешанном на любви и приближающемся оргазме, Уэй становится нечувствительным. Он делает тяжёлые, замедляющиеся толчки, и Фрэнк узнаёт в них конец. Конец всего. Как узнает и следы крови на своих брюках, а более того - её потоки по ногах и на истерзанном заде друга. Блаженный стон ударяется о стену вместе с плотной струёй спермы; Фрэнк отскакивает назад, а Джерард, склонив голову, теряет опору и оседает на пол. От накатившего смятения чувств Айеро забывает вытащить из друга нож, а в его мыслях мечется одно: нужно поскорее уйти отсюда. Он хватает с подоконника шарф и пулей устремляется на выход, робко бросив в знак прощания: - Пожалуй, нужно уйти. Прости меня.
Край шарфа в последний раз проносится по воздуху квартиры. Джерард всё сидит на полу, невидящим взглядом упёршись куда-то вниз, под самые корни земли. Сдавленно сопит как спящий. А потом и вправду укладывается на пол, накрыв тело рубашкой и подтянув колени к груди…
*** Уэй щурится от ослепляющего света – он ударяется о стену напротив. Развалины встречают Джерарда как родного, поэтому ему ничего не стоит сделать ещё один шаг через порог. Под обваленным потолком летают уханье и прочие нечленораздельные возгласы единственного обитателя этого дома. И он вовсе не встревожен, просто… - Фрэнк приезжал вчера, - говоря, Уэй лукаво обнажает зубы и выставляет подбородок. От потолка и лестницы долго сыпется возмущённый гул. - Не веришь? Гул становится булькающе-согласным. - Не веришь, - Джерард закусывает губу с задумчивостью, а потом решительно произносит. - А он изнасиловал меня. Могу доказать.
Джерард поворачивается лицом к двери: его штаны сзади вымазаны в крови от ягодиц до коленных впадин. Но кровь эта успела быстро засохнуть.
Существо, облокотив стухшие, перевязанные руки о перила одного из этажей, лишь испускает ужасающий высокий хохот, в котором Джерард может прочесть: «Ха-ха! Не ври, ты сам это сделал себе кухонным ножом! Не верю». Хохот отдаёт вибрацией по стенам здания, отчего на пол в некоторых местах приземляются обломки штукатурки. - Вот зачем ты так? Почему ты такой жестокий, Майки? – сокрушённо вопрошает Джерард, наблюдая, как на кончик носа ложится бледная пыль. - Ты же знаешь, что мне непросто. Ответом служит другой гул: кружащийся, вращающийся в пространстве смерчем. Его колючие вихри без остановки повторяют: «Фрэнк не приедет, Фрэнк не приедет, Фрэнк не приедет, смирись с этим…». - Эх, я так и знал, что другого, братишка, ты никогда не скажешь. Пошёл я.
Джерард махает рукой по направлению к лестнице и выныривает из развалин наружу, в море зарождающегося света. Пройдя по тропинке немалое расстояние от того дома, он останавливается. Словно в первый раз окидывает взглядом дышащую влагой мостовую, даль неба в робком свете утреннего солнца, людей, так же робко шагающих по улице. Это называется весной, и она будет всегда. Что бы ни говорил Майки, Джерард всегда будет выглядывать через окно в сад, уже не стыдясь того, что он ждёт. Просто ждёт. Когда-нибудь он сам превратится в ожидание, тогда, когда уже наверняка ничего не будет, никаких форм жизни. Уэй вспоминает, что придумал для себя однажды: если его тело опадёт, а глаза закроются, он поспешит вернуться за заслонку своего окна, - мысль быстра, - и оттуда его уже…Никто… Ничто…. А ещё он вспоминает, что сегодня нужно пораньше зайти в мастерскую за краской. Обещали свежие поступления. И было бы неплохо – в аптеку, за стрептоцидом для Зелёного.
Джерард улыбается новой мысли и ступает на лоснящийся асфальт. К его ногам тут же подползают ручейки талого снега, и их прохлада кажется очищающей, даже…тёплой?
*** Они провели Джерарда вплоть до мастерской, перед порогом которой разлилась уже приличная мутная лужа.
это пиздец [2] и это шикарно, чувак. у меня наверно раз пять все поднялось и опустилось внутри, пока читала.. ладно рукоятка, но бляя, когда он лезвием, ебать, ну это же, аааа. это! это ужасно, это противно, но..i like it, seriously. ха, вряд ли когда-нибудь я смогу нормально комментировать в таких маштабах, как ты, прости мудака :( эта работа теперь моя любимая из твоих, да)
БЛЯ! Ну у меня слов нет,чо Как можно описать мои ощущчения?Это...пиздец,да)А когда он его лезвием...ну как так можно?Жестко конечно)Вообщем считайте мою бессвязную речь и то,что я не могу слов подобрать,за похвалу))Я просто пока в себя не пришла
Первая пятерочка к этому фику была моей. *гордость*. Но вчера, сразу после прочтения, я не смогла что-либо написать, слишком свежи и ярки были мои впечатления. Но сейчас они улеглись, и я могу Вас, Автор, как следует похвалить. Читала на одном дыхании. На примере себя могу сказать - Вам удалось достигнуть того, чтобы читатель был погружен в атмосферу. Помню, я так торопилась дочитать, как обычно, просто скользя глазами между строчек, но вот с этим произведением так не получилось. Пришлось читать каждую строку, порою и по несколько раз. Этот фик... он разрушающ. Я записалась в фанаты и поклонники. Хотя... это надо было делать раньше, у Вас много вкусного уже написано. Спасибо.
поедание бабочек из фрэнкова живота - это сильно такая хрупко-пряная атмосфера ночного кошмара буйного сумасшедшего у меня уже есть фик, на котором бы я женилась, ваше творение я, пожалуй, заведу, как любовницу спасибо за острые ощущения
Давненько я не читала такого психодела, однако. Фик очень запоминающийся. Думаю, буду его перечитывать. Бабочки, нож.. Всё это однозначно впечатляет. От начала до конца. Я не единственная, как видно, записалась в поклонники вашего произведения.) ieroween , удивили, порадовали хорошей работой. Пять.
а я еще хотела спросить, как у тебя дела :D Зелёный, волк с отрезанными ушами, бабочки, радио, краска, нож(!): это все поселится у меня в голове очень надолго. Здесь нужна, просто необходима экранизация, да только этот фанф уже в каком-то смысле экранизиован, слишком ясно все видно. Bсе закручивается вокруг читателя какими-то мутными, грязными, "протухшими", я бы сказала, оттенками. Выудить из кучи метафор "бабочек в животе" и воплотить их в такую психоделику - это выше моего словарного запаса. Это жутко, это даже кое-где отталкивающе, но это охренительно. Читая, уже не понимаешь, кто сошел с ума, кто мертв, а кто жив: Джерард, Фрэнк, ты сам или вообще весь мир. Весь фанф раскачивается на той самой грани, которую вообще нереально сложно описать словами, грань, на которой ты понимаешь, кто ты и где, но уже начинаешь отключаться, жить в этом угасающем мире, принимать его за истину, что ли, или просто осознавать, что это такое, я серьезно не могу объяснить. Майки, как раз, уже переваливается за эту грань понимания, он - совершенно иное, чужеродное для мышления обычного человека. И еще сам факт осознания того, что Джер так спокойно относится к такому ВСЕМУ, что для него это чуть ли не обыденность, что это нормально. Ну кровь стынет. Мне всегда нравилась способность людей писать рассказы, практически ни на что не опираясь: здесь нет стандартного фундамента мкрфанфикшена, никаких установок, все развивается за счет своей собственной индивидуальности, само из себя, то есть из ниоткуда. Что-то вроде змеи, глотающей собственный хвост, только наоборот. И я не знаю, имеет ли смысл все вещи, которые я тут написала, это все, что родилось в голове после твоей работы (образец психоделичного жанра, однако). Кажется, мне нужна перезагрузка. И поторюсь, ЭТО ОХРЕНИТЕЛЬНО. За отличные фанфики всегда хочется благодарить. Я благодарю, вот.
Это охуенно! Аж в голове все перемешалось! При прочтении полностью погрузилась в атмосферу фикатеперь уже до конца дня Эта жестококость и безумство сводят с ума. Автор, СПАСИБО
У меня вот до сих пор в глазах поедающий бабочек Джерард. Черт, ничего подобного раньше не читала, такой психодел, но нереально крутой. Очень здорово все описано, я так легко погрузилась в эту атмосферу, как будто побывала в параллельной вселенной. И наверняка еще долго буду думать об этом фике. Браво, автор.
St. Anger , ну, да, я понимаю: чем больше трэша, тем интереснее читать с: А если серьёзно, если бы не твои восторженные вопли позавчера, я проходил бы в тупой депрессивной болячке (могу нахвататься, знаешь) до сегодняшнего дня точно. При том, твоя реакция для меня, как индикатор, следовательно, дааа...я был счастлив тогда, я был счастлив вчера, я есть счастлив теперь! И СПАСИБО ЗА ОПЕРАТИВНОСТЬ! Воплощения нетерпеливости во мне удовлетворено. И мне было очешуеть, как интересно, что именно такого ты думаешь по поводу "Рыбки" И не надо стремиться писать комменты в километр - краткость, ведь она -...ну все знают)) А ещё я скромный. Мне двух строчек хватит, чтобы уписаться в штаны. А от тебя я всегда писаю в штаны, ты же мой сэндмен (да, такая вот своеобразная похвала), от всего, что ты мне говоришь.
Party Ghoul , ох, спасибо Вам! Надеюсь, сон был нормальным после всего?;)
Cherry , ещё один первый, привет! Вот мы и познакомились сейчас. если, вы говорите, этого не произошло раньше. Разрушающий - да, согласна с этим определением. Я сама так думаю.
LittleDeadBrain , вау, фик будут любить физически)) Спасибо Вам за любовь и слова
Chemical_Nosebleed , как же приятно-то такое слышать! Спасибо))
somebodytolove , ааа, твой комментарий - сам, как произведение импрессионизма. Мне очень нравится, что у каждого читателя есть своё собственное виденье картины, которая вот тут перед ним развёртывалась. Я хотела создать фик обтекаемым, чтобы каждый мог индивидуально что-то вынести из него для себя, что-то увидеть. К счастью, я вижу, что это удалось; взять хотя бы твой охренительный отзыв (ну как всегда же С:), в котором...лучший вид критики, наверное. Той, которая не опирается на термины и сухие понятия, но в которой много внутреннего. Меня поражает это раз за разом, поэтому мне всегда интересно, каким будет твоё впечатление от очередного фика и как ты изложишь его. И спасибо за то, что ты пишешь для меня. Я перечитываю иногда эти слова, когда бывает тяжело в "орудовании пером". И, да, мы обязательно поговорим
darkdeath , я рада, честно, раз всё так. Спасибо Вам)))
Прочитала, офигела, можно выдохнуть. Коротко, я тебе уже сказала, что в восторге)) Я ещё долго буду отходить от впечатлений. Живот и бабочки меня ввели в лёгкий шок, но когда на сцену вышел Фрэнк, с ножом ( о.о ) Но, чёрт, это всё равно прекрасно. Первый раз читаю психодел, а уже хочется прочитать ещё и ещё. Но, лучше бы, твои работы :з У меня просто нет слов, у меня просто нет воздуха. Я просто буду мысленно восхищаться (надеюсь, ты не против )
ВАУУ, обажаю психодел и все прочее* Прекрасный фик, очень здорово написано) Столько чувств, эмоций, душевной боли.................................. ieroween я тобой восхищаюсь))
О автор, это восхитительно! Перечитала несколько раз с намерением написать что-нибудь вразумительное, но всё равно сказать ничего адекватного не получается, кроме того, что эта работа великолепна! Это настолько необычно, местами шокирующе, даже отталкивающе, но всё равно потрясающе! Это произведение можно было бы разбирать долго и тщательно, чего стоят одни только бабочки в животе! А сцена с ножом! А Майки! Просто не хватает слов, чтобы выразить все эмоции, посещающие во время прочтения. Эти описания выходят за грань моего разума, заставляя перечитывать снова и снова. Так талантливо описывать психоделику, это определённо достойно восхищения! ieroween, бесконечная Вам похвала и мой безграничный восторг! Огромное спасибо за этот потрясающий фик!
у меня вот такой вопрос нескромный назрел - у вас литературное образование? или я не знаю я прочитал только ваших два рассказа (этот второй), и, знаете, вы меня поразили) по фанфу...ну что, это было интересно) и красиво. мне это даже напомнило картины Дали. ну правда же, такой простор для воображения! я не очень понимаю психоделику, я начинаю в ней разбираться (к примеру, я думал, правда ли Фрэнк приехал, или же это воображение Джи?), но вот именно после вашего рассказа, чуть подумав, я понял, что разбираться не надо. все так, как есть) если честно, трудно подобрать слова, чтобы описать все впечатление от фанфа, потому что оно очень...психоделичное и я лучше скажу вам спасибо и ну понравилось очень)))
Mr_Inferiority, нет, на данном этапе своей жизни лит.образования я пока ещё не отхватила, но могу с сказать, что литература (в широком смысле этого слова)занимает в ней не последнее место. Я отношусь к литературе серьёзно, и серьёзные требования у меня как и к "чтиву" авторов, так и к собственному.
Да, повторюсь, я уже заметила, что у читателей вообще разное виденье фика. Кто-то видит одно, кто-то - второе, третье...Допустим, я могу сейчас раскрыть собственную авторскую задумку, виденье, но не сделаю этого хотя бы потому, чтобы не сбивать впечатление последующих (или даже нынешних) читателей. Не хочется, чтоб кто-то думал: "воот, я баран, я подумал не так, а автор другое имел ввиду". Эта вещь - для индивидуального размышления, и автор тут, в общем-то, не при чём, к личному впечатлению читателя. Это так, я попыталась ответить на Вашу фразу насчёт "разбирания в психоделике" Её парадокс просто в том, что и нужно разбираться самому (иначе ничего так наглядно не поймёшь), и не нужно этого делать (сам для себя посчитаешь это абсурдом и бросишь). Спасибо за Дали, он - великий художник.
Да что, там, за такие слова от Вас, одного из любимейших авторов
Блин,ну вот.Теперь я буду думать,что ничтожество) Вот хочется тоже что-то типа психодела замутить... Автор,вы теперь мой любимейший!Я люблю писходел в любом его проявлении...Это так всё чётко прояснилось в моей слешерной фантазии,что просто аааахх... И бета была права)
jane_toro , оох, даже не знаю, как реагировать) Чтобы кто-то из-за тебя чувствовал себя ничтожеством...хмм...У Вас много амбиций. Я тут, конечно, не при чём, но сейчас отчаянно хочу пожелать написать Вам самый-самый крутой фанфик, чтобы он нравился Вам в первую очередь и Вы никогда больше не называли себя ничтожеством. Психодел тот же! Обещаю прочесть - ведь это же любименький психодел Окда?
Ох уж это виденье фика - мой мозг сделал тройное сальто, в попытке разгадать мои так называемые выводы. мне кажется, я мало что поняла правильно, но спишем это на то, что каждый видит его по-разному. но Майки - про это столько вариантов, и каждый раз кажется чем-то иным, думаю, никогда не разберусь, олицетворением чего он всё-таки является. психодел, я знаю, что ты не раскажешь. дальше я пойду по пунктикам, чтобы ничего не упустить: для начала - описания. погода! ненавижу типичность, когда все фики, как один - читаешь и не понимаешь; этот очередной или уже был? (именно про описания). так вот, на мой взгляд у тебя тут получилась самая лучшая и неповторимая весна. теперь ещё больше люблю это время года с: Зелёный. вот итак Джерард был одинокий, но Джерард, говорящий с пожелтелым кактусом, которого пытался вылечить... это в какой безысходности надо быть, чтоб так душевно общаться с растением?! как же хотелось ему посочувствовать... эх ну, бабочки, да - это всегда красиво. а если представить, как Джи раздирает их своими зубками... вот, милости то. странно, но очень прекрасно. а дальше момент, который меня так сильно пошатнул. не понимаю, почему про него никто не написал. личинки. меня скрутило нахрен. там где-то в животе, что-то поднялось и до сих пор не опустилось, навсегда запомню жёлтых тварей с чёрными головками! они под кусочком кожи копошатся прямо в мясе, ещё перемазанные в крови!.. такое, пожалуй, не приснилось бы даже в страшом сне, по крайней мере, до прочтения точно. это было ужасно и афигенно. такое чувство омерзения и восхищения. мазохист, да... (короче, это мой самый яркий и любимый момент) нож. после личинок поразило уже не так, но, всё же, должное впечатление произвело. не знаю, что сказать, бедный Джи и его... тут я не нашла слов. я не поняла, был ли Фрэнк, который сделал это с Джи, или это Джи сошёл с ума и сам себя... но Джерард был так рад тому, что его изнасиловали - он такой чокнутый и несчастный - это, наверное, был самый лирический момент для меня. и я уже говорила, что меня ещё ни что так не поражало, но перечитав, думаю - он стал моим любимым фиком. я попыталась собраться на развёрнутый отзыв, надеюсь, он нрмальный.
хэй, признаюсь, люблю тебя
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
пять однозначно) 
это ужасно, это противно, но..i like it, seriously. 
и я лучше скажу вам спасибо и ну понравилось очень)))