Порой люди произносят слова, которые навсегда западают в твою память. Например, когда мне было семь, я слонялся по дому, ища способ выплеснуть накопившуюся после школы энергию, и перед моим взором предстал огромный семейный рояль, стоявший у нас в гостиной. Совокупность громких звуков от удара по клавишам, донесшихся до ушей моей матери, заставила ее тут же высунуться из кухни.
- Знаешь, - цокнув языком, начала она, - Пианино - это не твое.
После этих слов мои маленькие худенькие пальчики замерли. Как бы нелепо это не звучало, но мне показалось, что сыгранный мною ряд низких нот отлично сочетался с мыслями, зародившимися тогда в моей голове.
- Но у тебя есть чувство ритма, - закончила она и вернулась на кухню.
От этих слов мне должно было полегчать, и я думаю, позже так и случилось. Я не мог играть на этом чертовом инструменте, но эй, у меня было чувство ритма. Так что если бы после школы меня стали преследовать хулиганы, вместо того, чтобы удивлять их своим мастерством игры на фортепиано, я бы начал бежать и извиваться, как сумасшедший. «Сумасшедший с чувством ритма», - всегда исправлял я себя. У меня было чувство ритма, а пианино осталось позади.
Позже я перешел на бас и понял, что у меня довольно неплохо получается. Хотя я никогда не допускал, чтобы моя мать услышала, как я играю. На нем были всего на всего четыре струны, на которых я мог облажаться, в отличие от бесконечного количества черных и белых клавиш, вызывающих страх, стоило мне только на них взглянуть. В прошлом году родители избавились от этого огромного монстра. Этот рояль прошел не одно поколение и был семейной реликвией, но когда он наконец-таки рухнул под тяжестью собственного веса, они поняли, что пришло время от него избавиться.
Последующие несколько недель мама находилась в опустошенном состоянии. Она сидела за столом и смотрела в одну точку, будто у нее был синдром кататония. Я понятия не имел, почему она так тяжело переживала сию утрату. Когда роялю пришел конец, на его клавишах был гигантский слой пыли, поскольку тот находился нетронутым в течение многих лет. Смысл убиваться за вещью, которая, по сути дела, давным-давно умерла? Я же, услышав эту новость, едва не запрыгал от радости. Ублюдка больше не было. Лично для меня этот рояль умер на следующий день после маминых слов о том, что я не умею играть. С этого момента я перестал на него смотреть, прикасаться к нему, для меня он перестал существовать. Я больше никогда в жизни не прикасался к любым другим пианино, хотя прожил еще сравнительно недолго. Во мне зародилась ненависть к ним. К этому адскому музыкальному инструменту, на котором я никогда не смогу играть. Но у меня было чувство ритма.
Как я уже говорил, есть слова, которые навсегда западают в память. К несчастью, у меня эти слова всегда оказывались негативными. Моя мать сказала, что у меня есть чувство ритма, но что в этом хорошего? Зачем оно вообще взрослому парню? Чтобы танцевать и делать пируэты? Чертовски глупо, как по мне. Готов поклясться, этот ее комментарий превратил меня в гея. Или, быть может, она уже тогда сумела рассмотреть во мне задатки гомосексуализма и решила наставить меня на путь истинный. Только у геев есть чувство ритма. Ведь натуралам оно незачем. Таким образом, моя мать видимо решила убедиться, что я в курсе, к чему у меня потенциал, и чтобы я не старался быть натуралом, так же, как и не пытался играть на рояле. Я облажался дважды. А она дважды оказалась права.
На данный момент мне двадцать пять лет, а я до сих пор помню тот день, те слова, тон ее голоса, абсолютно все. Так, будто это вчера случилось, даже несмотря на то, что за все это время моя голова успела заполниться свежими высказываниями. Я по природе своей тихий, говорю мало и ненавижу находиться в кругу людей. Это заставляет меня, как губка, впитывать в себя то, что говорят другие, поскольку у самого рот не открывается. И к настоящему моменту я накопил достаточно знаний. Все, что они говорили, не было приятным, зато, как я теперь знаю, было правдой.
Помню свой первый день в шкуре старшеклассника, когда, переступив порог школы, меня спросили, не являюсь ли я родственником Джерарда.
- Да, - ответил я, трясясь от того, что со мной на самом деле кто-то заговорил, - Он мой брат.
- Оу, - они стали воротить носами, - Вы совсем не похожи.
И затем я направился вперед по коридору, не сказав ни слова. Понятия не имею, почему эти слова въелись мне в голову. Вероятно по причине того, что Джерард был моим единственным утешением в детстве. Моим единственный другом. Я уже говорил, что не являюсь социальным человеком. Я не люблю людей. Но мне нравится Джерард. Человек, который вытаскивал меня из моей комнаты, спасал от хулиганов и, независимо от того таким бы затворником я не становился, всегда следил за тем, чтобы летом моя кожа получала хоть немного солнечного света. Полагаю, слова о том, что мы не похожи друг на друга, отдалили меня от него, но я все еще не уверен до конца. Единственное, что я знаю точно, это то, что в старшей школе я ни с кем не разговаривал, включая Джерарда.
Если бы не он, в моей жизни не было бы многого из того, что у меня есть сейчас, включая и моего парня. Ведь именно Джерард вытащил меня в свой день рождения в ресторан. Фрэнк был официантом. Для своего возраста он был невелик ростом, но ему все же удалось возвыситься надо мной, когда я сидел, забившись в угол.
- Принести что-нибудь выпить? – спросил он, постукивая ручкой по своему блокноту.
Я ничего не ответил, просто наблюдал за движением его ручки. Не назвал бы этот жест раздражительным. С улыбкой на лице парень просто настукивал мелодию песни, въевшейся ему в голову.
Ритм.
Увидев его, я пребывал в некотором восторге, если честно. Но это не означало, что я собирался что-то делать.
- Принести что-нибудь выпить? – вновь спросил Фрэнк, на сей раз немного громче, но в его голосе не было и намека на раздражение.
- О, - заикаясь, произнес я и потупил глаза в стол. – Я, ну… я не знаю. Простите.
Уверен, мое лицо к этому моменту приобрело до жути красный оттенок. Джерард сидел, вскинув брови, не понимая до конца, что происходило. Для него не было секретом, то я – гей, но порой он бывает таким наивным, что не замечает очевидных вещей. И все равно я его люблю.
- Не волнуйся, милый, - ответил Фрэнк, засунув ручку себе за ухо, - Я принесу тебе воды.
Когда он вернулся с водой, я набрался смелости и попросил колы. Он лишь улыбнулся и, ответив “Хорошо, милый”, вновь исчез. Позже Фрэнк принес колу, а заодно и салфетку, на которой не самым аккуратным почерком было что-то написано. Он постоянно называл меня “милый” и оглядывал с ног до головы, исходя из всего этого, было не трудно догадаться, что он – гей. Увидев на салфетке небрежно выцарапанные черные циферки, костяшки моих пальцев тут же сжали ее и запихнули в карман джинсов. Подобное со мной случилось впервые.
Это, должно быть, была шутка.
Среди прочего, я хорошо помню нелестные отзывы о своей внешности. У меня всегда были проблемы с недовесом. Да, возможно был короткий период в детстве, когда ситуация складывалась иным образом, но от тех времен не осталось и следа, следовательно, это не считается. Мне известно, что я смертельно худой, что у меня торчат ребра, и что когда-нибудь меня сдует ветром. Я все это прекрасно знаю, но всегда находится кто-то, кому не терпится напомнить о моих недостатках.
В десятом классе, когда я еще думал, что меня интересуют девчонки, встречался я с одной около месяца. Как-то раз, когда мы с ней обнимались, она сказала, что я “настолько худой, что она может об меня пораниться”. Придя домой, я съел две пиццы, но это не помогло. Тогда я решил, что проще будет порвать с ней. Так я и просидел в своей комнате до окончания старшей школы. Я не хотел никого “поранить”, включая себя, слушая, что говорят обо мне люди.
С тех пор я встречался с другими людьми, все из них живы, здоровы. Но даже сегодня, стоя перед зеркалом, ее слова снова и снова звучат в моей голове. Я постоянно слышу в свою сторону комментарии насчет моих очков с толстыми стеклами, моего странного носа или волос мышиного цвета. Привлекательным меня назвать трудно. Даже не знаю, что Фрэнк во мне увидел. Я покинул ресторан, так ни разу ему и не позвонив.
Он позвонил мне.
Не знаю, где он достал мой номер, Фрэнк и по сей день отказывается мне говорить. Сдается мне, у них с Джерардом есть какой-то секретный план. Мой брат просто-напросто платит ему, чтобы тот ходил со мной на свидания до тех пор, пока я не стану более уверенным в себе и не научусь вести себя в подобных ситуациях. И они неплохо сработались, это единственное правдоподобное объяснение. Ведь Фрэнк официант, ему просто необходим дополнительный заработок для поддержания своего образа жизни. Мы вместе уже около четырех месяцев, и мне интересно, насколько сильно Джерард погряз из-за меня в долгах. И стоит ли это того. Похоже, я так ничему и не научился, лишь усовершенствовал свой талант ставить себя в неловкие ситуации.
На нашем первом с Фрэнком свидании я пролил воду ему на штаны. Я даже не уверен, можно ли вообще назвать это свиданием. Джерард потащил меня в ресторан, где работал Фрэнк, у которого именно в этот момент закончилась смена. Он принес мне воды, так как я в очередной раз не смог определиться с выбором, а затем начал говорить. И если уж Фрэнк начинает разговор, то говорит конкретно с человеком, устанавливая с ним зрительный контакт. Я же говорю со столом, с полом, с чем угодно, только не с ним. Я не выдерживал его интенсивного взгляда и быстро отодвигался, стоило ему прикоснуться к моей ноге. А затем произошел случай с водой. Я почувствовал себя еще большим идиотом. Теперь у меня даже чувства ритма не было.
Я убежал в уборную, чтобы скрыть свой позор, и Фрэнк последовал за мной. Он настаивал на том, что не случилось ничего страшного, затем пригвоздил меня к стенке, я ни на секунду не прекращал извиняться, и тут он меня поцеловал. Поцелуй продлился недолго, он был нежным, но главной его задачей было, чтобы я заткнулся. И все же это был поцелуй. Первый за долгое время.
Думаю, после этого мы действительно стали встречаться.
Бывают ночи, проведенные с Фрэнком, когда я чувствую себя так, будто вновь проливаю на него воду. Мне неизвестна причина, по которой он все еще со мной, кроме того, что Джерард ему платит. Мне нечего ему дать. Со мной скучно. Я почти не разговариваю, когда мы где-то гуляем, хотя признаться честно, пару раз нам все же удалось завести парочку бесед. Одной ночью мы сидели на крыше его машины, просто наблюдая за звездами. Было холодно, даже при учете, что на улице было лето, и я думаю, он воспользовался этим с целью придвинуться ко мне поближе. Не люблю, когда ко мне прикасаются, но в этом плане Фрэнк был особенным. Мне нравится ощущение его рук, находящихся вокруг меня. Хотя на это потребовалось время, и целоваться мы начали лишь тогда, когда наши отношения переступили рубеж одного месяца.
У нас еще не было секса, и я не вижу его в ближайшем будущем. Мне не хочется, чтобы он видел меня голым. Я вижу себя обнаженным по разу в день, и для меня это слишком. Но мне приходится мириться с собственным телом. А вот ему, не думаю. Поэтому в нашем будущем секс не прописан. Уверен, настанет момент, когда ему надоест это все, и он уйдет. После поцелуя той ночью я ясно дал ему понять, что не намерен заниматься с ним сексом.
- Мне даже не хочется сейчас заниматься сексом, - сообщил он мне с озорной улыбкой на своем лице.
- Мне вообще не хочется им заниматься, - кинул я в ответ, уставившись на свои руки, покоившиеся на коленях. Я ненавидел даже произносить вслух это слово.
- Я не против, - настаивал он. По тону его голоса я был уверен в том, что он мне не поверил.
- Сейчас я хочу просто полюбоваться звездами, - сказал он, и с тех пор наблюдения за звездным небом вошли у нас в привычку.
Он обнял меня, и мы уставились в ночное небо. Я пытался ответить ему взаимностью, но это всегда выходило неуклюже, по крайней мере, для меня. Ничего не срабатывало, и я прекратил свои попытки. Вместо того чтобы взбеситься Фрэнк спросил, кто я по знаку зодиака, и стал искать мое созвездие. Как жаль, что я Дева, а на дворе был июль, и он не смог меня найти. Той ночью мы много разговаривали о звездах, мечтах и желаниях, о всяких банальностях, сбыться которым было не суждено. Но я все же не терял надежды.
Бывают ночи, проведенные в полном молчании. И все по моей вине. Каждый раз, когда он подбирает меня и увозит куда-то, я тут же превращаюсь в кирпичную стену. Я все отрицаю, и сам не в силах сказать что-нибудь путное. Я забываю то, о чем хотел рассказать ему в течение всего дня, либо же у меня просто не получается выдавить из себя ни слова. Все это заставляет меня ужасно себя чувствовать, ведь мне нравится Фрэнк. Очень сильно нравится. Я целыми днями не могу выкинуть его из своей головы, отсчитываю часы до момента, когда он вновь заедет за мной на своей машине. Но после этого… что-то случается. Я больше никогда не сяду за пианино, но черт, по крайней мере, у меня есть чувство ритма.
И я знаю, что Фрэнку оно совершенно не нужно. Не понимаю, почему он все еще со мной.
- Мне не обязательно постоянно разговаривать, - сказал он в одну из таких ночей. – Иногда приятно просто помолчать. И мне нравится, что даже в тишине мне по-прежнему с тобой уютно.
Как жаль, что он единственный, кому уютно. Иногда у меня возникает ощущение, будто я и на себя проливаю воду.
Сейчас один из таких случаев.
У нас годовщина, мы вместе уже четыре месяца. Как по мне ничего особенного, но Фрэнк настоял на своем. Треть года, заявил он мне. Мы встречаемся уже треть года.
А мне кажется, будто треть моей жизни, настолько медленно тянется время. И все же это не повод идти в ресторан, лишний раз напоминая о своих чувствах ко мне. Я ненавижу, когда он так поступает. Это еще больше заставляет меня чувствовать, что я его не достоин.
Забавно то, что Фрэнк один из тех людей, чьи слова никогда значительным образом на меня не влияли. Быть может, это из-за того, что он говорит лишь позитивные вещи и комплименты. Они влетают в одно ухо, из другого вылетают. Ничто так не гложет меня, как замечания о весе, который я пытался набрать в последние годы. И все же, не думаю, что он говорил всерьез.
Ресторан, в котором мы находимся, слишком модный. Укрытые скатертями столы – первый знак того, что это место кардинальным образом отличается от тех, где мы часто бываем. Когда мы сели, Фрэнк заказал вино и забрал у меня меню, чтобы я не увидел цены. Он сделал заказ вместо меня, выбрав то, что мне нравится больше всего. Но я знаю, что здесь это будет стоить раз в десять дороже, чем обычно. Я попросил его остановиться, сказал, что оплачу половину, на что он лишь замотал головой.
- Майки, успокойся ты хоть на этот раз, - настоял он, поглаживая мою ледяную руку, я от него отстранился. Это уже слишком.
Фрэнк стреляет глазками, на его губах забавная улыбка. Он по-прежнему пытается ко мне прикоснуться, как над столом, так и под ним, но я этого не хочу. Вокруг слишком много людей. Геем непросто быть в обычном обществе, что тогда говорить о первоклассном ресторане? Это равносильно тому, что сосаться с кем-нибудь в чертовой церкви. В уголке сидит пожилая парочка, хмуро на меня поглядывающая. Я перевел взгляд на белоснежную скатерть и огромное количество стоящей передо мной еды.
- Думаю, нам стоит съездить куда-нибудь на выходные, - заговорил Фрэнк.
Кусок пищи застрял у меня в горле. Дар речи пропал.
- Ну знаешь, остановиться в какой-нибудь небольшой гостинице. Поехать за город или что-то вроде этого, - улыбаясь, продолжил он, вновь пытаясь ко мне притронуться. – Было бы весело, правда?
- Не знаю… - медленно произнес я, чувствуя, как бьется сердце в моей груди. Я переводил взгляд с него на еду и обратно, затем тяжело сглотнув, добавил, - Мы уже готовы к этому?
Фрэнк вздохнул, но снова улыбнулся. – Я не пытаюсь затащить тебя в постель, Майки.
Меня передернуло. Ненавижу эту фразу. Я даже не думал об этом. Лишь задался вопросом, осознает ли он, на что подписывается, желая провести со мной целые выходные. Неужели за проведенные вместе со мной ночи он не понял, каким нервным ублюдком я на самом деле являюсь?
- Я просто хочу весело провести с тобой время, - опять начал он. Из-за царившего в ресторане шума и голосов в моей голове, я едва его слышу. – Я не хочу давить на тебя.
Я кивнул. Он уже тысячу раз говорил мне об этом. А я по-прежнему ему не верю.
- Я люблю ездить, ты любишь ездить. Мы бы могли кататься на протяжении целых выходных, останавливаясь на ночь в дешевых мотелях. Мы бы пытались угадать, кто жил до нас в этом номере, и кто окажется следующим, – на протяжении всей речи его глаза не переставали гореть. Он всегда был мечтателем и всегда был одержим историями других людей. Может, причина была в том, что я не позволял Фрэнку написать собственную историю, и все, что ему оставалось, это мечтать.
Я тянул его назад за собой.
- А когда закончим, просто ляжем спать. Клянусь, нам не обязательно заниматься сексом.
Последнее слово он произнес слишком громко, и у пожилой парочки в углу перехватило дыхание. Дама стали прожигать меня своим взглядом, и я вновь тяжело сглотнул. Я стал задыхаться. Мне необходимо выйти, но мои ноги меня не слушаются.
- Ты что-то сказал? – спросил Фрэнк, пытаясь играться под столом со мной своей ногой. Я вновь стал чувствовать себя не на своем месте. Пробормотав слова извинения, я ушел в уборную, в надежде спрятаться от пялящихся на меня людей.
Ненавижу это. Ненавижу то, что Фрэнк со мной делает, да пошел он к черту. Не хочу я никуда ехать в эти выходные. У меня уже есть важные планы, я собираюсь хандрить и убиваться из-за того, как мне плохо. Как бы сильно мне не нравился Фрэнк, я не хочу, чтобы у него были ко мне чувства. Он должен найти себе кого-то получше, а Джерарду пора бы уже перестать тратить в пустую свои деньги. Интересно, сколько он уже на меня их выкинул?
Вернувшись обратно, я узнал, что Фрэнк уже со всем расплатился. Он выглядел неловко, теребя руки и шаркая ногами. Для Фрэнка, который всегда был уверенным в себе, это было чем-то новеньким.
- Так что скажешь, Майки? – торопливо спросил он, как только я сел.
- Я скажу, что тебе не стоило оплачивать счет одному, - ответил я, уставившись на смятую салфетку, лежащую передо мной.
Фрэнк вздохнул. – Черт, Майки, забей ты уже на этот ужин. Что насчет выходных? Поедем, повеселимся?
Я осторожно перевел свой взгляд с таблички и посмотрел на Фрэнка. Я еще никогда не видел его в более отчаянном состоянии, чем сейчас. Это все из-за меня? Нет, это бессмысленно. Даже неправильно.
- Нет, - говорю я.
- Следующие выходные? – затаив дыхание, произнес он.
- Нет. Никаких выходных, Фрэнк, – я оказался сильнее, чем предполагал. И подумать не мог, что в таких ситуациях у человека может появиться столько власти. – Я не хочу. Ничего. Совсем. Больше…
- Постой. Что ты имеешь в виду? Никаких выходных больше? Или… - он не закончил. Ему и не требовалось. Я кивнул, и стал наблюдать за тем, какой вид приобретает его лицо.
Я отвратительно поступил, порвав с ним в день нашей годовщины, знаю. Я всегда был плохим человеком. Но лучше я разобью ему сердце сейчас, чем на выходных, когда он поймет, какой я идиот, и каким был он, когда связывался со мной. Лучше я разобью ему сердце, чем позволю сделать это ему.
И у меня здорово получилось.
- Черт, Майки, - тяжело выдохнул он, после чего встал и выбежал из ресторана. Я ничего не предпринял, чтобы его остановить, пусть даже он уедет, моя поездка окончена. Мне стоит пройтись пешком. Большего я не заслужил. Пожилая парочка улыбалась, радуясь, что отношениям двух парней пришел конец. Их больше не существовало.
Мне показалось, в ресторане сразу стало заметно спокойней, и я продолжил сидеть. Мне необходимо, чтобы Фрэнк ушел как можно дальше, прежде чем покинуть это заведение.
Я поднялся раньше, чем предполагалось, по-прежнему чувствуя на себе суровые взгляды. Действовать быстро мне не под силу, я, подобно новорожденному птенцу, не уверен в каждом своем шаге. Надевая куртку, я почувствовал чью-то руку на своем плече. Слегка подпрыгнув, я увидел, что это была официантка.
- Эй, - поприветствовала она меня, ее губы растянулись в небольшой улыбке. – Твой друг оставил вот это.
Она протянула мне кусочек бумаги. Бордовую салфетку, как те, из ресторана, где работает Фрэнк. Я взял ее, и меня посетило ощущение дежавю, когда я увидел нацарапанные на ней буквы. Я не торопился открывать.
- Что это? – спросил я.
- Понятия не имею. Похоже на стих. Он случайно передал мне это вместе с деньгами, когда оплачивал счет. Я подумала, что стоит отдать это кому-нибудь из вас.
Стих? Не может быть. Я тут же поспешил развернуть салфетку, не заботясь о том, что официантка продолжала за мной наблюдать. Черт, конечно же, это стих. Он довольно простенький, но, Бог мой, это же стих. И написан он для меня.
Я хочу поехать с тобой в дорожное путешествие Чтобы у нас появилась возможность с другой стороны взглянуть на звезды Я хочу проехаться с тобой по бесконечным загородным дорогам Потому что города порой становятся слишком скучными Я хочу побыть с тобой наедине Потому что прежде нам всегда что-то мешало Я хочу провести с тобой всю ночь Беседуя или просто слушая пение сверчков Я хочу узнать тебя получше Потому что ты намного интереснее, чем думаешь Я хочу тебя увидеть Потому что ты прекраснее, чем тебе кажется И больше всего Я хочу, чтобы тебе было хорошо Я никогда не хотел причинить тебе боль, или напугать Я просто ищу способы полюбить тебя еще капельку сильнее.
- Знаешь, - заговорила официантка, перестав заглядывать мне через плечо, когда мы оба закончили читать. – Если бы мне кто-нибудь написал такие строчки, я бы никогда не отпускала от себя этого человека. Редко встретишь людей, любящих вот так.
Она слабо улыбнулась и подмигнула мне, после чего молча принялась вытирать стол. Уйдя, она оставила меня в тишине, но ее слова вновь и вновь звучали в моей голове, как вдруг у меня начали дрожать руки.
Порой люди произносят слова, которые навсегда западают в твою память. Моя мать сказала, что я плохо играю на рояле, так что я начал его избегать. Но у меня есть чувство ритма. У меня есть кое-что. Или было… И в данный момент ничего, кроме этого, не имело значения.
Я засунул стих в карман и выбежал из ресторана, чтобы разыскать Фрэнка. Он сидел в своей машине, закрыв лицо руками, совершенно не двигаясь. Я обнял его и не отпускал до тех пор, пока не удостоверился, что мой ритм вернулся ко мне обратно.
Вот этот фик - вееещь! милая и приятная вещь Закомплексованный Майки ну уж слишком закомплексованный, кое-где хотелось дать подзатыльник за мысли типа "я дерьмо и не достоин его", но Фрэнк дополняет его просто отлично. А еще дико хочется прочитать хоть немного больше написанного, настолько сахарный последний момент. Большое спасибо за перевод, это того стоило!