Глава 2
Глава 3.
Внешний вид Майки красноречиво говорил все, что он думал о своём спутнике. Мой брат хмурился и плотно сжимал губы. Постороннему наблюдателю могло бы показаться, что он просто задумался, но я не был посторонним наблюдателем и мог точно сказать, что он из последних сил сохраняет спокойный вид и вежливое поведение.
- Нет, Фрэнк, мы не займемся этим, потому что у нас нет нового тела.
- Но на прошлой неделе вы говорили то же са…
- И ещё не скоро начну говорить что-то другое. В конце-концов, я пока что не считаю, что ты набрался достаточно опыта.
Фрэнк открыл и закрыл рот, видимо, поняв, что тут надо промолчать, и с обиженным видом уселся на стул возле стола Боба, который, в свою очередь, снова ухмыльнулся и обратился ко мне.
- Джерард, это Фрэнк Айеро, наш временный сотрудник, - он обворожительно улыбнулся, как будто не называл Фрэнка только что «источником злости», - Фрэнк, это Джерард, брат Майки. Ты будешь часто его тут видеть. Он у нас любитель поглазеть на бездыханные тела, пока твой временный начальник их разделывает.
Боб тихо рассмеялся, довольный своей шуткой, и Фрэнк рассмеялся вместе с ним. Отметив его несколько странный, высокий тонкий смех, я позволил себе перевести на него взгляд и разглядеть более внимательно.
- Я ведь тебя видел! – слова вырвались из меня раньше, чем я смог обдумать хотя бы тон, каким их надо говорить. – Ну… - я немного сконфузился, заметив, как парень смерил меня изумленным взглядом, - в одном теле-шоу про животных.
Изумление на лице Фрэнка тут же сменилось широкой улыбкой, а Майки, севший за стол, почему-то сдавленно простонал. Боб хмыкнул.
- Ты видел моих собак?
Пожалуй, это единственная фраза, которую я понял из всего его монолога, который длился никак не менее двадцати минут. Он говорил о своих собаках с таким чувством, что захлёбывался словами и перескакивал с одного на другое. Давно я не видел, чтобы человек рассказывал о чем-то с такой страстью и любовью и, честно говоря, мне не очень это нравилось. То есть, с одной стороны, не могло не поразить то, как Фрэнк любил своих питомцев, но, с другой стороны, мне это было не очень интересно, так как я не большой поклонник животных. А парень, между тем, не замечал моего несколько скучающего вида и продолжал болтать.
Не зная, чем ещё себя занять, я сел на один из свободных стульев и начал разглядывать Фрэнка, не вникая в смысл его слов и думая вообще о другом.
Вот этот парень. Сколько ему? Двадцать или двадцать один. У него есть – не побоюсь этого слова – страсть. Ведь можно же такую любовь к собакам назвать страстью? Вполне. Итак, вот этот парень, души не чающий в своих животных. Нянчащийся с ними, как с маленькими детьми, дарящий им заботу и ласку. Посмотрите на него, и вам хватит одного взгляда, чтобы понять: Фрэнк очень добрый человек. И добрый совсем не так, как Боб, потому что у Боба, при чуть более внимательном рассмотрении, можно заметить несколько тараканов в голове. Он бывает молчаливым, да и вообще, он, по большей части, слишком спокойный. Нормальные люди не могут быть спокойными настолько сильно. Фрэнк не такой. Я наблюдаю за ним меньше получаса, а уже вижу, что он представляет из себя одну сплошную эмоцию. Причем эмоцию положительную.
Так почему же он сидит здесь? Что заставило этого доброго человека отправиться проходить практику в морге? Зачем сюда? Разве не лучше, не полезнее было бы находиться вверху и оказывать помощь живым людям? Скажете, у него могут быть те же мотивы для похода в морг, что и у меня? Простите, но его жизнерадостный вид очень явно это отрицает, как отрицает это и его заметная невооруженным глазом доброта. Из-за чего же все-таки он предпочел мертвых живым? Не было другого выбора? Не было желания возлагать на себя ответственность за живых? Неуверенность в себе?
Почему люди часто делают выбор, который противоречит их настоящим желаниям, их характеру или привычкам? Это всё общество, скажете вы, которое вешает ярлыки, ставит рамки, осуждает и отталкивает. Но ведь общество – это и есть люди, делающие выбор, отвечу я вам. Общество – дитя всего человечества в общем, родившееся уже несколько тысяч лет назад, но застрявшее в переходном возрасте, не определившееся в своих желаниях и целях, капризничающее и заставляющее людей предавать себя. Люди мешающие другим людям жить. Никто не виноват – виноваты все. И не только мы, живущие сейчас, но и те, кто был раньше. Если в будущем люди не опомнятся, то, боюсь, закончится все плачевно. Не знаю, как именно, но в конечно счете люди попросту убьют сами себя, считая, что совершают благо.
А знаете, что самое идиотское во всем этом? Даже если вы все это понимаете, даже если пытаетесь пойти против системы и делаете тот выбор, который хочется, а не который надо делать, в конечном счете вы столкнетесь с тем, что всем плевать. Вас либо засунут в психиатрическую больницу, либо не будут слушать, и вы сломаетесь, либо вам придется стать безработным бомжом.
Люди не любят, когда им показывают, насколько неправильно они живут .
- Джер?
Я моргнул и тряхнул головой, поднимая взгляд на своего брата, который уже когда-то успел подняться со своего места и теперь выжидающие смотрел на меня. Видимо, он уже некоторое время стоит рядом со мной, пытаясь достучаться до моего сознания. Я вопросительно поднял брови.
- Пошли сходим за кофе. А ты, - он поспешно повернулся к Фрэнку, который хотел что-то вставить и даже начал подниматься на ноги, - а ты помоги Бобу, ему надо… разобрать бумаги.
Некоторая растерянность на лице Боба дала понять, что он понятия не имеет, о каких бумагах говорит мой брат. Гримаса на лице Майки, в то же время, явно намекала, что Бобу придется срочно эти бумаги найти.
- Идём, - Майк открыл передо мной дверь, и я, послушно поднявшись на ноги, вышел из кабинета.
- Он мне сегодня чуть ли не испортил отчет, - пробурчал Майки, когда мы вышли из отделения и начали подниматься по ступеням лестницы: большой любви к лифтам не питали ни он, ни я. – Я уже не знаю, как сказать ему, чтобы не лез в то, в чем совсем не разбирается.
Я промолчал. Советовать моему брату сказать все прямо – бесполезно. Майки скорее позволит отрезать себе руку, чем проявит подобную бестактность.
Молчал я всё время, пока мы шли до автомата с кофе, пока пили обжигающий, но такой ароматный напиток из пластиковых стаканчиков и пока шли обратно. Майк не слишком часто вот так оживленно о чем-то говорил, поэтому я позволил ему полностью высказаться, стараясь не упускать тему монолога брата. Он может вдруг меня о чем-нибудь спросить, и если я не смогу ответить, то он обидится. Правда обидится. Такой суровый патологоанатом, а такая ранимая натура.
Усмехнувшись своим мыслям, я вслед за Майки зашел обратно в кабинет. Нас не было почти полчаса, а Боб и Фрэнк только-только подошли к столу своего начальника. Судя по всему, после нашего ухода интерн возобновил своё повествование о животных. Точнее, судя не по всему, а по лицу Боба. Сквозь обычное спокойствие проглядывало недоумение.
Он явно не привык к тому, чтобы кто-то столько времени рядом с ним разговаривал.
Глава 4
|
