Небоскребы скребут землю…

Я опять набрал Фрэнка, но телефон был недоступен. Что происходит? Тут полно пыли, люди бегут в одном направлении, все кричат, толкаются, нас гонят полицейские, пожарные, да мы и сами, как испуганные животные, бежим вперед, подгоняемые инстинктом самосохранения. Дальше от обломков здания, которое рушится у нас за спиной, образуя красивый фонтан из пыли и человеческих тел. Горло начинает драть, глаза слезиться, но мне все равно. То, что сидит внутри меня, моя любовь к этому парню, толкает меня на то, чтобы я разворачивался и бежал в другом направлении. Я не могу его оставить.

   Я пробегаю мимо людей, которые несутся мне на встречу и провожают удивленным взглядом. Что? Что они так на меня смотрят?! Я бегу туда, где тот, кого я люблю, тот, кто может находиться под обломками здания. Какого черта я позволяю себе думать в этом направлении? С ним все хорошо, все хорошо… Но тогда почему он не берет трубку? Возьми ее!

   Пылища начинает потихоньку рассеиваться, укрывая все толстым слоем, теперь улицы полны отсветами оранжевого зарева. Не я один ношусь среди этого хаоса, есть и другие люди, скорее всего, они тоже ищут кого-то. Но меня не интересуют они. Меня интересует Фрэнк. Это Нью-Йорк. Это старый район, он не маленький, а люди в панике бежали куда глаза глядят. Куда побежал он, где мне его искать? А может он умер? Его придавило зданием… Нет. Этого не может быть. Эта мысль заставила меня содрогнуться, я почувствовал, что мне тяжело даже вдохнуть, как будто на грудь положили бетонную плиту. Это неправда. Все, что произошло сегодня. Это вымысел, я сплю, это одна большая галлюцинация! Фрэнки… Я так долго не видел тебя… Так долго. Я хочу его увидеть… Обнять. Он мой. Больше ничей. Он мне стал почти родным сыном, это моя кровь. Я столько о нем заботился, я не могу его потерять. Просто взять и потерять… Нет… Слузы навернулись на глазах от осознавания того, что могу потерять самое дорогое, что у меня есть.

   Я пробегаю один метр за другим. Горло дерет, дышать тяжело, мимо меня пробегают люди пожарные, что-то крича тем, кто рядом с ними. Под обломками лежат люди и то, что от них осталось: кровь, куски плоти... Кто-то уже опознал человека и сидит рядом с ним, захлебываясь слезами или, наоборот, в полном безмолвии, не веря, что это произошло. А если я так найду Фрэнка? Что я буду делать? Молчать я уж точно не смогу. Из меня вырвется животный вой…

   Я его уже простил. Простил все, что он сделал, хотя после его ухода я поклялся себе, что если увижу его, то так же плюну в лицо и побью. Моего прощения ему не видать. А что сейчас? Я мгновенно забыл обо всем и вместо того, чтобы ударить, я хочу прижать его к себе, зная, что он жив и в безопасности. Как все подвластно случаю. Вот что страх за другого может сделать с тобой. Забываешь все обиды, лишь бы с ним все было хорошо…

   Мертвый человек под фасадом здания, придавленный пожарный под телом другого человека, искорёженный металл машины, у кого-то рядом звонит телефон, но они больше никогда не возьмут трубку. Не дай Бог, Фрэнк лежит так же, в пыли и собственной крови, а рядом мобильный, разрывающийся от моих звонков... Мое сердце не выдержит.

   Куски мяса на стеклах магазина, одинокая шина от машины лежит рядом с большим куском металла от здания. Пробегая мимо меня, пожарный протянул мне маску, и я быстро надел ее, забыв поблагодарить. Это их работа, все, кто видел это, благодарны им. Они рискуют своей жизнью ради других…

   Проносясь мимо изуродованных тел, я всматривался в лицо каждого, пытаясь высмотреть там Фрэнка. И каждый раз сердце начинало болеть, когда я присматривался, боясь узнать его лицо. Как же это страшно – опознать в мёртвом человеке того, кто тебе дорог.

   Мужчина спросил меня, не видел ли я маленькую девочку в синем костюме, я сказал нет, хотя видел её. Мертвую. Но я не хочу его огорчать. Пусть этот чудовищный момент отодвинется хотя бы на пару минут.

   Опять достаю телефон, набираю Фрэнка, перед этим увидев несколько пропущенных от брата, мамы, Лин и других друзей. Сейчас мне нужен только Фрэнк. Он опять не берет, но теперь хотя бы телефон доступен. Три раза, пять, десять. Он не берет, и надежда начинает таять. А, может, он ищет меня? Это тоже возможно. Вот сейчас я обегу очередной завал и врежусь во Фрэнка! Я молю Бога, чтобы это случилось. Но я бегаю уже довольно долго, а его все еще нет… Надо мной и другим все еще горящим зданием, из которого выбрасываются люди, летают самолеты. Но там больше журналистских самолетов, чем спасательных. Конечно… Люди жарятся там, как цыплята, а они снимают это и транслируют в прямом эфире, показывая это тем, у кого там есть знакомые.

   Я уже не могу бежать, колени подгибаются, глаза закрываются, грудь болит, все болит. Особенно сердце за Фрэнка, но я продолжаю искать его, всматриваясь в лица погибших.

   Очередной заворот. Пыль почти рассеялась, не считая места возле обломков здания. Интересно, что подумали люди, находящиеся в соседней башне? Что они тоже погибнут, как и другие? Наверное, пробыв столько времени в жаровне, они молят об этом.

   Большое скопление народа, тут полно машин скорой помощи, пожарных полицейских, пострадавших.

   И он, мой Фрэнки, сидит возле машины скорой помощи, такой потерянный, разбитый, со слезами на щеках и в кислородной маске. Все мое тело обмякло, и я упал на колени, видя, как возле него и других людей бегают служащие. Он жив, и не важно, что я вдалбливал себе в голову.

   Сидит, дышит, смотрит невидящим взглядом на пожарного, который что-то ему говорит. Кажется, пытается успокоить, как и всех остальных, только вряд ли это подействует. Тут никого не успокоить.

   Я поднялся с колен и пошел к нему. Я его никогда больше не отпущу, никогда, пусть он меня побьет до такой степени, что я в больницу попаду, но я больше никогда его не брошу. Он опускает голову и только потом видит, как я иду к нему, сжимая в руке маску, которую мне дал пожарный. Она мне не нужна, потому что сейчас я буду исцеловывать этого парня.

   Быстро преодолев расстояние разделяющее нас, я сажусь у его коленей и резко прижимаю к себе, пытаясь унять дрожь во всем теле. Он, видимо, не понимает, что происходит, потому что никакого объятия в ответ, только тихий всхлип сквозь вой далеких серен и шум улиц, смешивающийся с шумом вертолетов у нас над головой.

- Эй, Фрэнки, это я… - проговорил я, утешительно гладя его по голове. Ноль реакции.

   Он просто уткнулся носом мне в плечо и сидит так, не предпринимая никаких действий. Устал, наверное, у него шок. Конечно, у кого не будет шока! Рушится здание, падают люди из окон, куча трупов, угроза жизни. Лично я буду вспоминать этот день всю жизнь.

- Фрэнки, вставай… Успокойся и вставай.

- Джерард… - он обвил меня руками и стал всхлипывать в шею.

- Да, это я. А теперь пошли домой… Я не хочу здесь оставаться.

   В этот день плакали люди всех возрастов, плакали как мужчины, так и женщины. Плакали люди многих наций. Никто не стыдился слез, сейчас у всех чувства на показ, у всех на лице полное отчаяние, страх, жалость, слезы. В этот день умерла частичка каждого.

- Пошли, пошли… - я поднял его, не собираясь больше тут находится. Тут пыльно, пахнет смертью, запах паленой кожи… Почувствуешь один раз и не забудешь никогда. – Ты в порядке? Малыш…

- Да. Вполне… - он облокотился о меня и обнял, от чего стало так хорошо. И как я мог жить без него эти три месяца?

   Пробираясь через толпы людей, которые с расстояния наблюдали за пылью, людьми, бегущими туда в поисках родных, мы не разрывали объятий, таким образом поддерживая друг друга. Люди не смотрели на нас косо, не видели в нас педиков или еще кого-нибудь ужасного, они просто знали. Знали, что мы сломаны, как и все, и нуждаемся в поддержке друг друга. Они провожали нас сочувственным взглядом, и мы чувствовали, что люди просто душевно объединялись, пытаясь даже эмоционально помочь всем, кому плохо. И если идти через толпу, то можно почувствовать, как тебя обдает теплом с их стороны, чувствуешь прилив сил.

   Жители Нью-Йорка всех возрастов, вероисповеданий, рас, социальных слоев терпеливо стояли в очередях по четыре квартала длиной, чтобы записаться на сдачу крови.

   На углу магазина, мы видели шасси самолета, которые продавили асфальт. Люди стояли рядом, бурно обсуждая то, что произошло. Туристы…

- Эй! Вас подвезти? – около нас остановилась машина, и дверь открыл молодой человек.

- Спасибо…

   Мы сели в машину. Все пыльные, пропахшие грязью, горелым мясом, пластмассой и дымом. Его это не смущало, он быстро отъехал и поехал по названному мной адресу. Пробки, толпы людей, шум сирен и рев истребителей над городом. Что за день? 11 сентября 9 месяца. Все сегодня набирали по сто раз номер 911. Все прошло, пора забыть. Есть только одна проблема – это невозможно забыть.

- Прости меня, Джи… - прохрипел Фрэнк мне в шею. – За удар и плевок. Я не должен был. Ты не заслужил…

- Я тебя уже простил. Знаешь, в такие моменты самого дьявола простишь, если раньше был его другом… - я улыбнулся, благодаря Бога за то, что Фрэнк рядом со мной.

   Все погрузилось в тишину. Даже второе здание упало неслышно для нас. Потому что голова была заполнена нескончаемыми мыслями. Я обернулся и сразу отвернулся обратно, не в силах видеть, как сотни людей гибнут под обломками здания, и стараясь не думать о том, сколь десятков людей еще успело прыгнуть, встречая телом жесткий асфальт. Фрэнк тихо заплакал мне в шею, больно цепляясь за мою руку. Да, он слабый, но за себя постоять может. Эмоционально слаб. Это про него…

- Спасибо… - я поблагодарил водителя машины за его любезность и пошел в обнимку с Фрэнком домой. Люди в здании встречали нас темными от катастрофы лицами. Да, этот день лег на плечи людей тяжестью, под весом которой все ломались, начиняя лить слезы.

   27 сообщений на автоответчике. 56 пропущенных звонков на мобильном телефоне. Прекрасно, меня помнят… Но помнят ли Фрэнка?

   Он тихо прошел в дом, даже не поприветствовав своего пса, и пошел к себе в комнату. Мне надо побыть с ним. Но надо ли это ему?

   Я обзвонил всех, кто звонил мне, и говорил чепуху, лишь бы побыстрее отвязаться от них и пойти к Фрэнку. Он, надеюсь, нуждается во мне. По крайней мере, я нуждаюсь в нем, я понял это за сегодня.

- Да, мам, хорошо… - разговор с мамой продолжался уже около получаса. Тупые вопросы: что было, как было, как ты, с тобой все хорошо? И все в этом духе. Приходится отвечать подробно, не отвяжется ведь, а мне надо, чтобы отвязалась. – Да он живет у меня и будет жить у меня, пока этого хочет. … Да, ты этого говорила где-то 4 года назад. Но теперь нам ничего не помешает, особенно ты. … Конечно. Слушай, мне и так плохо из-за сегодняшнего, а тут еще ты. Мне надо к Фрэнку идти. Пока.

   Не дожидаясь, когда она прекратит разговор, я положил трубку и тяжело вздохнул, пытаясь выдохнуть всю пыль, которая засела у меня в горле из-за этого… этой катастрофы. Горло до сих пор дерет, глаза немного слезятся, а мозг прокручивает кадры ужасного утра, ужасной смерти людей. От этих ярких картин в сознании снова становится плохо, они угнетают. Интересно, каково сейчас Фрэнку? Видел ли он эти падения вообще? Видел ли прилипшие куски кожи на стеклах, части тел, разбросанные по округе и кровь? Море крови... Видел ли он слезы людей, которые находили мертвых, видел ли, как умирают люди или нет? Надеюсь, что нет. Это страшно. Но он должен был это видеть. Находится там и не видеть – невозможно. Кровь и мясо видели все, даже те, кто не хотел. Они видели. Запах паленой кожи, пластмассы, горящего топлива уж точно чувствовали все. Не чувствовать его было невозможно, находясь так близко. Нас отгоняли полицейские, но у них ничего не получалось. Ноги просто отказывались идти, тело не слушало сигналы мозга. Шок. Интересно, находясь там, в башне, что бы делал я? Сидел бы в углу, печатая смс кому-нибудь, звонил бы 911, смотря, как пузырится моя кожа от температуры? Задыхался бы, кашляя кровью? А, может быть, я бы прыгнул, не страшась высоты?

 Слишком страшно обо всем этом думать. Да и просто неуважительно по отношению к погибшим.

   Я быстро поднялся к Фрэнку и приоткрыл дверь. Он спит, развалившись на своей кровати. Пес лежит у него в ногах, свернувшись клубком и тихо посапывая. Но когда я ступил в комнату, он поднял голову и стал вилять своим обрубком, тихо поскуливая.

- Тсс… - я подошел к нему, потрепал по голове, от чего он опять лег, и я сел с краю.

   Годы идут, а Фрэнк не меняется. Лицо такое же, хотя вру. Он становится только лучше и лучше. Почему у него никого нет? Он же добрый, красивый, умный, заботливый. Что еще нужно? Я не понимаю… Фрэнк не должен быть одиноким, а он такой уже все свои 20 лет. 20 лет без кого бы то ни было ну что за жизнь? Разве так надо? А хотя, может, просто он не хочет быть с кем-то? Странно.

  Черт, я к нему отношусь даже не как к лучшему другу.. Он мне больше, чем друг. Он мне как ребенок. Сколько всего я с ним пережил, как заботился, сколько всего сделал. Даже о семье я  не так заботился. А он… Он просто меняет меня. Сын… Я мечтаю о сыне.

   Не выдержав, я поцеловал его в лоб, как делал это раньше и вышел из комнаты, прикрывая дверь. Наверное, два взрослых парня не должны себе этого позволять, но не в нашем случае. Мы многое пережили, мы знаем друг друга очень хорошо… Черт, даже пугает.

   Хватит на сегодня мыслей. Мне надо в душ.

***

Прошло уже более полутора часов, а я все еще стою в душе под теплой водой, глядя в пол.  Мыслей нет, я в прострации. Кажется, минут пятнадцать назад в дверь стучался Фрэнк, прося, чтобы я поторапливался. А пора бы. Кожа уже на пальцах сморщилась…

***

Весь день за телевизором с Фрэнком. Смотрим какой-то фильм, лишь бы не смотреть новости. Тишина. Ни один из нас ничего не говорит, пытаясь не сломать это тихое понимание. Может, завтра что и наладится. Но сегодняшний день я хочу провести в тишине.

***

- Известно также, что из тысячи трехсот сорока четырех человек, оказавшихся в ловушке на верхних этажах, не выжил никто, - сказала девушка на экране телевизора.

- Фрэнк, выключи, пожалуйста, - я проходил мимо. Всего лишь. – И так тяжело.

   Он выключил телевизор и посмотрел на меня. Такие красивые глаза.

- Спасибо…  Я спать. Спокойно ночи, Фрэнки.

   Я не слышал от него ни слова за этот день.

***

00:23 AM. Я лежу и смотрю в потолок. Спать не могу, этот день… Кровь, звук, с каким падают люди. Я не могу это забыть. Это ужасно. Я буду помнить это еще очень долгое время…

01:12 AM. Я все еще не сплю, так же разглядывая потолок. Что бы сделать, чтобы заснуть уже наконец-то и забыть об этом? Хотя бы на час. Невыносимо же!

02:02 AM. Хватит с меня. Мне нужен Фрэнк.

   Я откидываю одеяло, встаю с кровати и иду в сторону комнаты Фрэнка, пытаясь не наступить на пса, который любит спать в этом коридоре рядом с лестницей. Дверь открыта, пес внутри спит с ним.

- Проходи, я не сплю.. – послышалось из угла комнаты, и я прошел на середину.

- Слушай… Наверное, это неправильно и странно. Но… - бубню я себе под нос, переминаясь с ноги на ногу.

- Все нормально… Я тоже заснуть не могу, - он сел на край кровати и улыбнулся. Даже в темноте я мог разглядеть его улыбку. – Такой день… В голове каша, которая спать мешает. Пошли…

   Боже, спасибо тебе, Фрэнк! Ты всегда все понимаешь...

   Мы быстро добрались до постели и легли под одеяло, ложась на спину. Вот он рядом и меня в сон теперь клонит. Может, надо было всего лишь пройтись для этого? Зевок, глаза слезятся и закрываются.

- Спасибо, Фрэнки… Я бы до утра мучился.

- Не за что… Ты меня точно простил?

- Я не мог тебя не простить… - скорее промычал, чем сказал, я, утопая головой в мягкой подушке. – Ты прощен…

- Спасибо…

   Я услышал его тяжелый отчаянный вздох. Он лег удобнее, поворачиваясь ко мне лицом. Сосредотачиваясь на этом, я почти провалился в мир снов.

- Ты спишь?

- Ммм…- промычал я, давая ответ, хотя… да, я почти спал.

- Я должен тебе кое-что сказать. Вообще, я должен был сказать тебе это еще четыре года назад, но почему-то могу только сейчас…

…

- Отлично, ты спишь… И кому я это все рассказывал? Хотя, знаешь, так даже легче… Сейчас я выговорюсь и все. Начну заново, чтобы уж поскорее.

   О чем он говорил? Что он хочет рассказать? Я не слышал.

- Ты мне больше, чем друг, и я не понимаю, как ты не мог этого не замечать… - прошептал он, ввергая меня в ступор. О чем он? – Я такой идиот! Влюбится в лучшего друга, в парня! Был ли повод? Ты же не давал мне его… Я так вляпался. Вот уже четыре года я пытаюсь тебе признаться, и даже сейчас ты спишь. Опять все против меня…

   Я чувствую только глухие удары сердца. Глухие, глубокие удары, отдающиеся в висках. Мне кажется, или температура в комнате поднялась до 30 градусов? Что он говорит? Фрэнки? Как?.. Почему?..

- Я думал, что может, что-нибудь будет… Но как мы жили... В этих постоянных ссорах, ты меня не замечал и прочее дерьмо. Я потерял надежду, но продолжал любить тебя. Больше, чем кого-либо!

   Фрэнки, я не сплю. Я все слышу. Но ведь это не может быть правдой? Черт, так хочется открыть рот, глаза, двинуться, но не могу. Я в оцепенении от его слов. Ком в груди, тело будто приклеено к кровати, а язык к небу.

- Почему я тебя люблю? Просто ты особенный. Ты единственный, кто что-то делает для меня, ты заботишься обо мне. Наверное, я не должен был так поступать с тобой тогда. Просто… Черт, прости еще раз. Ты же заботишься, столько всего мне даешь... А взамен получаешь плевок вместо «спасибо». Спасибо тебе, Джи. Спасибо за мою жизнь, она мне на самом деле нравится.

   Я хочу сглотнуть. Хочу, но не могу… Ну же, Джер, поговори с ним. Ему нужна твоя поддержка!

- Я люблю тебя. И люблю не как друга, а так, как ты любишь… - он тяжело вздохнул и мне это не понравилось. – Как ты любишь Лин… Черт… Я люблю тебя. Я говорю это тебе сейчас, потому что потом не смогу. Ты не слышишь и не знаешь, как бьется мое сердце, когда я это произношу.

   Ты не знаешь, как мое сейчас колотится, Фрэнки…

   Он положил руку мне на грудь, от чего я вздрогнул. Хорошо, что он этого не почувствовал. Я его не спугнул. А это сделать это сейчас было очень легко.

- Ты… Ты красивый… Знаешь? – он провел теплой ладонью по груди и положил ее мне на живот, от чего по телу пронеслись мурашки. Нет, я не знал, мне даже Лин об этом не говорила. – А я урод… Первый повод, почему ты меня иногда ненавидишь.

   Что?! Какого хрена?! Да я обожаю тебя!

- Я не заслуживаю твоей любви…

   Он опять провел рукой по моей груди, пуская по телу разряды тока. Что же ты делаешь. Я не должен этого слышать. Не должен…

- Я… Я больше не могу так. Сказал это все, а зря, потому что ты меня не слышишь Так… Так, черт возьми, тяжело из-за этого… Спокойной ночи, Джи… Знай, я люблю тебя, хотя больше этого никогда не скажу…

   Я уже пустил сигнал мозгу, чтобы тот послал сигнал губам, и они открылись, но их накрыли губы Фрэнка. Точнее, они еле прикоснулись к моим, но этого хватило, чтобы я заткнулся и опять впал в оцепенение. Невесомое прикосновение. Несмело, он сомневается, боится, любит, стесняется. Как много всего я почувствовал, что от этого даже становится плохо.

- Прости… Так хочется прикасаться к тебе… Все, Фрэнк.. хватит жить в мечтах… Этому не бывать. Спокойной ночи, Джи… - теперь он поцеловал меня в горячий, как я думаю, лоб и встал с кровати.

   Так хотелось ему крикнуть, чтобы он остался, но я могу лишь лежать и смотреть в  потолок. Хотя бы глаза я смог открыть, что уже радует.

   Сердце бешено бьется, я тяжело дышу через рот, пытаясь привести тело в норму.

   Этот парень… Влюблен в меня? Мать честная… Кто бы мог подумать… Блин, вот почему он так все близко принимает... Черт, я не должен был этого узнать... Я сплю, это все сон. Фрэнки… Блять, прости меня, я не знал…

   Ну, зачем ты это сказал? Если бы ты только знал, Фрэнки, как перевернулось все в моей голове от твоих слов, я не знаю, как это воспринимать, не знаю, что мне теперь делать, не понимаю, какие чувства испытываю...