Проснулся я от того, что в глаза бил яркий свет. Потянувшись, я автоматически полез рукой к тумбочке чтоб достать мои очки. Как ни странно, они были на месте. Надев их, я тут же прокрутил в голове события сегодняшней ночи. По идее, на полу должны быть лужи крови , а рядом с кроватью должен лежать труп Алисии. Но всего этого не было. Словно так и должно было быть. Ни крови,ни трупа, ничего. Как будто и не было этой ночи, как будто она сейчас, живая и здоровая, сидит и завтракает на кухне. Только встав с постели, я тут же предпочел лечь обратно. Все тело дико и настойчиво ныло. Но, не без усилий переборов себя, я все таки направился в душ, чтоб стереть с себя остаток произошедшего. Под струей холодной воды боль уходила, и мне хотелось стоять так вечно, бездумно ощущать, вольно гуляющие по моему телу, капли. Единственное, что мучило меня в тот момент - это то, что родители Алис скоро должны были вернуться домой. Когда я вышел из блаженного душа, боль тут же вернулась. Кое-как одевшись я, на еле передвигаемых ногах, пошел на кухню. И там никаких следов. Покрутив своей, трещащей от боли и мыслей, головой, я заметил что на столе, рядом с вазой, аккуратно лежат два бутерброда с колбасой и чашка свежего кофе. Недолго думая, я сразу же сел за стол и начал завтракать. Теперь уж, я дал волю своим догадкам. Что это было сегодня ночью? Было ли что-то вообще? А если не было, то где сейчас Алисия и Фрэнк? Основная загвоздка была в том, что я его уже простил. Да, вот так просто! Сколько бы я себя не убеждал в том, что Фрэнк скотина, что он меня бил, насиловал, осознание того, что мне это, в конце концов, понравилось, что я, все же, люблю его, отсеивало все самые сильные аргументы в виде нытья в заднице, как бы сопливо не было, нытья в сердце и болей в голове. Но есть еще одна проблема. Я не знал, что сказать родителям Алисии и всей школе. Она, наверно, всем одноклассницам рассказала о том, что я собирался к ней вчера вечером и у нас предполагался секс. Я поежился. Да уж, предполагаемое для меня таки сбылось. Допив кофе, я мысленно поблагодарил кого-то за завтрак, и, в недоумении, хуже чем на уроке геометрии, поспешил навсегда покинуть этот дом. *** По дороге домой, я, задумавшись, постоянно спотыкался об всякие камушки и сучки. Один раз даже упал. Мне беспрерывно казалось, что что-то должно измениться в моей жизни. И это что-то будет очень плохим. Хотя, куда уж дальше? Я дико хотел домой. К Фрэнку в объятия. Хочу к, вечно смеющемуся надо мной, Джи, который болтает без умолку о какой-то хрени. А Фрэнк всегда поддержит и поможет. Всегда спасет. Я даже забыл, сколько времени они живут в моем доме. Они стали не просто, не ясно откуда взявшимися, гостями, они стали большим. Почти семьей, о которой я мечтал. Вот, я подбегаю к крыльцу своего дома, распахиваю дверь и что есть мочи кричу: -Парни, я дома! Обычно, до прихода Фрэнка в нашу школу, за этим призывом следовали неожиданные, радостные объятия с ним же. Джерард, с неприставшей ходячему трупу грациозностью, облокачивался на перила лестницы напротив нас, одаривая меня довольной приветственной ухмылкой. Мои воспоминания прервал стук когтистых лапок, скользящих по паркету прихожей. Ко мне, радостно тявкая, несся Вольт. Я взял его на руки и прижал к груди. -Вольт, ты не знаешь где все? - я повернул его мордочку к себе. Он, будто поняв мой вопрос, коротко тявкнул. Я нервно опустил его на пол и пошел по дому, поочередно заглядывая во все комнаты, какие есть. -Фрэнк? Джерард? - уже сотый раз прокричал я, открыв дверь комнаты, где жил Фрэнк, но ответа не было. Я, вошел и, медленно, словно в нирване, оглядевшись, сел на пол посреди комнаты, пытаясь унять слезы обиды, предательски рвущиеся из глаз. Я понял, что они ушли. И ушли они навсегда... *** С тех пор прошло около двух месяцев. Я отчаянно пытался стереть тот роковой день нашей первой встречи из своих воспоминаний. Это давалось мне с огромным трудом. Но я настойчиво, как упертый осел, пытался это сделать. Все вернулось на свои места. Те же, до тошноты однообразные, школьные дни. Те же ночи напролет перед телевизором или в Интернете. Те же редкие перезвоны с моей великодушной тетушкой и получение от нее "гуманитарной помощи". Я не понимал, что со мной происходит. Внутри была трансовая пустота. Меня не было как личности. Лишь оболочка, автоматически проживающая свои дни. Я и подумать не мог, что в мою жизнь могут так нагло вторгнуться, так привязать меня к себе за короткий срок какие-то сущности из параллельного мира, которых, по факту, и существовать не может. Каждый раз я возвращался домой с надеждой, что они встретят меня на пороге, но каждый раз надежда рушилась. Я искал их в каждом прохожем. В каждом звуке я хотел услышать нотку голоса Фрэнка. Но все было напрасно. Я периодически гулял мимо кладбища, гулял между могилами, сидел у надгробной плиты Джерарда, надеясь на то, что он вылезет ко мне в один прекрасный момент и позовет Фрэнки с собой. Единственный, кто преданно оставался со мной все это время, был Вольт. Он быстро рос, превращался в большое смышленое животное, которое, чувствуя мою депрессию, пыталось растормошить меня всеми возможными и невозможными способами. Алисию искали недолго. У полиции и без того была куча дел. Меня многократно опрашивали о том, когда я видел ее в последний раз, в каких мы были отношениях, но я, повинуясь здравому смыслу и страху стать первым подозреваемым, отнекивался и врал, как талантливый политик. О том, что чувствовали ее родители, я даже думать не хотел. История разрешилась тем, что соседская бабка-сплетница, которую, видимо, хлебом не корми - дай только скандал раздуть, навязала всем с три короба, что, в одну прекрасную ночь, к Алисии приехал какой-то мужик, с которым она бесстыдно укатила в неизвестном направлении. Родители девушки, которые были педантичного склада людьми, с железными, порой до отупения отстаиваемыми, принципами и нормами морали, быстренько, не раздувая споров, отреклись от дочери из-за несоответствия ее поведения их убеждениям. Как бы странно не звучало, но я скучал по Алис. Мне было жаль ее. Если бы не я, она могла бы жить долгую и счастливую жизнь, опять же, с каким-нибудь мужиком, который увез бы ее на другой конец страны на живописную ферму, например. А так, ее окоченевший труп вынужден сгнить неизвестно где, будучи никогда не найденным. Не премину отметить, что меня всегда раздражали люди, подобные той старухе. Казалось бы, каждый из нас должен жить своей жизнью, не интересуясь судьбами и свершениями своих соседей, но всегда находится тот, кому плевать на все приличия, конфиденциальность и неприкасаемость персоны. Таких людей, по моему, следовало бы ссылать куда подальше и подсаживать на дешевые и длинные бразильские сериалы, служившие бы им темами для обсуждения, чтобы они не трепали нервы окружающим своей додельностью. В один день, моя история стала повторяться. Я снова стал ощущать на себе чьи-то взгляды. Но, на этот раз, они меня не пугали, а вселяли надежду на то, что это Джи или Фрэнк наблюдают за мной, готовясь ворваться в мою жизнь и начать все сначала. *** В тот день я был изнурен кроссом на уроке физкультуры и, следовавшим после него, отбиванием от назойливых выпадов одноклассников по поводу моей физической неподготовленности. Поэтому, придя со школы, я сразу же рухнул спать, не удосужившись даже раздеться. Это было, так же, и очередным способом убежать от своих мыслей. Я проснулся только ночью, от того, что сквозь бессмысленно темную и вязкую пелену моего сна, пробивался тихий плач. Кое-как нацепив на нос очки, я бесшумно спустился в гостиную, обнаружив в темноте комнаты потрепанный силуэт. Лелея надежду, что передо мной стоит раскаивающийся Фрэнк, я приблизился к фигуре. Я, с каким-то даже безразличием, обнаружил что силуэт принадлежит отнюдь не Фрэнку, не забыв мысленно отметить, что надежды снова не оправдались. Спиной ко мне, закрывая лицо руками, стояла стройная девушка. Ее смольно-черные волосы грациозно струились по плечам, визуально переходя в короткое черное платье, выглядевшее так, будто его носили не снимая лет пятьдесят. - Как ты здесь оказалась? - борясь со страхом, я протянул к ней руку. Она резко повернула голову на сто восемьдесят градусов, как сова. На потрескавшихся губах, испачканных струпьями запекшейся крови, играла злорадная улыбка, обнажавшая почти беззубый рот. Я вскрикнул узнав перед собой Алисию. Ее лицо, в целом, сложно было назвать лицом: оно было покрыто трупными пятнами, кое-где кожа уже гирляндой свисала с черепа, обнажая мышцы и мясо под ней. Глазные яблоки готовы были вывалиться на пол в любой момент. Она медленно начала приближаться ко мне, а я в панике замахал руками и попятился назад от ужаса. От нее несло гнилью. - Майки, - прошептала, а точнее прохрипела она. - Зачем ты это сделал? Зачем? - она, видимо, тоже винила меня в своей смерти. Я чуть не упал, споткнувшись о спящего Вольта, который даже пошевелиться на удосужился. Для мертвячки, она была слишком быстрой. Я вылетел из дома на улицу и, сопротивляясь порывам режуще-холодного ветра, устремился туда, куда несли меня ноги. А несли они меня в тот самый парк. Она неотступно следовала за мной, шелестящим в такт деревьев, шепотом, вопрошая: "Зачем, Майки? Зачем?" Вот так и приходит понимание того, что за все, даже самые мелкие грехи, совершенные нами по жизни, когда-то придется расплатиться. Пролетев по парковым дорожкам на пределе своих скоростных возможностей, я свернул на кладбище, не надеясь уже на встречу с парнями. Из-за боли в голове ,и раздутых до предела, легких, я не видел ничего вокруг, сконцентрировавшись на внутренних ощущениях и мысли о том, куда выгоднее будет спрятаться. Меня отрезвило прямое столкновение с Джерардом, которого я даже не признал поначалу. Он был явно не в лучшем моральном состоянии. Его зеленые глаза гневно отсвечивали в темноте. Парень устремил взгляд куда-то сквозь меня, кажется, увидев Алисию. - Фрэнк, спрячь Майки! - не теряя самообладания, выдавил он, сквозь зубы. Фрэнк? Фрэнк? Он сказал Фрэнк? Или я ослышался? Ко мне тут же подбежал совершенно материальный Фрэнк и, с силой сжав мое запястье, утянул в ближайший склеп. Захлопнув, полуразвалившуюся от старости, дубовую дверь, он толкнул меня в дальний угол, заставив болезненно впечататься в стену лопаткой и сползти на пол. Фрэнк сел в противоположном конце постройки, так, что его не было видно за мраморным возвышением, видимо, предусмотренным для водворения на него гроба при похоронах. Этот постамент был единственным, что мне удалось рассмотреть в темноте склепа. Снаружи не было ни звука, который мог свидетельствовать о происходящем там. Я вдыхал противно затхлый сырой воздух помещения, пытаясь отдышаться и разобраться в том, что сейчас происходит внутри меня. Я был до исступления рад видеть ребят, но страх того, что они сейчас могут исчезнуть вновь, одолевал меня наравне с радостью и любопытством к происходящему снаружи. А там по прежнему тишина, прерываемая игрой ветра и листвы, и редкими странными звуками, напоминающими шуршание и скрежет одновременно. Фрэнк по прежнему не издал ни звука. Он, судя по всему, вообще не шевелился. Минут через пять, тишину разорвал тихий всхлип. Я вздрогнул и взглядом поймал в темноте, сжавшуюся в углу, фигуру Фрэнки. - Фрэнк? - мой голос сел от невроза, одолевавшего меня последнее время и проявившегося в полной мере только сейчас, когда мое сердце долбило в такт, еле сдерживаемым, всхлипам Фрэнка. Я ясно чувствовал, как моя грудь и футболка на ней вздрагивают от этих ударов. Я поднялся, проскользив по стене вспотевшими ладонями, кожа на которых, казалось, пульсировала. Как только я, перебарывая желание метнуться вперед, стал медленно приближаться к Фрэнку, он отполз в противоположную сторону, упираясь спиной в ледяной, заросший плющом и паутиной под потолком, камень стены склепа. Он снова плакал. И снова из-за меня. Парень поджал под себя колени и, закрыв голову руками, уткнулся в них носом. Я сел рядом дотронувшись пальцами до его предплечья. Фрэнк дернулся от меня, как от прокаженного, издав истерический звук. - Майк, отойди! Майк, я скотина! Монстр! Уйди! - он затрясся в истерическом плаче, до боли цепляясь ногтями стену рядом с собой, зажимаясь, словно ребенок, загнанный в угол старшими хулиганами. - Фрэнки, послушай меня, пожалуйста, - как можно мягче и тише начал я, постепенно подбираясь ближе к нему. - Ма-а-айк! - он сделал слабую попытку оттолкнуть меня. - Фрэнки, тихо. Я простил тебя, слышишь, - голос задрожал от проснувшихся внутри воспоминаний о том, что он со мной сделал. - Я блядь тебя изнасиловал! Не помнишь?! - кажется, он сейчас либо сделает это снова, либо сбежит. Чтобы последнего не произошло, я притянул его к себе, крепко обняв руками за плечи. Фрэнк задергался, как кот, которого держат в воздухе за шкирку, пытаясь вырваться. - Майк, ты идиот? Да, точно! Ты сраный идиот! Отпусти меня! Мне после этого вообще приближаться к тебе запрещено, - последнее слово он слово смазалось, будучи заглушенным его отчаянным стоном. Я только плотнее прижал его к себе, испепеляя постамент посреди склепа взглядом расширенных зрачков. Сердцебиение начало больно отдаваться в горле, начиная меня душить. Я стал судорожно сглатывать удерживая слезы. Во всем был виноват я. В смерти Алисии, в том, что Фрэнки морально пострадал, плача из-за меня. В конце-концов, том, что я был изнасилован, виноват я сам. В этот момент мне по настоящему захотелось убить себя. Убить виновника всех произошедших бед. Я твердо решил, что сделаю это. Но не сейчас. Сейчас мне хочется быть рядом с Фрэнки, сказать ему все, что я думаю, все, что скрыто внутри меня, поцеловать его на прощание. А потом, можно будет дохнуть. Пафосно, я знаю. Но, кому не хочется уйти из жизни красиво? Я настолько увлекся мыслями о смерти, что не заметил, как Фрэнк замолчал. Он тихо сопел, сжимая край моей футболки. - Фрэнк, - прошептал я. - Все.. - я попытался подобрать нейтральное слово, вмещающее в себя радость и смертельную тоску одновременно. - Все нормально, - ничего лучше в мой, парализованный от очередного наката эмоций, мозг не пришло. - Ничего не нормально, Майк. И нормально не будет, - ослабшим от слез голосом ответил он. - Я урод, понимаешь? Неужели ты этого еще не понял? - у него не было сил орать и вырываться снова. - Все хорошо, - как баран, упершийся рогами в стену, твердил я. - Да как? - он отстранился от меня, вновь забиваясь в угол. На покрасневшем, липком от слез и пересеченном темной полосой челки, лице парня выражалось такое удивление, которое и сложно было передать. Заглянув в его, по прежнему блестящие, слегка опухшие глаза, я увидел, что где-то внутри, это удивление, эта скорбная виноватость смешаны с радостью от, еще до конца не понятого им, моего прощения. Я высказал ему все. Все, что когда-либо творилось в моей душе с раннего, уже осознанного детства, до этого момента. Рассказывая о той ночи, я не сдерживал нецензурной брани и различных эпитетов. Он слушал меня с остекленевшим взглядом. Я знал, что Фрэнк меня понял. - Майк... Майк, прости меня, - словно в бреду зашептал он, кинувшись ко мне. Фрэнк вложил в свои объятья все тепло и нежность, на какие только был способен. Я ясно чувствовал это. Вам знакомо это, казалось бы бессвязное ощущение, когда любимый человек находится слишком близко? Вы когда-нибудь чувствовали это неуемное, горькое жжение в сердце и тиски, которые подкожно обхватывают горло, до ощущения тошноты? А сладкие мурашки возбуждения, галопом несущиеся по телу при чувстве физического влечения? Я тогда ощутил все это сполна. Держать главную причину моих мучений внутри, боясь непонимания или даже отторжения любимого, я больше не мог. Все само собой вышло наружу, легко, как будто меня только что стошнило. Стошнило радугой. - Я люблю тебя. - Что? - Фрэнк вздернул голову, а его вопрос звонко отскочил от старых, дырявых и сквозящих стен, ударив мне в уши. - Я люблю тебя, Фрэнк, - тверже и громче повторил я, сжимая ту самую, свою, толстовку на его спине. Тишина наступила, как бы каламбурно не звучало, гробовая. Фрэнки смотрел на меня расширенными глазами, заглядывая в которые, я не мог понять, что творится сейчас внутри него. Он снова всхлипнул и медленно, с таким видом, будто боится спугнуть невиданной красоты единорога, обнял меня за шею, чуть не задушив. Обжигая мою шею дыханием, он прошептал: - Я тоже... - он пугливо осекся. - Я тоже люблю тебя, Майк. Я сглотнул ком в горле и, обвив его спину руками, я уткнулся в его теплое плечо, дав волю слезам. Я не знаю, что значили эти слезы. Возможно, это была радость, облегчение или даже просто выход накопившихся внутри эмоций. Насладиться близостью друг друга нам с Фрэнком не дали, ибо снаружи внезапно, разрывая перепонки в ушах, донесся душераздирающий крик.
Mary_Day и конечно RedGoggles_ спасибо огромное за продолжение)))))))) конец главы очень милый)))))))) мне нравится ваш фик...и меня распирает любопытство..."что это был за крик душераздирающий и что там произошло???"...Фрэнки жалко..он переживает .."Мне после этого вообще приближаться к тебе запрещено.." - что значит запрещено... Майки...бедняжка...он переживал из-за того что они ушли....и кстати почему они ушли??? у меня сердце можно сказать в пятки ушло когда появилась Алисия...будь я на месте Майки я бы обделалась... ставлю пять и жду нетерпением продолжения))))))
