А вот он, бывало, встанет отлить посреди ночи, и обязательно, как бы неуклюже со сна, запнётся именно у его кровати. Мяться где-нибудь будет потом до последнего (вот засквозило по полу, вот потянуло дымом -курит, значит, в окно), будто действительно надеется ещё на что-то, - минуту за минутой, обычно сигареты на три, а потом возвратится, проскальзывая мимо как можно незаметней, как будто вообще-то ничего и не имел в виду. И, знаете, Джерард действительно каждый раз зарекается не вестись, и каждый раз (вот он спрыгнул, вот замешкался, обуваясь, вот проходит, поддевая на секунду его полог), каждый раз лежит, упрямо вперившись в испод кровати Рэя, хоть глаза слипаются, и ненавидит себя - за то, что напрягает слух до звона в висках, ловя каждый грёбаный шаг, шорох, даже вдох, кажется... И, знаете, Джерарду действительно становится почти страшно, что он не выдержит, вот на этот раз - точно не выдержит (стоит только представить: он забирается с ногами на сиденье прямо позади водительской кабины и стоит на нём на коленях, недомерок, вытянув к форточке шею и выдыхая аккуратно в узкую щель) - но выдерживал же он до сих пор. Это случалось... Не каждую ночь, нет. Но достаточно часто, чтобы проследить какую-то закономерность: стоило им вечером остаться наедине на какую-нибудь минуту дольше обычного, стоило каким-то образом затронуть щекотливую тему их (о, как это звучит! теперь Джерард почти ненавидит совместные интервью) взаимо-отно-шений, как - нате вам, эти ночные брожения (и то ли он напрашивается на разговор, то ли ему просто не спится, но не спится с чего-то ведь? Джерард готов микрофон сожрать, если это совпадения, и - да, он старается не думать, что, так или иначе: эти не-совпадения, эти закономерности - это он замечает их, если вообще не выискивает). Это случается снова. Он может просто пройти мимо, не останавливаясь, но всё повторяется до мельчайших деталей, как в каком-то кошмарном сне: спрыгивает, обувается, задерживается в шаге от него (Джерарду кажется, ещё чуть-чуть, и - его рука на самом краю постели, - ещё чуть-чуть, и он заденет её коленом), и шёл бы уже себе дальше, - Джерард жмурится до оранжевых молний под веками, не понимая ни его, ни себя самого. Пока идут положенные, привычные двадцать минут колючего напряжения - как на войне, или в саванне, когда дикий зверь подбирается, готовый к драке, даже мирно проходя по границам чужих территорий, - он лежит, едва не задерживая дыхание, чтобы приструнить разошедшийся в груди грохот. Мышцы ноют от напряжения - иногда кажется, если расслабиться, если отпустить это грёбаное тело, он тотчас обнаружит себя зажимающим его где-нибудь между холодильником и столом, прямо с недотлевшей сигаретой в зубах, которая обязательно впечатается в пластиковую обшивку, оставив обличительную подпалину - рядом с несколькими такими же, оплывшими, чёрными, злыми, на уровне этих ёбаных полутора с гаком метров, слишком очевидных для всех. И, знаете, это смешно даже, Джерард не думал, что так бывает, что это случится с ним - это ведь он настоял на том, чтобы прекратить всё к чертям собачьим, всё что было, или чего, по его словам, как раз не было - и кто же знал, что так... (И, эй, он ведь согласился! И, по правде говоря, для того, кто всё это затеял, согласился уж очень легко, и вообще в последнее время ведёт себя так, будто ему - ну, как это говорится? Всё равно?) Джерард предпочитает не думать об этом, но иногда от навязчивых мыслей трудно избавиться: как он, что он, чувствует ли он себя так же погано, или - чёртов мистер "Не-Бери-В-Голову" - и не заморачивается, как не заморачивался, являясь к нему в номер посреди ночи, оставив спящую Джамию в другом, и как советовал не заморачиваться насчёт этого Джерарду, когда тот, случалось, высказывал ему - и тогда это, увы, носило совсем не этот душеспасительный характер, и больше касалось "какого хрена она таскается за нами по всей Америке", нежели "она как-никак твоя девушка, умник" - и, чёрт, как не заморачивался Джерард, пока дело касалось Элайзы. Возможно, он придаёт слишком много значения условностям, но теперь, когда оба женаты, такая программа просто не работает, не с ним. И Джерард пытался объяснить, правда. "Не-бери-в-голову" - чего ещё можно было от него ожидать? - "не-бери-в-голову", и полез целоваться, и это было прямо здесь, на джерардовой узкой койке, и они отбили себе все колени, а синяки с его шеи сходили потом чёртову уйму времени (хотя ему-то что, с его литрами чернил под кожей), и смотреть на это было страшнее всего, - потому что в то утро, на свежую голову, он сказал: "Ну окей, если так будет лучше". Иногда это бывает просто невыносимо, несправедливо, считает Джерард, что он может ко всему относиться - так, как это вообще возможно, когда Джерард физически, постоянно чувствует это - будто плёнкой на коже, будто перманентным маркером (нет, Джерарду совсем не по душе такая ассоциация), та-ту-и-ров-кой прямо на лбу! - и это он, педант и чистюля, должен выворачиваться наизнанку, ведь - не отмыться. Не избавиться. От него, от мыслей о нём - не избавиться, и когда он торчит там, на кухоньке, над джерардовой душой, - это как пятитонный груз на грудь, что вздохнёшь - и сломает рёбра, это как занесённый дамоклов меч. Джерард путается, путается, и, если уж на то пошло, разобраться - а сегодня ведь и не с чего, не с чего ему было начинать это, никакой зацепки - да вообще не с чего, если ему действительно всё... И - конечно! - Джерард злится. Потому что - какого чёрта? Потому что единственное приходящее на ум объяснение, единственный вывод, которому удовлетворяют все части этого уравнения - равно то, как легко он его отпустил, и его полуночные ритуальные шатания - просто никуда не годится. Потому что Джерарда совершенно не устраивает, когда ему делают одолжения - скажем так, он на всей своей шкуре оценил благородный жест, спасибо. Поэтому лучше не разбираться, не трогать, не распутывать - распутывая, вымажешься заново с ног до головы, - ему, знаете, кажется, взгляни на него кто сейчас... Джерард боится, что однажды это случится дома. Что он проснётся посреди ночи, в своей постели, и Линдси, любимая, будет спать на его плече, в доме, где кухня больше квадратного метра и совершенно пуста - а он проснётся, будет выдернут из сна, как если бы заслышал знакомую возню, и в голове будет назойливо звенеть безотчётное, рефлекторное ожидание, и с этим не удастся справиться - и Линдси будет прижиматься тесно-тесно, как всегда, и он ничего не сможет поделать с тем, что и она - испачкается, там, где её ладонь будет лежать над его сердцем. Сердце колотится. Джерард пытается перевести дух. Это какое-то болото, или лихорадка, горячечный бред (то особенно, где Джерард старается не представлять, как однажды бы он их выдал: метаясь в жаре в одну из своих бесконечных болезней, прохрипел бы случайно бессвязное "Джи" - и то, где он холодеет: а вдруг было? - и то, где проклинает себя за самую мысль и за то, как бросает она его в жаркую дрожь). Джерард думает: сегодня - не с чего? Может он просто там понял себе, сукин сын, что довёл наконец до точки кипения? - не дай Бог, впрочем, потому что Джерарду кажется, он скорее убьёт, чем что-то ещё, и он сам не уверен, что это только фигура речи. Слышатся тихие шаги, это он, возвращается, и перед ним плывёт крепкая вонь сигаретного дыма, и от его рукава, когда он задевает им случайно ткань джерардова полога, веет холодом - как всегда, выставлял, наверное, руку наружу, как он любит (говорит, чтобы чувствовать скорость, чтобы ветер до боли бил в ладонь). Джерард закусывает губу: ему внезапно ужасно хочется схватить его за эту холодную руку, ни за чем, наверное - и просто держать. Сквозь полог он не видит, конечно, - сквозь него и при свете различимы разве что силуэты, - но он знает: здесь, на тыльной стороне ладони, у него выбито сердце, и на ленте, что опоясывает его - имя его жены. Джерард знает наперечёт каждую из его татуировок, и он знает, что его имени среди них нет. Джерард думает вдруг: а знает ли он, может ли он представить, что ему есть до этого какое-то дело? Он дожидается с трудом, пока - вот разулся, залез, улёгся, вот ворочается с боку на бок, - на его полке, там, через перегородку и вверх наискосок, всё затихнет. Ждать, пока он заснёт, Джерард уже не может -он нашаривает в темноте в ворохе вещей пачку собственных сигарет. На кухне, на кресле под форточкой, следы его пыльных кед - высовывался, значит, вполкорпуса, да? Будь он проклят. Это продолжается - сколько уже? - достаточно, чтобы сойти с ума. Раз за разом, как на повторе, и Джерард ничего не может с этим поделать: в том, чтобы мешать со своим тот нерассеявшийся ещё дым, что побывал в его лёгких, есть что-то, приносящее исступленное мазохистское удовлетворение. И тушить сигарету о чёртову стену, - сумасшедший ведь, можно, - и касаться неостывших краёв опалённого пластика - губами, на высоте чёртовых всем очевидных полутора с гаком метров, и окунаться снова по самую макушку в бездонную выгребную яму внутри себя - может статься, впрочем, что Джерард из неё никогда и не выныривал, - ту, что называется его ненавистным именем.
Теперь, проглотив оба фика - буквально моментом - оба и в раз. Остапа несло невероятно. Записываю этот фик в свои любимые. Или от того, что я, торопясь и сбиваясь, перечитывала строки снова и, путая слова, возвращалась к началу, или оттого, что сам Джерард так одержим, - его одержимость передалась и мне. Можно сказать, я запачкалась. Но мне это ужасно нравится. И благодарю за это чудесное невероятное приключение- путешествие по мыслям. Я даже пишу что-то невнятное)
Grim_Guest, или грязь) Я даже не знаю. Этот фик очень долго мучил меня, шёл тяжело и с кровью, и результат меня саму немного оглушил... Я прошу прощения, если устроила бардак в твоей голове, но, не скрою, это жутко приятно, в том плане, что - значит удалось передать, как надо, зацепить... запачкать))) Спасибо огромное за такой отклик, спасибо, что читаешь меня)
Juleeshka рада, что нравится!) Осмелюсь и отсутствие у Вас слов принять за комплимент - ведь о чём-то это говорит?) и спасибо)))
Bulletproof_Heart, помимо всего прочего, шея Айеро на Вашей аватарке лишает способности связно мыслить х)) а серьёзно - спасибо и Вам, за то, что пришлось по вкусу и за то, что почувствовалось - да, Джерард правда наизнанку весь, - это действительно неоценимо важно для любого, наверное, автора))
