Был тихий, безмятежный вечер. Дождь закончился, тучи
растворились в небе, оставив после себя влажный воздух и росу. Солнце, будто
остуженное ливнем, слабо грело, медленно спускаясь на запад. Дул несильный,
приятный ветер.
За спиной слышался треск костра, игра на гитаре – это
Рэй перебирал струны, иногда играл боями. Некоторые ребята мурлыкали под
гитару, сидя у гаснущего костра, некоторые попрятались в свои палатки, словно
мышки.
Я прихлопнул наглеца, севшего на мою руку и сосущего
мою кровь. Маленькое красное пятнышко живописно растеклось вокруг скрючившегося
комара. Я брезгливо смахнул его.
Рэй заиграл какую-то очень грустную песню. Мне стало
тоскливо, грустно. Я почувствовал себя страшно одиноким. Всякие мысли полезли в
голову, беспардонно наводя там свой порядок. Становилось все грустнее и
грустнее, мною овладело какое-то чувство обреченности, безысходности. Я
старался думать о чем-то более веселом, не столь тоскливом, но эти паршивые
мысли уже пустили корни, и избавиться от них стало совсем непросто.
Солнце спряталось за горизонтом, укрывшись сверху
легкой полосой облаков, ставшей сначала розовой, потом – алой. Я вздрогнул. Кровавый закат, - мелькнуло в голове.
- Чего такой печальный? – неожиданно, будто отовсюду,
послышался голос Лин.
- Я не печален, просто задумался.
Лин пристроилась рядом, прижавшись своим предплечьем к
моему.
- О чем? Или о ком?
О Фрэнке.
- Да так, ничего особенного, - сказал я.
Рэй перестал играть, народ у костра стал расходиться.
Мисс Логан, классная руководительница Майки и Фрэнка, предупредила, что через
пятнадцать минут отбой. Когда все разошлись, а на улице остались только мы
вдвоем, Лин заговорила:
- Джи, можно задать тебе один вопрос?
Я кивнул. Надеюсь, ничего… особенного?
- Ты когда-нибудь любил по-настоящему? Влюблялся там,
я не знаю…
Сумрак накрыл наш лагерь, полоса красного света на
западе почти растворилась в фиолетовой синеве.
Любил ли я по-настоящему? До недавнего времени нет.
- А ты? – вопросом на вопрос ответил я.
- Я? Ты не ответил.
Я вдохнул уже ночной воздух и шумно выдохнул.
- Да. Люблю и сейчас.
Краем глаза взглянув на Лин, я заметил, что щеки ее
покрыл легкий румянец.
- И я, - тихо ответила она.
Костер погас. Я перестал слышать его уютного треска,
греющего даже на расстоянии.
Как жаль, дорогая, что люблю я не тебя. Я был бы рад
осчастливить тебя, я и сам был бы счастлив, если бы любил тебя. Но, увы, это не
так.
Я не хочу тебя огорчать.
- Голубки, мисс Логан сказала, чтобы вы возвращались в
свои палатки! – крикнул Майки.
Первым встал я. Пожелав спокойной ночи, я удалился, а
Лин продолжала сидеть, ничего не ответив. В конце концов, и она поднялась с
земли, отряхнулась и с мечтательной улыбкой на губах отправилась в свою
палатку.
***
- Что это за фигня?! – вопил Майки, разглядывая свои
руки. Он был почти весь в зубной пасте, когда-то выжатой непонятным узором, но
ставшей кашей белых и голубых полос.
Я протер глаза, не подозревая, что и мои руки в этой
жгучей пасте. Громко выругавшись, я схватил одеяло на ощупь и вытер пасту и появившиеся
слезы с глаз.
Рэй отчаянно снимал белую кашу со своих афро, Майки
вышел на улицу и орал уже там.
Когда глаза перестало щипать, я заметил Фрэнка, лишь
слегка (по сравнению с нами) намазанного пастой. Он растерянно глядел на нас.
На его лице не было ни негодования, ни возмущения, его взгляд выражал страх,
испуг. Я внимательнее присмотрелся: его кожа на лице и на руках становилась
красной.
- Мудаки, - сказал я и схватил Фрэнка за руку, вывел
из палатки. Он молча шел за мной. Сорвав крупные листья с дерева, покрытые
утренней росой, я стал тщательно вытирать ими раскрасневшиеся щеки Фрэнка,
места, которые было щедро политы зубной пастой. Листья быстро пачкались,
пришлось срывать еще и еще. Фрэнк все молчал, растерянно и испуганно глядя на
меня.
- Что произошло, Уэй? – на крики Майки из красно-синей
палатки вылезла мисс Логан, за ней – сонная Хейс.
- Нас измазали зубной пастой! – возмущенно пожаловался
брат.
- Еще у Фрэнка аллергия, - добавил я, вытирая
последние мазки пасты с лица Айеро.
Миссис Хейс позвала медсестру из соседней палатки,
медсестра тут же затащила Фрэнка в свою палатку, стала его протирать какими-то
медицинскими салфетками, пичкать лекарствами.
- Ты знаешь, кто это сделал? – строго спросила Логан у
Майки. Он покачал головой. Я знал, кто это сделал, и готов поспорить, братец
тоже, но никто из нас не скажет имена этих гаденышей учителям.
***
Ближе к полудню, после завтрака, наш лагерь свернулся,
и мы отправились дальше. День, в отличие от вчерашнего, выдался солнечным.
Взрослые бодро шли впереди, дети не спеша тащились следом. Я кидал злые взгляды
на компанию Джоны, те ехидно посмеивались. Ох, и разозлили они меня! Честное
слово, руки оторвал бы им, этими руками я бы сначала выдавил их глаза…
Я немного отстал от остальных, погрузившись в свои думы.
И даже не заметил, как ко мне подошел Фрэнк.
- Спасибо.
Мысли, как бабочки, разлетелись в разные стороны,
ненароком перевернув мой мозг верх тормашками, и я совершенно забыл, о чем
думал, где я сейчас нахожусь, и кто я, собственно, такой. Это длилось долгое
мгновение. Я, наконец, все вспомнил и кивнул Фрэнку.
- Я думал, ты обиделся на меня, - сказал он.
- За что?
- Когда я сказал тебе… ну…
- Что я тебе нравлюсь, - подсказал я.
- Да, именно это.
Так вот, когда я это сказал, ты вышел
из палатки, никак не отреагировав на мои слова. Я и решил, что ты обиделся.
- Я обиделся на то, что я нравлюсь тебе? Нет, ты
что-то путаешь. Это бред. Полнейший бред.
- Ты никак не отреагировал, - повторил Фрэнк.
Я понял, что он добивается от меня реакции. И не
ошибся.
- Скажи мне, черт возьми, что ты думаешь на этот счет!
Просто: «Да, ты мне тоже нравишься», чтобы сделать меня счастливым, или: «Нет,
я не гей», чтобы я сошел с ума, зато не мучился бы в догадках! Неужели это так
сложно?!
- Эй, Фрэнки, спокойнее…
- Джерард, ну пожалуйста. Просто скажи. Я пойму. Я
ведь тоже раньше считал парней, любящих других парней, придурками. Я пойму. Я
не стану убиваться, то есть, постараюсь. Джерард, просто скажи, что ты не гей,
чтобы я перестал надеяться на что-то, открой мне глаза. Я готов знать правду.
Нет, не готов, но ведь знать правду гораздо лучше, чем тешить себя пустыми
надеждами?..
- Заткнись, Айеро. Распустил тут сопли.
- И все же? – плачущим голосом спросил он.
Я споткнулся о торчащий корень дуба, но не
распластался на земле. Где-то впереди слышалась болтовня мальчишек, хихиканье
девчонок, поучающие голоса взрослых. По небу плыли облачные корабли причудливых
форм. Там, слева, плывет корабль в виде черепахи, а прямо над нами шлюпка,
напоминающая голову лошади. Птицы по всему лесу устраивают свой концерт, каждая
солирует, у каждой – своя песня. Одна восхваляет солнце, другая радуется тому,
что ее птенцы научились летать, а третья съела вкусного червячка.
- Почему ты решил, что правда окажется горькой? –
спросил я у Фрэнка.
Он пожал плечами.
- Я сам не знаю, как отношусь к тебе. Я, знаешь ли, в
первый раз педик. Мне сложно определиться. Я еще не любил парня.
Фрэнк вдруг выронил из рук пакет с одеялами.
Наклонился, чтобы поднять его, а из рюкзака посыпались ложки, стаканы, выпал термос…
Я принялся помогать нерадивому Айеро собрать вещи, из
толпы, шедшей впереди, к нам присоединился Майки, поднимая и отряхивая ложки с
земли. Откуда-то взялся Джона и Дэвид, в обнимку с Ребеккой Стьюкли. Они,
бросая колкости в наш адрес, стояли и наблюдали за тем, как мы собираем добро
Фрэнка.
- Заткнитесь и валите отсюда! – разозлено сказал им
Майки.
Но они его не слушались, стояли и ехидничали, гиены.
Толпа, до этого видимая впереди, вдруг куда-то делась.
Не оставив ни своей болтовни, ни следов.
Положив в рюкзак Фрэнка треснувший последний стакан и
термос со сломавшейся ручкой, мы окликнули миссис Хейс, мисс Логан, Рэя, Лин…
Но в ответ слышались лишь голоса поющих птиц и шелест листьев. Джона и Дэвид
запаниковали, Ребекка и Майки стали отчаянно звать всех. Я побежал туда, где
видел ребят в последний раз, огляделся, но нигде не было признака их пребывания
здесь.
Фрэнк засмеялся. Сначала тихо, в кулак. Потом все
громче и громче, пока не разошелся в истеричном хохоте. Эхо вторило ему, от
чего смех стал зловещим, пугающим. Стьюкли всхлипнула.
|
Я его жду, а значит уважаю. Ставлю пятёрочку 
