Я поправил наушник дрожащими от усталости пальцами. В ухо сотый раз вливалась партия моего баса, которую для меня, беспрерывно чертыхаясь и ругая длинный гриф, записал мой хороший друг Фрэнк. Перестроиться на бас-гитару у него никак не выходило, поэтому партия в его исполнении имела бесчисленное множество сыгранных только с пятой попытки нот. Однако если учесть, что Фрэнк не являлся бас-гитаристом и начал изучать это только месяц назад, у него получалось очень даже неплохо. «Спасибо тебе, Фрэнки», - прошептал я, поднося к губам пластиковый медиатор, который он мне подарил. Плеер был поставлен на повтор. Я настроился и в сто первый раз прослушал партию, привыкая к замысловатой мелодии. Пальцы на струнах уже не зажимались, но вот пару нот ровно посередине подобрать на слух мне не удавалось. Огрубевшие подушечки, кажется, лишенные уже индивидуальных лабиринтов борозд, скользили по грифу, выискивая нужный лад. Тщетно. Это не «ре», и не «си». Нужно подышать и начать снова. Концерт только через три дня, я успею разобрать эту партию. Я бережно отложил гитару в сторону, укладывая ее на пол. Костяшки пальцев коснулись мягкого ворса ковра. Значит, можно отпустить головку грифа и с наслаждением похрустеть затекшими суставами. «Три часа дня», - возвестил женский механический голос. Я улыбнулся ему. Он был моим другом. Три часа. Это значит, что через несколько минут в дверь ввалится запах одеколона, смешанного с табаком, крепкие руки обнимут меня, я уткнусь носом в мягкую рубашку и наконец-то хоть кому-то пожалуюсь на то, что мне не подобрать эти чертовы ноты. Я слышу их, слышу ясно и отчетливо, но мои пальцы не способны нашарить их на бездорожье гитарного грифа. И в ответ я получу свою порцию жалости и бессмысленных сожалений, что все вышло вот так, и никак иначе. Теплая рубашка Джерарда, моего старшего брата, который, собственно, и обещал придти, будет приятно греть мою кожу. Я буду всхлипывать от жалости к себе, и комкать в руках нежную ткань. Я не видел своего брата уже полгода. В последнее время он приходит все реже. Что ж, я все прекрасно понимаю. Группе нужен новый бас-гитарист. Я сидел на полу, сложив руки на коленях. Бесполезный, никому не нужный человек.
На нашем последнем концерте я упал. Хотя знал ту сцену, на которой мы выступали. Я запоминал ее два дня, я досконально знал все устройство, я представлял, где будут лежать провода, где будут стоять колонки. - Майкс, не стой на одном месте, ходи. Тебе тяжело, но мы не хотим, чтобы фанаты догадывались, что с тобой, - сказал мне на ухо Джи перед самым выходом. Я кивнул ему. Если надо, я буду ходить. Пусть даже при каждом шаге дрожит что-то внутри головы, прямо за глазами. Пусть даже доктор запрещает много двигаться после неудачной операции. Пусть. Если надо, я буду ходить. Первая половина песни прошла на ура. Пальцы доведенными до автоматизма движениями самостоятельно держали партию. Я знал, что сейчас Фрэнк носится по сцене, заводя публику, знал, что Джерард грациозно изгибается у микрофона, пропевая очередную строчку песни, знал, что Рэй в экстазе трясет своими афро. Я гулял по сцене широкими шагами, старательно наступая на провод от гитары Фрэнка так, чтобы он приходился мне на середину подошвы. Публика радостно шумела. Наверняка удивлялась выходкам фронтмена и его ритм-гитариста. Да-да. Фрэнк Айеро полностью принадлежал Джерарду. Они часто репетировали вместе, доводя очередное наше творение до совершенства. До той степени, пока голос Джи не вплетался в искусные пальцы Айеро, исполняющие дикие танцы на гитарных ладах. Они принадлежали друг другу. Без пошлости. Я сделал еще один широкий шаг назад. И не почувствовал провода под ногой. Это выбило меня из колеи. Темнота перед глазами прерывалась красноватыми вспышками, но я не подал вида и продолжал играть, переступая на месте. Еще шаг назад. Провод оказался дальше, чем я думал. Я споткнулся об него и неловко упал. Многочисленные провода от аппаратуры врезались мне в позвоночник, заставляя выгнуться назад, заставляя упереться затылком в холодный пыльный пол. Встать сразу я не смог, сильная боль едва не разнесла мне голову. По звукам я понимал, что ребята прикрывают меня, голос Джи стал громче, пронзительнее, Рэй, судя по вибрации, прыгал где-то около, отвлекая внимание на себя. Я до крови закусил нижнюю губу. Рядом со мной кто-то упал на колени. - Майки, вставай, ты сможешь, - прокричал мне голос Фрэнка, вырывавшийся из объятий гитарного соло, которое он играл. Я сделал усилие над собой и поднялся на ноги. Пальцы сбились с ритма, но я на слух подобрал нечто, похожее на партию баса в этой песне. В гримерке после концерта я выплакался на плече у Джи. Мой брат – очень неоднозначный человек. В вопросах развития группы он жесток и способен сломить волю любого. «Сделай или умри». Даже если у Фрэнка безумно болит рука, до такой степени, что он катается по полу в гримерке, прижимая ее к животу и призывая на помощь всех известных ему богов, матерей и женщин легкого поведения, Фрэнк будет играть на концерте. Потому что Джерард так сказал. Мало того, он будет резвиться с гитарой, поворачивая ее во все немыслимые стороны. Кого волнует, что при этом количество обезболивающего в его крови во много раз превышает все допустимые нормы. Джерард даже для себя не делает послаблений. Выступать с температурой 40,2, когда все белки уже почти свернулись и вышли с потом - это нормально, так он считает. Что уж до того, чтобы пнуть на сцену младшего брата Майкса? Это дело чести, даже если Майкс ничего не видит, истерит ночами и тихонько подвывает от раздирающей череп боли, возникающей во время резких движений. Зато после удачного концерта Джи меняется. Он готов на руках носить Фрэнка, целовать его больную руку и извиняться на коленях, что заставил его страдать. Он даже согласен лечь в постель и принять, наконец, горсть таблеток от простуды. Ну, или послужить жилеткой для меня. - Ты был хорош, Майки, - говорил мне Джи тогда, в пыльной, пропахшей помадой гримерке, - все прошло на ура. - Джер, мне надоело так жить, - я всхлипывал на его плече, стягивая на себя ткань его потной рубашки. - Майкс, потерпи еще немного. Я верю, что тебя вылечат, - брат еще тяжело дышал. Правильно, я притащил его сюда сразу же, он даже не попил воды. Поэтому его голос такой хриплый. Я тоже иногда жесток. Но я боялся разрыдаться при всех. А сейчас я успокоюсь. Мне просто надо выплакать накопившуюся боль. Вслед за слезами придет облегчение. Может, я даже почувствую себя не таким ненужным. Да, потом, после того, как мои слезы будут аккуратно вытерты салфеткой, Джер обхватит меня сзади за талию (проходы очень узкие, а в коридорах много ненужного хлама) и таким образом отведет меня к ребятам. На диване будет лежать Фрэнк, со стонами толкаясь бедрами в прокуренный воздух, от этих его движений будет тоненько поскрипывать вся мебель в комнате. Он часто так делает, сбрасывает накопившееся возбуждение и напряжение. Фрэнк будет говорить Джерарду чего-то вроде «Джи, детка, я так завелся сегодня, глядя на твою задницу». Брат разозлится, накричит на него, столкнет с дивана, пару раз даст по шее. А на следующем концерте схватит Фрэнка за волосы и притянет к своей промежности, закрытой лишь обтягивающими до невозможности джинсами. Это их, только их игра. Мы с Рэем порою ощущаем себя лишними.
В памяти всплыли афро Рэя. Я давно, очень давно не видел их. Хотя, Рэй самый понимающий, наверное. При встрече он дает мне погладить его по волосам, чтобы я убедился, что он прежний и ничего не поменялось. Да, я часто плачу, порою не замечаю, что слезы текут у меня по щекам, но я все тот же Майки Уэй. Внутри-то я остался. Хоть и сдавлен болью. Ребята заботятся обо мне, готовят, помогают принять ванну или душ, но только Рэй на интервью догадывается шепнуть мне: «Майкс, камера в левом нижнем углу, посмотри туда, нас снимают». Фрэнк и Джерард обычно заняты более важными делами, чем мои глаза, смотрящие абсолютно мимо камеры. Их нельзя в этом винить. По старой привычке распахнув веки, я пробегаюсь пальцами по щекам. Джи говорит мне, что, если я не хочу моргать или ходить с открытыми глазами, я должен носить солнечные очки, чтобы наши фанаты не догадывались ни о чем. Какая предусмотрительная забота о нервах абсолютно чужих нам людей.
Раньше я часто читал о том, как чувствуют себя слепые люди. Теперь я выяснил, что все это – красиво написанный бред. Я часто просыпаюсь ночью в холодном поту, я пытаюсь очнуться от кошмара, я пытаюсь открыть глаза, я изо всех сил напрягаю мышцы, но это бесполезно. Я долго не могу отличить, где темнота сна, а где – темнота реальности. Я могу смотреть широко открытыми глазами, но я не почувствую разницы, если закрою их. Иногда мне снится, что я тону в темноте, которая внезапно приобретает плотность и пахнет нефтью. Она забивается мне в нос и уши, наполняя мою голову, выталкивая из орбит глаза, в которых навеки остался спокойный, ровный взгляд. Я сжимаю виски руками и выдавливаю нефть в позвоночник, где она уродливым комом калечит позвонки, разрывает спинной мозг. Я кричу от боли и дергаюсь на кровати. Ком доходит до копчика и рассыпается на осколки, которые впиваются дальше в меня, прокалывая острыми краями мои внутренности. Они похожи на больших червей. Одного из них я успеваю схватить, как только его омерзительное тело выплывает из моего рта. Я тяну его, перебирая пальцами вязкую жижу, тяну, выдирая из себя позвоночник, с хрустом ломая грудную клетку. Нефть забирает меня в свои объятия. Я откидываюсь на наволочку и хриплю, пытаясь проснуться. Но нефть всегда будет вокруг меня. Я живу в ней.
В двери заворочался ключ. Я выпрямился, улыбаясь. Это Джерард. Сейчас я отвлекусь от черных воспоминаний, возвращаясь к черной реальности. - Майкс, ты как? – отягощенный заботой и вниманием голос Джи слышится из прихожей, где он раздевается, скидывая куртку на пол. У меня мало мебели. Только стол, за которым я иногда ем, один шкаф (ровно три шага от двери вдоль левой стенки), обклеенный поролоном, и кровать. Больше мне ничего не надо, я прекрасно обхожусь полом. - Все в порядке, - говорю я, поворачивая голову на звук. Вообще-то, я не нуждаюсь в этом, но Джерарда пугает, когда я не реагирую на раздражители, как делают это обычные люди. - Я купил тебе пиццы. А еще от мамы пришла посылка, - вот она, радость в голосе. Мама далеко, а я близко. Пришел ко мне – пришел к части маминых генов, вложенных в меня. Это та самая, братская, всеразрушающая любовь. - Спасибо, - откликаюсь я, улыбаясь и пытаясь повернуться так, чтобы «смотреть» на Джерарда. Кажется, это дает ему смутную надежду на то, что я вижу хотя бы силуэты. Нет, не вижу. Но Джи хочет надеяться. Пусть. Я разрешу ему это. - Сегодня 14 февраля, помнишь? – Джерард входит в комнату, втолкнув впереди себя насыщенный одеколоном и табаком воздух. - Да. Это ничего не значит, - поспешно говорю я, поворачиваясь на звук его шагов. Надеюсь, мои зрачки направлены туда, куда надо. - Значит. Я могу сказать тебе, что люблю тебя, - Джи садится на пол рядом со мной (сердце вздрагивает от беспокойства за гитару, лежащую с той же стороны), приобнимает меня за плечи и я чувствую, что от брата пахнет спиртным. Обычное, в общем-то дело. Вчера они праздновали с Рэем, Фрэнком и Бобом. А я не пошел, потому что болела голова, и жутко тянуло в нефтяной сон. Плохо, что Джи выпил. - Я тоже тебя люблю, - говорю я с улыбкой. Мое тело болезненно реагирует на прикосновения его ладони к плечу. Чувства обострены, организм пытается возместить недостаток информации. И недостаток Джерарда. - Будешь пиццу? – тихо спрашивает Джерард. Я киваю в ответ. Не хочу говорить. Джи все увидит и поймет. Он осторожно вкладывает мне в руку остывший треугольный кусочек. Я с жадностью кусаю его. Я не ел с самого утра. - Фрэнк завтра не придет, - сообщил брат, - он загулял, там с Джамией проблемы у него какие-то, так он мелко мстит. Я вздохнул. Значит, ближайшие дней пять я без горячей еды. Фрэнк приходил ко мне готовить, Рэй поддерживал порядок, а Джи баловал вкусностями, убивающими мой желудок, и развлекал. Замечательные у меня друзья, все-таки. - Ну ладно, я переживу это. Мне никак не угадать две ноты в партии, - пожаловался я. - Это всего лишь две ноты. Замени их, - посоветовал Джер с набитым ртом. - Там кульминация теряется сразу. - Ты же знаешь, коварный Майки, что я плохо разбираюсь в гитарах, - брат легонько щелкнул меня по носу, - пойду, поставлю чайник, я замерз, на улице жуткий холод, я даже Фрэнка бы не выгнал на такой. Да еще и дурацкие девчонки с сердечками, которых у меня теперь целые карманы. Бесплатные объятия, - Джи фыркнул. Я почувствовал резкий укол ревности. Не люблю, когда кто-то обнимает моего брата. Шаги Джерарда удалились на кухню. Я встал с пола, нашаривая рукой гитару. Добрался до кровати. Гитара сразу же была поставлена в угол (когда дома Джер, надо прятать все дорогое и ценное), а я с облегчением привалился к прохладной стене. - Я принес тебе теплый чай, - возвестил вернувшийся Джерард. Он взял мою руку за запястье и поднес к чашке. Когда он был уверен, что я крепко ее держу, он залез на кровать рядом со мной. - Я скучаю по тебе, Джи, - честно признался я, отпивая чай. - Майки, я же рядом с тобой, - удивился брат. Я живо представил его взгляд. - Все равно. Я тебя не вижу, а, значит, не чувствую, - вздохнул я. Это было правдой. Временами мне хотелось, чтобы по моим венам тек аромат моего старшего брата, а вместо вонючей нефти была нежная кожа Джи. - Ты… ты не чувствуешь меня? – Джер отнял у меня кружку. Видимо, чай он сделал один на двоих, лентяй-Джерард. - Нет. Ты рядом, но… но тебя как будто нет. - Это бред, прости, но сейчас ты несешь откровенный бред, - Джи замолк, прижимаясь ко мне теплым боком. Я и сам знал, что бред. Все мои мысли – бред.
Всего два месяца назад я целовал своего брата. Грязно и развратно вторгался языком в его рот, бесцеремонно раздвигая губы. Сейчас в это сложно, слишком сложно поверить. Я не видел его лица, не видел зеленые глаза смертного греха, который мы совершили, когда он был прижат к стене, когда обхватывал мою талию ногами, когда подставлял мне шею, по которой стекали капли пота. Я касался капелек кончиками губ, я ощущал их соленость и нежный привкус. Страх, что брат оттолкнет меня, заставлял сдерживаться, сдерживаться из последних сил, позволяя темноте натягивать между нами прозрачную, отвратительно теплую пленку. Но я срывался, я разрывал ее, стаскивал, заставляя кожу брата покрываться мурашками и красными полосами от моих пальцев. Я не видел их, но чувствовал тепло этих ссадин. Я трахал Джерарда в рот языком, грубо задевая его зубы. Не давал ему дышать, вызывал у него спазмы, надавливая на его пошлый язык, выговаривающий тысячу непристойностей во время выступлений. «Какова твоя развратность на вкус, Джерард? Я спрячусь в тебя, укроюсь от горячих струй черноты, тягучести, отчаяния, рвущихся наполнить меня до краев. В тебе я в безопасности. Ты же не отдашь меня темноте? Пожертвуешь своим телом? Своим прекрасным телом?» Язык Джерарда имел вкус лжи, самой изощренной и сладкой лжи, которая только могла быть. Я сосал его жадно, закусывая подвижный, извивающийся кончик до крови. Я хотел выпить его кровь, смешать ее со своей, ощущая болезненную наполненность, ощущая переизбыток чувств и эмоций. Только бы он не оттолкнул меня… Джерард не отталкивал. Его руки бродили по моей спине, цепляясь за выступающие углы лопаток, ноги обхватывали мою талию, сдавливая до боли. Мне было тяжело держать его вес на руках, но еще тяжелее было осознавать, что же я творил. Как хорошо, что я лишен возможности видеть лицо своего брата. Того, что я не видел – не произошло, ведь так? Так? Иначе я сойду с ума…
- Майки, ты опять думаешь о чем-то, - Джерард был обижен, судя по его голосу, - хотел бы я знать, что за мысли бродят в твоей голове, честное слово. - Лучше не надо, - ухмыльнулся я, представляя, что же будет, если он узнает, что в моем подсознании он давно принадлежит мне. А не Фрэнку. И я хочу играть для него, хочу брать его голос, его дыхание, адресованное микрофону. - Не хочешь – не говори. Я не настаиваю. Хотя ты и так замкнут в последнее время. Никого не пускаешь в свой мир. О, Джерард, ты хочешь окунуться в нефть? Погрузиться на дно темноты? Коснуться склизкого дна лопатками? Я могу тебе это устроить… - Между прочим, у меня для тебя есть кое-что. От мамы. - Это интересно, - безразлично констатировал я. Не люблю сюрпризы. - Открой рот, - смеясь, посоветовал Джерард. Я подчинился. В принципе, мне было безразлично, но… Моих губ коснулась ложка, холодный металл ее проскользил глубже, оставляя у меня на языке сладкий, фруктовый вкус. Я обхватил ложку ртом, зачем-то старательно ее вылизывая. - Вкусно? - Да, - выдохнул я. Вкусно. Очень. Но вот тот вкус лжи, разврата и пота был намного, намного приятнее. Почему я не могу получить хоть небольшую дозу Джи в свои вены? Мне очень, очень это нужно… Джерард кормил меня с ложечки сладким лакомством, заботливо вытирая капельки, падающие на мой подбородок. Говорил, что у меня все будет хорошо. А я сидел с открытыми глазами и медленно опускался в нефть. Опять. Хотелось дернуться и закричать. Но я не мог. Боялся, что эта черная жидкость с мерзкими комочками попадет в мои легкие. И тогда конец. А мне еще немного хотелось жить. - Ты в порядке? Чувствуешь меня? – спросил Джер, отправляя в мой рот очередную ложку, которую я старательно облизал. - Нет, прости. Мне хотелось рассказать о преследующей меня вязкой темноте. Но я не стал этого делать. Брат не поймет меня. - Майки, - произнес Джи очень-очень тихо, - что… что мне надо сделать, чтобы ты ощутил меня в полной мере? Я не ослышался? На секунду я вынырнул от разрывающей меня черноты. Неужели Джерард готов на все ради меня? - Поцелуй, - несмело сказал я, ожидая удара. Внутри меня все замерло от боли, щелкающей в ушах, скачками двигающейся по спинному мозгу. Моих губ коснулся холодный металл. Стоит сделать вид, что ничего не произошло? Но очередной кусочек персика, попавший мне на язык, уже имел привкус лжи.
Губы Джерарда накрыли мои резко и требовательно. Я не ожидал этого, поэтому просто замер. Такое нежное, бархатное прикосновение, чуть смоченное сладковатой слюной. Язык проник внутрь, нажимая на десны, небо, знакомясь с моим языком. Руки Джерарда попали на затылок, поворачивая мою голову чуть набок. Сознание уносилось, выталкиваемое сплетанием наших тел в одно целое, в единый организм. Я оказался на кровати, на самой поверхности нефти, поддерживаемый лишь пленкой, сморщивающейся и сползающей в островки. Руки брата провели по позвоночнику, поднимая меня вверх, давая вдохнуть, прежде чем толкнуть ниже, в мерзкое месиво. Он снял с меня футболку, которая мигом погрузилась в кипящую черную жидкость. Персик во рту расщеплялся на волокна, вползающие по нашим сцепленным языкам в Джерарда, наполняя его моей темнотой, моей слизью. Он глотал ее, покорно впитывая то, что не давало моей грудной клетке расправиться, освобождая место для легких, в которые уже заплывало фруктовое наслаждение, смешанное с ложью, с предательством, с развратом. - Не отпускай… - простонал я, окунаясь в нефтяное болото с сочными кусками фруктов, за которые я цеплялся, потому что от того, удержусь ли я, зависела моя жизнь. Ладони, теплые ладони Джера сползли мне на живот, растворяя, счищая черный налет. Вкус персика на языке уже полностью был суррогатен, заменялся таким родным привкусом Джи. Сейчас он был мой, только мой. Мы плавали в нефти, на самой поверхности, поглаживая пальцами ненадежную пленку. Я хотел коснуться дна. Мои бедра вздернулись вверх, погружая голову, давая ноздрям вдохнуть тяжелые струи. Только бы Джерард ничего не говорил… Тогда придется на секунду, на мучительную секунду вынырнуть из смертельного омута. А мне хотелось умереть именно сейчас, под его теплой массой, сжимая в зубах сочащиеся кусочки персика. Джерард оторвался от моих губ, прижимая рукой мои бедра к кровати, больно надавливая всей ладонью на такого возбужденного меня. Прикосновения оторвались от моего тела. Я потерялся, мгновенно потерялся, подхваченный течением. Я не знал, где мой Джерард, поэтому чувствовал себя беспомощным и обманутым. Я протягивал руки в пустоту, с трудом отлепляя их от маслянисто-черной поверхности. Руки Джерарда вернулись. Он мягко погладили меня по джинсам, проводя по бедрам, задевая кожу ниже пупка, которая была обнажена задравшейся футболкой. Я выгнулся навстречу этим прикосновениям. Пальцы Джи были смазаны чем-то, он поспешно стягивал с меня ненужную одежду. Быстрее же! Я хочу туда, в темноту, на самое дно. Влажные, мокрые прикосновения к животу. Они проникают в ямочку пупка, надавливая, от чего ощущение вылезает между позвонками сзади, заставляя меня дергать бедрами вверх, пытаясь захлебнуться нефтью. Мокрый язык Джи, чуть шершавый на кончике, провел по моему животу, по самой его середине, оставляя после себя стремительно холодеющую дорожку. Я застонал, выпуская из легких последние граммы воздуха. - Тише, Майки, - шепот Джера пробежал по коже, заставляя кожу покрыться мурашками. В мои приоткрытые губы ткнулась ложка, наполненная фруктовым блаженством. Я языком подцепил кусочек персика, смакуя каждую его волокнинку. Прикосновения пальцев Джи подсыхали на мне, становясь липкими. Я ощущал, что на моей коже оставались сладкие частички, которые бережно собирали губы Джерарда. Я запустил пальцы в его чуть жестковатые волосы, заставляя сильнее ощущать горький вкус покрывающей меня темноты. Тяжесть тела брата держала меня, прижимая мои бедра к кровати, убеждая погружаться все глубже. Пальцы Джерарда сжимали мои ключицы. Мне хотелось, чтобы он сломал их. Тогда у меня бы выросли крылья, стремительно пропитывающиеся в нефти, утягивающие меня в пучину. Запястья касались моих сосков, от этого на каждом вздохе я ощущал, как бьет током от них в мое сердце, разрывая его на маленькие кусочки, разлетавшиеся по организму, превращавшиеся в тысячи маленьких сердец, бивших в мою кожу с той стороны в едином ритме. - Джерард, я не заставляю тебя, - прошептал я ему, потягивая на себя пряди его волос, заставляя его двигаться выше по моему телу. Мои пальцы нервно дрожали в его волосах, я делал ему больно, это было понятно по его шипению между поцелуями. - Майки, я хочу, чтобы ты ощутил меня, чтобы ты, наконец, понял, что я никогда никуда не денусь, - голос Джера был уже очень близко от моих губ, скрывавшихся под сладкой липкой пленкой. - Мы попадем в ад, Джи, - я запрокинул голову, подставляя шею под его поцелуи, - так же нельзя… - А разве ты сейчас не в аду? Запомни, запомни навсегда, Майки. Того, что ты не видишь и не чувствуешь – не существует. Сейчас существую я, потому что ты ощущаешь, насколько я твой, как я принадлежу тебе. А греха нет, нет, Майкс. Ты же не видишь его? Я знаю, тебе важно это, я понял, когда увидел твои глаза. Они такие красивые сейчас… Я почувствовал, что мы уже погружены в черную жижу, в которой в изобилии плавали прочерненные кусочки персика. Нефть разъедала их нежную кожицу, сжигая до косточки фруктовую плоть. Около меня, коснувшись руки, упала влажная ткань. Футболка Джерарда. Его обнаженная грудь улеглась мне на живот, кожей я чувствовал его мышцы, напряженные, готовые бороться с поглощающей нас темнотой. Но Джи не будет сопротивляться, не будет противиться нашему погружению. Ради меня. Ради нас. Я притянул его за плечи, обхватил ладонями его лицо и облизнул свои губы. Джи понял намек и поцеловал меня. Я вытолкнул языком в его рот обессилевший от моих ласк кусочек, во вкусе которого было больше водянистости и сахара, чем персиковой нежности. Мои руки сомкнулись на его спине и тут же расцепились вновь, вонзая длинные бледные пальцы в его мягкую, нежную кожу. Я сжимал ее в ладонях, чувствуя, как на них остаются масляные разводы. Кожа Джерарда расплывалась под моими ладонями, превращаясь в черную корку. Мне хотелось оставить на этой отвратительно нежной преграде между нами черные следы, исцарапать ее, обнажить Джерарда полностью, чтобы чувствовать, как течет кровь по его капиллярам, смешиваясь с разведенной персиково-нефтяной жидкостью. Рука Джерарда, не отрываясь от моей кожи, не прерывая контакта с ней, опустилась по моему животу, задержавшись на миг на липких пятнах. Кончики пальцев коснулись моей возбужденной плоти. Я стремительно падал вниз, а надо мной смыкалась черная непроницаемая толща нефти, готовая раздавить меня в любой момент. Джер поглаживал меня всей ладонью, размазывая по мне тепловатую жидкость. Я задыхался, по моим венам стремительно мчался фруктово-нефтяной коктейль, устремлявшийся вниз, собиравший по пути все импульсы, задевавший все нервы. Бедра взлетали вверх, неконтролируемо, в бешеном темпе. Я уже чувствовал дно, мог коснуться его опущенной вниз рукой, но Джерард держал меня всего в нескольких сантиметрах от омываемых потоками нефти персиков, выстилавших твердь, скрывающуюся за огромной глубиной. Я истекал нефтью, персиковым соком, сочился слизью, прорывающейся сквозь поры, заставлявшую мою кожу вздуваться пузырями. Движения смазывались, растекались, вибрируя, наполняя нефть вокруг нас большими пузырями, устремлявшимися, лениво покачиваясь, к поверхности. Я дотянулся губами до шеи Джера, заставив его наклонить голову, чтобы открыть мне полный доступ к его пропахшей одеколоном коже. Я не смог удержаться и укусил его, оттягивая бледную кожицу. Мне хотелось стянуть ее целиком, чтобы на ней не осталось несмываемых пятен нашего греха, так приятно и терпко пахнущего нефтяной ложью. Джерард должен быть обнажен полностью, так же, как был обнажен перед ним я. Даже если для этого мне придется содрать с него эту телесную ненужную пленку. Твердая ткань джинсов неприятно прикасалась к моей беззащитной коже. Я скользнул ладонями вниз по мягким бокам Джи и зацепился кончиками пальцев за кожаный ремень. - Сними их, Джер, - попросил я, желая иметь возможность осязать брата полностью. Джерард слез с меня, и я услышал, как звякает пряжка его ремня, ударяясь об пол. - Майки, вот что ты со мной делаешь… - тихо проговорил брат, тяжело вздохнув. - Я хочу чувствовать тебя, знать, быть уверенным, что ты – это ты. - Неужели нет другого способа? – спросил Джи, целуя меня в грудь, засасывая кожу между мягких теплых губ. - Есть, точно есть, Джи, но я его не знаю, - я погладил брата по волосам, безошибочно определяя положение его тела на моем. Я чувствовал каждую его клеточку. Я практически видел Джера, его силуэт рельефно выделялся среди черноты окружающей нас нефти. Джерард спустился по моему телу, проводя языком, слизывая кусочки персика, еще остававшиеся на моем животе. Губы съезжали по коже, скользя все ниже. От возбуждения у меня все болело и ныло внизу живота. Я боялся дышать, чтобы ненароком не спугнуть Джерарда. Его пальцы, прохладные, липкие, касались моей эрекции, заставляя вскидывать бедра навстречу его движениям. До дна оставалось совсем чуть-чуть, совсем немного. Джерард убрал руку, заставляя меня скулить от ноющей боли. Мерзкие нефтяные червяки внутри меня ползали по немеющим мышцам, заставляя их скручиваться в тугие узлы. - Майкс, я… я не могу, прости… - Джерард прошептал это мне на ухо, целуя и поглаживая языком ушную раковину. - Джееер, - провыл я, сходя с ума от желания упасть на самое-самое дно. До конца, до судорог, - несколько секунд назад ты был согласен… На все, - мои пальцы нервно теребили его плечо, стремясь проникнуть под кожу. - Прости. Рука Джерарда опустилась на низ моего живота. Он обхватил меня ладонью, нежно сжимая, погружая в персиковое болото.
- Майки? Ты странный какой-то, честное слово, - голос Джи, кормившего меня с ложки, как ребенка, обхватил мою голову, выдирая меня из фруктового блаженства, - все в норме? - Да, все хорошо, - сказал я спокойно, - я очень люблю тебя, Джи. Жаль, что ты такой нерешительный. - Я? Я бы пошел на все, если бы видел определенную цель. Нет, Джер, врешь. В мое темное болото даже я не смог бы тебя затащить. Ты выше этого. Ты будешь целовать меня в гримерке, заставляя меня мечтать о тебе, но никогда, никогда не заставишь почувствовать персиковые косточки и твердость под плечами. Жаль, что я никогда не увижу выражение твоего удивленного лица, когда ты заметишь, что я так возбужден лишь от мыслей о тебе. Того, что я не видел – никогда не существовало. Того, что я не чувствую – не существует. Две ноты в партии – «фа» и «ля». Я понял это, когда пальцы Джерарда пробежали по моему позвоночнику, словно пересчитывая клавиши фортепиано.
Да, кстати, сегодня утром еще прочитала, правда он потом исчез. В общем, фик офигенный, я в восторге. Правда. Красивый очень. За душу взяли персики и нефть))
ураа) и фик действительно горячий. персики и нефть - смелое и интересное сочетание, придают атмосфере остроты, я прямо вкус почувствовала с: я бы с удовольствием прочитала еще что-нибудь подобное, пишите еще! спасибо
эти описания сводят с ума, честное слово..редко когда встретишь подобное.запоминаются,цепляют и оставляют свой след.. особенно нефть, заполняющая каждую клетку.. Cherry_Pink,вы талантище,знаете?) спасибо вам!
Села муха на варенье, вот и всё произведенье Великая обломщица Cherry Pink, ты меня опять удивила. Нефть и персики... Персиково-нефтяновой коктейль... Надо будет попробовать как-нибудь на досуге (медик, будь рядом в такой момент, на всякий случай). Я ожидала всё, что угодно в этом фике, мой мозг рисовал мне иные картины, но вышло всё именно так... Оля, я ощущаю себя той самой мухой, которая застряла в вязкой жвачке и уже слабо трепыхается в её плену, не имея сил высвободиться. Мне физически хотелось содрать с глаз Майкла эту плёнку слепоты, чтобы он наконец увидел своего брата и в полной мере погрузился в грех. Единственное, что меня оттолкнуло, это обмазывание кожи вареньем. Ну хоть убей меня, но я это эротичным не считаю, потому что физически не переношу жирные, маслянистые и липкие структуры, меня от них мутит (вот почему из меня не выйдет косплеера фильма "9 с половиной недель"). Но на это я могу закрыть глаза и мысленно заменить кожу, обляпанную джемом, на кожу, увлажнённую вишнёвой смазкой, так будет не столь мерзко мне читать (повторюсь, это мои личные пунктики, не в обиду тебе). Вначале я подумала, что Майкл временно слеп после лазерной коррекции, у меня подруга три дня ходила слепая после такой процедуры, но затем я поняла, что вряд ли потеря зрения - последствие после операции. Будем считать, что его просто ослепила неземная красота Джи Всё просто супер, и мой тебе совет - относись к себе менее предвзято, лучше меня покритикуй, мне это полезно, а не то уже из черепа потиху шапка Мономаха пробивается. Ну вот и закончился долгожданный фик, даже как-то грустно, что такое ожидаемое произведение так быстро закончилось. Грустьпичалька, как ты говоришь. Спасибо за фик, он вне конкуренции И беги целовать победителя взасос и в щёчку
Brain Stew, я не талантище, еще раз говорю Спасибо за отзыв, мне приятно, хоть Вы и льстите. Малиновый_Лис, я хотела, чтобы было чуть противно. Сама не люблю липкие пальцы и кожу Потеря зрения - это последствия операции, которая не удалась. Я указывала, что Майки не видит уже полгода. Неземная красота Джи сыграла тут не последнюю роль, да-да. А писать больше я побоялась, это же загадка, а не шестой том Гарри Поттера
Честно, не понимаю, почему так мало комментариев. Это прекрасно. М.. Нет, не так.. Даже слов таких нет. Вы мой кумир, я Вас люблю. Так описать все чувства, заставить переживать, вживаться в личину персонажа, чувствовать все на себе. Я почти рыдал.
ПОЗДРАВЛЯЮ!!!
Великая обломщица Cherry Pink, ты меня опять удивила. Нефть и персики... Персиково-нефтяновой коктейль... Надо будет попробовать как-нибудь на досуге (медик, будь рядом в такой момент, на всякий случай). Я ожидала всё, что угодно в этом фике, мой мозг рисовал мне иные картины, но вышло всё именно так... Оля, я ощущаю себя той самой мухой, которая застряла в вязкой жвачке и уже слабо трепыхается в её плену, не имея сил высвободиться. Мне физически хотелось содрать с глаз Майкла эту плёнку слепоты, чтобы он наконец увидел своего брата и в полной мере погрузился в грех. Единственное, что меня оттолкнуло, это обмазывание кожи вареньем. Ну хоть убей меня, но я это эротичным не считаю, потому что физически не переношу жирные, маслянистые и липкие структуры, меня от них мутит (вот почему из меня не выйдет косплеера фильма "9 с половиной недель"). Но на это я могу закрыть глаза и мысленно заменить кожу, обляпанную джемом, на кожу, увлажнённую вишнёвой смазкой, так будет не столь мерзко мне читать (повторюсь, это мои личные пунктики, не в обиду тебе). Вначале я подумала, что Майкл временно слеп после лазерной коррекции, у меня подруга три дня ходила слепая после такой процедуры, но затем я поняла, что вряд ли потеря зрения - последствие после операции. Будем считать, что его просто ослепила неземная красота Джи 
Всё просто супер, и мой тебе совет - относись к себе менее предвзято, лучше меня покритикуй, мне это полезно, а не то уже из черепа потиху шапка Мономаха пробивается. Ну вот и закончился долгожданный фик, даже как-то грустно, что такое ожидаемое произведение так быстро закончилось. Грустьпичалька, как ты говоришь. Спасибо за фик, он вне конкуренции 
И беги целовать победителя взасос и в щёчку
Спасибо за отзыв, мне приятно, хоть Вы и льстите. 
Я не знаю, как на такой комментарий отреагировать, честно. Просто спасибо Вам за то, что прочли.