Frank's POV

Я быстро шел по темному коридору, ступая при этом как можно осторожнее и тише. Хотя не знаю, почему – никого, кроме нас двоих всё равно в доме не было. Ребята отправились в ночной боулинг-клуб, и безотчетно я подозревал, что эта задумка родилась в голове у Рэя. Я верил, что он искренне хочет помочь. Хотя вряд ли он рассчитывал на подобное… Я был совершенно без сил. Во время саундчека я, должно быть, выглядел и вел себя, как полуживая амеба – Боб не раз раздраженно прикрикивал на меня, и я, очнувшись, понимал, что не просто не попадаю в такт, а играю совершенно не то, что нужно. Но ты был ничуть не лучше меня. Ты фальшивил, нервничал, забывал слова, что уж точно ни в какие ворота не лезло – и почти постоянно твой растерянный взгляд был обращен в мою сторону. Я силой заставлял себя отворачиваться. Мысли путались в голове, словно я был пьян; стараясь не смотреть на тебя, забыть о том, что ты находился рядом, я всё время пытался нащупать тот самый, единственно правильный ответ. Но усилия, доводящие меня до безумия, были абсолютно тщетными. Мысли были слишком лихорадочными, чтобы я смог отслеживать их. Всё промелькнуло перед глазами, как один большой бредовый сон – саундчек в клубе, какие-то неполадки со звуком, перевозка аппаратуры, поход в бар… Мне хотелось напиться – но первый же глоток алкоголя вызвал жуткий приступ тошноты, и я был вынужден отказаться от этой затеи. Затем – машина, мы в доме, ребята собираются куда-то, Рэй предлагает съездить поиграть в боулинг, прекрасно зная, что я откажусь… Кажется, на тот момент было около десяти, и ты отправился в свою комнату, объяснив это сильной головной болью… Бред, один сплошной лихорадочный бред, сумасшествие… Никогда не видел такого чистого ночного неба, ни единого облака… Я лежал в своей комнате, в одежде, залитый ярким лунным светом, который не давал мне уснуть, и беспокойно вертелся с боку на бок. Окно было открыто настежь, в комнату проникали резкие, колючие порывы ветра – но я весь горел, страдая от вымышленной мной же невыносимой духоты, и при этом был не в силах заставить себя подняться и переодеться. Стараясь уснуть, я крепко зажмуривался, зажимая одеяло между коленями… Невозможно, невозможно… Мне был нужен ответ, я сходил с ума. Я резко сел, тяжело дыша, и всё тут же поплыло перед глазами. Очнулся я уже в коридоре. Словно во сне, в кромешной темноте добрел я до твоей двери и, остановившись на секунду, вошел. Свет был выключен, но ты не спал. Я сразу различил твой силуэт. Ты сидел на постели в пижамных штанах и футболке, по-турецки скрестив ноги – растрепанный, потерянный, напряженно смотря в пространство блестящими, широко раскрытыми глазами. Я закрыл за собой дверь, и ты, услышав щелчок, вздрогнул, повернул голову и посмотрел на меня.
- Фрэнк? – ты был удивлен, увидев меня, действительно удивлен. Я изо всех сил старался держать себя в руках, хотя меня всего трясло от внезапного озноба.
- Джер. Мне нужно знать. Ты должен сказать мне. Я не могу понять, у меня просто крыша едет, - заговорил я торопливо и тут же заметил, как странно вибрирует голос, словно я не мог больше управлять им.
- Что? – ты смотрел на меня, напряженно хмурясь, медленно качая головой. Конечно. Идиот, ты ни черта не понимал! Голова закружилась. Боясь потерять сознание, я прижался спиной к двери, откинулся назад, прислонился затылком и, сглатывая, часто, глубоко задышал, пытаясь справиться с подступающей тошнотой. Твой беспокойный голос донесся до меня, словно издалека:
- Фрэнк! Фрэнк, тебе плохо?! – ты в один миг оказался возле меня, осторожно обхватил за плечи… Я начал считать про себя. Раз, два, три, четыре…
- Фрэнки, ну скажи что-нибудь!
Пять, шесть, семь, восемь, девять…двенадцать… Я открыл глаза и выпрямился. Всё прошло, мир вернулся в правильное измерение, в нужную плоскость. Я внимательно посмотрел в твои испуганные глаза.
- Ты должен сказать мне. Сейчас.
- Что?
- Чего ты боишься?
Ты вздрогнул и опустил руки, растерянно блуждая взглядом по моему лицу. Явно делая над собой усилие, ты пробормотал:
- Я уже говорил тебе. Я боюсь, что скажут другие.
- Я тебе не верю…
Твой голос вдруг стал жестче, нетерпеливо звеня:
- Черт, Фрэнк, я же сказал! Я не хочу осуждения…
- Враньё! – завопил я, срываясь и хватая тебя за воротник майки. Ты неожиданно стал отвратительно высокомерен, и одно это говорило о том, что ты снова пытаешься водить меня за нос. – Ты врешь, ты всё время врешь! Сколько это может продолжаться?! – я изо всех сил тряхнул тебя, желая сбить эту спесь. Я был на грани. - Сколько ты собираешься надо мной издеваться, как долго, Джерард Уэй, мать твою?! Скажи мне, скажи! Я ведь знаю, что ты врешь, ты всё готов сказать, кроме правды!
- Я хочу тебя, Фрэнк, - просто ответил ты – и я обессилено опустил голову, задыхаясь от подступающих слез:
- Вот видишь… Ты готов говорить всё, что угодно…
- Но это правда…
- Да, Джер, да, - ответил я уже безразличным от усталости голосом, отпустил тебя и, вновь прислонившись к двери, посмотрел на тебя, глубоко дыша. – Это правда.... И пару недель назад я бы много отдал за такую правду. Но только она и гроша ломаного не стоит; потому что не поможет разобраться в том, что происходит. Мне другая правда нужна, Джерард. Мне нужно знать, мне необходимо понять, что пугает тебя настолько, что ты становишься таким омерзительным?
Ты долго смотрел на меня, и в какой-то момент мне показалось, что губы твои задрожали. Но тут же ты взял себя в руки и, покачав головой, ответил холодно:
- У меня нет для тебя другой правды, Фрэнк. И зачем вообще в чем-то разбираться?
С трудом соображая, я смотрел в твои наглые глаза.
- Ты сказал, что любишь меня. Разве это не стоит того, чтобы попытаться?
Ты пожал плечами, словно извиняясь:
- Я постоянно путаюсь в том, что чувствую и чего хочу.
- Значит, не любишь?
Ты молчал. А я смотрел на тебя, чувствуя неотвратимое. Я ощущал, как меня начинает трясти от раздражения при виде твоего лица, от звука твоего холодного, но в то же время трусливо подрагивающего голоса.
- Я не знаю, - ответил ты, наконец, хмуро глядя на меня.
Меня лихорадило. Я наклонился, уперся руками в колени – и вдруг засмеялся. Я не понимал, почему это происходит – но не мог остановиться. Хотя мне было отнюдь не смешно. Мне хотелось убить тебя. Действительно, хотелось.
- Сколько можно… Боже, Джерард…, - с трудом выдавливал я сквозь истерический хохот. – «Не знаю»… Тебе тридцать лет, черт подери… Ты никогда ничего не знаешь… Если это так… Неужели это действительно всё, чего ты хочешь? Секс, да? Ты не знаешь, чего ты боишься… Блядь, ты, видимо, ничего не боишься… О чем я думал, идиот…Ну конечно, всё же очевидно!... Ты просто тупо хочешь потрахаться! – я медленно выпрямился, сотрясаясь от бешенства, смеха и подступающих слез. Ты всё так же стоял, выпрямившись и глядя на меня. Но теперь твой подбородок мелко подрагивал. Новый взрыв хохота вырвался из меня, уже смешиваясь со слезами, и я в отчаянии запустил руку себе в волосы, сжимая изо всех сил – лишь бы не накинуться на тебя, лишь бы не убить…
- Ублюдок… Как ты достал меня, ты мне уже все нервы истрепал, всю душу из меня вытянул! Трахнуться хочешь, да? – мой голос понизился до странного, равнодушного шепота. Твой подбородок вдруг задрожал еще сильнее. Две секунды – и от твоей напыщенности не осталось и следа. Твое лицо вытянулось, глаза расширились, ты резко побледнел, сделал быстрый шаг навстречу:
- Фрэнк…, - пролепетал ты. И лепет этот был так чертовски нежен, что я шарахнулся спиной о стену, хихикая:
- Ну вот, опять… Джерард, скажи мне честно – ты оборотень, да? Мать твою, ты ведь оборотень?!
- Фрэнк… Прости…
- Потому что твоё ёбаное настроение меняется с такой скоростью, что я за тобой, блядь, ни хуя не успеваю! – кричал я, уже без какого-либо намека на смех, он исчез окончательно, уступив место всё нарастающей злости.
Ты сделал еще шаг, протянул ко мне руку… Я отпрянул, качая головой и пытаясь отдышаться:
- Нет. Хватит, не подходи, не дотрагивайся до меня, лучше не дотрагивайся…
Я решил было, что смог взять себя в руки. Но, чертов дурак, ты никогда не слушаешь, что тебе говорят – ты подошел ко мне почти вплотную, заглядывая в глаза и шепча:
- Прости… Пожалуйста, Фрэнки…
Я быстро мотал головой, закрывая глаза, чтобы не видеть твоего лица, которое я сейчас готов был разбить в кровь ко всем чертям, и прошептал предостерегающе:
- Не трогай меня. Не прикасайся… Сколько можно измываться надо мной, сколько…
Не смотря ни на что, я почувствовал твои настойчивые губы на своем подбородке. Я резко раскрыл глаза, и всё вокруг меня закрутилось. Я так часто видел тебя таким, когда ты не хотел ни за что отвечать, когда это был лучший способ избежать разговора, это всегда было легко, и это было так предсказуемо, так похоже на тебя – и это стало последней каплей. Перед глазами словно что-то вспыхнуло, меня опять трясло, и я был больше не в силах справиться со злостью, с бешенством, которое ты во мне вызвал.
- Ты этого хочешь? – прошептал я дрожащим от ненависти голосом. Ты смотрел на меня бессмысленными, пустыми глазами – и так и не отступил.
- Фрэнк…
Сознание помутилось. Мне захотелось раздавить тебя, уничтожить, ты вдруг стал мне омерзителен. Как можно так издеваться над человеком, неужели ты не понимаешь этого… Я крепко сжал твои руки, сделал резкий шаг вперед, напряженно глядя на тебя… Но ты упорно продолжал не замечать угрозу. Прижавшись ко мне, молча укусил меня за мочку уха, чуть оттянув. Ты был предупрежден – но так ничего и не понял. Голова невыносимо закружилась, к горлу подступил ком…
- Я тебе дам это, - выдавил я. Мое сознание отключилось, разум отказывался подчиняться… Я схватил тебя за шею, резко развернулся вместе с тобой и прижал тебя к двери. Ты не сопротивлялся – и от этого я окончательно вышел из себя. Я буквально впечатал тебя в дверь, и ты толкнул вперед бедрами, резко выдохнул, закусив губу и зажмуриваясь… Черт, да ты уже был заведен до предела… Новая волна ненависти… Она заставляет меня задыхаться… Черт возьми…
- Фрэнк, давай… Пожалуйста, ну, - забормотал ты, целуя меня в шею и торопливо возясь с пряжкой моего ремня. Ты успел справиться с этим в одно мгновение. Черт возьми, ты действительно хотел … Я почти физически ощущал боль. Неужели ты не понимаешь, неужели не понимаешь, Джерард Уэй… Я схватил тебя за запястья, сжал их, почти не соображая, что делаю, прижал их к двери над твоей головой… Ты дернулся, недовольно хныкая:
- Давай же… Давай, скорее, я не могу больше…
Ты потянулся ко мне, пытаясь достать губами. Но я резко отстранился, продолжая прижимать тебя бедрами – и ты, извиваясь, обхватил мою ногу коленями, прижался пахом и начал тереться, постанывая и бормоча, словно в бреду:
- Фрэнки, ну давай же… Я хочу тебя, хочу…
Твой голос резко осип, и теперь ты уже шептал, словно на последнем издыхании, срываясь в истерику, трясясь всем телом и жалко изнывая от желания.
- Мм, черт… Фрэнк… Пожалуйста, я умру, клянусь… Я не могу больше…
Я положил руку на твой затылок, сжал волосы – и рванул в сторону постели. Ты вскрикнул от боли, упал на кровать, перевернулся на спину… Я не мог ничего с собой сделать, мозг отключился. Не давая тебе опомниться, я забрался на тебя, заставляя раздвинуть ноги, уперся коленом тебе в пах, одной рукой хватая твои запястья, другой снова сжал волосы и, дернув, запрокинул твою голову назад. Ты снова вскрикнул:
- Фрэнк! Мне больно!
- Мне тоже, - с трудом выдавил я, пытаясь игнорировать колючий ком воздуха, подступающий к горлу. – Мне тоже больно, Джерард…
Ты был полностью в моей власти. Сейчас, пока это было так – ты не мог причинить мне новую боль. А вот я мог – и, черт возьми, это было справедливо! Целуя твою открывшуюся шею, кусая, жестоко терзая нежную кожу, я слышал, как ты бормочешь хрипло:
- Прости… Прости меня… Фрэнк, мне всё равно… Только не останавливайся…
Что-то больно сжалось в груди. Дыхание перехватило, я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Я прижал свои губы к твоим – и ты тут же жадно приоткрыл рот, пытаясь схватить мой настойчивый язык. Ты стонал, задыхаясь, закатив глаза, а я грубо целовал тебя, начиная ощущать весь ужас происходящего, всю степень своей жестокости, но не в состоянии остановиться, кусая твои мягкие губы в кровь, чувствуя, как по моим щекам струятся горячие слезы, и бормотал:
- Ублюдок…Ненавижу тебя, ненавижу…
Ты словно не слышал. Ты извивался, корчился, тяжело дыша, лицо покрылось мелкими капельками пота. Я подвигал ногой, усиливая трение, и ты громко застонал; а я все целовал тебя, кусал, с ужасом понимая, что завожусь, не могу не заводиться; обливаясь слезами, задыхаясь от чувства безысходности и продолжая повторять:
- Ненавижу, ненавижу тебя, ненавижу…
- Фрэнк, я не могу больше, я не выдержу… Хочу тебя, -жарко шептал ты, изредка похныкивая. Какого черта?!... Джерард… Я делал тебе больно – но этого было мало, ты хотел еще… Я резко приподнял тебя, сквозь слезы видя твои затуманенные, бессмысленные от желания глаза. Я быстро, не церемонясь, снял с тебя футболку. Ты попытался обнять меня, но я снова сжал твои запястья, другой рукой схватил за подбородок, продолжая кусать твои припухшие и раскрасневшиеся губы, шею, ключицы. Ты вдруг резко дернул головой, схватил зубами меня за руку, чуть прикусив, облизывая пальцы и шепча без умолку:
- Я хочу тебя… Я люблю тебя, люблю, люблю…
Мне показалось, что мои легкие пронзили тысячи иголок. Как ты смеешь мне говорить это, как ты только смеешь… Я резко оттолкнул тебя, перевернул на живот, схватил за плечи и заставил встать на четвереньки. Ты сделал это быстро и проворно, ты хотел именно этого. Я стянул с себя через голову толстовку вместе с майкой и швырнул куда-то в сторону, вытащил уже расстегнутый тобой ремень – и кинул его следом. Прижимаясь бедрами к твоему заду, я наклонился над тобой, прильнув грудью к твоей голой спине. Чувствовал жар твоего распаленного тела, впиваясь пальцами тебе в бока и кусая подрагивающие плечи… Слезы застилали глаза. В полубессознательном состоянии я тихо вздрагивал от рыданий, понимая, что причиняю тебе боль, но в то же время чувствуя, что еще не наказал тебя достаточно за ту, которую ты причинял мне. Ты нетерпеливо качнулся и выгнул спину.
- Фрэнк…
Я уткнулся подбородком в твое плечо, и несколько слезинок попали тебе на кожу. Я снова схватил тебя за волосы, потянул на себя, заставляя задрать голову назад, и прошептал хриплым, дрожащим голосом, обдавая горячим дыханием твое ухо:
- Что?
- Фрэнк, пожалуйста…
- Что?
- Скорее… трахни меня, давай…
- Этого ты хочешь, да, Джерард?
- Да…
- Не слышу, - я резко толкнул вперед бедрами.
- Да! Я хочу тебя…Скорее, Фрэнк, пожалуйста… скорее, скорее, - повторял ты срывающимся голосом, словно помешанный, не прекращая двигаться… Я был уже за гранью, я ненавидел тебя и обожал, я не собирался щадить тебя, я лил реки слез, я был по ту сторону сознания… Я выпрямился, быстро расстегнул джинсы, рывком приспустил на тебе штаны, крепко схватил за талию – и, не задумываясь ни на секунду, рванул твое тело на себя, одновременно толкая вперед бедрами. Я вошел в тебя сразу, целиком. Тут же на мгновение у меня потемнело в глазах – и я услышал жуткий, надрывный вопль. Ты забился подо мной, словно в припадке, истошно крича, извиваясь и молотя руками по постели. Я резко подался вперед, снова прижимаясь к тебе всем телом, закрыл тебе рот рукой и тут же почувствовал, что по твоим щекам текут слезы. Ты протяжно мычал что-то в мою ладонь, комкая простыню и сжимая ее так сильно, что костяшки твоих пальцев стали совсем белыми. Ты был напряжен, сжимая меня внутри невероятно сильно, до помутнения рассудка. И снова иглы впивались в легкие, резали внутренности, и очередной поток слез душил меня, норовя разорвать грудную клетку.
- Джерард, - прошептал я, с трудом ворочая языком и почти ничего не соображая. – Тебе очень больно?
Я не стал убирать руку от твоего рта, поэтому ты просто торопливо закивал. Я кивнул, коснувшись при этом подбородком твоей шеи:
- Хорошо.
Я не врал. Я слышал этот крик – это была настоящая боль. Ты заслуживал этого. Но если я был прав – почему, черт подери, почему слезы продолжали литься у меня из глаз?! Ты резко, больно укусил меня за палец; я вскрикнул и отдернул руку.
- В расчете, - прошептал ты так тихо, что мне с трудом удалось расслышать. Со свистом втягивая воздух, ты прогнул спину – и я вдруг почувствовал, что ты расслабился. Тут же я сделал еще один толчок вперед. Ты заскулил, откидывая голову назад, уткнулся затылком мне в плечо.
- А, чёрт! – выкрикнул ты, опять выгибая спину, снова и снова сжимая меня внутри. Меня бросило в жар. Было душно и невыносимо, невыносимо тесно… Ты чуть повернул голову вбок, искоса посмотрел на меня красными от слез, словно захмелевшими глазами.
- Давай же… Давай.
Я подался назад - и снова резко вошел в тебя. И опять ты кричал, страшно ругаясь, теребя простыню, прогибаясь подо мной всем телом, дрожа; и при этом, сквозь ругань и всхлипывания, хрипел, как заведенный:
- Давай… Фрэнк, твою мать, давай… Еще…
Я задвигался быстрее, чувствуя, как жар разливается по венам, смешивается с кровью, пульсирующей в груди, внизу живота, в висках – везде, в каждой клетке моего тела. Я обливался потом и слезами, сжимая тебя в своих руках, царапая твою бледную, нежную кожу, быстро и резко двигаясь, пока ты хрипел подо мной, корчился, судорожно вздрагивая, вскрикивая, задыхаясь, словно астматик. Я знал, что тебе всё еще больно, но ты сам, падая на живот в полубессознательном состоянии, делал над собой усилие – и снова поднимался, требовательно подаваясь мне навстречу. С трудом понимая, что делаю, я схватил тебя за плечи и заставил выпрямить спину, не выходя из тебя. Но ты отреагировал мгновенно, усевшись на меня и прижавшись спиной к моей груди. Я обхватил тебя руками, толкнул вверх – и понял, что нашел нужную точку. Потому что ты тут же громко застонал, еще сильнее сжимаясь вокруг меня, закинул руки назад, крепко обхватывая меня за шею. Мы задвигались в такт, так быстро, как, казалось, уже невозможно было – и ты начал кричать. С каждым толчком, раз за разом, всё громче и громче, ты кричал в голос, а я продолжал твердить, ничего не соображая, чувствуя, что теряю рассудок, и что долго не выдержу:
- Ненавижу… Я ненавижу тебя… Черт… ненавижу, Джи…
И ты что-то горячо бормотал в ответ, но смысла я уже не понимал, я потерялся окончательно, выпал из реальности…
Внезапно твое тело сотрясла судорога. Ты забился в моих руках, крича в конец охрипшим, с трудом узнаваемым голосом, и неожиданно сильно сжался вокруг меня. В ту же секунду я задрожал и, еще раз резко толкнув бедрами, со стоном кончил в тебя. Всё завертелось перед глазами, и я почувствовал, что падаю. Не знаю, сколько времени прошло. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу на постели всё так же, в расстегнутых, чуть приспущенных джинсах. Ты лежал рядом. Повернувшись ко мне спиной, совершенно обнаженный, ты спал, свернувшись калачиком и спокойно, мерно дыша.
Сделав над собой усилие, я заставил себя стянуть джинсы и лег на бок, лицом к тебе. Постель, шкаф, стол, разбросанная на полу одежда, ветер, раздувающий легкую тюлевую занавеску – всё снова стало совершенно четким, реальным; всё, кроме тебя. Ты был передо мной – бледный, залитый лунным светом, дымчатый, словно сон, словно призрак. Лишь спустя несколько минут я заметил темные отметины и царапины, покрывающие твое тело. Я вспомнил – и мне захотелось рыдать. Но слез не было, и не было больше острого воздуха, раздирающего меня изнутри. Я медленно вытянул руку, и на мгновение мне показалось, что я никогда не дотянусь до тебя, словно ты был гораздо дальше, чем я, чем вся эта комната. Но мои пальцы всё-таки коснулись твоей теплой спины. Я весь сжался, боясь... Но – нет; ты не вздрогнул.

15.

Gerard's POV

Не знаю – спал я, или бодрствовал, или… Я чувствовал кожей прохладную простыню под собой; я чувствовал сырой ночной ветер. Я знал, что лежу на постели – но сознание мое отказывалось это признавать. В какой-то момент ощущение устойчивости покидало меня - и я начинал падать, словно Алиса, забравшаяся вслед за Белым Кроликом в его нору. Был ли это сон? – Я не слышал, но почувствовал, как ты поднялся с кровати. Не в силах даже открыть глаз, я умолял себя ожить, хотя бы на мгновение, чтобы сказать тебе одно слово.
- Останься...
Мой ли это был голос? Если и так – я не узнал его. Но он озвучил мои мысли, а значит, не был мне чужим. Какой жуткий бред. И какой немыслимо светлой была ночь… Останься… Это всё, чего я хотел.
Но ты ушел. Ты всё-таки ушел. Я не слышал, нет. Я просто знал. Какой бред, какой жуткий, горячечный, лунный бред… Теперь я был один. Ослепляющая темнота… Что это?… Солнце бросило полосу яркого света на лицо. Я заморгал, но тут же зажмурился от боли. Выждав немного, осторожно открыл глаза, делая еще одну попытку. Утренний рассвет покрывает комнату золотистой паутиной. Я сошел с ума? - нет. Всё вокруг – предметы, звуки - всё реально, всё так знакомо. Я лежу на спине, раскинувшись на постели звездой. Ветер, врывающийся в открытое окно, незнакомо приятно холодит участки кожи, не прикрытые простыней. Фрэнк… Я резко поворачиваю голову, и в ту же секунду всё белеет перед глазами; я слышу хруст собственных суставов и крепко сжимаю зубы, чтобы не закричать от боли. Тебя нет. Значит, это мне не снилось, ты действительно ушел ночью. Я лежу, не двигаясь, вперив взгляд в потолок, и пытаюсь снова встретиться с самим собой. Какое-то время мои попытки безуспешны, и мне начинает становиться страшно. Но проходит минута, другая – и вот, первая волна… Кровь потекла по венам. Она текла и раньше, но я не чувствовал. Теперь – чувствую; я чувствую тепло и понимаю, что организм функционирует, и что я зря так усомнился в нем. Медленно, невыносимо медленно доходят до меня и другие ощущения. Пульсация. Она начинается от пояса, плавно перебирается на грудь, затем ныряет мне под локоть, охватывают спину и плечи. Шея, подбородок, губы… Я весь – такой странно живой; я чувствую, как двигаются мои клетки. Саднит. Саднит всё тело, каждый миллиметр. Я отнюдь не был уверен, что смогу встать. Я вспоминал постепенно, неясными, расплывчатыми отрывками, пробивающимися сквозь бессознательное марево. Я осторожно вытянул вбок руку, не двигая головой, и попытался дотянуться до тумбочки. На секунду я замер, рассматривая темные синяки, просвечивающие сквозь словно мраморную кожу. Я весь был мраморным – совсем белый, почти прозрачный, испещренный тонкими нитями багряных царапин… На мгновение у меня перехватило дыхание. Господи, Фрэнки… Мой бедный, бедный Фрэнки… И почему я еще жив?... Я вдруг вздрогнул. Ты ушел. Теперь-то я точно знал. Я лежал здесь, абсолютно один… Чёрт! Дым рассеялся. Превозмогая боль, я всё же дотянулся до тумбочки, схватил телефон… Я идиот. Кому я собрался звонить?! Но, на самом деле, ответ был очевиден. Я набрал номер, приложил трубку к уху… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, будь здесь…
- Джерард?!
- Рэй! – завопил я радостно – и тут же замолчал в ужасе. Неужели, это был мой голос? Мой низкий, еле слышный, сиплый голос?
- Джер, это… это ты?
- Рэй, это я, я! Ты дома? Ради Бога, Рэй…
- Ну да, мы вернулись пару часов назад… Погоди, а ты-то где?! Что случилось?!
Я улыбался. Это было больно – но я всё же улыбался, потому что мне вдруг стало так спокойно…
- Рэй, я в комнате, - прошептал я тепло. – Ты не мог бы прийти? Пожалуйста, ты мне очень нужен. Только ты, один, хорошо?
- Я иду, - коротко ответил гитарист, но в этом не было надобности – я уже слышал его быстрые приближающиеся шаги в коридоре. Спустя секунду дверь открылась, он вошел в комнату – и так и замер на месте, с прижатой к уху трубкой, с приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами.
- Матерь Божья… Джерард…
- Закрой, пожалуйста, дверь, - прошептал я, продолжая улыбаться – лучше делать это все время, будет не так больно…
Торо выполнил мою просьбу, казалось, на автомате. Не спуская с меня глаз, он сделал пару шагов вперед, и взгляд его, всё больше наполняясь ужасом, заскользил по моему телу, по постели. Я осторожно повернул голову, и только тут заметил кровь на простынях.
- Это… похоже на скотобойню... Джи, он… Господи… Что он сделал? – плечи Рэя вздымались от прерывистого, взволнованного дыхания.
- Нет, Рэй, нет, нет, не надо, - я крепко зажмурился, потому что по-другому просто не мог дать ему понять…
- Рэй, подойди, пожалуйста.
Он тут же подбежал ко мне.
- Джерард, что он сделал с тобой?!
- Рэй, сядь…
- Ужас, Джи, это просто ужас…
- Рэй, да сядь же ты… Мне трудно говорить, прекрати тараторить.
Он послушно опустился на край кровати, беспокойно заглядывая мне в лицо – видимо, чтобы не смотреть на тело.
- Джи, что он сделал?
Я молча смотрел на гитариста. Знал ли я ответ на этот вопрос? Сомнение возникло лишь на мгновение, короткий промежуток времени между вдохом и выдохом… Теперь я знал все ответы.
- Он сделал то, что должен был сделать.
- Джи, нет…
- Рэй, - я медленно покачал головой, мягко улыбаясь. – Не спорь. Он должен был. Это было нужно. И я хотел этого.
- Ты шутишь…
- Нет.
- Ты хотел быть растерзанным в клочья?!
- Я хотел быть растерзанным им.
- Джер, у тебя, по-моему, того, крыша немного...
- Он ушел.
- Никуда он не ушел…
- Совсем ушел.
- Я понял. Но с чего ты взял?
- Посмотри на меня, погляди внимательно, что он сделал. Он не мог не уйти.
- Джер, слушай…
- Прости, нет времени. Ты поможешь мне одеться? – я смутился, осознавая собственную беспомощность. – Боюсь, сам я не смогу.
Не знаю, как бы я справился без него. Должно быть, это отняло бы у меня целый день. Я двигался как можно более осторожно, прекрасно понимая, что любое резкое движение может вызвать боль. Уж теперь-то я кое-что знал о боли. И я вспомнил о ней, стоило мне осторожно попытаться сесть. Это было так неожиданно, что я не успел сдержаться – и с воплем завалился на бок, корчась и кусая губы. Рэй покраснел с головы до ног – видимо, он понял причину моих мучений.
Штаны и футболка. Никогда в жизни такое малое количество одежды не доставляло мне таких хлопот. Рэй, милый Рэй… Я стольким был ему обязан.
- Хорошо, - прошептал я, убирая за ухо мешающую прядь волос. – Теперь помоги мне встать.
Торо осторожно обхватил меня за талию и медленно потянул вверх. Я сжал зубы, чтобы не огорчать его; он даже представить себе не мог, как это было ужасно. Но когда я, наконец, поднялся на ноги и попытался выпрямить спину, боль пронзила всё тело, становясь уже почти невыносимой. Я поморщился; заметив его беспокойное лицо, мотнул головой:
- Не переживай. Я сейчас расхожусь. Это, знаешь, как после спортзала: сначала наутро все болит, но когда как следует подвигаешься…
- Угу. Врагу такого спортзала не пожелаю, - пробурчал гитарист. Я улыбнулся ему, как маленькому ребенку – сейчас я уже мог сделать это практически безболезненно.
- И что? – спросил Рэй насмешливо. – Ты собираешься искать его в пижаме и босиком?
Я растерянно взглянул на свои ноги. Верно. Я совсем не подумал об этом. Что я должен был делать дальше? Искать тебя. Но где? Я умоляюще посмотрел на Торо:
- Поможешь обуться?
- Ну уж нет! – возмущенно взвизгнул он. – То разуй вас, то обуй! Если всё так запущенно, то к черту – до его комнаты ты и без обуви дойти сможешь!
Я тупо уставился на Рэя. Он фыркнул, усмехаясь и качая головой:
- Ты никогда меня не слушаешь, Джер. Никогда.
...........................
Мне казалось, что я шел до тебя вечность. С трудом передвигая ноги, осторожно шагая, я двигался вдоль стены по коридору, слыша визгливый голос брата, доносящийся из гостиной. Он обвинял яростно отбрыкивающегося Боба в том, что тот мухлевал… Как в боулинге вообще можно мухлевать? Не знаю. Шаг за шагом, метр за метром, боль за болью… Сжав зубы, заставляя себя идти вперед, я клялся себе в том, что это последняя боль, и что оно того стоит. Я не знал, что буду говорить, не знал, как я это сделаю. Я просто был убежден в том, что мне нужно, нужно говорить, не позволяя тебе вставить ни слова. Я должен был сказать тебе.
Я всё-таки смог дойти, хотя уже потерял в это веру. Повернув дверную ручку, я тихо вошел. Ты сидел на краю кровати, боком ко мне. Сгорбившись, запустив пальцы в волосы, ты медленно раскачивался взад-вперед. Я сделал маленький шаг навстречу – и тут только расслышал твой шепот; ты шептал быстро, без остановки, но я не мог разобрать ни слова. Я отпустил дверь, шагнул снова… Еще, и еще…
- Прости, прости, прости меня, прости…
Немедленно что-то с силой сжало легкие, и на мгновение мне показалось, что я задыхаюсь, снова падаю в темную, бесконечно глубокую нору.
- Фрэнки…
Ты не услышал, и только продолжал шептать, как заведенный:
- Прости меня, прости, прости, прости…
Я увидел, что постель заправлена. Ты не спал этой ночью. Ты был полностью одет, на кресле лежала спортивная сумка, казалось, до отказа набитая вещами.
Я вздрогнул – дверь за моей спиной, которую я так неосторожно отпустил, с грохотом захлопнулась. Ты вскинул голову, и при виде твоего бледного, мокрого от слез лица что-то снова начало душить меня, сжимая, словно закручивая внутренности в узел. Не помня себя от нежности, я кинулся к тебе, рухнул перед тобой на колени, при этом чуть не потеряв сознание от боли, пронзившей тело, коснулся ладонями твоих широких, четко очерченных скул, заглянул в лицо… На секунду твои растерянные глаза встретились с моими – но ты опустил взгляд, скользнул им по моим губам, шее, по голым рукам, и, резко отстранившись, закрыл лицо руками:
- Не дотрагивайся до меня, не прикасайся! – закричал ты срывающимся голосом. Сердце судорожно сжалось. Неужели я ошибся, неужели я… Фрэнки, боже мой, Фрэнки…
- Прости меня, Фрэнк, - просипел я, торопливо сглатывая, чтобы не разрыдаться. Медленно опустив руки, ты посмотрел на меня невидящими, раскрасневшимися глазами:
- Что… Что ты несешь?
- Фрэнк…
- Господи, Джи, - ты схватился за голову, сжимая и без того уже замусоленные темные волосы. – Взгляни на себя… Ты только взгляни на себя, я же… Господи, неужели это я сделал?! – ты в ужасе смотрел на меня и, срываясь, захлебываясь слезами, снова закрывал лицо, вздрагивая от рыданий.
Тяжелая спираль, сжатая где-то в груди, резко распрямилась, больно кольнув, лопнула – и исчезла.
- Нет. Нет, нет, нет, - я вскочил на ноги, игнорируя разноцветные пятна, расплывающиеся перед глазами, схватил тебя за запястья и рывком заставил подняться. Ты покачнулся, зажмурился, быстро мотая головой из стороны в сторону и выкрикивая:
- Посмотри на себя, Джи! Ты весь в крови, весь в ссадинах, ты хрипишь, как… Черт, что я сделал, как я мог это сделать с тобой?! - ты отказывался меня слушать, ты трясся от плача, ты не хотел смотреть на меня и всё снова и снова пытался спрятать глаза. И вдруг всё встало на свои места; всё выстроилось в ряд, с такой удивительной ясностью и четкостью… Я крепко обнял тебя, обхватив за шею, прижимаясь к тебе всем своим ноющим телом, уткнулся подбородком тебе в плечо.
- Я знаю ответ, Фрэнк.
Ты замер в моих руках. Ты молча ждал. Ты всё еще хотел знать... Такой прекрасный, такой растрепанный, обессиленный, вконец измотанный мной… Как же ты меня любил, как любил… Почему я был таким идиотом, почему нам обоим пришлось пройти через столько прежде, чем я, наконец, смог понять это… Поверить…
- Ты хочешь услышать?
Ты молча, торопливо закивал, судорожно всхлипывая. Я еще крепче сжал тебя в объятиях, хотя моя кожа горела от боли.
- Ты тогда ушел за сигаретами – помнишь?… И я…
- Джи…
- Нет-нет, слушай меня. Ты ушел. И потом, когда сегодня утром я проснулся и увидел, что тебя нет…
- Ты просыпался ночью. Когда я уходил, - глухо прошептал ты, и я вздрогнул. Значит, это всё-таки было.
- Я проснулся, и тебя не было. И я испугался, испугался ужасно; что ты ушел совсем, что ты не вернешься…
- Ты рехнулся, посмотри, что я сделал…
- Я знаю, это выглядит жутковато, но…
- Жутковато?! Черт, Джи, да тебя как-будто животное изодрало, я… я… как животное…
- Мне понравилось.
- Что…, - ты коротко дернулся, ты не верил. Я схватил одной рукой тебя за затылок, прижимаясь щекой к твоей щеке, и зашептал, касаясь твоего уха губами:
- Я заслужил это. Я хотел этого, я сам напрашивался. Я действительно хотел – слышишь? И мне понравилось. Ты сказал, что ненавидишь меня, ты всё время повторял это…
- Джи…
- Тсс. И, когда ты отключился, я лежал там и думал, и я понял… Точнее, я даже не представлял… Насколько сильно надо любить, чтобы так долго терпеть меня? Чтобы терпеть весь тот бред, который я говорил… Ты так долго всё это выносил… Но только когда ты говорил, что ненавидишь меня, и когда я думал, что еще секунда – и ты убьешь меня… Я только тогда понял, как ты меня любишь, - мой голос дрогнул, предчувствуя подступающие слезы. Только сейчас, когда я говорил об этом, я начал понимать, насколько это важно для меня, и было важно, всё это время.
- Я должен был сказать тебе…
- Нет, Фрэнк, нет, ты ничего не сделал неправильно! Я бы всё равно не поверил тебе! Мне нужно было всё это – понимаешь? Иначе я бы не понял. Я бы продолжал бояться; бояться того, что я не нужен тебе так же сильно, как ты нужен мне. Я постоянно позволял тебе уйти – а сам боялся этого, боялся больше всего на свете! Я не верил, что могу быть действительно нужен тебе, я так боялся, что ты уйдешь…
Я не смог справиться с собой, и слезы хлынули из глаз. Ты зашевелился, но я, не обращая на это внимания, рыдал, уткнувшись в тебя, обнимая, вздрагивая от нервной икоты и жмурясь от боли.
- Я люблю тебя. Ты слышишь? – твои теплые, мягкие губы нежно коснулись моей шеи, еще несколько часов назад зверски искусанной тобой же. Я дрожал, не веря в то, что происходит, и еще крепче обхватывал руками твою шею, боясь, что ты можешь передумать, вырваться, уйти, исчезнуть…
- Останься, Фрэнк, только останься, не уходи… Я люблю тебя, я так тебя люблю… Останься… Ты мой, ты только мой, мой Фрэнк Айеро…
Ты чуть отстранился, пристально смотря мне в глаза; очень осторожно, с таким трепетом, с такой любовью провел пальцами по мои губам, очертил контур лица, что я чуть не задохнулся от нежности; слегка улыбнувшись, ты медленно покачал головой и прошептал задумчиво:
- А ведь он знал… Действительно, знал…

Эпилог.

Ray’s POV

- Суши!
- Нет, пицца!
- Нет, тогда уж лучше бургеры!
У меня голова раскалывалась от воплей неугомонных ребят, так что я не торопился влезать в этот, на мой взгляд, абсолютно бессмысленный спор. Я накинул куртку и уже приготовился открыть дверь, как вдруг Майки фыркнул, презрительно оглядывая меня с головы до ног:
- Что, так и пойдешь в этих жутких кроссовках? Хоть бы ботинки обул!
- Не люблю я это, - пробормотал я, думая совсем о другом.
- Чего не любишь? – Уэй вопросительно приподнял бровь.
- Переобуваться.
Майки недоуменно пожал плечами – и вдруг, совершенно неожиданно, издав залихвацкий вопль, в один прыжок оказался у двери в комнату Фрэнка. Кажется, я успел дернуться в его сторону, и даже что-то крикнул. Но он уже открыл дверь и вбежал в комнату, весело рапортуя на весь дом:
- Так, придурок, мы идем завтракать, и если ты не хочешь подохнуть голодной смертью…
Больше он не сказал ничего. Всё что я услышал потом - это вопль Джерарда:
- Сам ты придурок, Майки, пошел нахрен отсюда!
Майкл, раскрасневшийся, как рак, вылетел обратно в коридор и успел с грохотом закрыть за собой дверь за секунду до того, как с той стороны в нее что-то влетело и со свистом разбилось. С широко распахнутыми глазами, невнятно что-то бормоча себе под нос, он, попав в рукава только с третьего раза, надел куртку, которую я сунул ему в руки. Я выпихнул их с Бобом на крыльцо; и, только заперев за собой дверь, почувствовал, что, наконец-то, могу расслабиться. С наслаждением вдохнув сырой утренний воздух, я кивнул ребятам:
- Ну что? Пошли.
- Сейчас, - Майки дрожащими пальцами пытался вытащить из пачки сигарету. – Чего-то это… покурить захотелось… Будешь?
Я покосился на протянутую мне пачку «Camel» и, поморщившись, покачал головой:
- Нет. Думаю, и начинать не стоит.
- В чем дело? – поинтересовался Майки нервно, все никак не в состоянии взять себя в руки. – Верблюдов ты тоже не любишь?
- Ты себе даже не представляешь…