10. Gerard's POV Я слегка приоткрыл дверь и заглянул в кухню. Ты стоял возле плиты и, вытянувшись, раздраженно шарил по верхним полкам. - Можно? – осторожно спросил я. Ты повернул голову и, увидев меня, улыбнулся. - Нет, нельзя. Это моя собственная, личная комната, я тут вечно хожу нагишом, и вообще тебе следует стучаться… Конечно, можно, Джер! Что за дурацкий вопрос?! С облегчением выдохнув, я вошел и мягко прикрыл за собой дверь. Ты снова принялся копошиться, на этот раз в содержимом тумбочек. - Чертов кофе… - На столе, - подсказал я, усаживаясь, беря банку и протягивая ее тебе. Ты выпрямился, недовольно ворча, отдернул футболку, подошел и взял у меня кофе. - Все не как у людей… Спасибо. Я молча наблюдал за тем, как ты суетился, бегая по кухне, доставая чашку, ища ложку… Наконец, ты остановился возле стола и принялся насыпать в чашку сахар. Три ложки. - Не слипнется? – осторожно пошутил я. Ты громко фыркнул, открывая банку с кофе. Чувствуя смущение, я всё же неприкрыто тобой любовался. Всё-таки хорошо, что наш с Рэем общий друг пару лет назад перебрался жить в Нью-Йорк, а как раз сейчас уехал на время отпуска обратно в Джерси, любезно предоставив свою квартиру в наше полное распоряжение, не смотря на яростные протесты своей жены. Стоя в метре от меня, у края стола, ты насыпал две ложки кофе – и вдруг поднял взгляд и лукаво посмотрел на меня исподлобья. - Будешь? - Что? – не понял я. Ты широко улыбнулся. Как же ты это делаешь… Никто не умеет улыбаться так, как ты, Фрэнки Айеро. - Кофе. Наверное, я залился краской – по крайней мере, я почувствовал, как вспыхнуло мое лицо. Наклонившись, стараясь спрятаться за длинной челкой, я принялся ковырять пальцем выемку на деревянном столе, прожженную угольком от сигареты. - Нет, спасибо. - Ладно, - ты добавил в чашку кипятка, торопливо размешал, плюхнулся на стул напротив, сделал большой глоток и довольно зажмурился. – Хорошо как. А-то я чего-то сплю. Глотнув еще, ты уперся локтями в стол и потер глаза. Так невыносимо мило, так уютно. Чуть шмыгнул носом, покрутил чашку так и сяк… Я не мог больше терпеть. - Фрэнк. - М? – ты поднял на меня глаза, и я невольно запнулся. В них не было ни смущения, ни злости, не ожидания чего-то. Словно ничего не произошло. Словно мы махнули на пару месяцев назад, вернулись к тем временам, когда мы были просто лучшими друзьями, и мне даже в голову не могло прийти, что когда-нибудь это может измениться. Я молча смотрел на тебя, такого заспанного, еще не успевшего причесаться, лохматого, сидящего передо мной в серой футболке и шортах, босиком. Интересно, как бы это было? Если бы, скажем, мы провели эту ночь вместе – а теперь бы я пришел на кухню, и ты предложил бы мне кофе… Я смог бы поцеловать тебя – и это было бы нормально. К сожалению, я не мог представить, чтобы это было нормально… - Джер, - лениво позвал ты и, поймав мой взгляд, улыбнулся. – Рожай уже. - А, да, - я заерзал, чувствуя себя крайне неуверенно и не зная, куда лучше упереться взглядом – в окно или в стол. В конце концов я решил, что стол всё-таки вполне подходит. - Я это… В общем, я хочу с тобой поговорить. В смысле, я думаю, нам нужно поговорить. - Так я оставлю вас наедине? Я вскинул голову и, посмотрев на тебя, тупо моргнул. - С кем… наедине? - Со столом. Ты же считаешь, что вам с ним нужно поговорить? – спокойно и вполне дружелюбно уточнил ты. Я смутился, изо всех сил стараясь не опускать больше глаз. - Не смешно, Фрэнк. - А по-моему – до усрачки, - ты снова улыбался, а я окончательно запутался. Я, хоть убей, не мог понять – то ли ты злишься, то ли тебе всё равно, но ты решил надо мной поизмываться. - Фрэнк, пообещай, что скажешь мне правду – ладно? – неуверенно начал я. Ты пожал плечами. - Не услышав вопроса, не могу ничего обещать. - Ты злишься? - Нет. - Правда? - Нет. - Не понимаю. Ты откинулся на спинку стула, взъерошил рукой волосы и очень внимательно посмотрел на меня. - Я не знаю. Такой ответ тебя устроит? Я уже говорил – и повторю еще раз: я устал, Джер. Просто устал. Настолько, что злиться сил почти не осталось. - И… что же делать? Ты покачал головой: - Это не я хочу поговорить. - Ну, в общем, я просто всё время думаю… - Это успокаивает. Я нахмурился, укоризненно глядя на тебя. Ты замахал руками: - Всё, всё, прости, молчу. Итак, ты всё время думаешь. О чем ты думаешь, Джерард? - Это ненормально. Понимаешь? - Так, всё ясно, ничего нового, - поморщившись, ты начал подниматься, но я тут же вытянул руку через стол и схватил тебя за запястье. - Нет-нет, Фрэнк… погоди, останься! Ты почему-то вдруг удивленно вскинул брови. Я отпустил твою руку, продолжая умоляюще смотреть на тебя. Помедлив, ты опустился на место, и я вздохнул с облегчением. Я не мог тебя так отпустить, мне необходимо было понять… - Это ненормально, Фрэнк. Девушки, понимаешь… А мы парни… И Джамия… - Нет никакой Джамии, Джер, - спокойно сказал ты. Я замер. - … Как это – нет? - Мы расстались. Не спеши обольщаться, ты к этому не имеешь никакого отношения. - Мне очень жаль, Фрэнк… Она такая… приятная девушка и … хорошая. - Угу. Ты не переживай – мы расстались друзьями. Не отвлекайся. Что еще ты там бубнил? - Черт, прекрати издеваться надо мной! Это не так-то просто… - Я издеваюсь над тобой?! Я, Джер?!! – завопил ты вдруг так, что меня в ужасе передернуло. Ты сидел, прижавшись грудью к краю стола, подавшись вперед, смотря на меня во все глаза и явно требуя ответа. Твои ноздри чуть подрагивали. Я, неожиданно для самого себя, вдруг почувствовал, что тоже начинаю свирепеть. - Так какого черта, Фрэнк?! Если тебе не все равно – то какого хрена ты улыбаешься мне с утра пораньше так, как-будто всё в порядке, как-будто так все и должно быть?! - А что мне остается? Что мне остается делать? Когда я отлично знаю, что после каждого твоего гребаного «грехопадения» у тебя начинается очередной совестливо-неврастеничный приступ законченного гомофоба, и говорить с тобой о чем бы то ни было, пытаться повлиять на тебя – просто бесполезно! И напоминать тебе обо всей той фигне, которую ты успеваешь наговорить мне, зажав меня в каком-нибудь углу… Ты резко запнулся, потому что дверь открылась, и в комнату вошел Рэй, почесывая макушку и подтягивая сползающие пижамные штаны ядрёно-зеленого цвета. Увидев нас, щурясь от яркого солнца, он медленно кивнул: - Доброе утро, - и прошлепал к раковине. Мы молча следили за его действиями. Рэй достал с полки стакан и, наполняя его водой, сообщил извиняющимся тоном: - Вы орите, орите. Я сейчас только водички попью – и уйду. Я вам не помешаю. Мы переглянулись. - Я очень громко орал? – осторожно поинтересовался ты. Рэй парой глотков осушил стакан и, направляясь к выходу, пробормотал: - Если ты про грехопадение и последующие, как их там, не помню, приступы – то нет, я ничего не слышал, - и с этими словами гитарист, даже не взглянув на нас, скрылся за дверью. 11. Frank's POV - Это не лучший вариант! - Тихо, Фрэнк! - Не толкай меня! - Прости. Это очень важно, если мы не поговорим… - Нет, я все могу понять, Джер. Но – кладовка?! - Говори тише, ради бога! Шипя и неразборчиво ругаясь, ты торопливо затолкал меня в маленькое пыльное помещение в прихожей и, зайдя следом, тихо прикрыл дверцу. Эта кладовка больше напоминала стенной шкаф. На узеньких полках вдоль стен выстроились банки с огурцами, персиками, и еще каким-то невнятно-съедобным содержимым. Я засунул руки в карманы и выжидающе смотрел на тебя, пока ты оживлял тусклую молочную лампочку под потолком, безуспешно пытался отыскать щеколду на двери – ее там не было – и переминался с ноги на ногу, нервно теребя рукава рубашки. - Фрэнк, я не могу понять… Почему ты так спокойно… Тебе ведь не все равно – но ты ведешь себя так, как-будто ничего не происходит, и я… - Джер, если я не буду себя так вести – то это сделаешь ты. Я, по-твоему, совсем идиот?! - Ради бога, Фрэнк, не кричи, - умоляюще заныл ты. Я снова перешел на шепот, изо всех сил стараясь держать себя в руках: - Я не могу по-другому – разве не понятно? Я прекрасно знаю, чем каждый раз это заканчивается. Ты начинаешь избегать меня, как самый последний трус, стоит мне хотя бы попытаться дать тебе понять… - Фрэнк, это не правда! Там, в самолете, я сам захотел… - Оо, ну да, конечно. И теперь оттого, что ты в кои-то веки проявил инициативу, твои угрызения совести мучают тебя в стократном размере, и ты уверен, что непременно будешь гореть за это в аду! – с горечью воскликнул я. - Фрэнк, говори тише, - хныкал ты, опасливо косясь на незапертую дверь. – Я… понимаешь, это всё чертовски неправильно, ненормально, так быть не должно… И я постоянно думаю об этом… - Так какого хрена ты тогда накинулся на меня в самолете, словно помешанный?! – завопил я, чувствуя, что внутри у меня все дрожит от негодования. Ты болезненно зажмурился, прикладывая палец к губам и шипя: - Я тебя умоляю, тише, Фрэнк, тише! Я же не говорю, что… Черт, ты меня с ума сводишь, у меня просто рвет крышу от тебя, понимаешь? И каждый раз, когда я думаю о том, что это неправильно, ты делаешь что-то… или… В общем, ты сводишь меня с ума, и я ничего не могу поделать, это гораздо сильнее, и я просто, ну, срываюсь…, - поймав мой пристальный взгляд, ты смутился и, замолчав, опустил взгляд в пол. - Ну, говори, давай, - подбодрил я напряженным шепотом. – Хоть раз скажи что-нибудь вразумительное. Ты сглотнул и, кусая губы, поднял на меня глаза: - Ну а… А как только что-то происходит, и в голове проясняется – я тут же… не знаю, как лучше… Меня буквально ужас охватывает! Я понимаю, что я вообще перестаю что-либо понимать… - Зашибись. - … и остается только чувство отвращения к самому себе и страх, и осознание того, что так быть не должно, что это чистая гомосятина… А я ведь натурал, понимаешь, Фрэнки? - ты с такой детской надеждой посмотрел на меня, что я не выдержал и хихикнул: - О, да, Джер, ты натурал! Натуральнее некуда… Скажи мне, милый друг – а тебе не насрать на то, как это, мать твою, называется?! И что плохого в том, что всё это происходит?! - Тише, пожалуйста! - Я устал от того, что ты постоянно трахаешь мне мозг! Я тебя прошу, ради всего святого, Джер, твою мать – ну определись ты уже! - Тише, говори тише! Тяжело дыша, я снова заставил себя перейти на шепот, который звучал, по-моему, еще громче: - Ты сам-то чего хочешь? Ты что – ждешь, что я буду вести себя, как ни в чем не бывало – но по первому же твоему требованию… - Нет, Фрэнк… - А, или ты, за нехваткой собственной смелости, ждешь, что я стану таскаться за тобой и уговаривать, уламывать тебя, чтобы ты в очередной раз имел возможность потискаться со мной в каком-нибудь темном углу, а потом послать меня куда подальше?! Прости, Джер, этим я давно уже не занимаюсь! Потому что, блядь, себе дороже, потому что я не могу позволить тебе причинить мне боль, а когда ты так делаешь – мне больно, понимаешь ты это, или нет?! Это странно, верно. Но мне ни разу даже в голову не приходило, что то, что со мной происходит – неправильно, или пугающе, или что бы там ни было… - Но со мной всё не так! – закричал ты, срываясь, и я вдруг заметил, что твои глаза странно заблестели; или мне только показалось? – Со мной всё иначе, для меня это… Черт, ну это ведь действительно ненормально, Фрэнк! Даже когда я был с девушками… Я хоть мог с ними нормально поговорить, пообщаться, трезво, здраво… Но с тобой… И сейчас вот я стою, выясняю с тобой отношения, прекрасно понимаю, что так быть не должно, отлично понимаю, что ты мужик, и я, черт подери, тоже мужик, и мы друзья! – ты так жутко разнервничался, что, похоже, сам не замечал, как твоя сбивчивая речь превратилась в срывающийся лепет. Голос дрожал, дыхание стало судорожным и рваным, а ты всё не умолкал. - Ты даже не представляешь, насколько мне трудно соображать, когда ты рядом! И вот, пожалуйста, я боюсь того, что происходит, боюсь самого себя, мы в этой чёртовой кладовке, здесь пыльно, грязно, и вообще противно, и ты злишься, и ребята могут проснуться в любой момент, и меня это пугает просто до полусмерти, и мне нужно что-то говорить, как-то объяснить тебе то, что я себе-то толком объяснить не могу – а я стою и только и думаю о том, что на тебе мятая майка, в которой ты, совершенно очевидно, и спал сегодня ночью, о том, что я обожаю твои колени, что ты меня завораживаешь каждым своим движением, что голос у тебя совсем мальчишеский и с хрипотцой, и у меня голова от этого идет кругом, и я знаю наизусть твой запах... О том, что я бы всё отдал, чтобы иметь смелость наступить себе на горло и наплевать на то, что эта дверь ни фига не запирается… и просто… Просто схватить тебя в охапку, и … Потому что мне башню срывает, потому что я не могу больше ни о чем думать, когда ты вот так близко, как сейчас…, - ты, наконец, замолчал, хватая ртом воздух, беспомощно, почти в панике шаря взглядом вокруг, пытаясь найти слова. Я стоял неподвижно, напряженно выпрямив спину и молча глядя на тебя во все глаза. Ты шумно, торопливо дышал через нос, и я подумал, что глаза у тебя всё-таки действительно влажно блестят. - Ого… Я и не знал, что твоя голова столько всего вмещает! Джер… - начал я и, заметив, что хриплю, прокашлялся. – Это чертовски мило. Но если ты сейчас опять попросишь, чтобы я тебя поцеловал – я тебе сверну шею. Клянусь. - Хорошо, я не буду, - тихо и, кажется, разочарованно пробормотал ты, всхлипывая и вытирая нос тыльной стороной ладони. У меня защемило что-то в груди. - Прекрати реветь. Джер… То, что ты сказал – это… Если это правда – то я не понимаю, как у тебя вообще хватает сил сдерживать себя? И, главное, если всё так – то зачем это делать? Зачем себя в чем-то обвинять, накручивать себя и… - Я просто с ума схожу от страха, как представлю себе, что скажут… люди, - прошептал ты, достаточно четко, чтобы каждое слово врезалось в мое сознание. Через меня словно прошел электрический разряд. Я так и замер на месте, с открытым ртом, не в силах издать ни звука – настолько я был поражен. Ты поднял заплаканные глаза на меня – и, спустя две секунды, пока ты осознавал, они расширились от ужаса. - Фрэнк… - прошептал ты почти неслышно. - Спокойно. Всё нормально, - мой голос звучал, как из колодца; я судорожно сглотнул, поглубже запихивая руки в карманы, чтобы лишить себя удовольствия заехать по твоей смазливой, обожаемой мной физиономии. - Значит, люди… - Фрэнк, я не то хотел сказать! - Да всё нормально. Я спокоен. Я дышу ровно. Я ощущаю гармонию. Я слон в пустыне, набрёдший на оазис… - Там верблюды… - Не важно! Пусть я верблюд… - Фрэнк, - ты сделал шаг вперед, явно намереваясь взять меня за руку, но я так резко дернул головой, что ты мгновенно замер на месте. – Фрэнк, я говорю о ребятах. Что они скажут? Что подумают? Я вообще не могу себе представить, чтобы мы… мы ведь постоянно вместе, мы все зависим друг от друга… Ну, в той или иной мере… - Тебе важно, что подумают другие? - Фрэ… - Нет, погоди. Я правильно понял? Вот, в чем все дело? Тебя на самом деле не пугает всё, что происходит. Тебя пугает, что скажут о тебе, да? Что скажут «люди»? И всё это время ты мне портил кровь только потому, что тебе просто страшно, что о тебе могут подумать? Ты молча смотрел на меня. Из широко открытых глаз текли слезы. Моргнув, судорожно вздохнув, ты прошептал так нежно, как, наверное, не говорил никогда: - Фрэнки… У меня к горлу вдруг подступил ком. Я понял, что готов разрыдаться в любую секунду – то ли от злости, то ли от обиды, то ли от нежности, от которой я не мог избавиться, как ни старался. Совершенно внезапно, без предупреждения, я был ослеплен. Яркий солнечный свет обжег глаза, и я, закрыв голову руками, крепко зажмурился. - Ну, тут вообще-то хрень всякая... О-па… С трудом заставив себя разлепить веки, я поднял голову и, щурясь, увидел в проеме приоткрытой двери озадаченное лицо Боба. Затем дверь открылась шире, явив мне заинтересованные физиономии Майки и Рэйя. Ты же стоял возле меня, словно окаменев, и глазами застигнутого врасплох посреди пустыни тушканчика пялился на ребят. - Действительно, хрень, - хмыкнул твой братец. - А, ребят… Вы чего тут торчите-то? – как-то виновато поинтересовался Рэй. Мы с тобой молча обменялись растерянными взглядами. В ту же секунду ты схватил первую попавшуюся банку и, вытянув ее перед собой, словно священник - крест, выпалил: - Мы тут персики нашли! Я чуть не поперхнулся. Боб потер ладонью подбородок, снисходительно и немного задумчиво кивая: - Джи… - М?! - Это огурцы. Ты посмотрел на банку в своих руках и тупо моргнул. - Огурцы, - пробормотал ты вдруг. Боб кивнул: - Правильно. Молодец. Огурцы. А вот это, - он указал пальцем на вторую сверху полку. – Это – персики. Рэй прыснул со смеху, но, встретив мой недружелюбный взгляд, торопливо закивал головой: - Я обожаю огурцы! Давай их сюда, Джерард! – с этими словами он сгреб тебя в охапку вместе с огурцами и потащил прочь из кладовки, приговаривая. – Мне кажется, ты не выспался сегодня. Приляг ненадолго, вздремни, а? Когда шаги в конце коридора стихли, Боб воззрился на меня. - Ну, а ты что, тоже огурцы искал? - Нет. Клубничное варенье, - ляпнул я, особо не напрягаясь и не думая о том, что говорю, и что ребята могут подумать. Майки снова противно хмыкнул: - Я что-то не вижу здесь клубничного варенья. - И что? Мы тут двадцать минут проторчали – так и не нашли. Поди, разбери, что тут есть, а чего тут нету, - проворчал я, отодвинул его в сторону и, выходя из кладовки, смахнул с макушки налипшую на волосы паутину.
|