POV Frank: 16:35 Блэкбери, 105 По просьбе Джерарда я отыскал давно забытый и спрятанный за ненадобностью телефонный справочник и, наспех протерев обложку от годовалой пыли, протянул его Джи. Мы разместились в гостиной возле стационарного телефона, и чаепитие было решено перенести на несколько минут позже. Джерарду предстоял очень серьезный разговор с матерью, это я понял по его дрожащим рукам, нервно листающим тонкие страницы книжонки. Он очень волновался и уже настраивался на беседу, при этом внимательно вчитываясь в слова. Я сел рядом с ним и, закрыв глаза, стал вслушиваться в легкий ненавязчивый шелест того, как его пальцы проводили по шершавой поверхности бумаги, выискивая нужную и только ему известную фамилию. - Чувствую себя ублюдком из-за того, что не удосужился запомнить номер телефона матери, - горько усмехнувшись, проговорил он. – И каждый раз обещаю себе звонить ей чаще. - И как часто ты это делаешь? – этот вопрос действительно интересовал меня. - Раз… в пару месяцев, если не реже. Ты, наверное, меня сейчас искренне не понимаешь, но я не мог ей звонить чаще по понятным причинам. - ОН тебе не разрешал? – озвучил я первую мысль, которая посетила мою голову. От меня не утаилось его смятение, из-за которого прекратился шелест бумаги лишь на мгновенье. - Нет, Берт не ставил особых запретов на мое общение по телефону. Он… действовал несколько иначе. И тут бы и дураку стало понятно, что здесь имеет место некая тайна, о которой мне знать не следует. И хоть я прекрасно осознаю, что по каким-то причинам мне не положено знать эти вполне личные и понятные секреты, что я, как минимум, не имею никакого права на приглашение в его прошлую жизнь, и рассказывать эти причиняющие боль подробности Джерарду просто не хочется, во мне все же затаилась легкая тень детской обиды, что мне еще не доверяют. - Кхм, так в чем же причина? – заглушив внутренний неприятный зуд, все-таки спросил я. - Я просто не мог ей постоянно врать. Всегда, когда она спрашивает, как у меня дела, я ей бессовестно заявлял, что все замечательно. Она верила, понимаешь? - он поднял на меня пугающий взгляд, заставляя во мне все мгновенно похолодеть. Боюсь себе представить, что сейчас творится внутри него. - Я всегда старался закончить разговор, чтоб прекратить врать или случайно не сказать правду. Каждый раз, когда я порывался ей позвонить, хоть как-то обозначиться в истории, что я все еще жив, я откладывал звонок на потом, полагая, что «потом» действительно станет лучше, и «потом» мне не придется снова обманывать маму. - А сейчас ты звонишь ей, чтоб рассказать правду? - Да. Нет больше смысла что-либо от нее скрывать. Тем более, что к Берту я больше не вернусь, а это значит, что «потом» наступило, - с легкой улыбкой прошептал он. В этот момент я понял, что Джерард именно сейчас, в эту самую минуту, поверил в то, что жизнь его может содержать не только ужасное насилие, избиение, вечный страх перед неизвестностью и еще чего-то, о чем я еще не знаю, но и радостные моменты, заставляющие улыбаться и даже смеяться. Главное, он понял, что иногда нужно сдать назад, чтоб с новыми силами рвануть вперед. Он понял, что с Бертом нужно покончить, чтобы обрести новую, свободную от чужого влияния, жизнь. Вот настал этот трепетный, но до невозможности волнующий момент – Джерард прислонил к уху трубку телефона, готовый выждать пока пройдет монотонный вой телефонных гудков, и раздастся долгожданный и немного удивленный голос родного человека. - Алло, мам?... Это я… Я тоже рад тебя слышать… - после недолгой паузы прошелестел Джи. Я невольно опустил взгляд вниз и увидел, как его бледный палец застыл на фамилии «Уэй». – Мама… Я очень скучаю по тебе, ты даже представить себе это не можешь, - его голос срывался на шепот, но все еще сохранял сильные нотки. Сколько уже они не разговаривали нормально? Ведь он постоянно скрывал от нее все подробности своей жизни, и могу себе представить, как ему не хватало этого интимного душевного момента. Я проговорил одними лишь губами, что оставлю его одного, дав прекрасную возможность пообщаться, но Джерард взял меня за руку и посадил обратно рядом с собой. На эту безмолвную, но настойчивую просьбу я ответил легким прикосновением к его тонкой, покрытой яркими уродливыми синяками, кисти. Его хватка, которой он остановил меня, сразу ослабла, позволяя мне делать с его рукой все, что мне заблагорассудится. Но я позволил себе лишь мягко провести подушечками пальцев по синим отметинам, щекоча этим его бархатную кожу. Я так увлекся этим процессом, что совершенно не вслушивался в его сбивчивую речь, которой он напряженно вещал родительнице. Я неотрывно следил за своими пальцами, которые, боясь причинить боль чувствительным участкам, редко прикасались к такой манящей, излучающей обычное тепло человеческого тела, коже Джи. Насладившись такой ничтожно малой и только дразнящей близостью, я поднял взгляд на его спокойное, но моментами хмурое, лицо. Из-за выбритого участка, на синеющий лоб Джерарда спадали редкие пряди черных волос, которые неприятно задевали пластыри, из-за чего Джи постоянно нервно сдувал их в сторону. Ужасные бардовые отеки под глазами, причиной которых был перелом носа, ярко выделялись на бескровной коже лица. С ними контрастировали белые пластыри, наклеенные поверх швов, и которые скрывали под собой такую же красно-синюю гамму. Глаза были немного опухшими, а оттягивающие кожу тяжелые мешки еще больше придавали его взгляду усталость. Но помимо физического изнурения его глаза выражали такую моральную изможденность и хворость, что невольно задумываешься, а свою ли жизненную ношу взгромоздил этот человек на себя? Как известно в кругах религиозных людей, Господь никогда не станет посылать человеку испытания непосильные ему. А глядя на Джерарда, непроизвольно делаешь выводы, что пережитое им – явно преувеличенная в разы доза испытаний. Тряхнув головой и словно избавившись от оков забытья, я поторопился на кухню, вспоминая, что сестра сделала для нас чай, и неплохой идеей было бы то, чтобы принести чашки сюда. На кухне стояла нетронутая наша с Джи посуда, а вот место Бридж пустовало, что указывало на то, что ей пришлось чаевничать без нас, и, наверняка, она обиделась. Прихватив с собой миску с шоколадными конфетами, я понес чай в гостиную, где Джерард непринужденно вел разговор с матерью. При виде сладостей его глаза по-детски заблестели, и ему пришлось на мгновение прервать собственную речь, чтоб пересесть поближе к лакомствам. В перерывах между жеванием и посасованием шоколадных трубочек, Джи успевал только участливо мычать в трубку, показывая этим, что он все еще на связи, но инициативу говорить передал своей собеседнице. Мне же было очень смешно наблюдать за его поведением. Вероятно, их разговор перешел грань несерьезной темы, поэтому Джерард позволял себе время от времени закинуть в рот конфетку или просто мимолетно улыбнуться мне одними лишь губами. Я очень счастлив наблюдать его таким: глядя на него, невольно обретаешь внутреннее спокойствие, а тот факт, что пришлось перенести Джерарду во время совместного проживания с любовником, кажется настолько далеким и недействительным, даже не смотря на эти свежие синяки и ссадины. Поэтому я разрешил себе откинуться на спинку дивана и прикрыть глаза, а потом я даже и не заметил, как задремал. Проснулся я от мягких прикосновений к своей шее. Чьи-то нежные, но настойчивые губы исследовали мою кожу, то несильно нажимая, то невесомо поглаживая. Во мне расцвел просто неописуемый букет ощущений: я каждой клеточкой старался прочувствовать эти почти незаметные прикосновения, боясь пропустить самую малость того, чего сейчас удостоен, но упорно не открывал глаза. А желанные губы продолжали левитировать над моей шеей, иногда задерживаясь над областью кадыка, чтоб мягко и не настойчиво поцеловать туда, а топом спуститься пониже, чтоб исследовать небольшую впадинку. Я перестал контролировать собственное дыхание, понимая, что оно давно сбилось к чертям из-за этих возбуждающих, но и в какой-то степени невинных, прикосновений. Дышать я старался по минимуму, чтоб ненароком не потерять эту почти невидимую нить легких поцелуев, которых со временем мне стало не хватать. Мне хотелось, чтоб эти прикосновения губами стали более настойчивыми, более смелыми, более сладострастными, но они легко, словно перышко, описывали художественные узоры, спускаясь все ниже к ключицам. И вот, полностью исследовав зону самой кромки моей футболки, мягкие губы анонимного обладателя (хотя на самой грани подсознания я имел представление, КТО дал себе волю, от этого я переживал еще более сильные эмоции) уверено прочертили линию вдоль горла, не забыв обрисовать выпуклость кадыка, и стремительно направились к подбородку. У меня непроизвольно сорвался короткий стон от того, как несмелые прикосновения подразнивающе поласкали меня прямо под губами, почти затронув их, и чуть не подавился воздухом, соображая уже полностью бодрствующим рассудком, что это на самом деле робкие и осторожные прикосновения губами к моей спящей раздраженной коже были никого иного, как Джерарда. Открыв глаза, я ожидал увидеть перед собой его лицо. Но вместо самодовольной улыбки или, быть может, стыдливого румянца перед глазами встала кромешная темнота гостиной, которая погрузилась в вечерние сумерки, но шею все еще продолжало что-то щекотать. Джерард сидел в полуметре от меня, что является нереальным расстоянием для поцелуев, и, склонив голову и прикусив уголок разбитой губки, непринужденно водил смятым фантиком от съеденной им конфеты по моему горлу. Фантиком? По моей шее? Так меня еще не будили во всяком случае. - Я заснул? – прохрипел я, а Джерард тут же перестал меня нервировать этой бумаженцией. - Ты довольно долго проспал, но я решил, что лучше будет, если ты нормально умоешься и ляжешь в удобную для сна кровать, - продолжая шуршать фантиком, ответил он. Этот скрипящий звук отдавался противной болью в ушах, из-за чего такое трепетное и нежное пробуждение переросло в не очень хорошее настроение. Определенно, нужно лечь спать, чтоб от злости не убить кого. - Да, ты прав, - кинул я, вставая с дивана. Смесь смятения и раздражения плюс капля иронии – так я назвал то, что сейчас чувствовал внутри. А еще до ужаса хотелось спать, поэтому я немедля повел Джерарда в свою комнату, на что он, зевая, положительно кивнул и, еле переставляя ногами, поплелся вслед за мной наверх. - Как поговорили с мамой? – спросил я, открывая дверь спальной комнаты . - Хорошо, - ответствовал он. – Она поняла меня и сказала, что немедленно начнет собирать вещи. - Собирать вещи? Зачем? – я замер возле полки с одеждой, ясно понимая, что сон ко мне придет еще не скоро. - В целях ее безопасности. Берт сейчас разыскивает меня и наверняка мою семью тоже. Еще когда я жил с ним, мне дали понять, что жизнь моей матери полностью зависит от моих поступков. - Он угрожал тебе? – непроизвольно вырвалось у меня. - Кроме угроз нас ничто больше не связывало. Когда были любовь и преданность между нами, тогда имели место страсть и уважение. Там же были забота, трепет, взаимопонимание и желание быть вместе до конца жизни. Потом все переросло в жизнь по трафарету – стремление чувствовать так, как прежде, хотя на самом деле на смену всего искреннего и желанного пришли – жестокость, алкоголь, наркотики, страх. До последнего момента Берт боялся потерять меня, поэтому и придумал эту незамысловатую стратегию шантажировать. Потом уже ничем - ни обещаниями вернуть то, что было прежде, ни клятвами в любви, ни напущенной лаской он не мог меня удержать, потому что понимал, что это уже старый способ, и я уже не купился бы, - поэтому единственной лазейкой к моей уязвимости являлась моя семья. - Джи… - только и смог прошептать я. Вот медленно, но верно он приоткрывает занавес своей загадочной и секретной жизни. - Фрэнк, я правда хочу тебе столько всего рассказать. Недосказанность между нами порождает высокую стену, которую бы чувствовать очень не хотелось, но мне невероятно сложно совладать с собой и отпустить свое прошлое, и признать его пройденным этапом. Я очень хочу тебе доверять, но… - … но не заставляй себя, - мягко перебил его я, понимая, что он сейчас читает и озвучивает мои мысли. – Придет время, и ты сможешь спокойно мне все рассказать, не испытывая никаких эмоций от тяжелых воспоминаний. Пожелав друг другу шоколадных снов, мы легли спать: Джи занял мою кровать, а я расстелил себе менее удобный, но весьма широкий диван. Заснул я моментально, еще не представляя, какое утро последует за такой спокойной ночью, которая оказалась лишь затишьем перед грядущей бурей.
|
Только не буря з; 
первым делом когда включаю ноут - сразу на нотфосейл)))) 
Можно было бы и дальше жалеть парня, если б не стали медленно рушиться стены вокруг Джерарда. Видно, что он желает впустить в свою жизнь нового человека, открыться и довериться. Зная Фрэнка, можно сказать, что это лишь вопрос времени. 
круто!