- Ну, вот, ещё одно плохое мнение обо мне, – по тому, как кончики его волос, закрывающие щёки, чуть поднимаются, я могу различить…улыбку? Его это так веселит? - Обнадёживающая коллекция, – щёлкает зажигалкой, делает затяжку, – Даже больше, чем…чем фигурок супергероев у меня в шкафу, – слова пополам с дымом и смехом, – Людей, которые плохо обо мне думают. – тут же резко затушивает сигарету прямо о подоконник. Рассудительно. - Скажи, тебе всегда было важно, что о тебе думают люди? – он продолжает пестрить у меня перед глазами, даже не думая повернуться лицом. К счастью. – М, Фрэнки? Фрэнки, ответь, пожалуйста, когда я спрашиваю.
А что я? Стою, молча слушаю Джерарда, даже губы не подрагивают. Не могу ему ничего ответить, не в состоянии.
- Не хочешь? А я не хотел заводить этот разговор, веришь мне? – если ему не ответить сейчас, он начнёт кричать, и слышать крик – выше всяких сил. - Не думай, Фрэнки, что ты – единственный, кто слышал, как я умею стонать! – он не кричит, но выпаливает достаточно резко, – Наверное, у всех, кто со мной трахался, это было самым распространенным заблуждением, – продолжает нервно метаться по комнате. – И в таких людях я…разочаровываюсь.
Сзади по шее сползает капелька. Пот, думаете? Скорее всего.
- Я не умею приносить счастье другим. Себе не умею, а другим – тем более! И это всегда тяжело. Потому что всё идёт по одному и тому же сценарию, Фрэнк, я чувствую себя каким-то нахер проклятым. Проклятым! – не сдержался, заорал, всё-таки.
Невероятным усилием воли заставляю своё сердце перестать биться. Нет, не физически. Пускай оно просто не сжимается и не отзывается ударом в рёбра, как огромный колокол, который тут же погонит по телу сигнал боли.
- Знаешь, я мысленно готовился к тому, - противное всхлипывание, - ... Мужчине, должно бы… быть стыдно, но, чёрт, я прорыдал две ночи подряд, как последний сопливый пидар! – и, вижу, решил продолжить. С разницей, что процент мужчины в Джерарде явно приказал ему всхлипывать не так громко, зажав рукой рот и нос. Дыхание разбивается о ладонь, а дышит он отрывисто, и это – как порыв ветра в тихой комнате.
Мне тоже сложно дышать. Очень.
- Фрэнки, ты же никому не скажешь о том, что я плакал? Правда? – голос обиженного ребёнка из груди взрослого мужчины; умеет же он иногда. – Фрэнк, ну ответь: ты никому не скажешь?
Чувствую усталость. Сражающую все признаки жизни, как будто меня вдавливает в асфальт огромная бетонная глыба. Джерард вытирает руки о полотенце, висящее на противоположной стене, и оно – в поле зрения. Уэй - всё так же, на противоположном конце комнаты, и он – в поле зрения. Чернильно-тёмная фигура, сошедшая со страниц комикса.
- Адски тяжело понимать, – он, кажется, не знает, как и о чём говорить дальше, – Насколько ты…один. И насколько всем, да, всем, без исключения, похер на то, что ты чувствуешь! – взвизг. Под ноги мне летит какая-то тряпка, – Фрэнки, ты сейчас так тихо слушаешь. Скажи, тебе всё равно, да? – тем же невинным голоском.
Если бы мог, то ответил бы. Мне всё равно. Совершенно всё равно. Всё равно, потому, что я привязан к гимнастической лестнице за руки и за ноги. Слушаю его исповедь, и ни звука не слетает с губ.
- Всегда завидовал твоему самообладанию.
Рубашка задрана и обнажает рёбра. Джинсы расстёгнуты. Нет, член остался в трусах, он не трогал его. А сам кончил, забрызгав спермой мой кед.
- Фрэнк, я же всего лишь хотел, чтобы меня любили. Хоть капельку. Каждый человек заслуживает, каждый! – теперь он сорвался на рык, нарушив относительное спокойствие, поддерживающее меня. Спасибо, Джи, – Скажи, а чем я так плох? Почему я так хочу, но за всю свою жизнь по-настоящему ни разу, - это «ни разу» такое назойливое. – ни разу, даже от родителей…
Родители. В мыслях, как сквозь клубы дыма, проплыли образы из прожитого: бледно-голубое небо, острая крыша дома, дети, хлопающие в ладоши. Неприятные ощущения, похожие на першение в горле, - нахлынувшие воспоминания о детстве. О маме. Мама! У меня в глазах слёзы? А это значит, что сердце только что сжалось, и... я ощущаю, как по нервам начал струиться самый настоящий ток. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Мозг снова стал прокручивать мысли о том, как…
- Но, наверное, ты был самым лучшим среди них. Честно.
Впейтесь ногтями в свой сосок. Нет, сильнее! И такое – в каждой моей клетке.
- Ты такой восхитительный. Терпеливый.
Ощущение, будто мне напихали палок в туловище. Но это – всего лишь рёбра, переломанные.
- Фрэнк, ты такой красивый, чувственный. Когда я первый раз увидел тебя, даже позавидовал немного.
И поэтому ты так яростно вбивал свой нетвёрдый кулак мне в скулу, Джи? А потом во вторую. А потом стук зубов нижней челюсти о верхнюю.
- Да, я многое потеряю. Уже потерял.
О, теперь я снова остро ощущаю, как грязные верёвки разъедают запястья. Ног не чувствую, только неясный свинцовый холод вместо них.
- Теперь ты понимаешь, что то, о чём я пою – это чистая правда? Я никогда не врал в своих стихах. Не умею.
Живот исполосовала бритва. Вот она, моя мучительница, - улавливаю одним глазом металлические искорки в углу напротив. Внезапно вздрагивает губа, всклоченная той же бритвой. Он срезал с губы серёжку.
- Теперь ты понимаешь, почему мне так тяжело расставаться с людьми? Я не хочу доверять душу неизвестно кому, но, блять, всё равно это делаю! И, вот, наконец…
«Наконец». «Наконец». Наконец…
МНЕ БОЛЬНО, МАТЬ ВАШУ!!! Мне. Очень. Больно!
Когда он колотил меня в поддых, у него стоял. Да, я помню, потому что именно тогда мысленно просил Бога забрать меня, наплевав на собственные антипатии. Просил так отчаянно, что Он отказал мне в просьбе. И я продолжил ощущать нервные удары, неумелость которых отзывалась двойной болью.
- Спасибо, Фрэнки, за то, что слушаешь меня. Хотя бы сейчас. – кажется, он снова вытер руки.
Меня вытошнило сразу же, как только я увидел огромное кровавое пятно на полотенце, когда он вытер руки в первый раз. Ощущения были, будто вместе с завтраком я выблевал все внутренности. Сейчас об этом напоминал только кислый запах, воспаряющий от пола, и кислый привкус на губах и языке. Вместе с солёной гущей крови.
- Я поклялся когда-то, что больше никому не позволю себя обидеть.
Знаете, почему мой мозг ещё способен улавливать и мыслить? Потому, что я умру через минут пять. Сознание поднялось над посиневшим куском мяса, телом, и хотя один зрячий глаз застилает жёлтый туман, я всё понимаю. Я просто уже не могу ощущать боль, не могу думать о ней; я сам, как сплошная нервная ткань, пульсирующая после прикосновений грязных пальцев.
- Всё могло бы быть хорошо, Фрэнки. Но, вот, мы стоим здесь, в моей комнате. И я должен делать это снова.
Лёгкость. Вы назовёте абсурдом, но это правда. Тяжесть, которую мозг уже не может определять, как тяжесть. Лёгкость. Неужели я слышу шаги? В свою сторону? И сердце не трепещет? Или…
- Никто не сможет оправдать меня. – он шепчет.– И взять живым. Потому что они до сих пор меня не уличили, – сейчас так, будто на кожу выпустили миллион муравьёв, – Скажешь, это охуенно? – он трогает меня, что ли? Лицо…на нём – чувствительность, но мышцы не дёргаются. Растёртая шея, на ней - уколы, совсем мелкие, что-то от проволоки. Это его волосы? Джи, убери их, невыносимо.
- Я сделал глупость, да, Фрэнки? – теперь уже легче. Могу только догадаться: едва ли не полужидкие веки он покрывает поцелуями, от этого остаётся след крови на кончике его носа. Угадал? – Я. Сделал. Глупость, – ощущаю, как заныло выкрученное запястье. На лицо падает тень, значит, Джерард опять прильнул ко мне. – И я пожалею…
«Пожалею» - как звон. Голова наполнилась звоном; он проходит всему телу. Я силюсь немного приподнять голову, но подбородок не оторвать от груди. Джерард продолжает бормотать, но я уже не слушаю. Мысль снова устремляется к небу. Почему, спросите?
- Фрэнки, я же…люблю тебя. И ты меня. Правда? Я верю, я знаю.
Сейчас я не думаю о том, чего не успел сделать в жизни, или, наоборот, - о совершённых грехах.
- Мы будем вместе? Ты обещаешь?
Не хочу задавать вопросов изнасилованной жертвы: «Почему?», «За что?».
- Фрэнки, ты слышишь меня?
Если бы я мог сейчас что-то выдавить из себя и прокричать в небо, это было бы только…
- Фрэнки…Фрэнк! Фрээнк!
Небо, убей его!
- Фрэнки!..
Убей его.
- Фрэнк!..
Убей его.
Джерард громко и разочарованно выдыхает. Вместе с ним делаю мучительный выдох и я. Наконец-то.
Автор, я тебя знаю совсем немного, но блин, ты выдал конечно - этот фик это чудо. потому, что я сейчас как раз в очень поганом настроении, блин, такое чувство, будто ты влез в мою голову, вытащил всё что там было и разлепил вместо букв. и это смотрится довольно круто, надо признать. потому что правда это обычно круто, лжи и так хватает, поэтому здорово что ты написал такую вещь и вывесил именно сейчас, наверное, мне не хватало именно чего-то, вроде этого, и чтобы всё закончилось очень трагично, потому что каждый раз подобные депрессии, это маленькая смерть. ладно, я хотела сказать, что это всё красиво и чувственно, так что спасибо вам огромное)
where r u, destroya?, спасибо. Слов нет.. Это очень..сильно. Очень жёстко и резко. Заставило задуматься.. Всё описано так ярко и реально.. Вы так передали чуства Френка.. я преклоняюсь перед вашим талантом. Это очень тяжёлое произведение.. Спасибо. Вы очень хороший писатель. Спасибо. +5
