POV Gerard.

После того, как по стенке «стекает» мой противник и окончательно отрубается, в помещении наступает почти что абсолютная тишина. Слышны только звуки справа – Фрэнк все еще с яростью пинает свою «жертву» и матерится.
Враг, так сказать, повержен.
Черт… Мое тело – оно какое-то взбудораженное, чувствуется адреналин. Такое состояние мне точно по нраву: по лицу и телу разливается ноющая боль, костяшки пальцев только отходят от ударов и все еще помнят прикосновения к чему-то нежному… Да, действительно кожа у этого парня была нежной. Мысль о том, что я причинил боль врагу, она греет и радует, прямо как малого ребенка. Хочется еще. Как бы такое развлечение в привычку не вошло… А душа будто ликует от осознания победы.
Возможно, мне кажется, что со стороны я выгляжу как герой или как очень крутой парень. Возможно, по-настоящему все с точностью наоборот.

- Хватит, - я обращаюсь к Фрэнку. – Не надо.

За моей спиной стоят еще два парня. Они мои… друзья. Кажется, это действительно так. Не стану рассуждать сейчас о всяких там поступках и событиях. Я думаю, что они мои друзья. Они хотят помириться. А я люблю этих людей и вряд ли смогу прожить жизнь без них. И уж точно вряд ли найду кого-то получше.

Фрэнк оставляет в покое тело своего противника. Я все еще надеюсь, что тот не убил беднягу.

Нужно повернуться и посмотреть на них. Поблагодарить за защиту. Помощь. И сказать «я вас прощаю». Или «извините». Черт. А что нужно говорить?!

- Джи… - слышится тихий голос Майки. – С тобой все в порядке?

- Да, - я наконец-то поворачиваюсь. Вижу, что Рэя и Майкса тоже достаточно поколотили. У Торо будет синяк. Под глазом. Наверное. Да, короче. Я никогда не мог заговорить первым. По крайней мере, после ссоры. А Майки об этом знает, кажется. Он же всегда подходил мириться первым в детстве. Или нас мама мирила. Или папа. – Я в норме.

- По тебе вообще-то не скажешь. А теперь мы можем поговорить? Может, все вместе…

- Нам не о чем разговаривать, - я выдерживаю долгую паузу. А потом продолжаю: - Мы же братья. И друзья. Лучшие друзья.

Майкл улыбается. Он говорит:

- Я рад… Что ты простил нас.

Мы все улыбаемся. Вчетвером. Говорить не о чем. В такие моменты… они немного неловкие.

- Только что нам делать вот с этими… - вдруг выдаю я, разглядывая нокаутированных парней.

Да-да, я вечно порчу знаменательные и вообще всякие хорошие мгновения в жизни.

Рэй вдруг засмеялся.

- Да ладно, перестань ты. Не стоит думать о мусоре.

Парень подходит ко мне и обнимает одной рукой за плечи.

- Подумаем о чем-нибудь хорошем. Например, о будущем группы… Ты же собираешься петь? Вообще мы еще существуем как музыкальный коллектив?

- Я думаю, да.

Хотя я ничего не думаю. Я не знаю.

- Пойдемте отсюда, - говорит Фрэнк, презрительно оглядывая валяющихся на полу парней.

- Идемте.


Странно, что Рэй заговорил о группе. Сразу. Возможно, его действительно очень волнует наша судьба музыкантов, а, может быть, ему просто больше нечего было сказать. Я не знаю, с каких пор я начал сомневаться в людях и думать о них плохо. Хотя… подождите. Кажется, знаю. Хотя, не суть.

Оставшееся время в школе мы провели как обычно. В смысле, как обычно в прежние времена. Никакие команды каких-то там Алексов не доставали нас, мы просто дружелюбно общались о всякой ерунде. В том числе о группе. Я не совсем четко отвечал на задаваемые мне вопросы, так как я действительно не знаю, хочу ли я продолжать свою.. кхм.. «карьеру» в этом направлении. В крайнем случае, ребята смогут найти мне замену.

Теперь все так, как было раньше. Честно сказать, я не совсем сейчас пойму, зачем тогда вообще весь этот цирк был. Зачем они нас бросали? Или тут эта сказка, насчет того, что сначала нас не понимали, а потом осознали, что это глупости и мы их настоящие друзья, она стала явью? Ну не знаю, не знаю. Тот небольшой период в жизни я называю именно цирком. Маленьким приключением. В любом случае, как бы там не было плохо, я знал, что это закончится. Надежды, конечно, было не много, но все же... Человеку свойственно хвататься даже за самый край обрыва, даже если он совсем ненадежен.
В общем, теперь все по-старому. Почти все.

Только я не сказал о родителях.

Из школы мы с Фрэнком вернулись уже давно, но дома ничего не изменилось. Мы все так же отсиживаемся в нашей комнате. Возможно, это вошло в привычку, а, возможно, это из-за того, что в доме нам все равно не очень-то рады. Скоро будет ночь.

Да, в отличие от Майки, ни мама, ни папа сегодня не стали общаться со мной, и уж тем более не стали делать каких-либо попыток, чтобы помириться. Я не пойму, им, что, плевать? Они, что, действительно отказались от своего старшего сына? Я, конечно, об этом думал, но никогда бы не хотел, чтобы мои мысли были правдой. Значит, что, мои родители готовы бросить своего «любимого» сына только из-за того, что он не такой, как все или не такой, каким бы они хотели его видеть? То же самое, что я и думал о своих друзьях.
Ладно, если смотреть со стороны, то если отвернутся друзья – это еще полбеды, если родители – это настоящая катастрофа. По любому, в такой обстановке жить невозможно.


- Ну наконец-то. Завтра будет выходной… - заваливаясь в кровать, бубнит Фрэнк. – Хоть один день не увижу рожи своих тупых одноклассников.

Фрэнк как всегда. Поучить его тактичности, что ли…

- Да ладно, они же тебе ничего не делают. А те, кто доставал нас, уже вряд ли захотят заниматься прежним делом. Если, конечно, им жить не надоело или шрамов и ран мало.

- А если они мазохисты? – задумчиво говорит парень.

В ответ я смеюсь. Я говорю:

- Не думаю. В общем, время покажет.

Я переодеваюсь в удобную одежду и ложусь рядом с Фрэнки.

- Что-то мне не хочется так рано спать ложиться.

- Ты не устал от такого дня? – я чуть обнимаю его и целую сначала в щеку, потом – в уголок уже приподнятых в улыбке губ.

- Да нет, не устал. А вот царапина у тебя на щеке меня очень волнует. Тебе не больно?

- Нет. На тебе еще больше шрамов. Вообще, зачем ты так разъяренно избивал… кто там был… Бен? Вот, Бена.

- Потому что он в свои «самые последние секунды» обзывал нас. А Фрэнку это ужааасно не нравится.

- Подожди, ты, что, его убил? Совсем?

Честно сказать, у меня глаза чуть не вылезли из орбит. От юмора моего парня…

- Шучу. Он жив, но я уверен, что у него отпадет всякая охота наезжать на нормальных людей еще на несколько лет. Или хотя бы месяцев.

- Ладно, это будет для него хорошим уроком. А я, наверное, не так сильно бил этих парней. Может, не так много злости. Или силы.

- Не так много желания.

- Не знаю, не знаю. Мне бы не помешало в «качалку» походить.

Вместо того чтобы отвечать на мой примитивный бред, Фрэнк притягивает меня к себе и медленно целует меня, с наслаждением. Господи, я же так давно не целовался! Со всей этой суматохой мы забыли, что мы любим друг друга. В быту так и происходит: либо страсть со временем сгорает, либо какие-то жуткие события просто заставляют задуматься о том, что никакой любви вовсе нет. Черт, я снова не о том. Чувствуя губы парня, самого Фрэнка, я понимаю, что все еще люблю его, чувства все те же, если не еще сильнее. Если так говорить, то я схожу с ума снова, это точно говорит о том, что все в порядке.

Я хочу его. Но только не сейчас.

Когда Фрэнк останавливается и прекращает поцелуй, он ложится обратно в постель и пультом выключает телевизор, где все равно ничего путного не вещают. А мне мало… серьезно, мне становится мало.

Надо успокоиться.

- Ну что, спокойной ночи? – Айеро улыбается и поправляет локон моих волос, спадающих так, что не видно глаз. Черт. Теперь он увидит мое выражение лица (оно как у дауна), и… будет смеяться. Он скажет «с каких пор ты так реагируешь на простые поцелуи?». – Э-эй, Джи, прием.

- Да, спокойной… - я пытаюсь улыбнуться.

Хорошо, что Фрэнк чаще всего спит на спине. Я придвигаюсь к нему поближе и кладу голову на его грудь. Наверное, это глупо выглядит, но кто же нас сейчас видит?
Я знаю, что Фрэнки сейчас улыбается. Затем я чувствую, как он тянется к лампе на прикроватной тумбочке, тушит свет, и комнату наполняет кромешная темнота. Он приобнимает меня одной рукой. Становится так тепло, уютно, приятно, кажется, любовь – единственное мое спасение от всех невзгод и тягот реального мира. Кажется, я уже несу бред и проваливаюсь в сон…

                                                                                                            ***

Слышно, что вокруг все еще тишина. За веками нет яркого света, который обычно по утрам мешает продолжать спать. Я приоткрываю глаза, просыпаюсь, и окончательно понимаю, что все еще ночь. Не глубокая, возможно, скоро будет утро. К сожалению, точного времени я не знаю, а определять точно самому не получается.
Обычно, когда я вот так просыпаюсь раньше нужного, я либо пытаюсь снова заснуть, либо тут же погружаюсь в сон автоматически. Но сейчас я не могу. Не получается заснуть ни по одному из вариантов. Наверное, я выспался…
Лежащий рядом Фрэнк, в отличие от меня, все еще спит, мирно сопя в подушку. Он вообще, если надо, проспит до пяти вечера.

Нужно просто подумать о чем-нибудь успокаивающем и убаюкивающем. Например, я лежу на пляже острова, который омывается спокойным и тихим океаном… На небе яркое и горячее солнце, и ни одного облака. Чувствуется легкий, прохладный и приятный ветер и слышно, как небольшие волны мягко разбиваются о берег. Морской прибой… Я бы хотел поехать на отдых. Если не на остров, то хотя бы на море или озеро…

…или хотя бы в другой город, подальше от этих людей…

Стоп.

Другой город?

Просто подальше от общества, к которому я привык, но который больше не принимает меня, так как они в свою очередь привыкли только к «прежнему мне»? Серьезно?

Да, это действительно было бы великолепно.

Да, я это осуществлю…

Когда? Я не знаю.

Знаешь, Джерард, - я уже мысленно разговариваю сам с собой, если ты вот так будешь постоянно говорить «это бы неплохо сделать», «надо как-нибудь собраться», то ты никогда не доберешься до исполнения своей, так сказать, мечты. Откладывание на потом – самый ужасный враг человека. Или делай это сейчас, или забудь об этой затее. Ясно?

Сделать это прямо сейчас?

Я хочу.

Если сейчас неуверенность и трусость проснутся во мне, гаси свет. Так что нужно действовать, пока они все спят, в смысле, моя семья. Только вот сон у них очень чуткий…


В следующий момент я уже вскакиваю с постели и несусь к своему столу. Я включаю настольную лампу и пытаюсь найти хотя бы клочок бумаги.
Да, я потеряю разум на какое-то время и сделаю то, что мне пришло в голову несколько минут назад, каким бы безумным желанием это ни показалось.

Я беру какую-то тетрадь и ручку и сажусь писать записку для родителей. Да-да, для них. Я не знаю, зачем я это делаю, им же сто процентов будет не интересно то, что со мной вообще происходит, но это так, для успокоения совести.

Что насчет средств, на которые можно жить – у меня остались деньги, которые мы заработали на нескольких концертах. Я сам был удивлен, когда нашел сколько-то там (сам уже не помню) в кармане куртки. Так что у меня есть даже деньги.

Ну давай же, ты должен что-то написать своим родителям.

Нужно начать так: «Я уже взрослый и могу сам о себе позаботиться. Я просто хочу жить отдельно».

Как только ручка вывела первую букву на бумаге, я почувствовал, что мою ногу кто-то обнюхивает. Это значит только то, что в наш дом, возможно, ворвались какие-то непонятные существа и пытаются нас захватить, либо это я, сволочь такая, совсем забыл про собаку, которую мне подарил Фрэнк. Роки. Как я мог забыть о нем? Но с другой стороны – этот наглый пес мне даже на глаза не попадался все это время. Где, собственно, он был? Я слышу, как Роки начинает тихонько поскуливать. Что бы это значило? Черт, ну я совершенно не разбираюсь в собаках!
Я взял Роки к себе на колени и погладил.

Так. Нужно все же написать записку. Не отвлекайся.

Я пишу.

«Дорогие…»… и мысленно тяну это слово. Дорогииие. Не знаю даже, нужно ли здесь вообще это прилагательное. Ладно, оставлю. Не хочется ничего вычеркивать и зачеркивать. Это только придаст неуверенности и скажет о том, что я, возможно, нервничал.

«Дорогие родители, для начала я хочу сказать: я вас люблю. Это так, на всякий случай, чтоб вы знали. Действительно люблю».

Стоит ли писать о том, что я как раз усомнился в их любви? Да нет, это и так понятно. Это даже очевидно. Наверное, это и есть истина, которую слишком трудно принять и горько знать об этом?

«Но я больше не могу. В смысле, я хочу переехать в другой город и найти себе новых друзей. У меня все будет хорошо, если вы хотите знать. Я… возможно, я буду счастлив. У меня даже есть деньги. У меня есть все, чтобы устроить свою жизнь. Пусть, даже не шикарно (а кто сейчас живет шикарно?), но хотя бы нормально. Я просто устал от непонимания и от того, что здесь со мной почти никто не хочет общаться. Это слишком неприятно, этого вынести у меня не получится. В общем, я буду краток.
Я уехал, но я, возможно, позвоню вам. У меня все будет хорошо».

Думаю, хватит. Не хочется разбрасываться словами напрасно.

Итак, когда они прочитают это, меня уже не будет дома.
Я оставляю записку на более видном месте. Надо надеяться, что кто-то из моей семьи вообще зайдет в мою комнату. Например, чтобы узнать, не повесился ли я или там… просто покончил с собой… и не разлагаюсь ли я? Хотя нет, это можно было бы и по запаху узнать, незачем утруждать себя посещением моей комнаты. Ладно. Ну тогда уж листок точно будет видно. С этим разобрались.

Теперь нужно собрать вещи.

Я оставляю Роки на своей постели и иду к шкафу.

Нет, меня не пугает неизвестность. Мне на это плевать. Серьезно. Я заявляю сам себе: неизвестность меня больше не пугает. Я буду рад новым приключениям, какие бы они ни были. Я буду рад новым друзьям и знакомствам, так как здесь со мной больше никто не поддерживает контакт и больше не собирается это делать.

Я беру свой старый огромный рюкзак – туда должно поместиться нормальное количество нужных мне вещей. Не стану, конечно, брать все подряд, но пару вещей мне все же пригодится.

Вдруг отчетливо слышится громкий собачий лай. Роки, ну молчи, пожалуйста, ты так весь дом перебудишь! Следом, примерно через минуту, я слышу сонный и недовольный возглас Фрэнка:

- Черт, Роки, спи и не надо орать в такую рань!

А потом следует не длинная пауза, после которой выражение голоса Фрэнка становится еще более изумленным и непонимающим.

- Джи? Что ты там делаешь?!

- Я собираюсь, - сообщаю я уже в спешке. – И тебе советую.

- Куда ты собираешься? В школу? Если что, сегодня выходной.

- Нет. Так, - я подхожу к нему ближе и говорю. – Ты уже достаточно проснулся, чтобы понять все слова, которые я скажу?

- Да.

- Хорошо. Ты только не кричи и не возмущайся. Не нужно, чтобы ты… ну или Роки перебудили весь дом. Короче, мы уезжаем. Я решил, что нам надо уехать куда-нибудь подальше, в какой-нибудь хороший и уютный город, где нам будет весело и интересно. Все равно здесь мы больше никому не нужны. Даже родителям.

- ЧТО?! Ты что, совсем офигел? Чего ты ел? Пил? Или что-то курил, пока я тут спал? Ты вообще что несешь? Ты знаешь, что ты несешь? Ты не пьяный?!

Последовали долгие и примитивные возражения Фрэнка. Я его перебиваю:

- Я серьезно и я не пьян. И не обкуренный, если тебе так важно знать. Я хочу уехать с тобой отсюда.

- Что, навязчивая идея, да? – сегодня он понимает меня намного быстрее, чем когда-либо. Хорошо. Теперь осталось только поднять Фрэнка с кровати и собрать все, что нужно.

- А ты меня спросил? Я не хочу.

- Почему?! Нет, не говори так, отказы не принимаются, - отрезал я.

- А мне плевать. Я все равно скажу то, что хотел. Потому, что меня пугают… кхм… некоторые «нюансы» твоей затеи. Во-первых, тебе действительно не страшно осознавать то, что мы будем совершенно одни в другом, совершенно незнакомом нам городе? Не будет никакой помощи.

- Нет, не страшно. Мы там найдем друзей, нашу новую поддержку и опору.

- Друзья – это не всегда, далеко не всегда поддержка, а уж тем более опора. Тогда более сложные вопросы.

Ммм… а мы, что, в викторину играем?

Он продолжает:

- Как же наши здешние друзья?

- Если честно, им уже не очень-то верится, что бы там они не делали и какие бы поступки не совершали. Если человек отвернулся от тебя один раз, он сделает это еще раз. Тем более, мы попали не в самую ужасную ситуацию. А что будет, если случится что-то более страшное? Ну вот, и я в них не уверен.

- Семья?

- Мама и папа – им плевать уже, я же сказал. А брат… ну… да, кстати, если уж Майки и Рэю так захочется с нами пообщаться, они смогут нас найти. Наверное.

- Моя мама.

- Я, конечно, не хочу тебя расстраивать, но если она до сих пор не позвала тебя обратно, то…

Ты все сам понимаешь, Фрэнк. Просто не хочешь принять.

- Она знает, где я. Но если кто-то из наших родителей узнает, что мы в другом городе, у них будет сердечный приступ.

- Я, конечно, не хочу, чтобы у кого-то был приступ, но записку я уже написал. Все нормально. И вообще. Ты что, до сих пор маменькин сынок?! А как же жизнь на свободе, без всяких там слюнявчиков и горшков?

- Ну да… А как тебе школа? Что с ней делать?

И сколько же еще бреда в твоей шкатулке вопросов?

- Ну исключат нас, ну и что? Ничего такого. На новом месте мы найдем себе колледж или еще что-нибудь. Да это вообще неважно.

Да, я знаю, что образование – необходимая штука, но я не хочу об этом говорить сейчас. Мне вообще тупо Фрэнка вытащить надо и все.

- Черт. Я не согласен.

- С чем? Я, по-моему, тебя во всем убедил.

- А если я просто не хочу?

- А если я уеду один?

- Ты не уедешь без меня.

- Но и ты без меня не останешься.

- Черт!

- Я выиграл?

- … но… я так не могу!

Слабак. Честно, слабак.

- Можешь. Поднимайся с постели, - я тянусь к Фрэнку и целую его в щеку. – Вставай, пожалуйста…

- Ты меня пытаешь!

- Да, и я не остановлюсь, пока ты не согласишься.

Я медленно спускаюсь к шее Фрэнка и прикасаюсь к коже прерывистыми короткими поцелуями.

- Чеееерт!

Он резко, но несильно отпихивает меня от себя и поднимается с кровати.

- Что надо делать? – спрашивает он.

- Собирать вещи, которые тебе необходимы. У тебя, кстати, деньги остались?

- Да, - угрюмо буркнул Фрэнк и начинает собирать одежду в свою сумку-почтальонку.

- Еще лучше! Тогда мы вообще богаты.

- Я, вообще-то, их копил.

- На что?

- Не знаю.

- Ну вот, будем считать, что копил для нашей квартиры. Ты только представь, у нас будет новая жизнь…

- Не могу. Я только представляю кучу неприятностей у безмозглых подростков, которые одной дебильной ночью сбежали из родительского дома.

- Пожалуйста, не будь таким. Ты похож на старого ворчуна, а не на безмозглого подростка.

Мой рюкзак почти полон. Надеюсь, я смогу его тащить.

- Это просто ужас, что мы вытворяем. Я отказываюсь верить в это, это не реально.

- Реально. Просто не все понимают, что так можно.

- Потому, что так нельзя.

- Нам можно.

- Мы не особенные.

- Слушай, давай быстрей.

Я утрамбовываю все в свою сумку и застегиваю. А вот Фрэнк, не слишком торопясь, кидает какие попало вещи и даже толком не складывает их.

- Фрэнки, - я подхожу к парню и обнимаю его. – Все будет хорошо, я тебе обещаю. Если будет не так, как сказал я, можешь меня убить.

От объятий он стал не таким вредным, а от поцелуев…

Я снова целую его, теперь за ухом и жду, когда он что-то ответит.
Вместо слов на его губах появляется улыбка, едва заметная в тусклом свете все еще включенной настольной лампы.

А потом он говорит:

- Я тоже надеюсь, что твоя идиотская затея оправдает себя.

                                                                                                             ***

На улице еще темно. А я все так же не удосужился посмотреть на часы, да и время сейчас – это не самое главное. Выйдя из дома, мы решили взглянуть на него последний раз, ну, как это бывает… Мы же не особенные, все равно в этот момент нападает жуткая тоска, которая в силах разрушить все, абсолютно все планы. Но это всего лишь эмоции, считаю я, нельзя позволять чувствам сбивать себя с толку. Они иногда даже способны разрушить мечты… Нужно просто без сожаления бросить последний взгляд на родительский дом и оставить все хорошие и плохие воспоминания здесь. Сделать шаг и начать уже новую жизнь. Взрослую… Да, пугающе. Но почему бы и нет? Если все время жить в страхе перед чем-то, это будет действовать на психику. Этот страх не даст совершать какие-либо действия. Я к тому, что если бездействовать, то это нельзя будет назвать жизнью. Если всю жизнь просидеть перед телевизором или компьютером – можно считать, что ты никогда и не жил. Уже был мертв. Да, снова можно сказать, что мои мысли банальны, но это правда. И я об этом думаю только из-за того, что не хочу стать таким. Затворником быть слишком заманчиво… Но я не хочу. Я знаю, я хочу всего лишь уехать куда-нибудь подальше, зажить по-другому.
Я держу Фрэнка за руку, за спиной у меня рюкзак, он, кстати, оказался довольно тяжелым, и на моих руках спокойно сидит Роки. Мы уже несколько минут пялимся на дом, с темными окнами, которые освещает лишь фонарь, стоящий напротив. Если сейчас черны все окна до одного, значит, скоро жильцы проснутся и отправятся на работы. В смысле, те бедняги, кто работает по воскресеньям. Вообще, я имею в виду то, что я знаю почти всех наших соседей, и довольно многие из них не спят допоздна, а ложатся только к утру. И потом эти же люди, наверное, удивляются и ноют о том, что им плохо живется, что они не могут нормально поспать. Ладно, к черту их всех.
Я думаю о том, что если бы у нас было много денег, то мы с Фрэнком вовсе смылись бы на необитаемый остров, построили бы там себе уютный дом и жили, без плохих происшествий и событий. Я ими уже сыт по горло.
Да, ладно, я говорю, что доволен тем, что у меня уже есть. Не каждый подросток… кхм… не каждый парень отважится на такой поступок, не каждый по-настоящему захочет уехать и уж точно не каждый сможет уговорить своего друга проделать то же самое.

- Пошли отсюда, - говорю, переводя взгляд на Фрэнка. – Уже пора.

Не нужно, чтобы нас заметили. А вдруг кто-то вышел погулять с собакой?

- Идем, - безжизненно и, как мне показалось, напугано, пробормотал Фрэнк.

- Пожалуйста, Фрэнки. Мы же все выяснили. Ты уже согласился. Ты сказал, что ты не боишься.

- Я такого не говорил.

- Я сказал, что у нас все хорошо будет. Я хочу…

Как бы я хотел это гарантировать. Но…

Так, никто меня не сбивает с преднамеренного пути!

- Я хочу уйти, - продолжаю я.

- Ладно.

- И вообще, не стоит так нервничать. В крайнем случае, если что-то пойдет не так, мы сможем приехать обратно.

Да, и зачем я это сказал? Я успел уже сто раз пожалеть.

И вообще, хватит ли нам денег на обратную дорогу, если что-то действительно будет не так? А еще никто не подумал о родителях, которые, возможно, будут рассержены. Или им будет все равно. Или они будут счастливы. И все же, в любом из трех случаев, они нас обратно не пустят. Это факт.

- Серьезно?

Нет. Я пошутил. Я сказал не то, что хотел. Я в один из немногих раз ляпнул именно то, о чем я думал, хотя этого делать не следовало ни в коем случае.

- Ну… Фрэнки, не будь таким интровертом. Хорошо?

Моя рука скользит вверх по руке Фрэнка и обнимает его за плечи. Я шепчу ему уже в сотый раз «идем», и он повинуется только после того, когда у меня, наверное, уже на языке мозоль. Темп шагов достаточно быстр, чтобы оторваться от дома, но и настолько медленен, что наш поход можно назвать прогулкой. А что такого? Нам просто захотелось прогуляться ночью, под луной. Вон, кстати, она. Луна сегодня почти полная и светит довольно хорошо, можно видеть дорогу. Хотя… нет, это, кажется, фонари освещают путь, а луна всего лишь для… романтики? Да, возможно.

Если бы мы сейчас не делали то, что делаем или я хотя бы не думал так много об этом, то я бы мог чувствовать, как сейчас хорошо. Какой восхитительный момент в моей жизни протекает именно сейчас. Я бы мог заметить, что можно было бы изредка просыпаться в такое время и гулять, гулять, гулять… Это самая настоящая романтика.
А еще сейчас тихо. Не слышно ни машин – до дороги нужно идти как минимум минут десять, ни людей (сейчас вообще ни одного прохожего, и да, не удивительно), ни птиц или каких-либо других животных, видимо, они просыпаются чуть позже. Из звуков сейчас только слабый ветер, который изредка колышет листья на деревьях.

- Я все равно поверить не могу в то, что мы это делаем.

Я знаю, все кажется нереальным. Это только потому, что наши действия слишком отличны от обыденных. Это просто непривычно. А вот если мы станем путешественниками, мы к этому привыкнем.

И мне теперь кажется, что каждое мое слово – идея.

- И не надо.

- Почему?

- Не знаю. Не задумывайся. Думай о приятном.

- О тебе? – вдруг смеется Фрэнк.

- Ну можно и обо мне.

- Забавно.

Я вообще-то имел в виду наше будущее. Хотя, возможно, мы оба уже прокрутили всевозможные варианты нашей дальнейшей жизни.

- Я все еще думаю о родителях…

- Разве мы не все обсудили?

- Нет, все же, ну тебе, что, вовсе их не жалко? Я уверен, что они будут слишком встревожены, будут искать нас, ну и делать тому подобные вещи.

- Уверен, что какая бы реакция у них не была, они не станут делать то, о чем думаешь ты.

- Почему?

- Не знаю.

- У тебя нет доказательств. И, к тому же, это показывает то, что ты не любишь отца и мать.

- Почему? Я их люблю, только разочаровался в этих людях и все.

- Ты бы себя слышал. Они любят тебя в любом случае. Что бы ни произошло. Людям свойственно любить то, что они породили. Тем более, если это ребенок.

- Да. Ты прав. Но мне плевать.

- На родителей?

- Ты решил достать меня сегодня?! Ну ладно, получай ответ! Да, мне плевать, так как они в последнее время не разговаривали со мной и избегали не то, что целыми днями – целыми неделями! Это разве можно любовью назвать?

- Каждый человек испытывает шок от события, потрясшего его. Это нормально, они просто были в шоке.

И психолог «добрый доктор мистер Фрэнк» снова на связи.

- Что такого в том, что я признался им в своей ориентации? Ну что? И почему тогда к этому надо привыкать несколько лет?

- Они тебя далеко не несколько лет избегают.

- Не важно. Все. Я сказал, что это не самое главное. Они переживут. Тем более, мы же их не бросаем совсем, я в записке написал, что, возможно, позвоню им когда-нибудь.

- Когда тебе будет сорок.

- Не смешно. Я не понял, ты поругаться, что ли, хочешь? У нас теперь есть только мы. Не забывай об этом. Мы должны держаться вместе все время. Всегда.

- Хорошо, - Фрэнк немного успокоился. Я тоже пытался утихомирить свой пыл.

Я буду каждый день говорить Фрэнки, что типа «мы уже взрослые и должны сами постоять за себя, а не цепляться за родителей. И да, они не беспокоятся за нас». Чувствую, он меня замучает.

- Я люблю тебя.

У меня эти слова звучать как-то странно. Но больше похоже на утверждение. Да, я хочу сказать, что защищу тебя, Фрэнк… Что буду о тебе заботиться. Что буду всегда с тобой. Я люблю тебя и все.

После некоторой паузы (он, что, думал, что мне ответить? Или он был в шоке от такого внезапного признания?), Фрэнк отвечает:

- Я тоже люблю тебя, Джи.

Мы уже приближаемся к дороге, на которой машин становится все больше и больше, и я спрашиваю Фрэнка:

- У тебя часы не далеко?

Он вытаскивает мобильник из заднего кармана джинсов и смотрит на дисплей. Он говорит:

- Почти шесть.

- Скоро начнут ходить автобусы. Нам нужно купить билеты.

- Ты решил, в какой город мы едем?

- Нет.

- Как?!

- Потому что без разницы. Тебе так не кажется?

- Не знаю. Но меня пугает эта неопределенность.

- Это не неопределенность. Это безразличие. В любом городе будет лучше, чем здесь. Нас же нигде не будут знать, правда?

- Блин. Мне не нравится твоя логика.

- Как это печально. Но тебе нужно будет смириться.

- Джерард!!!

- Что? – я, улыбаясь, смотрю на возмущенного и обиженного Фрэнка. – Ну ладно, я пошутил.

- Ой, как мне от этого легче стало!

- Давай перестанем ругаться. У нас вечно все заканчивается руганью. Не надо собачиться.

Будто в подтверждение моим словам, Роки негромко гавкнул и посмотрел на Фрэнка. Я говорю:

- Хватит.

- Я не виноват.

Да, конечно, ты не виноват. Никогда. Ты вообще святой у нас.


                                                                                                                   ---


- Куда вам билетики? – спрашивает кассирша с улыбкой на лице.

Я не знаю, положено ли ей нас вовсе отфутболить, сказать, что мы еще слишком малы для самостоятельных поездок, но в любом случае, девушка не делает этого. Можно называть это удачей. Я не в курсах всех дел, так что стоит опасаться полицию, по крайней мере… А вдруг они потребуют паспорт и узнают, что я еще не совершеннолетний? В любом случае, я уже не ребенок. Только вот ментам как это доказать, я не знаю. Ладно, не важно.

- Не важно. В любой город.

Я не знаю, как подозрительно выглядит мое поведение.

- Хорошо. – Она что-то пробивает, что-то пишет и одновременно сообщает, что наш автобус будет через пятнадцать минут. Она вручает мне два билета, а я отдаю ей деньги. Я смотрю на билеты, там написано «Джерси-Сити». Ну хорошо. Я не против.

- Фрэнки… - я подхожу к парню и говорю. – Мы едем в Джерси-Сити.

Он затягивается сигаретой и говорит:

- Неплохо. Когда?

- Уже скоро. Надо несколько минут подождать.

- Окей. Слушай, а как тебе билеты продали? Мне почему-то казалось, что детям не продают.

- Ну не знаю. Может, кассирша ошиблась. Может, я ей понравился. Может, еще что-то произошло, что нам очень даже на руку. А, возможно, это просто судьба.

- Ты веришь в судьбу? – Фрэнк снова затягивается.

- Да.

- А я не знаю. Я вообще не знаю, чему верить.

- Верь мне.

В ответ он смеется. Фрэнк тушит бычок и выкидывает его. Он подходит ко мне вплотную и обнимает, бормочет мне на ухо:

- Хорошо. Буду тебе верить. И никому и ни в кого больше.

Я улыбаюсь и прикасаюсь губами к его щеке.

Роки сидит рядом с нашими сумками, которые мы оставили на лавке и лениво почесывает за ухом. Людей сейчас еще не так уж и много, только те, кто собирается в тот же город, что и мы. Пассажиры. Всем нужно ждать эти идиотские минуты. Я даже не знаю, чем заняться.

- Может, нам сходить в кафетерий? Ну, пока ждем, - говорю я, смотря через плечо Фрэнка на здание неподалеку.

- Не хочется. Давай здесь ждать. Мы же не голодные и кофе не хотим, правда?

- Не скажи… Я привык в это время уже поглощать свой завтрак.

- Блин. А нам еще в дороге долго быть. Действительно надо что-то поесть. Давай с собой что-нибудь закажем и здесь поедим?

- Хорошая идея.

- Тогда я пойду, а ты посторожи сумки и собаку, - сказал Фрэнк и пошел к серенькому зданию, отдаленно напоминавшему общепит.

- А сама собака разве не сторож? – задаю я риторический вопрос вслед парню.


Роки вряд ли был бы сторожем. Он скорее просто друг. Хороший мой друг. Я взглянул на Роки, который в свою очередь смотрел на меня и погладил его.

Скоро моя прежняя семья проснется в своем доме, они будут проводить свой выходной так же, как и проводили всегда. Мне даже иногда кажется, что у них день отдыха такой же – по расписанию, как и будничные дни. «Роботы» – это то, что приходит в голову. То, что теперь ассоциируется с моими родственниками. Они привыкли жить одинаковыми днями. Постоянно одно и то же. Это даже все объясняет, тогда вовсе не стоит удивляться тому, что они так отреагировали на мое заявление… Черт, мне просто до сих пор до глубины души обидно. И они… Сегодня они выполняют свой график на воскресенье. Что там? Приготовить завтрак, поесть, возможно, куда-нибудь сходить, проверить почту, посмотреть телевизор, возненавидеть и избегать собственного сына. Может, когда они до последнего пункта дойдут, то узнают, что это им сделать не удастся. Или удастся, только частично.
А еще жаль, что я не познакомился с матерью Фрэнка. Если бы я знал ее характер, то я бы знал и то, будет ли она переживать или не очень. А так мне немного беспокойно. Хотя если взять в расчет то, что она выгнала Фрэнка… то, по-моему, логично то, что Фрэнк пытается найти себе новое жилье.

Я вижу, как он уже возвращается ко мне с бумажными пакетиками и стаканами кофе.

Мы ничего ни кому не должны. Мы поступаем логично. Ясно, Джерард?
В конце концов, можно будет прикинуться ребенком с испорченной психикой. Сказать, что меня и Фрэнка очень ранило такое отношение к тому, что мы оказались не такими, как все. Это вполне за щит сойти может.

Фрэнк подходит ко мне и вручает мой завтрак.

- Вот. Надеюсь, это вкусное.

Надеюсь, это съедобное.

- Спасибо.

Он садится рядом и приступает к трапезе. За ним и я.

- Слушай, Джи… я тут подумал… А, может, пока не поздно, не уедем? Я знаю одно место, где можно пожить и в этом городе.

Я сразу начал в голове перебирать варианты того, что Фрэнку могло бы показаться домом. Например: дом Рэя. О, я думаю, что его семья будет счастлива принять двух дебилов к себе. Например: а что он еще может придумать?
Например: то зловещее место, которое он называет своим убежищем. Черт. Ну да. Мне страшно продолжать беседу.
Я молчу.

Но Фрэнк продолжает говорить непринужденным тоном:

- Можно было бы пожить в том доме… Ну, он все равно никому не нужен.

- Ты про то место, где я чуть не переломал все кости себе?

- Да. То есть, нет. Блин! Джерард… Ну Джерард…

Он, что, настолько не хочет уезжать, что даже готов сделать попытку убить меня во второй раз? А если это его коварный план?

- Если ты до этого момента меня не слушал, то скажу еще раз. Я хочу переехать в другой город, а не в другой дом. И я бегу не от родителей.

В смысле, не только от них.

- Джииии, - он пытается говорить с набитым ртом.

- Нет. Все уже решено. Осталось совсем немного.


                                                                                                                 ---

Я захожу в автобус и веду за собой Фрэнка, чтобы он не улизнул. А вдруг он настолько струсит? Люди в страхе готовы на что угодно, лишь бы их избавили от своих мучений. Найдя наши места, я приглашаю Фрэнка на его место, а тот, с угрюмым видом, садится и сразу начинает пялиться в окно. Честно сказать, не понимаю его перепады настроения. То он соглашается со мной, радуется и улыбается, то снова становится грустным и рассерженным. Нужна же хоть какая-то определенность. Я сажусь рядом, на свое место, и вручаю моего пса Фрэнку. Чтоб ему не так скучно было.
Этот автобус оказался довольно уютным. Сверху – всякие лампочки и кондиционеры, ну, как бывают в самолетах. А там, подальше, есть небольшой монитор. Должно быть, будут показывать какой-нибудь фильм. Было бы неплохо, если бы он был действительно интересным, а не какой-нибудь там мурой, которую никто не хочет смотреть.

После того, как все пассажиры устроились на своих местах, автобус тронулся с места.

Мы уезжаем. Да, теперь все по-настоящему. Мы едем, уезжаем из этого города, наполненного людьми, которые нас не понимают и не хотят этого делать. Если выражаться пафосно, мы едем в новую жизнь. Не знаю, какая она будет. Но надеюсь на то, что все будет лучше, чем здесь. У нас будут приключения… О, как же мы без них. У нас будет много свободного времени, и мы не будем сидеть и прятаться в маленькой комнатушке. Мы будем принадлежать самим себе. Я знаю, что жизнь нам не даст заскучать.

Я кладу голову на плечо Фрэнка и шепчу ему, уже в сотый раз, что мы будем счастливы. Но сейчас у меня это получается с неподдельной искренностью, я не только говорю, что так будет, я желаю нам этого. Фрэнк смотрит на меня и улыбается. Он целует меня в макушку и говорит:

- Мы будем счастливы.