POV Frank Сегодняшнюю ночь мы со Стэном провели в хостеле. Я то и дело мерз, плохо спал, постоянно открывал глаза и бросал взгляды в окно. За грязным от разводов стеклом барабанил дождь. Завывал ветер. Хлопали хрупкие ставни домов, а электричество работало с перебоями. Ощутив знакомую головную боль, я откинул покрывало и сел на кровати. Время от времени со мной такое случалось — в висках гудело, комната начинала стремительно вертеться, и я был близок к обморочному состоянию. Я понимал, какое-то время назад мне здорово досталось, раз это отразилось на здоровье и памяти. Однако в какой-то мере я был рад своей амнезии. Я забыл все хорошее, но и вместе с тем и все плохое, что случилось со мной. Я мог бы начать все заново. Новую жизнь. Мог, если бы... Если бы все не начало постепенно возвращаться. В случайных образах, словах и лицах. В утонувшем в полутонах и резких штрихах водовороте из пыли вчерашней жизни. Я заставлю тебя страдать. Я заставлю тебя поплатиться. Я медленно поднял голову. Темноволосый мужчина в костюме стоял напротив меня с зажженной сигаретой во рту, пересчитывая брусничного цвета таблетки у себя на ладони. Застывшие глаза, доведенные до автоматизма действия. — Восемнадцать, девятнадцать... Как мы могли так измениться? — Двадцать, двадцать один... Когда мир, созданный нашими руками, превратился в руины? Внезапно незнакомец устремил на меня свой взгляд — холодный, яростный, разочарованный. — Я не давал тебе право, — его голос отозвался эхом. — Я ничего не сделал, — вырвалось из меня. Он не спеша положил таблетки в карман. Отбросил недокуренную сигарету в сторону. Его губы образовали тонкую линию, пальцы сжались в кулаки. Мое сердце пропустило несколько ударов. Я съежился и, поднявшись, попятился назад, но наткнулся на твердую стену. И вдруг мужчина, сделав пару шагов, оказался передо мной на коленях и, обхватив голову руками, начал громко плакать. Но не слезами, а этими самыми таблетками. Они со звонкой вибрацией падали на темный пол, превращаясь в капли крови. Я стоял, прижавшись к стене, и наблюдал, как незнакомец сидел в ярко-алой луже, не в силах остановить свой плач. Темные струйки крови коснулись моих ног, и я тут же отпрыгнул — настолько они были горячие. — Как ты мог? — без конца повторял он. А я просто молчал, видя, как кровь становилась пламенем. Как мужчина начинал гореть. — Как ты мог их взять, Фрэнк? — его голос срывался на крик. Огонь прожигал одежду, добрался до кожи, причиняя незнакомцу ужасные муки. — Почему ты это сделал? Ничего не понимая, я быстро сунул руку в карман. Вытащив пузырек с Амброзией, я стремительно открыл его. — Твоя Амброзия, — тяжело дыша произнес я, догадавшись, что ему нужно. Но, когда поднял глаза, ничего уже не было. Тишина. Капал за окном дождь. Мирно спал Стэн. Я посмотрел на свои руки. Таблеток у меня не было: еще пару дней назад я отдал их Шайори. Забравшись обратно под одеяло, я уже собирался закрыть глаза, как бросил взгляд вниз. Там, на полу этой тесной комнаты, дымился бычок от сигареты. *** — Как спалось? — спросил у меня Стэн, когда мы вышли на следующий день на улицу. Солнце заливало тротуар. Стояла будничная суета. Случайные прохожие брели в своем направлении, держа в руках чемоданы, перекинув через плечо рюкзаки, набирая на ходу сообщения. Мы шли в один из гестхаузов, о котором знал Шайори. По его словам, койко-место там стоило недорого, и на те деньги, что у меня сейчас были, там можно было прожить около двух недель. — Мешали воспоминания, — честно произнес я. — Какие именно воспоминания? Я долго молчал. Мы остановились напротив светофора, ожидая, когда загорится зеленый. — Я видел мужчину, — наконец сказал я, чувствуя ветер в волосах. В голове возник вчерашний образ, и мне стало не по себе. — Ты помнишь его? — парень нахмурил брови. — Нет. Я подарю тебе свой мир. Мы станем в нем богами. — Но вчера я понял, что именно его голос я так часто слышу. Наши разговоры... Пытаюсь вычленить из них хоть что-то. Но все так запутано, так сложно... Не знаю, может, это просто моя фантазия. Или я схожу с ума. Стэн ничего не ответил, ограничившись кивком и взглядом, говорившим «все будет хорошо». Гостиница была старым зданием с плохой вентиляцией и своим устоявшимся запахом. Только войдя в комнату, в которой нам предстояло провести две недели, я ощутил, насколько сложно будет первое время. Как и во всех дормиториях1, да и простых квартирах в Японии, здесь было негде развернуться. Помещение буквально в пять квадратных метров. Обшарпанный деревянный пол без татами. Одна железная двухэтажная кровать. Пустой шкаф сбоку и зеленого цвета тумбочка со сломанным ящиком. Матового серого оттенка стены, где висел порванный календарь за прошлый год с изображением манэки-нэко2. Стэн тоже был явно не в восторге, выразив все свои эмоции одним долгим брезгливым взглядом. Так или иначе, выбора у нас не оставалось. Положив вещи на пол, он сел на продавленную кровать и вздохнул. — Что дальше? — спросил я его, прислонившись к стене. Подняв на меня глаза, парень сдвинул брови и закусил нижнюю губу. — Нужно найти работу, — произнес он. — У меня даже паспорта нет, кто меня возьмет? — чересчур резко заметил я. Шайори молча изучал меня, ожидая, что я продолжу. Покачав головой, я подошел к нему и опустился рядом. — Это не значит, что я хочу сидеть на твоей шее. Нет, конечно. Просто... Я посмотрел на свои ладони. — Сначала я кое-что хочу сделать. Я не успокоюсь, пока не съезжу по адресу, который записан на том клочке, который мы нашли у меня в кармане толстовки. Вдруг... Мое сердце забилось чаще. — Вдруг меня кто-нибудь ищет. Может, по этому адресу я живу. Или там живет кто-то из моих родственников... — Фрэнк... — Понимаю, все, что я сейчас говорю, неосновательно, — продолжал я на своей эмоциональной ноте. — Но я должен туда съездить... — Фрэнк, — мягко повторил отоконоко, — я ни в коем случае не запрещаю тебе поступать так, как ты хочешь, и не отговариваю тебя. Но ты же понимаешь, что если ничего не найдешь, тебе нужно будет отпустить свое прошлое и начать жить сегодняшним днем. И начать решать сегодняшние проблемы. Я кивнул. Безусловно, он был прав. — Давай сделаем так, — произнес Стэн, выпрямляясь. — Сегодня мы обоснуемся в номере, сходим поедим, после я куплю газету и посмотрю имеющиеся предложения. А завтра с утра я пойду искать работу, а ты съездишь по тому адресу. На моих губах появилась легкая улыбка. Шайори все также смотрел на меня, не отрываясь. В этом взгляде было столько слов, столько эмоций, что я, просто застыв, наблюдал, как его ладонь медленно легла на мою щеку и почти неощутимо провела по ней. — Может... — прошептал парень, глядя мне в глаза. — Может, и вправду ты найдешь ответы на свои вопросы. Может..., на этом и кончится наше маленькое приключение. Я затаил дыхание. — Может..., совсем скоро каждый из нас уйдет своей дорогой. Я хотел уже возразить, как Стэн встал с кровати и, вытащив телефон, сказал, что ему нужно позвонить.
Следующим утром я проснулся в районе восьми. Шайори, к моему удивлению, уже ушел. На тумбочке лежала записка: «Приду поздно. Надеюсь, ты найдешь ответы на свои вопросы». В Синагава я отправился на поезде по линии Кэйхин-Тохоку3. Дорога заняла почти два часа. Я то и дело нервно оглядывался, теребил одежду, бросая отрывистые взгляды на часы в салоне. Мной овладевал рой мыслей. Я представлял себе небольшой уютный дом, двери которого открывает милая пожилая женщина и при виде меня радостно плачет. Как меня встречают родственники, моя вторая половина, если такая имелась. Как на место волнений и постоянного сидения у телефона в семье воцаряется гармония. Идиллия в моих фантазиях длилась недолго — на сцену врывались картины из моих видений и снов. Всегда нечеткие, недосказанные, отравленные паранойей и странными предчувствиями. Я понимал, что мечты о доме — лишь дешевые блестки, в которых плавали мои бесконечные размышления. Где-то внутри себя я знал, что истина намного сложнее. Что все не может разрешиться так легко. Слишком много загадок. Слишком многому я не мог найти объяснение. Я планировал, что на вокзале Синагава спрошу у работников здания, как мне добраться до нужного адреса. Но, как только двери поезда закрылись за моей спиной, во мне точно проснулось шестое чувство, и ноги сами повели меня на улицу. Я без труда нашел метро и, спустившись туда, доехал до станции Сэнгакудзи. Оказавшись в благополучном спальном квартале, я следовал дальше, понимая, что уже гулял по этим улицам — настолько они были знакомы. Вплоть до велосипедных стоянок, стройплощадок и магазинов электроники. Я брел, полностью отдавшись интуиции. Это было так странно — идти и оживлять в памяти призраков из своей старой жизни... Куда ты? Я тебя не отпускал. Наблюдать за бликами солнца, отражавшимися в стеклах строящихся небоскребов, которые я уже когда-то видел. Ты хочешь, чтобы я остался? Я зажмурился от яркого света и обернулся. Единственное, чего я хочу сейчас, — провести эту ночь с тобой. Я был на месте, стоя перед нужным мне домом. Откуда я знал это серое здание? Почему я так легко нашел дорогу сюда? Ответ был очевиден: потому что я был тут раньше. Несмотря на наличие домофона, я без труда прошел внутрь здания, подождав, пока кто-нибудь выйдет. Квартира, номер которой был указан на листке, находилась на четвертом этаже. Воспользовавшись лифтом, я с волнением в груди вышел на лестничную площадку и взглядом отыскал нужную дверь... Я остановился напротив квартиры с номером 309 и тяжело вздохнул. Долго не решаясь поднять руку и нажать на звонок, я просто смотрел в пол, кусая губы и пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Мне было тяжело это сделать. Мне хотелось уйти. Я мог вернуться к Стэну и, полностью забыв о своем прошлом, начать все с чистого листа. Но кого я обманывал? Нет, никакого чистого листа. Воспоминания заставят меня вновь искать ответы. Они прижмут к стене, не дадут права выбирать. И я должен буду подчиниться. Так лучше сделать все сейчас. Я дотронулся пальцем до мягкой кнопки и нажал ее. И еще раз — чтобы уже наверняка. Мои плечи поднимались, по лицу стекла капля пота. Я небрежно смахнул ее, загипнотизировано глядя на дверь. Прошла минута. Я позвонил опять. И вновь тишина. Я не мог в это поверить. Я уже был готов ко всему, но ничего не произошло. Сделав шаг назад, я обернулся. Оставался один выход — опросить соседей. До трех квартир я не дозвонился — вероятно, в будни все находились на работе. Оставалось еще две. — Здравствуйте, — я поклонился молодой рыжеволосой девушке в цветном халате из квартиры 312. Она тоже поклонилась и улыбнулась. Это был хороший знак. Я легко выдохнул. — Хочу задать вам странный вопрос: вы не знаете, кто живет в квартире 309? Японка выглянула на площадку, глазами отыскивая названную мной квартиру. — Я тут две недели, мало кого запомнила, — ответила она мне, задумавшись. — Могу ошибаться, но, кажется, там сейчас новые арендаторы, еще не заселились. — Новые арендаторы? — спросил я. — Лучше поговорите с Ямада-сама, — предложила японка, показывая на дверь напротив. — Она со странностями, но вроде живет здесь очень давно и всех знает Поблагодарив девушку, я постучался в квартиру напротив. Поначалу мне упорно не открывали, но спустя пару минут послышалось копошение, и из образовавшейся щели показалось пожилое лицо. Желтое, почти коричневое, морщинистое, пятнистое, с бегающими глазами и кривым ртом. Редкие волосы спадали запутанными космами до плеч, рука, держащая дверь, дрожала. — Добрый день, — я отвесил быстрый поклон. — Ямада-сама? Старуха бросила на меня испуганный взгляд и попыталась закрыть дверь, как я заговорил: — Ямада-сама, вы знаете, кто раньше жил в квартире 309? Услышав цифру, она быстро закачала головой. — Мне нужна помощь. Скажите, если знаете... Она точно была в курсе, хоть и пыталась это скрыть. Ее тощие пальцы с обрезанными под корень ногтями скользнули по двери, и старуха бросила взгляд в сторону квартиры 309. — Кто там жил? — спросил я. — Вы помните фамилию семьи или... — Они убили его. Они убили его. Они убили его... — забормотала она своим хриплым голосом, но словно не мне — ее глаза бегали вокруг. — Кого убили? — не понимал я, в недоумении смотря на старуху. — Кто убил? — Они убили его, — продолжала она. — Они убили его... — Ямада-сама, кто?! — Мальчик... Мальчика... Они убили того мальчика... Бедного мальчика... В горле образовался ком. Мальчик... Они убили того мальчика... — В этой квартире? — я пытался поймать нить ее мыслей. — Они сделали это в квартире 309? Губы старухи задрожали. — Ему пришлось открыть им... Бедный мальчик... Она не плакала, но ее голос изменился — стал напоминать тихий вой. — Ямада-сама, объясните, все это произошло здесь? Когда? Кто это был? — Ёкай4, — произнесла она. — Три ёкай пришли к бедному мальчику. Я с минуту смотрел на старуху. — Его убили... демоны? Ямада-сама ничего не ответила, только принялась молча шевелить губами, продолжая водить глазами по площадке. Я бросил взгляд в сторону квартиры и ощутил холод на своей коже. Пронизывающий. Колючий. Оставлявший после себя пустоту. Какого хрена там случилось? Какого хрена в моем кармане оказался листок с этим адресом? Если только... Если только я не был тем самым мальчиком, о котором говорила старуха. Сглотнув, я медленно отвел глаза, будто в трансе, и дотронулся до стены. Все сходилось. Какие-то люди ворвались ко мне домой. Какие-то люди оставили послание на моей спине. Какие-то люди... Какие-то люди хотели убить меня. Я заставлю тебя страдать. Они хотели причинить мне боль. Я заставлю тебя поплатиться. Они пришли ко мне, чтобы отомстить. Мы простояли в тишине больше пяти минут, не обмениваясь репликами. Мне уже начало казаться, что я больше ничего не добьюсь, как неожиданно столкнулся с взглядом этой старой женщины. В нем читался весь ужас того, что она, по-видимому, когда-то застала. Может, Ямада-сама была сумасшедшей, но она знала, что произошло в той квартире. — Почему ёкай это сделали? — прошептал я, используя последнюю попытку. — За что они убили его? Старуха почти не моргала и почти не слышала меня. — Они разрисовали его кровью стены, — сказала Ямада-сама, точно не своим голосом. — И оставили умирать. Совершенно одного. Я молчал, уставившись в пол и еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Спустя пару секунд дверь передо мной захлопнулась, а я так и остался стоять с огромным количеством вопросов. В полном одиночестве, как и в тот день, когда потерял память.
POV Gerard Я удобно устроился в кресле ресторана Morimoto и открыл меню. Минако со своей прелестной улыбкой на губах ждала заказа. — Никогда не пробовал «танцующего окуня», — сказал я. — Стоит? — Безусловно, это деликатес. Только тогда вам нужно пересесть сесть за другой стол, где располагается теппан, — произнесла японка, показывая в противоположную зону ресторана. — А если придет мой спутник или спутница и не найдет меня? — Не беспокойтесь, я об этом позабочусь, — обнадежила меня официантка. Я последовал за девушкой, и мы оказались возле огромного стола, устроенного полукругом, где лежали готовые столовые приборы. В центре полукруга уже стоял повар, среднего возраста японец в рабочей форме, золотистые пуговицы которой на идеально выглаженных белых манжетах блестели в полумраке. Мужчина находился напротив той части стола, которая была огорожена невысоким «забором». Перед тем как удалиться, Минако объяснила, что как раз это и есть теппан — жарочная поверхность для приготовления блюд. Мы с поваром Сибата, как он назвался, поклонились друг другу, я занял свое место, и мне тут же вынесли, так сказать, аперитив — мисо-суп5 и чай, к которым я, к слову, так и не притронулся. Буквально через пару секунд пришел еще один повар, худощавый парень, и на моих глазах вытащил на теппан живого окуня. Достаточно плотный, красивой изумрудной окраски, длиной чуть больше моей собственной ладони, он двигался, лежа на столе, не переставая теребить ртом и плавниками. Я застыл, глядя на него. В бледно-желтые глаза с черными зрачками, смотрящие прямо на меня. Одной рукой Сибата перевернул окуня на брюхо, другой — тут же вставил ему в голову специальный крюк: видимо, для того, чтобы кровь продолжала циркулировать. После, сильной хваткой взяв рыбу за хвост, мужчина улыбнулся мне, спросил, как прошел мой день, и принялся ошпаривать окуня кипятком. Я пробормотал что-то невнятное, не переставая наблюдать за тем, как шевелились конечности рыбы, как открывался и закрывался ее рот. Японец вытащил маленькую бутылочку с коричневой жидкостью и поставил ее на теппан. Вновь перевернув окуня, уже на бок, Сибата открутил крышку бутылочки и начал поливать его мясистое тело этим соусом. Окунь дергался и продолжал бить хвостом. Я поднял глаза на повара — тот уже вытирал большой блестящий нож. Сам того не осознавая, я приподнялся со стула. Мужчина вновь улыбнулся мне, сказав что-то вроде «сейчас все будет», и начал отрезать тонкие ломтики филе от этого окуня, в то время как он шлепал губами и все также смотрел в одну точку... Через пару мгновений я уже был в уборной. Меня пробило на дрожь, я кашлял, опершись рукой о раковину. Меня выворачивало, хотелось выблевать все свои внутренности. Наверное, я, прожив здесь двадцать четыре года, так нихрена и не понял. Во мне было много циничности и хладнокровия, но я не был готов поедать по частям существо, которое еще подавало признаки жизни. К тому же, сейчас — не во времена голодной войны, а за обедом в дорогом ресторане. Я даже не смог бы притронуться к нему, не то что съесть. От одного воспоминания о «танцующем окуне» кружилась голова, и я с омерзением сплюнул. Чертова Япония. Со всей своей красотой и загадочностью она вдобавок шизонутая. Эти японцы больные люди. Смахнув рукавом каплю слюны с нижней губы, я склонился над раковиной и включил кран. Смочив платок, я протер им по лицу, стараясь забыть картину, все еще стоявшую перед моими глазами. В уборной стояла тишина, через которую пробивался лишь звук текущей воды. Вдалеке неожиданно скрипнула дверь. Я вздрогнул и обернулся. Пусто. Выключив кран и убрав платок, я вытащил из кармана пиджака пачку сигарет, чтобы переложить ее в задний карман брюк. Подняв голову на одно мгновение, я заметил краем глаза черную тень. Мой взгляд бросился в ее сторону, и я успел увидеть лишь темное платье Госпожи, исчезнувшей за дверью. Я замер на месте, забыв, что собирался сделать. Я ни разу не видел Ее за пределами комнаты. Она никогда не следила за мной. Никогда не ходила за мной. А теперь Она была здесь. Чего Она хотела? Забрав вещи, я вышел из уборной все еще в состоянии прострации и тут же столкнулся лицом к лицу с Минако. — Джерард, с вами все хорошо? — с беспокойством спросила девушка. — Простите, пожалуйста, что не предупредила вас насчет приготовления «танцующего окуня». Ресторан вернет вам деньги. Я небрежно кивнул, пропустив большую часть фраз официантки. — Мне правда очень неудобно. Могу я лично что-нибудь сделать? Посмотрев в большие глаза взволнованной японки, я нашел в них то, что ожидал рано или поздно найти. Я быстро оглядел зал — все столики были заняты, и ни в ком из присутствующих я не видел потенциального отправителя сообщения. Очередной безрезультатный вечер. Вспомнив, как поздно вчера вернулся Фрэнк, я бросил быстрый взгляд на часы и повернулся к Минако. — Когда у тебя кончается смена? — спросил я. Услышав адресованный ей вопрос, девушка застыла. На ее лице смешались изумление и смущение. Обернувшись и убедившись, что никто нас не подслушивал, она изобразила легкую улыбку. — Через полчаса, — почти шепотом произнесла японка. — Не хочешь прогуляться? — напрямую поинтересовался я. Я не видел ничего плохого в том, чтобы провести с этой девушкой пару часов. Мне хотелось с кем-нибудь пообщаться. Такое чувство... такое чувство, что я давно ни с кем нормально не говорил. Тем более, Минако я нравился — я видел это. — Да, — неуверенно ответила официантка, — но... — Но? Она опустила напряженные плечи и, покачав головой, улыбнулась. — Никаких «но». Я согласна.
— Расскажите мне о себе, Джерард. Мы брели вдоль одной из центральных улиц Синагава. Небо окутало серой тканью облаков. Собирался дождь. Дул ветер, из-за чего волосы Минако растрепались, но ее это не волновало. Японка неустанно улыбалась мне, что-то говорила, в основном о работе в ресторане, и наверняка задавалась вопросом, зачем я ее пригласил. Я и сам не знал. Может, потому что только в ее присутствии я не чувствовал себя одиноким. Это не означало, что мы с Фрэнком отдалились, но та грусть, которую я в последнее время ощущал рядом с ним, не давала мне возможность считать себя полностью счастливым. Это было странно. И это меня путало. Я не понимал, в чем дело. — Что именно ты хочешь услышать? — спросил я, доставая сигарету. Я предложил Минако, но она отказалась. — Например, чем вы занимаетесь? — Особо ничем, — честно признался я, усмехнувшись. — Не хотите вдаваться в подробности? — заметила девушка. — Не хочу тебя ими загружать, — произнес я, закуривая. — Считай, что я получил наследство. В принципе, это и есть вся правда. Сам я ничего не сделал, чтобы стать тем, кем являюсь сейчас. — У вас есть родные? — последовал следующий вопрос. — Младший брат, — сказал я, делая очередную затяжку. — У нас ним... сложные отношения. Вспомнив о Майки, о котором я часто забывал, я вдруг понял, что давно ничего не слышал о нем. Надо ему позвонить. — Из-за чего? — Ему просто никогда не везло, и во многих своих бедах он винил меня. В глубине души я знал, что это ложь, но промолчал. Мы шли дальше в молчании, пока не остановились у Института исследований человеческого счастья6. — Как думаешь, Минако, — произнес я, — если я зайду туда, они скажут мне, в чем заключается счастье? — Может, и скажут, — предположила японка. — Но вряд ли вас устроит их ответ. — Почему же? — Потому что зачастую он нам не нужен. Мы его и так знаем, просто не можем принять. В чем было мое счастье? В любви? Уюте? Уверенности? — И иногда ответ совсем не такой, каким представляется. Давай останемся в этой комнате навсегда. Давай сделаем так, чтобы нам больше никто не причинял боль. Закапал дождь. Мы одновременно подняли глаза на небо. Где-то там зарождалась гроза. Гроза, которая готовилась обрушиться на наши жизни.
POV Mikey Ночью я никак не мог уснуть. Я ворочался, смотрел на часы и прокручивал в голове разные варианты. Мне нужно было срочно придумать, откуда достать деньги. Я мог занять, но единственный человек, который сразу бы дал мне такую сумму, был мой старший брат, а унижаться перед ним я больше не собирался. Заработать я не мог — слишком мало оставалось времени, да и на работе мне просто-напросто не дали бы отгул. Я мог что-нибудь заложить в ломбард или продать, но в нашей квартире не было ничего настолько ценного и одновременно ненужного. Ничего. Тяжело вздохнув, я поднялся с потной постели и направился через кромешную тьму в ванную. Там, вытащив из кармана пузырек с Амброзией, я положил одну таблетку себе на язык и, сглотнув, посмотрел в свое отражение в зеркале. В кого же я превратился? Я до сих пор помнил тот день шесть с половиной лет назад, когда мне позвонила Алисия и плача сообщила, что беременна. В тот момент произошло то, чего я так долго ждал, — меня спасли. Подняли со дна непонятной жизни и показали, как тогда сдавалось, правильный путь. Из человека без социального статуса я превратился в семьянина и среднестатистического рабочего. Но тогда я и предположить не мог, что впереди будет нелегче. Что я потону в сером быту и однообразной работе, которую буду ненавидеть всем своим существом. Чувства к Алисии, погасшие быстрее рождественского фейерверка, не сумели дать и капли облегчения. Лишь моя девочка, Юрико, дарила мне смысл каждого дня. Единственная причина, по которой я продолжал жить, как жил сейчас. Единственная причина, почему я еще не сошел с ума. Когда я незаметно прокрался в спальню дочери, она не спала. Обняв себя за худые плечики, Юрико сидела на кровати и что-то тихо пела. Я бесшумно подошел и осторожно сел возле нее. Свет с улицы озарил наши силуэты. Обручальное кольцо на моем безымянном пальце. Фарфоровое личико девочки, казавшееся кукольным. — Сакура, сакура, в полном цвете... Ее голос отдавался тихим эхом. — Сакура, сакура, в апрельском небе... — Куда ни посмотри, то ли туман, то ли облако, — пропел я вместе с ней. — Ах, какой аромат7! Закончив петь, дочка подняла меня глаза и закусила нижнюю губу. Возле нас все также вращались самодельные тени, падая на наши тела и предметы. — Почему ты не спишь? — спросил я. — Потому что больше не хочу танцевать. — Никто не заставляет тебя танцевать, — попытался убедить я девочку, но она закачала головой. — Только... — произнесла дочь и глотнула воздуха. — Только... я засыпаю... И тот дядя... он просит меня станцевать для него... Она замолчала и в следующую секунду протянула мне шелковое кимоно. Я дотронулся пальцами до нежной ткани, и мое сердце участило удары. — Он всегда... всегда говорит, что я должна быть красивой... Как... Я молча слушал, что говорила Юрико. — Как сакура из песни. И, поднявшись с кровати, девочка вытянула ножку и принялась кружиться по комнате. Я сидел, глядя на нее через стекло своих очков, на изящные движения и па, проделываемые с упорством и грациозностью. Сакура, сакура, в полном цвете... Комнату залило лилейным светом. Послышались громкие аплодисменты. Зажглись яркие софиты. Дочь продолжала танцевать в бледно-розовых лепестках, лежащих на сцене. Я увидел себя сидящим среди мужчин разных возрастов. Они курили, потягивая солодовый уисуки8, и с восторгом хлопали Юрико. Сакура, сакура, в апрельском небе... Подняв голову, я заметил золотой пьедестал. На нем восседал пожилой мужчина в костюме и с похотливой улыбкой на губах наблюдал за всем представлением. Своим представлением. А дочка кружилась. Все быстрее и быстрее. Аплодисменты становились громче, свет — сильнее. Я медленно поднялся. На моих глазах стояли слезы. «Не останавливайся...». Куда ни посмотри, то ли туман, то ли облако Благоухает под утренним солнцем... *** В то время как Алисия наливала чай, я сидел за столом, глядя в одну точку. Я уже позвонил с утра двум своим коллегам, которые в сумме должны были мне около пяти тысяч. Оба пообещали сегодня отдать. Откуда-то мне нужно было достать еще тридцать три тысячи. Я вздохнул и перевел глаза на кухонные часы. Оставалось все меньше времени. — Как себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила жена, ставя передо мной чашку с дымящимся напитком. — Я проснулась сегодня ночью, а тебя не было. — Голова болела, — небрежно бросил я. Сев напротив, Алисия поджала губы и сделала глоток. — Кстати, — бодро произнесла она спустя несколько минут молчания, — можно вечером сходить в тот супермаркет, купить Юрико плюшевого кота, о котором она прожужжала все уши. — У нас нет денег, — мрачно произнес я, поднимаясь. Жена поставила чашку и посмотрела на меня. — Есть. Я получила вчера зарплату. Я остановился возле раковины и обернулся на Алисию. — Поэтому, — она подошла ко мне и поцеловала в щеку, — сегодня мы как хорошие родители отправимся в магазин и купим нашей дочери подарок. Сказав это, жена вышла из кухни и направилась в сторону ванной. Зарплата. Деньги. Это единственное, о чем я сейчас мог думать. Проскользнув в коридор, я нашел сумку Алисии и открыл ее. Рука выудила оттуда кошелек. Здесь должна была лежать кредитка жены. Я быстро просмотрел все имевшиеся карточки и, найдя нужную, быстро сунул ее себе в карман. Послышались шаги. Застегнув сумку, я поставил ее на место и повернулся. — Заедешь за мной сегодня? — с улыбкой спросила Алисия. Я с облегчением выдохнул. — Знаешь, — я сделал шаг навстречу, — давай просто приготовим ужин и проведем вечер дома за просмотром какого-нибудь мультфильма, который выберет Юрико. А на выходных сделаем ей подарок. Алисия вся засветилась, а после, уменьшив расстояние между нами, нежно прикоснулась к моим губам. Я, конечно, ответил ей, но сам продолжал думать о кредитке, лежавшей у меня в кармане. Сейчас нужно было отправить деньги. Только тогда все станет на свои места. В банке я был уже спустя три часа. На карточке Алисии оказалось достаточно денег, я снял с неё тридцать три тысячи в банкомате, затем, забежав на работу, взял у коллег свои одолженные им пять тысяч — и уже стоял в кассе, оформляя перевод. — Какую сумму вы собираетесь отправить? — спросила меня девушка приветливым тоном. Сорок тысяч йен до шести часов вечера завтрашнего дня на банковский счет №10700087045, или эти фотографии увидит твоя семья. — Сорок тысяч йен, — ответил я. Всего несколько минут, и моей жизни больше ничего не будет угрожать. Одна операция, и я буду вне опасности. Работница банка приняла у меня купюры и застучала по клавишам компьютера. Я ждал. Я уже изрядно вспотел и не мог ни о чем думать, кроме этих денег. Главное, чтобы они дошли до адресата. Это самое главное. Пусть Тэнси получит их и подавится собственной жадностью. — Все, готово, — через пару секунд констатировала кассирша, подавая мне чек. С моих плеч точно упала целая скала. Я стоял, смотря на белую бумажку с указанной суммой, и не мог поверить. Все кончилось. Теперь эта шлюха больше не потревожит меня. Губы сложились в улыбку, я взял чек и направился на улицу. Там, вдохнув легкими воздух пасмурного дня, я взглянул на небо и, ощутив прилив сил, отправился на работу.
Уже наступил вечер, и вновь лил дождь. Я еще не знал, как оправдаюсь перед Алисией, когда она обнаружит пропажу денег, но решил, что подумаю об этом потом. Вместо размышлений о новой проблеме, я зашел в цветочный магазин и, купив там одну красную розу по совету местного флориста, двинулся домой. Я решил воспользоваться ключами, чтобы не беспокоить жену, и, отворив дверь, бодро произнес: — Я дома. Ответа не последовало, однако в доме, очевидно, кто-то был — об этом свидетельствовали включенный свет и чьи-то разговоры. Еще через мгновение показался Джерард. — Какого черта ты здесь делаешь? — спросил я, в изумлении глядя на него. — Ты вроде не предупреждал, что придешь. — Меня пригласила Алисия на ужин. — А где она сама? Он ничего не сказал, а только кивнул в сторону гостиной. Предчувствуя неладное, я взял розу, слегка намокшую от дождя, и прошел в квартиру. Оказавшись перед комнатой, я выронил цветок, который держал. Мои глаза расширились. Сердце участило удары. Весь пол был завален фотографиями, которые мне вчера отправила Тэнси. Множество снимков, их, казалось, было даже больше, чем сутки назад. Пестрые, живые, кричащие страстью. А в центре гостиной сидела Алисия и плакала. Так сильно. Захлебываясь собственными рыданиями, судорожно глотая слезы, лившиеся у нее из глаз. Я медленно опустился на колени. У меня не было абсолютно никаких слов. Я ничего не понимал. Я и предположить не мог, что сделал неправильно, — я ведь выполнил чертово условие. В тот момент, когда я столкнулся с опухшими глазами жены, во мне все сжалось. Я испытывал столько всего, что даже не знал, что сделать или сказать. Что я мог? И имел ли я право вообще? Я ждал пощечины, но для этого нам двоим нужно было встать. Я поднялся с колен и вновь посмотрел на Алисию. Также встав, она не спеша подошла ко мне, сжимая в руке разорванный белый конверт, на котором, я заметил, было написано ее имя. Жена подняла на меня свое несчастное лицо с черными разводами от туши и едва слышно прошептала: — За что? Тяжело дыша, я опустил взгляд на фотографии и покачал головой. — Прости... Последовал звонкий удар по левой щеке. Я сморщился от боли, а после посмотрел Алисии в глаза. — Это ничего не значило... — Ты просто не смог перед ней устоять, — перебила тут же она. — Это ничего не значило! — повторил я. — Всего одна ночь, Алисия! Она сделала короткую паузу, а после холодно произнесла: — Я знаю, что ты сегодня взял мою кредитку. Блять. — Ты снова собирался с ней спать! — воскликнула она, швырнув конверт мне в лицо. — Или не с ней, а с другой шлюхой! — Алисия... — пытался объяснить я. — И тебе совершенно не стыдно тратить на этих проституток наш семейный бюджет! — кричала жена. — Деньги, на которые мы содержим нашу дочь! — Ты не понимаешь! — повысил голос я. — Я нуждался в этом! Мне нужно было провести одну ночь вне дома! Я устал, мне необходимо было испытать что-то другое... — А ты подумал о нас с Юрико? Ты подумал, если обо всем узнает твоя семья?! — Алисия! — И, если ты так несчастлив, почему не уйдешь от меня?! Зачем продолжаешь играть в эту чертову идиллию?! — Дело не в тебе... — А в ком тогда?! Я не принуждала тебя к браку! Я дала тебе право выбора тогда! Ты мог продолжать жить своей старой дешевой жизнью, но ты женился на мне! — Я любил тебя... — Нет, — Алисия покачала головой. — Ты не любил меня. Я никогда не была тебе нужна. Я ничего не ответил, потому что она была права. И мы оба это знали. Жена провела по глазам рукой, стирая слезы, и, с омерзением оглядев пол, снова повернулась ко мне. — Я ухожу, — произнесла она отстраненным голосом. — Ухожу и забираю с собой Юрико. Услышав последнюю фразу, я резко схватил Алисию за руку, не соизволив рассчитать силы. Мне было плевать. — Она остается со мной! — прокричал я. — Отпусти меня! — попыталась вырваться она. — Ты слышала? — продолжал я. — Юрико остается со мной! Благодаря вмешавшемуся Джерарду жена смогла выдернуть руку и прошипела: — Закон будет на моей стороне. Я сделаю все, чтобы дочь осталась со мной. Во мне вскипал гнев, перемешанный с отчаянием. Все, что у меня было, постепенно тлело перед моими глазами. — Алисия, я ее отец! — А я ее мать! — Юрико должна быть со мной! Тяжело вздохнув, Алисия посмотрела мне в глаза. — Она должна быть с тем, кто сможет о ней позаботиться. Ты не сможешь это сделать, Майки. Не сможешь... Ты знаешь, что она больна. И один ты не справишься. Ты не сможешь... Я ничего не ответил. В ту секунду я впервые за всю свою жизнь так сильно ощутил обреченность. Неизбежность. Конец. Все это отразилось яркой вспышкой перед глазами и погасло, не оставив после себя ничего. Медленно отведя взгляд, я закрыл глаза. Ты не сможешь... Ты знаешь, что она больна. Раздался звонок в дверь. — Я открою, — в тишине сообщил Джерард, направившись в коридор. Мы с женой долго глядели друг на друга, отрезая между нами ту ниточку, которая шесть лет связывала наш некрепкий союз. Было поздно начинать новую жизнь. Было поздно пытаться разжечь прежние чувства. Мы никогда не были теми, кого искали друг в друге всю жизнь. Одинакового социального статуса, оба — эмигранты-американцы, мы, однако, были абсолютно разными людьми. Обманывая себя и друг друга, бегая в бесконечном лабиринте вопросов, мы так и не смогли найти выход. Потому что его никогда не существовало — с самого начала наш брак был обречен на крах. В коридоре послышался звонкий смех. Именно он вывел нас из транса и заставил выйти из гостиной. Стояла, прислонившись к двери, миссис Симмонс, тетя Алисии, которая иногда забирала Юрико из школы. Рядом, оживленно смеясь, дочка показывала Джерарду какой-то рисунок. Тот что-то с улыбкой говорил ей, гладя по шелковистым каштановым волосам девочку. Я медленно взглянул на Алисию. Она кивнула мне, а сама направилась в спальню. Миссис Симмонс, ничего не понимая, последовала за племянницей. После Джерард сказал, что ему нужно купить сигарет, и вышел. Мы с Юрико остались вдвоем. Девочка радостно бросилась ко мне, а затем с восторгом продемонстрировала свой рисунок. Там была изображена счастливая семья — папа, мама и дочь. Они шли возле реки, держась за руки. Солнце светило у них над головами, рядом проплывали облака. А внизу Юрико своей левой рукой подписала: «Вместе навсегда». Я быстро отвернулся, побоявшись, что девочка увидит мои слезы. Они с болью в сердце прыснули из глаз — я уже не мог сдерживаться. — Тебе не понравилось? — через некоторое время послышался грустный голос дочки. Поспешно проведя пальцами под очками, я обернулся и улыбнулся. — Это очень красивый рисунок, — и, притянув дочку к себе, нежно поцеловал ее в лоб. — Можно я оставлю его себе? Юрико просияла и протянула мне листок. Отложив рисунок в сторону, я убрал прядь волос за ушко дочери и произнес: — Я хочу, чтобы ты всегда знала, — сказал я дрожащим голосом. — Знала, что я люблю тебя. Девочка быстро качнула головой в знак согласия и обхватила меня своими ручками. — Я тоже тебя люблю, — произнесла она. Я так много тогда хотел сказать. Так много... Но не мог вымолвить ни слова, обнимая свою дорогую хрупкую девочку. Вдыхая родной запах ее волос. Как же я ее любил. Никто не мог и представить, насколько сильно. — Давай споем, — после долгого молчания предложил я, когда дочка вышла из моих объятий. — А какую песню? — с удивлением спросила Юрико. — Ту, которую мы пели сегодня ночью, — ответил я. — Про сакуру. Девочка долго смотрела на меня, мня ладони, а потом улыбнулась и сказала: — Но сегодня я ночевала у тети Симмонс. Только... я засыпаю... И тот дядя... он просит меня станцевать для него... Раздались шаги. Вышла миссис Симмонс, за ней — Алисия с поспешно собранным чемоданом. — Пойдем, — произнесла жена Юрико. Девочка в недоумении посмотрела сперва на мать, потом — на меня. Я, пытаясь сохранять спокойствие, кивнул ей. — Все хорошо, иди. Окинув меня осуждающим взглядом, миссис Симмонс дождалась, пока Юрико застигнет куртку, а после они вдвоем скрылись за дверью. — Я вернусь за остальной частью вещей на следующей неделе, — сухо проинформировала меня Алисия. — И выбери день, когда мы сможем пойти подать на развод. Я промолчал, ответив ей коротким кивком. Вздохнув, Алисия направилась к выходу. Там она столкнулась с Джерардом. Тот в изумлении глядел на нас. Потом они поспешно попрощались друг с другом, и дверь с грохотом захлопнулась. — Что же ты натворил, Майки? — наконец произнес брат, после того как мы простояли в молчании около пяти минут. — Я не хочу говорить, — сказал я совершенно разбито. — Оставь меня. Меньше всего мне хотелось сейчас обсуждать произошедшее. Я и сам все понимал. Мне не нужны были подбадривающие слова. Мне не нужны были нотации или советы. Тем более, от него. — Так ты переспал с ней, а она начала тебя шантажировать, — догадался Джерард. — Да, и я заплатил ей, — подтвердил я его слова. — А для этого ты взял деньги у Алисии... — А что мне еще оставалось? — я ухватился за голову и скатился вниз по стене. — Что?! Ответь! Представь себя на моем месте! Хотя ты все равно никогда не поймешь — у тебя нет семьи. Нет жены и детей. Ты богат и сыт. Тебе не понять, что значит терять самое дорогое. — У тебя был выбор... — Какой еще, блять, выбор! Ты нихрена не понимаешь! Нихрена! — Ты ведь мог достать деньги другим способом, — после паузы донеслось до меня. Я тяжело вздохнул и поднял красные глаза. — Слушай, Джерард, — сказал я, впервые за вечер назвав его по имени. — Уходи. Я не хочу больше продолжать этот разговор. Я просто... просто хочу побыть один. И он, не говоря ни слова, ушел. А я продолжал сидеть на полу, слушая, как за окном барабанил дождь. И не представляя, как мне жить дальше. ----------------------------------------------- [1] – комната при гостинице или гестхаузе с несколькими койками, сдающимися по отдельности. [2] – японская скульптура с изображением кошки, которая, как полагают японцы, приносит удачу. [3] – ж/д линия, протянувшаяся от станции Омия через центральный Токио до станции Иокогама. [4] – сверхъестественное существо в японской мифологии, злой дух. [5] – продукт традиционной японской кухни, чаще всего в виде густой пасты. [6] – институт, находящийся в районе Синагава в Токио, о нем мало написано в Интернете, но он есть. [7] – японская народная песня. [8] – виски.
с содроганием жду финала этой истории...и уже заранее мне плохо становится...чувствую трагедию! спасибо, дорогая amber_room, за мои нервы, за минуты эмоций
