Глава 8. Я стоял на пороге своей юности. Вдыхал ничуть не выветрившийся запах масляных красок, путался взглядом в узорах на старом лоскутном ковре. Здесь все было так же, как и три года назад. Кровать с кучей подушек, небрежно прикрытая бордовым покрывалом, мягкая, уютная. С вмятинкой на матрасе, в которую так удобно забраться, свернуться калачиком и уснуть. Широкий подоконник. Он весь изрисован фломастерами; эти рисунки прочно вошли в краску, поблекли, давно перестали пачкать руки. Я помню, каким запретным удовольствием было рисование на этом подоконнике… Там изображена моя жизнь. Или комиксы. Когда я рисовал там, меня чуть укрывали легкие шторы, трепыхавшиеся от любого ветерка. Ночью они реалистично изображали приведение, касались кончиками моего лица, заставляя прятать нос под одеяло. Мольберт в углу. Ему много лет, он старше меня, а слои краски на нем напоминают кольца на срубе дерева. Сразу за мольбертом - плюшевое кресло. На нем – гора альбомов. Ничего не изменилось снаружи. Я – тот самый Джерард. Новый. В старом для меня мире. Я стоял на пороге своей комнаты и бессмысленно нюхал застарелое масло. Чтобы пропитаться. Чтобы запомнить. Масляный воздух отдавал мне кислород, обволакивал меня, заставляя кончики пальцев дрожать от прикосновений к невидимым затвердевшим мазкам. Я прошел по ковру, ощущая мягкость и податливую упругость лоскутков, забрался на подоконник. Как когда-то давно, с ногами, упираясь щекой в прохладное стекло. Медленно спускались сумерки. Кусты сирени за окном начинали напоминать беспокойных больших собак. Аромат темно-лиловых тяжелых соцветий становился тоньше, прозрачнее и интимнее, он ниточками проникал под оконные рамы, смешиваясь с запахом масла, придавая ему резкость и навязчивость. Пальцы сами нашарили тоненькую цепочку. Потянули за нее. Вспыхнул неяркий свет ночника. По комнате заметались тени. Я сидел на подоконнике, как когда-то давно, забравшись с ногами, упираясь щекой в прохладное стекло и, прикрыв глаза, погружался в дремоту.
У Фрэнка кризис. Температура под сорок, бред. Он беспокойно крутится на кровати, стиснув зубы до боли, по его бледному лицу струйками стекает холодный пот, а повязка не может удержаться на истощенном теле. Поэтому и простынь, и одеяло уже помечены его кровью. Его руки, татуированные, с выпирающими венами, болезненно отдающими синевой, цепляются за края кровати, беспомощно комкают мокрую, жаркую наволочку. Губы, иссушенные, покрытые коркой, потрескавшиеся, шепчут мое имя. Замечательный доктор Уэй может вытащить пулю, наложить ровный, аккуратный шов, но он не в силах вырезать, вырвать мое имя из губ Фрэнка. Пока он шепчет его, я привязан, прикован тысячами цепей к этому человеку. Каждый раз, когда из его напряженного рта выползает тягучее, с запахом крови: «Джераааард», меня как будто дергают за поводок, заставляя задыхаться и царапать перепачканными краской пальцами сиреневый воздух.
- Как ты можешь спать в такой позе? – бодрый голос Майки послышался совсем близко, - пойдем, пройдемся. Погода прелестная! - Идея хороша, - я спрыгнул с подоконника, физически почувствовав, как мое сонное состояние обваливается с меня кусками. Майкс стоял около моей кровати, одетый в футболку, на которую была накинута клетчатая рубашка. Ее рукава закрывали руки, оставляя обнаженными лишь ладони. Снизу были черные узкие джинсы и высокие ботинки со шнуровкой. Обычно он так выглядел на наших концертах. Тогда его длинные тонкие руки обнимали гитару. Смотря на него, я понимал, что мой фетиш – вот эти запястья. Тонкие, с синеватыми прожилками сосудов, с длинными хрупкими пальцами. У Кристин были такие же. Только еще более изящные. - Джер, как можно так ходить, вообще не понимаю…- Майки подошел ко мне, обдавая меня молочным запахом овсянки, смешанным с клубничным привкусом пирожков, с теплой мягкостью травяного чая. Его руки оказались у меня на поясе, он мягкими движениями поправлял на мне сбившуюся футболку, кончиками пальцев заправляя ее за мой кожаный ремень. Он был сосредоточен, слегка сводил вместе брови, от чего на его бледной коже появлялись едва заметные морщинки. От нежных прикосновений через ткань по мне ползли мурашки. Я чуть развел руки в сторону, чтобы Майки было удобнее. Его пальцы проникали под мой ремень, он дышал приоткрытым ртом, наклоняя голову, приближаясь ко мне. Внезапно кончики его прохладных пальцев дождяными бусинками съехали на мою обнаженную кожу. Мурашки устремились в низ живота, заставляя меня вздрогнуть и непроизвольно податься вперед. Буквально пара движений по кусочку моего тела, пара движений шершавыми подушечками по вздыбленным волоскам, пара движений между мурашками, прямо по нервам. По моему позвоночнику будто пропускали ток. Футболка была заправлена. Майки обнял меня, его руки снова касались меня через ткань. Он словно впитывал в себя мой запах, мое тепло, считывал информацию о моем состоянии. Я обнял его в ответ, ощутив под пальцами острые уголки лопаток. Кончики наших носов соприкоснулись. Улыбка тронула губы Майки, отразилась в его глазах, проявляясь в виде миллионов маленьких бликов. Он чуть сильнее прижался ко мне. Кончик его носа провел по моему носу, неожиданно спускаясь на мои губы. Мягко покачивая головой, Майки водил носом по моим губам. Едва касаясь. Однако этого хватало, чтобы вызвать мириады искорок у меня перед глазами. Я ощущал на подбородке его поверхностное теплое дыхание. Губы стали абсолютно не моими, а во рту мгновенно пересохло. - Ну, теперь ты хорошо выглядишь, - Майки отстранился от меня и окинул оценивающим взглядом мою смущенную фигуру, - пойдем?
Дорога из желтого кирпича увивалась за заходящим солнцем, огибая кусты сирени и пышные особняки, заросшие диким виноградом. Мы медленно шли по ней, наслаждаясь вечерней прохладой и пением цикад. Что со мной происходит, в конце концов? Я не должен реагировать подобным образом на невинные прикосновения брата-кинестетика. Он не виноват, что познает мир только лишь через касания. В детстве я относился к таким вот проявлениям его братских чувств абсолютно спокойно. Мы часто спали вместе, потому что Майки после смерти отца начали сниться кошмары. Я целовал его влажные, пропитанные потом волосы, гладил по горячей мокрой спине, шептал ему на ухо сказки. Я любил его как брата. И сейчас люблю как брата. Только вот от его поцелуев и прикосновений неизбежно разливается тепло, устремляющееся туда, куда не надо. Мои мысли были в порядке, я вполне отдавал себе отчет в том, что меня всего лишь целует младший брат, для которого поцелуй – просто способ выразить свою привязанность. А вот мое тело реагировало на все по-другому. Я хотел своего нежного Майки. Дорога из желтого кирпича сужалась, расширялась; она была старше кустов сирени, старше напыщенных особняков. Майки шел рядом со мной. Подошвы его ботинок стучали по пыльным кирпичам. Руки он держал в передних карманах джинсов. Видны были только кусочки кожи на тыльной стороне ладони. Я представлял его руки. Их изображение, детализированное до самых незначительных мелочей, хранилось у меня в памяти. Я представлял их в тот момент, когда он разучивал очередную сложную партию на гитаре. В первый раз он не очень понимал, как ему удобнее будет играть ту или иную ноту. Поэтому тоненькая, нежная кожица его рук натягивалась, обнажая контуры напряженных сухожилий, синеватую сетку сосудов. В такие моменты проступали тоненькие белесоватые шрамы, которых было довольно много. Костяшки этих аристократических рук были сбиты. Я не знал, где и с кем дрался мой мирный обычно Майки, но вот эти сбитые костяшки притягивали мой взгляд. Они выглядели слишком пошло, добавляли образу Майкса какой-то развратной загадочности, что ли. Когда я смотрел на его шрамы, меня начинала мучить совесть. Я знал, что на его правой руке, точно над складочкой большого пальца, есть уродливый круглый шрам. В появлении которого виноват я.
В тот день я был раздражен. В школе мне занизили итоговую оценку по математике, а из-за этого я вполне мог остаться на второй год. Уэй, самый крутой парень школы – второгодник. Предчувствие позора и вечернего домашнего скандала висело надо мной Дамокловым мечом. Я рывком распахнул дверь в свою комнату. Первое, на что наткнулся мой взгляд, была спина Майки. Брат занимался за моим столом, который раньше стоял прямо у окна. Мы часто делали уроки вместе в моей комнате, она была светлее и просторнее. Точнее, Майки делал уроки, а я рисовал. Мои нервы были натянуты до предела. Подавляя всхлипы бессильного гнева, рвущиеся из моего рта, я залез на подоконник, не сказав Майки ни слова. Руки дрожали, к горлу подкатывал комок. Если меня оставят на второй год – у меня нет будущего. В глазах родителей я сразу же опущусь ниже плинтуса. Я вытащил из кармана пачку сигарет. Непослушные пальцы долго не могли заставить зажигалку произвести хоть что-то, похожее на огонь. Мне удалось закурить только с третьей попытки. Сладковатый дым путешествовал по моим легким, разрушая хрупкие клетки, впитывался в капилляры. Я выдыхал его в приоткрытую форточку, изо всех сил стараясь успокоиться. Мысли шатались в моей голове, не имея никакой определенной цели. Я думал о всякой ерунде. Я закрыл глаза и медленно выдохнул очередную струйку дыма. Майки тихо кашлянул, подняв голову от учебника. - Что-то случилось, Джи? – робко поинтересовался он. Мой брат был практически отличником. Он мог учить уроки целыми вечерами, отправляясь спать только тогда, когда его глаза слезились от усталости. - Так что произошло? – повторил он свой вопрос, поправляя очки, съехавшие на самый кончик заостренного носа. - Ничего, - зло прошипел я, - тебе не понять, мистер заучка. Майки вздохнул и вновь опустил взгляд в книжку. Сейчас он меня раздражал. Даже не просто раздражал, а бесил со страшной силой. Вечером мама будет ругать меня, а не его. Потому что у Майкса в дневнике сплошные пятерки. Маме наплевать, что я получил первое место на художественном конкурсе. Пер-во-е. Над картиной я работал ночами, а уроки совсем забросил. Вот за это и получу по первое число. - Может, расскажешь? – рука Майки легла на мое бедро. - Отвали от меня! – я стряхнул его теплую ладонь и уткнулся в окно, кончиком пальца сбивая пепел с сигареты. Я ненавидел Майкса. И всей душой желал, чтобы этот раздражающий меня отличник свалил куда-нибудь. Майки хороший, Майки надежный, Майки ответственный. У него будет блестящее будущее. А я никогда не добьюсь ничего большего, чем охранник в какой-нибудь забегаловке. Я – всего лишь попытка моих родителей воспитать ребенка. Провальная попытка. - Лучше бы мне было не рождаться, - прошептал я, отвернувшись к окну. - Джи, с тобой явно что-то не так, - Майки подошел ко мне и попытался обнять. - Ты можешь не трогать меня, придурок? – заорал я. Эмоции вырывались наружу, разрывая меня на мелкие кусочки, - тебя любят, а меня – нет! Я жалею, я ужасно жалею о том, что мама не решилась на аборт 12 лет назад! Тебя… тебя же не за что любить! Ты жалкая моя пародия, ты - слабак, ты должен был быть девчонкой! – я кричал еще что-то, я не вдумывался в смысл того, что именно говорил. У Майки в глазах стояли слезы. Он смотрел на меня, практически не моргая. Его нижняя губа чуть подрагивала, пальцы теребили пуговицу на мягкой толстовке, которая, несмотря на свой объем, все равно не скрывала его худобы. Его расстроенный, униженный вид мне почему-то нравился. Я практически никогда не относился к Майксу как к младшему брату. Мы были на равных. Теперь же стоило поставить его на место. - Я не слабак, - одними губами прошептал брат. По его бледной щеке скатилась слеза, оставив после себя тоненькую влажную полосочку. - Что ты так на меня смотришь? Ты боишься всего: пауков, темноты, боли. Если бы не я, тебя давно бы избили до смерти твои же одноклассники. Потому что ты слабак и заучка. Вечно строишь из себя короля мира, - я затянулся и выдохнул ему прямо в лицо. Майки отошел на пару шагов назад, пытаясь разогнать ладонью надоедливый вонючий дым. Я чувствовал себя просто превосходно. - Я не боюсь боли, - с каким-то вызовом произнес Майки, явно давая моей ненависти к нему повод разгореться еще ярче. - Докажи, - усмехнулся я. Сейчас я бы с легкостью убил этого дохлого очкарика, смеющего перечить крутому и непобедимому Джерарду Уэю, - дай мне руку. Майкс без колебаний протянул мне правую руку, он держал ее ладонью вверх. Я грубо схватил ее, отметив, насколько противна мне эта похолодневшая кисть с натянутой белесой кожей, дрожащая, напряженная. Я перевернул его руку. Майки смотрел прямо мне в глаза. Его губы были плотно сжаты, щеки поблескивали от слез. Он был маленьким, беззащитным зверьком, приготовившимся отстаивать свою гордость. Я вынул изо рта сигарету, аккуратно держа ее около самого фильтра. Рука Майкса болезненно сжалась, обхватывая мои пальцы. Я не стал на него смотреть и бережно поднес тлеющий кончик сигареты к белоснежной коже. Майки дернулся, но не убрал руку, а только сильнее сжал мои пальцы. Сигарета с шипением разъедала кожу. С восторженным удовольствием я наблюдал, как пенится тонкий, с хрустальным оттенком эпителий, съеживаясь и уступая место возбужденно-красной плоти, обнаженной и интимно открытой. Огонек на кончике сигареты потухал, задыхаясь в слоях бескислородной кожи Майки. Я глянул в его глаза – они были темными, но в них не было боли. В них было все, что угодно, но только не боль. Я надавил сильнее, заставляя крупинки табака впиваться в воспаленную, вскрытую кожу, разрезать ее еще глубже, открывая путь к нервам. Ноль реакции. Я отбросил от себя руку брата, выкинул в форточку сигарету. Я выдохся. - Проваливай, - приказал я, опираясь спиной о стекло. Майки вышел из комнаты, держа свою правую руку левой за запястье. Его плечи слегка подрагивали, а походка была неровной. Через некоторое время скрипнула дверь, ведущая на чердак. Я сидел на подоконнике и думал, какая же я сволочь. Через десять минут я не выдержал. Я бегом поднялся по пыльной лестнице. Дряхлые перила осыпались под моими ладонями, оставляя на пальцах миллионы мелких крошек древесины. Было пыльно. Повинуясь невидимым воздушным течениям, мимо моего лица дрейфовали обломки паутины. Пахло яблоками. Они лежали в картонных коробках вдоль стены, переложенные буроватой бумагой. Недалеко от окна, которое было прикрыто мутным стеклом, стояла одинокая ржавая кровать. Белые, с тонким налетом светло-серой пыли подушки были сложены нелепой пирамидкой. На кровати, на пушистом красном покрывале в черную клетку, сидел Майки. Он опирался о холодную кирпичную стену спиной и обнимал подушку, прижимая ее к себе руками и коленями. Майкс не плакал, а просто бессмысленно смотрел в пространство перед собой. - Майки, - позвал я, подходя ближе, - прости меня. Он не обратил на меня никакого внимания. Все тот же взгляд, не сфокусированный, но сосредоточенный. Я залез к нему на кровать, которая сразу же жалобно скрипнула подо мной, и обнял моего маленького Майки. Он доверчиво приник ко мне, цепляясь за мою футболку. Я устроил его между своих ног, удобно расположив его голову на груди. Майки сильнее обхватил меня руками, делая наш контакт глубже и теплее. Я поцеловал его в макушку. Чувствовал под своими пальцами его хрупкие, острые косточки. Моя футболка медленно нагревалась от прерывистого дыхания брата. Я еще раз поцеловал его около уха и понял, что плачу.
Майкс все так же шел рядом со мной, кажется, даже напевал себе под нос какую-то мелодию. - Я хочу, чтобы ты знал, - твердо сказал я, останавливаясь, - Майки, ты самый лучший брат на свете. Я люблю тебя. - Джер? – он удивленно взглянул на меня, приподняв левую бровь, - с чего такие заявления? - Просто так, - пожал я плечами. Не говорить же ему, что мне на миг показалось, что, если я вот это не скажу ему прямо сейчас, случится что-то страшное. И я не успею выдохнуть ему в лицо вот это: «Я люблю тебя». Майки рывком притянул меня к себе, обнимая. - Джи, я тоже тебя очень люблю, - прошептал он мне на ухо, губами касаясь ушной раковины, щекоча ее дыханием. Через пару минут он отстранился, улыбаясь, - зайдем к Браунам? Кажется, ты хотел увидеть Кристин. Я кивнул. Предложение было действительно неплохим. Тем более, мы почти пришли туда. Дорога из желтого кирпича одна. И всегда приводит к цели.
Дом Браунов, высокий, сложенный из темного кирпича, навалился на нас всей громадой, готовый проглотить нас, как только мы подойдем еще ближе. К особняку вела узкая дорожка из плит, проложенная через стройные ряды клумб. Сам же дом был задрапирован зеленью. Так уж принято в моем родном краю. Стыдно выставлять на глаза прохожих роскошь дома, но почетно прикрывать эту роскошь кривыми, узловатыми ветками, забрызганными тугими искрящимися листьями. Мы шли по плитам, шагая в ногу. Нас всегда спасало вот это чувство друг друга, общее чувство ритма, общее биение сердца. Вот и сейчас мне становилось немного легче, волнение отступало. Я не был лично знаком с родителями Кристин, никогда не был у нее дома. Именно поэтому с каждым шагом я чувствовал, что, если Майкс меня сейчас тут оставит, я упаду в обморок. Может, послушать его и обратиться к врачу? Чтобы тот установил баланс в моей головушке между возбуждением и торможением нейронов? Хотя… Все будет хорошо. Мы помиримся. Крыльцо особняка встретило нас запахом французских булочек и гроздьями винограда, дозревавшими в лучах закатного солнца, чертившего на поверхности зелено-синих ягод желтоватые круги. Майкс быстро поднялся по ступенькам, укутанным узорчатым ковром, и нажал на кнопочку звонка. Решительная трель прокатилась по дремавшему дому, от переливчатого звука, казалось, покачнулись даже богатые, изукрашенные солнцем гроздья. Почти сразу же дверь, украшенная фамильным гербом Браунов, отворилась, погружая нас в концентрированный аромат сдобного теста, посыпанного пудрой. На пороге стояла молодая еще женщина с заплаканным лицом. - Добрый вечер. Я – Джерард Уэй, - сразу представился я, немного склоняя голову перед восточной красотой этой повзрослевшей нимфы. Она была очень, очень похожа на Кристин. Темно-карие глаза, окруженные темными, убегающими к вискам ресницами, тонкий прямой нос, немного припухший от слез, чувственный, с подрагивающими ноздрями. Изломанные губы; нижняя чуть воспалена в самом уголке. Такие же губы страстно целовали меня. Тяжелые темные волосы были убраны назад, лишь их кончики торчали из-за ушей. - Эллис Браун, - произнесла она, промокая платком глаза, - чем могу вам помочь, Джерард? - Я могу поговорить с Кристин? Я ее друг. - Кристин? – глухо повторила Эллис, отступая на шаг назад. В теплом свете люстры я разглядел, как ее глаза наполняются слезами, - Кристин, - голос миссис Браун дрогнул, прерываясь судорожным всхлипом.
В следующую секунду я едва успел подхватить ее на руки. Рядом со мной моментально оказался Майкс. Он удивленно смотрел на меня, проверяя у Эллис пульс. Что, черт возьми, произошло?
Блин, блин, уже пора бежать на учёбу! Я бы с удовольствием осталась и почитала этот шедевр (я уже давно знаю, что это так), но у меня первая пара с моей грамматицей, которая "обожает" меня больше всех остальных студентов. Вечером я оставлю самый-самый большой комментарий, а пока что иду на Голгофу к этому монстру
Кристи крякнула? Внезапно... Читать с каждой главой все приятнее, совершенствуетесь однако)) только вот пейринг меня постоянно смущает, если действующие лица не имеют романтических отношений, то их через запятую надо, а не через слэш. Ладно Майки, но вот в предидущей Джи/следователь это действительно стремно...
потрясающая глава,несмотря на то, что особых-то событий и не произошло. от ваших описаний просто дух захватывает..читаю и прямо вижу все это перед собой, чувствую.. Кристин все-таки умерла?ох..ну по другому и быть не могло, наверное))посмотрим, что будет дальше.. Cherry_Pink, вы молодец, люблю я ваш рассказ.и спасибо большое!
Talassa , я поняла насчет пейринга и исправлюсь. Спасибо, что читаете, постараюсь радовать Вас и дальше. Brain Stew , ох, даже "потрясающая". Я польщена. Спасибо Вам за столь лестный отзыв. И... я не молодец, я красна девица
смело могу сказать, что уже обожаю ваши описания. приятно, что вы уделяете большое внимание деталям) и мне вот любопытно, что там на самом деле с фрэнком и с кристин произошло..
Так-так-так, я пришла домой и что я вижу?! А я вижу, что у меня появился конкурент по части описаний и художественных оборотов. И весьма серьёзный конкурент, который при этом является моим бро Сразу, что бросилось мне в глаза из всего текста, это дорога, вымощенная жёлтым кирпичом. Остальжи, это же голос из детства, из счастливых времён чтения "Волшебника Изумрудного города"!!! *хлюпает носом* Ладно, шутки в сторону. Оля, ты постоянно просишь от меня критику, а её просто НЕТ. Нет, и всё. Замечательный доктор Уэй может вытащить пулю, наложить ровный, аккуратный шов, но он не в силах вырезать, вырвать мое имя из губ Фрэнка - эта фраза гениальна до неприличия. В цитатник, там ей самое место! Ты мне обещала Уэйцест и насилие над Майки, я, естественно, в силу своей извращённой натуры, ожидала ошмётки плоти и галлоны крови, но тут оказалось всё гораздо трагичнее и глубже. Как сказала однажды уважаемая Talassa, "Вы фактурно расписали одержимость n-ого персонажа Джерардом". В твоём случае так же подробно и чётко описано, как Джерард "заболевает" одержимостью своим братом. Его поступок, своеобразный флэшбэк, просто не имеет названия, он бесчеловечен, низок и мерзок. Я даже как-то не удивлюсь, если доблестный доктор Уэй однажды всё припомнит своему вероломному братишке и отхлещет его по-полной (во мне опять воспрянул маньяк и садист). Ох, я ещё хочу столько всего написать, но это будет уже невежливо, загромождать своим словесным недержанием адекватные комментарии. Такая долгожданная глава, но такая... троллистая, не знаю, как её назвать. Опять обломала в самом пикантном месте, вот буду сейчас тебя мучить своими догадками, что случилось с Кристин. Блин, ты пишешь так легко, гладко и непринуждённо, как Плющенко катается по льду, как Месси забивает голы, как Бабкина трясёт подолом на сцене (чистой воды психодел от радости, что ты мне настроение на весь день подняла). Люблю, обожаю, жду следующую главу
J.Devero , спасибо за отзыв, скоро все-все-все узнаете, обещаю. Малиновый_Лис , дорога из желтого кирпича пришла мне на ум случайно, я поняла, откуда взяла это только дня через два. Блин, я тут поняла, что не умею отвечать на комментарии развернуто . Мне очень приятно, я сижу и краснею от смущения, я боюсь читателей разочаровать, я .... я .... не знаю я, что я.
Ого, честно говоря, я ОЧЕНЬ удивлена, как у тебя получилось так улучшить качество глав. Первая по сравнению с этой просто...эээ...сочинение пятиклассника? Браво, вообщем:)
makemyheartburn, открою Вам секрет - когда мне было 13 лет, я писала психоделику, которая вошла в состав одной книги по психологии, изданной в Венгрии. То, что я пишу сейчас - очень слабо для меня. Я в процессе возвращения былых высот.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
Сразу, что бросилось мне в глаза из всего текста, это дорога, вымощенная жёлтым кирпичом. Остальжи, это же голос из детства, из счастливых времён чтения "Волшебника Изумрудного города"!!! *хлюпает носом* Ладно, шутки в сторону. Оля, ты постоянно просишь от меня критику, а её просто НЕТ. Нет, и всё. Замечательный доктор Уэй может вытащить пулю, наложить ровный, аккуратный шов, но он не в силах вырезать, вырвать мое имя из губ Фрэнка - эта фраза гениальна до неприличия. В цитатник, там ей самое место! Ты мне обещала Уэйцест и насилие над Майки, я, естественно, в силу своей извращённой натуры, ожидала ошмётки плоти и галлоны крови, но тут оказалось всё гораздо трагичнее и глубже. Как сказала однажды уважаемая Talassa, "Вы фактурно расписали одержимость n-ого персонажа Джерардом". В твоём случае так же подробно и чётко описано, как Джерард "заболевает" одержимостью своим братом. Его поступок, своеобразный флэшбэк, просто не имеет названия, он бесчеловечен, низок и мерзок. Я даже как-то не удивлюсь, если доблестный доктор Уэй однажды всё припомнит своему вероломному братишке и отхлещет его по-полной (во мне опять воспрянул маньяк и садист). Ох, я ещё хочу столько всего написать, но это будет уже невежливо, загромождать своим словесным недержанием адекватные комментарии. Такая долгожданная глава, но такая... троллистая, не знаю, как её назвать. Опять обломала в самом пикантном месте, вот буду сейчас тебя мучить своими догадками, что случилось с Кристин. Блин, ты пишешь так легко, гладко и непринуждённо, как Плющенко катается по льду, как Месси забивает голы, как Бабкина трясёт подолом на сцене (чистой воды психодел от радости, что ты мне настроение на весь день подняла). Люблю, обожаю, жду следующую главу 
