Глава 3. Кажется, я сломался. От трех глотков виски. Это бред, без сомнения, но я физически ощущал огромную трещину во мне. Если я немного сосредотачивался на этом, мне становилось страшно оттого, что я теперь знал о себе. Дело было не в пережитом мною насилии, нет, совсем нет. Насилия в моей жизни было достаточно. Чего стоили одни родительские упреки насчет моих увлечений. Вот они меня «выворачивали», как сказал бы Фрэнк. Я всегда старался жить. Жить и думать больше о себе, чем о других. Главное, чтобы моей совести было хорошо и спокойно. Чтобы ее не грызли голодные хомяки запоздалого раскаяния или чувства вины. А мнения других людей – то мнения ДРУГИХ людей. И всего-то. Фрэнк был жесток, очень груб со мной, но это было не главное. Мой усмиренный характер бунтаря не беспокоил меня многие годы, лишь изредка проявляя себя беспричинным геройством. Я не ожидал, что смогу ответить насилием на насилие. Осознание того, что я такой же, как и Фрэнк, разрывало меня. Я – жертва, но я ничем не лучше своего мучителя. Как я, Джерард Уэй, мог опуститься до того, что смог изнасиловать мужчину? И я получал удовольствие от моей мести. Неужели то, что убивали долгие годы все мои родственники, вырывалось наружу? Самое страшное, что я не мог признаться себе, что я чувствовал к нему. Я улавливал нотки жалости, ненависти, симпатии, презрения, но основная эмоция скрывалась от меня. Я знал, что могу пытать себя как угодно, но сорвать это «яблочко» мне пока не удастся – слишком оно зеленое и слишком далеко висит. Маму удивляло то, что я часто рисовал обнаженных мужчин. Я прикрывался любовью к живописи, потребностью изучать человеческие тела и интересом к мышцам в частности. Я лукавил тогда. На каком-то этапе я чувствовал, что на все мои рисунки кистью вылито все то, что я находил в себе лишним. Жесткость, стремление к обнажению души, страх, паника. На следующем этапе я искал в этих рисунках то, чего не было во мне. Самодостаточность, твердость, уверенность. Но это было не вернуть. Мне уже стало слишком удобно подчиняться чужой воле. Фрэнк был противоположен моим идеалам. Его глаза, милая улыбка сбивали меня с толку, то и дело мне казалось, что он опять сделает мне больно. Как, как я мог просить его ударить меня? Да, я точно ненормальный. Несколько лет назад родители рассказали мне о моей детской странности. Когда меня наказывали ремнем или просто шлепали, я расслаблялся. Такого я не помнил. Я первый раз в жизни чувствовал, как отслоилась скорлупа, которой я себя окружил. Холодно. От этого мне было холодно.
Я проснулся. На жестком полу, с бутылкой виски в руке. Она так и не была допита. На нетвердых ногах я подошел к бельевому шкафу, нащупал там джинсы Фрэнка и влез в них. Они слегка висели сзади, но мне было наплевать. Голова кружилась. Срочно нужно было поесть. Побрел на кухню. Согрел чайник с пахнущей противно водой, обнаружил в шкафу старое печенье.
Сейчас я бы обнял маму. Она наверняка даже не искала меня. Привыкла, что сын занят всякими глупостями. « - Я - не Майки, мама, я другой, я - Художник, мам, слышишь? – Слышу. Иди сделай уроки, чтобы мне не пришлось потом краснеть за тебя». Конечно, полиция сообщила ей о моем похищении. Мама вздернула правую бровь и ответила что-то типа: «Мой сын в Нью-Джерси поет в дешевом клубе за копейки, вы ошиблись, проверьте еще раз». Сейчас я осознавал, как маме повезло с моим младшим братом. Майки Уэй мечтал играть в рок-группе, но это не помешало ему стать успешным врачом. Я бы привез к нему Фрэнка… И подставил бы его и себя. Вполне в духе непутевого старшего братца.
После скудного завтрака я принялся мыть всю посуду. В моем новом характере, к которому я за 15 лет вполне привык, была потребность что-то делать, когда я нервничаю. Занятые руки не мешали мне грызть себя, но мешали делать необдуманные движения. Если Фрэнк умрет, я не прощу себе этого. Он испугал меня, я даже не понял, как именно умудрился попасть ему в грудь. Не зря я считал, что у меня руки не из того места растут. Год примерно назад я пытался научиться играть на гитаре, но не смог. Пальцы хорошо держали кисть, но плохо зажимали струны.
Может быть, Фрэнк уже умер? Я даже не посмотрел на него. Да, так было бы определенно легче. Всем легче. Я бы нашел способ выбраться, а не изводил себя идиотскими мыслями, среди которых проскользнул пару раз и бред про мою ориентацию. До того, как я заснул, мы выпивали, Фрэнк трепался без устали. Кажется, я задавал ему глупые вопросы. Он отвечал на все, абсолютно на все. Обнажился полностью.
- Фрэнк, ты правда голубой? - Нет, я бисексуал, скорее. Тебя это беспокоит? Тебе не все равно, кто надругался над тобой? - Абсолютно все равно. И как же ты понял, что би? - Джи, ты как ребенок. Я сделал тебе больно, ты должен ненавидеть меня, а ты вопросы задаешь. - Зачем тебе моя ненависть? - Я раб сильных эмоций. Ненавижу однотонность и равнодушие, - тут Фрэнк растянул губы в улыбке, я помнил это. Через звон тарелок я слышал его бархатный голос, - сейчас ты - моя эмоция. Только ранение не входило в мои планы. - Ты используешь меня как игрушку? – я был уже достаточно пьян, чтобы не особо возмущаться даже на такие высказывания. - Джи, ты не игрушка, совсем не игрушка. Ты - эмоция. Сильная, изменяющаяся. Поэтому я не отпускаю тебя. Так что ты хотел узнать? Мне следовало поглубже изучить Фрэнка, его эмоциональное рабство пробуждало во мне интерес. Но я перебрал с виски, меня волновало другое. - Как… как было в твой первый раз? - Когда мне было 16, я безумно любил солиста одной группы. Именно – любил. В животе летали бабочки, или как там говорят. Это была моя первая любовь. Я брал у родителей деньги и ездил на каждый их концерт. Я всегда стоял в первом ряду. Ничего не делал, просто стоял и, открыв рот, смотрел на мое божество. На каждом концерте. Не пропустил ни одного. Глупо звучит, но я писал стихи про этого человека. И однажды мне повезло. Хотя, как сказать, повезло… Тогда казалось, что мне улыбнулась удача. После одного из концертов я сидел в кафешке неподалеку от гостиницы, где остановились музыканты. Пил кофе, думал о своем. И тут в кафе зашел он, мой бог. Огляделся. На нем была кепка, но я-то узнал бы его из тысячи похожих мужчин. Мое божество улыбнулось… мне улыбнулось. Уже тогда мое сердце билось в бешеном ритме, едва не выпрыгивало из груди. Когда он сел за мой столик, я едва не умер от счастья. Он был немного пьян, я заметил это. Поначалу от восторга я даже не мог говорить. Мой кумир рассказал мне, как… - Как звали этого солиста? - перебил я. - Зачем это знать? – Фрэнк сморщил нос, на уровне художественного подсознания я отметил интересные тени, появившиеся на его лице. - Мне нужно знать, я знаю, что мне нужно знать… Кажется, я слишком много выпил. - Ничего, все в порядке. Его звали Джек. У него были кудрявые волосы, бледная кожа и голубые глаза. Про потрясающий голос, ласкающий мой слух, я промолчу. Так вот, выяснилось, что у них в группе произошла ссора, его обвинили в том, что в последнее время они не собирали полные залы, он не вытерпел и ушел. Мы сидели за столиком, мимо сновали официанты, я слушал про его концерты, про поклонниц. Про то, что он видел меня, считал одним из самых преданных поклонников. Нет смысла описывать все мои ощущения, я ликовал, я был счастлив, как никогда в жизни. Когда четвертый бокал вина был опустошен, Джек предложил пойти поболтать к нему в номер, - стало заметно, что Фрэнк волновался, он покашливал, то и дело клал руку себе на грудь. Меня радовало то, что он стал реже сплевывать кровь, - у него в номере был жуткий бардак, мы сидели на огромной кровати, мой кумир поил меня вином. А потом его рука оказалась у меня на бедре. Я внутренне дернулся, но не мог остановить его. Он был божеством, прикосновения были божественны. Приоткрытые губы притягивали мой взгляд, я потянулся вперед и поцеловал Джека. Именно, я целовал его. А он просто позволил себя целовать. Кончики его пальцев уже касались моей груди под футболкой. От них по моему телу пробегала дрожь. Я растворялся. Джек положил руки мне на плечи и уложил меня на спину. Ощущение тяжести его тела было превосходно. Я приподнял бедра и под них тут же скользнули его руки. Я признаюсь, что не понимал, что именно происходит. Джек ласкал мою спину, губами касался шеи, - кажется, Фрэнк специально рассказывал со всеми подробностями, чтобы еще раз пережить это. Я так думал, потому что судил по его участившемуся дыханию и блеску в глазах, - я наблюдал, как он снял с себя свитер. Мой взгляд ловил каждую подробность. Нежно-белая кожа, татуировка на плече, его дыхание, сбивчивое, развратное. Язык, облизнувший чувственно приподнятые уголки губ. Руки, жилистые, мужские, их тепло, грубость кончиков пальцев. Он раздел меня и провел кончиком языка по моей груди. Для меня это было противоестественно, но его прикосновения… я сходил с ума. Затем он достал какой-то крем и ввел в меня палец. Я даже не попытался вырваться. И не усомнился в том, стоит ли мне, мальчишке, позволять взрослому мужчине делать с собой такое. Его брюки пахли лучше, чем любые духи. Мысль, что он только что снял с себя их, заводила меня. Я попытался прикрыть ими мое лицо, но Джек сунул брюки мне под голову. «Фрэнки, я хочу видеть твои губы». Может, конечно, он сказал как-то по-другому, но смысл был тот же. Я видел, как сильно возбужден Джек. Он не носил нижнего белья. Об этом даже пару раз писали в журналах. Когда он вошел в меня, я не мог кричать от боли – это нарушило бы интимность нашего с ним уединения. Я не был для Джека божеством, я был просто средством достижения цели. Поэтому он мало заботился о том, чтобы мне было хорошо с ним. Я чувствовал каждый сантиметр его возбужденной плоти внутри меня, прикусывал нижнюю губу, когда его движения становились особо резкими. Я был гетерой при храме, я исполнял божественный ритуал. Когда я поворачивал голову на бок, он бил меня по щеке, заставляя смотреть в его горящие глаза. Не могу сказать, что я был заведен. Когда все кончилось, Джек отнес меня в ванную на руках. Он подставлял под мои руки плечи, шею, грудь. Он знал, что для меня важно трогать его, чувствовать. Я исследовал его всего, каждую клетку его кожи. Потом я оделся и ушел. И по-прежнему ходил на каждый концерт его группы. Это стало для меня чем-то вроде супружеского долга. Группа вскоре распалась, я прочитал в газетах, что Джек женился, - Фрэнк сглотнул и глянул на меня, - я тебе доверяю. Больше я никому про это не рассказывал.
Да, Фрэнк доверился мне. Но он сделал это самостоятельно, а меня заставил доверять ему, нарушив уединенность моего тела. После своего рассказа Фрэнк некоторое время молчал.
- Джерард, зачем ты спас ту девушку в банке? Я уж точно не мучил бы ее так же, как тебя. - Я не знаю… я склонен к геройству, наверное. - А я, получается, должен отучить тебя от этого. Творец душ человеческих, - Фрэнк усмехнулся, - Джи, ты изменился. Уже изменился. - Пошел ты. Я тебя ненавижу. - Нет-нет-нет. Ты чувствуешь, что ты теперь другой. Ты так извивался, когда я решил быть чуть понежнее. Не может быть, чтобы ты этого не помнил. - Это был не я! - Ты, Джерард, ты. Как я понял, ты стремишься отделить одну свою часть от другой. Не получится, Джи. Белая кисонька испачкала свои лапки в дерьме, да? - Фрэнк облизал губы и медленно прикрыл глаза.
По-моему, больше мы ни о чем не говорили. Я слез спать на пол. Посуда закончилась. Я расставил ее по полочкам («Ах, Джерард-хозяюшка» - дразнил меня брат) и с чувством выполненного долга вернулся в комнату. Фрэнк лежал на спине и тяжело дышал во сне. Я потрогал его лоб, у него явно был жар. Вот черт! - Фрэнк, подъем! – я потряс его за плечо, - у меня есть план, я придумал его только что. Тебе придется действовать в соответствии с ним. Давай, открывай глаза, сволочь. - Мне больно, Джи, - простонал Фрэнк, - что бы ты ни придумал, ты останешься здесь. - Даже если я возьму пистолет? - Не глупи, сейчас мне все равно, умру я или нет. Мне больно, очень больно, - Фрэнк безумно взглянул на меня. - Это безнадежно, жаловаться мне – последнее дело. Я предлагал ехать в больницу, предлагал оставить наше все в тайне (я выделил голосом «наше все»). Ты не согласился. Помочь я тебе не смогу. Так что? - Джераааард… - простонал Фрэнк, - какое же у тебя дурацкое имя… Мне захотелось ударить его. Но я не стал этого делать. Если этот придурок шутит, жить будет, точно. А на остальное наплевать. Я зашел в ванную, погрелся под теплым душем. Свернул свои грязные брюки, до сих пор валявшиеся там на полу. Они были дороги мне как память. Я не надевал их со своего выпускного вечера. Того самого, на котором лишился девственности с одноклассницей. По-моему, ее звали Алисия. Но точно утверждать я бы уже не смог. Я пригладил ладонью непослушные волосы и на этом закончил приводить себя в порядок. И так сойдет. Извлек мобильный. Сети не было (да я и не ожидал). Зачем-то зашел во входящие сообщения. «Джер, позвони мне, есть дело», - это от Майки, дата – два месяца назад. Я так и не позвонил. Интересно, меня сейчас ищут? Майки ищет? Или как всегда, отмахивается от моего присутствия? «Джерард старше, он разберется сам». Не разобрался. В себе не разобрался. В том, что должен знать лучше всех. Я вздохнул. От таких мыслей снова начинало тошнить. Надо подлечить нервишки, однозначно.
Фрэнк полностью утопал в одеяле. Я не замечал почему-то, что он такой маленький. Или это он так похудел за 2 дня? Абсолютно идиотское нежно-розовое постельное белье подчеркивало его бледность. Его рот был приоткрыт, он тяжело дышал. Колечко в нижней губе чуть подрагивало в такт его дыханию. Я бы тоже сделал пирсинг, если бы так не боялся иголок. Уколы всегда были для меня пыткой, я долго вообще не мог понять, зачем специально колоть себя. Я пристроился на краю кровати, удобно привалившись к стене и продолжил ностальгировать. «Джи, концерт 20 в 18.00, будь в форме». Номер не определен. Кто-то из моих собратьев-музыкантов, это ясно. «Я задолбалась вытаскивать тебя из передряг. Больше не звони мне. Мы не вместе», - автора вот этой смс звали Кристин, и она была самой любимой моей девушкой. Тогда я все уничтожил сам. Я слишком был поглощен музыкой и выпивкой. А для Кристин не оставалось места во мне. В ушах – гитарные басы, по венам медленно тек алкогольный коктейль, сердце билось в ритме моей жизни. Кристин требовала покоя, заботы. А у меня их не было ни для нее, ни для себя. - Джи, я умираю, кажется… - тихий шепот Фрэнка вернул меня из череды воспоминаний, где меня уже целовали теплые губы Кристин. - Это глупость. С чего ты так решил? - Мне больно. И… - Фрэнк не успел договорить, его начало тошнить кровью. Она мерзким красно-коричневым потоком толчками выплескивалась на одеяло. Я кинулся к нему, приподнял ему голову, чтобы он не захлебнулся. - Поехали в больницу, дело и вправду плохо, - я нервничал, у меня слегка двоилось в глазах, но я старался говорить твердо. - Кажется, я не смогу ходить, - на резком выдохе сообщил Фрэнк, сплевывая остатки, - Ключи в шкафу, в кармане кожаной куртки. - Поедем сейчас. К моему брату, он доктор. И в тюрьму ты не попадешь, - бессовестно было обременять так Майки, но я рассчитывал на то, что он поймет меня. Почти бегом я достиг шкафа и сдернул куртку с вешалки. В боковом кармане лежали ключи. Если бы я догадался, что они там, был бы уже на свободе. Я тотальный неудачник, точно. - Соберись, я не дам тебе умереть. - Ты не хочешь, чтобы я выжил, так? – Фрэнк брезгливо вытер окровавленные губы кончиком одеяла. - Заткнись и попробуй хотя бы сесть, - я попытался приподнять его за плечи, но он был довольно тяжелым, - давай, помоги мне. - Ты просто чувствуешь вину, вот и все. А так тебе наплевать на меня. - Да заткнешься ты или нет?! – отвесив Фрэнку пощечину, я, похоже, немного привел его в чувство, потому что он скривил болезненную гримасу, но все же сел на кровати. Каждый раз, когда я дотрагивался до него, я чувствовал сухой жар его тела, - теперь я помогу тебе встать, хватай меня за плечи, - мой голос срывался, сердце бешено колотилось. Фрэнк обнял меня одной рукой и смог встать на ноги. - Пообещай мне, - прошептал он, прислонившись своей щекой к моей, от него ужасно пахло кровью, - что ты ничего не расскажешь в полиции. - Обещаю, только прекрати ко мне прижиматься, прошу, - мой язык уже заплетался, я знал, что еще немного, и меня самого вывернет от отвращения.
Под стоны Фрэнка мы добрались до входной двери. Удивительно, но я все-таки прихватил свои памятные брюки, которые теперь держал на случай, если Фрэнка опять будет тошнить. Я не перенес бы, если бы капли его крови попали на меня. Три замка поддались не сразу, но, видимо, я слишком хотел отсюда выбраться. Насмотревшись фильмов с плохими сюжетами, но с отличными спецэффектами, я ожидал, что после того, как я открою дверь, в глаза мне ударит яркий свет. Но такого не произошло. Мы оказались в полутемном коридоре, откуда каменные ступени вели к небрежно сколоченной дощатой двери, едва прикрывавшей прорывающийся солнечный свет. Наконец-то! Пахло пылью, на стенах сидели мотыльки. Черт возьми, что это за подземелье? Как тут вообще можно жить? Ступенька, еще ступенька…. Мои ноги наливались словно свинцом, над ухом свистяще дышал Фрэнк, он словно наполнялся чем-то, и это что-то булькало в нем, бурлило. Похоже, он совсем не передвигал ноги, свалив всю свою тяжесть на мой бок. Я толкнул последнюю преграду. Улица ошеломила меня. Было тепло, сухо и солнечно. Не смог не оглянуться. Позади меня высился огромный каменный дом средневековой, наверное, постройки. Я абсолютно не помнил его. Разглядывать новаторства архитекторов черт знает какого века у меня не было ни времени, ни особого желания. - Где машина? – спросил я у судорожно кашляющего Фрэнка. Он только махнул рукой куда-то влево. Да, там действительно стоял знакомый мне черный джип. Ключи от него были на одной связке с квартирными. Я еле дотащил Фрэнка до машины. Он вообще не двигался, предоставив все мне. Отключил сигнализацию, открыл заднюю дверь и из последних сил толкнул Фрэнка на сидение. Минуту я просто стоял, наслаждаясь солнцем и свежим воздухом. Затем залез за руль. Джип завелся со второго раза. Я не был удивлен. По внешнему виду эту машину нельзя было назвать новой. Царапина на крыле, вмятина на двери, потускневшая краска – и это только то, что я успел увидеть за один брошенный взгляд. На мое счастье, в машине был навигатор. Оказалось, мы на северо-востоке Нью-Джерси, на самой окраине города. Вроде бы, мы заезжали как-то сюда с ребятами, в кафешку, чтобы поиграть в бильярд, как следует выпить и подцепить пару выпивших девочек. Сейчас это было очень далеко от меня, казалось, что в другой жизни. Я не сказал бы, что классно вожу машину. Но присутствие кожаного черного сидения, мягко обнимающего меня со спины, давало мне ощущение спокойствия и уверенности.
«Только бы Майки работал сейчас, только бы работал», - крутилось у меня в голове, пока я колесил по многочисленным переулкам, напоминавшим лабиринт.
Да, действительно очень хорошо) есть кое какие как мне кажется недочёты, но я вижу вы пишите в порыве чувств, и это круто) молодец, жду новую главу)( поверьте, мой первый фик был принят не так тепло и я поспешно его удалила)...ну это так по секрету)
Автор, спасибо. Теперь это один из моих самых любимых фиков. Желаю Вам нереального вдохновения! И еще: "голодные хомяки запоздалого раскаяния" и "белая кисонька испачкала свои лапки в дерьме" это что-то с чем-то
