Глава 18.
- Садись, - Лидия указала мне на стул в процедурном кабинете и закрыла дверь. – Как можно быть таким неуклюжим? – она подошла ко мне и руками в перчатках оттянула вниз мою нижнюю губу, слегка надавив на нее пальцами. От боли я свистяще выдохнул. – Конечно, придется зашивать. Терпеливый?
- Неа, - я попытался вытереть кровь, которая запеклась у меня на шее. Меня немножко подташнивало от предчувствия новой боли, которая, несомненно, будет продолжительнее и острее.
- Ладно, тогда обезболю, - Лидия набрала в шприц какого-то лекарства из прозрачной ампулы и подошла ко мне. Спиртом она протерла мой подбородок, убирая потеки крови. – Вот сейчас терпи, – она ввела иглу куда-то чуть пониже губы, и я зажмурился, потому что почувствовал, как под кожей разливается прохлада обезболивающего.
Губа словно заледенела. Буквально через минутку, когда Лидия только-только успела выкинуть шприц, я уже вообще ничего не чувствовал. Блаженство.
- Сиди смирно и не дергайся. Будешь чувствовать давление, не более. Глаза лучше закрой, а то у меня тут иголки большие, - Лидия хихикнула, но это было незаметно, потому что на ней была маска.
Она не обманула, я действительно ничего, кроме давления, не чувствовал. Я только догадывался, какими нитками и как она зашивает рану. Я думал о Майксе. С чего я вообще потянулся к нему за поцелуем? Я же видел, как он злится, чувствовал, что он в гневе. Я не подумал о нем, зато подумал о себе. Эгоист.
- Как тебя угораздило? Я буду называть тебя медвежонок, потому что только медвежата могут не заметить огромный подоконник, - нежно произнесла Лидия, приподнимая мне голову, поглаживая под подбородком двумя тонкими пальчиками.
Я мог только промычать ей в ответ. К чему эти нежности?
Когда все было закончено, хорошо промыто и заклеено, я с облегчением согнулся на стуле, ощущая, как затекли мышцы спины.
- Можешь идти в палату, медвежонок, - Лидия потрепала меня по волосам. Кажется, она даже сняла перчатку.

- Знаешь, многие люди не способны отличить депрессию от банального несварения желудка. Они начинают говорить о том, что они впали в депрессию, если им одномоментно грустно, - Фрэнк, как обычно, рассказывал это чайкам, громко кричащим за окном. Его единственным слушателем был я, потому что чайкам Фрэнкова проповедь была, мягко говоря, безразлична. Да и я пытался сосредоточиться на чтении журнала. Я по-прежнему ощущал страшную слабость во всем теле, поэтому много спал или просто лежал. – Так вот, никто же не понимает, ЧТО на самом деле депрессия, ее величество депрессия. Иногда я склонен считать, что это – дар человечеству от кого-то или чего-то…Депрессия – это не один или два дня, Джер. Депрессия может быть целой жизнью. Жить в депрессии – значит, жить в блаженстве отречения от других общечеловеческих проблем, от проблем людей. Депрессия есть сосредоточение в себе, в своем мирке, в своих переживаниях и впечатлениях. Потрясающая отрешенность. Как будто варка в собственном соку. Ты говоришь, что у тебя депрессия. Что ты чувствуешь?
- Я не говорил, что у меня депрессия.
- Говорил. Ты сказал это не словами. Твое поведение все рассказало за тебя. Ты целыми днями смотришь в окно. Или спишь. Или огрызаешься в ответ на любой мой вопрос. Я понимаю, тебе есть, за что меня ненавидеть. Но меня пугает пассивность твоей ненависти. Если бы ты попытался сейчас убить меня наверняка, я бы мог предположить, что ты нормален и вполне спокоен. Но твоя ненависть пассивна, ты ненавидишь меня будто по умолчанию, как будто тебе нужно кого-то ненавидеть, а я всего лишь подвернулся под горячую руку. Ответь мне, Джер, ты ненавидишь меня соразмерно тому, что я сделал тебе? Или слабее? Или сильнее?
- Фрэнк, - выдохнул я, не понимая, как отнестись к его словам. Мне стоит ему поверить? Мне стоит доверять ему?
- Ненавидь меня пропорционально тому, что я сделал. Пропорционально моей вине перед тобой, - Фрэнк резко повернулся, оперся руками о подоконник.
Я отвернулся к стене и прикрыл глаза. Слова Фрэнка, несомненно, стоили того, чтобы подумать над ними.

Болели швы. Я ворочался с боку на бок, не в силах заснуть, потому что игнорировать эту боль не получалось, настолько сильной она была. Кажется, губу просто разрывало на части откуда-то изнутри. Подушка была неудобной, слишком низкой, твердой, простынь смялась куда-то на край кровати, а одеяло было тяжелым и слишком теплым. Впрочем, я страдал не только от этого. Еще раздражала луна, которая светила прямо мне в лицо.
- Джерард? Ты не спишь? – шепот Фрэнка, раздавшийся совсем рядом с моим ухом, заставил меня вздрогнуть.
- Нет, не сплю, - твердо и достаточно громко сказал я, поворачиваясь к нему. Айеро сидел на корточках рядом с моей кроватью. Его бледные в лунном свете пальцы вцепились мне в плечо, и я вздрогнул во второй раз. Он был странно неспокоен, все время оглядывался на луну и дергал руки, комкая мою футболку. Что заставляло его так нервничать? Почему без передышки двигались пальцы, перебирая ткань? Кажется, он шептал что-то. Но шептал беззвучно, одними губами. В третий раз я вздрогнул, когда заметил нездоровый блеск его глаз. Во всем виноват неверный лунный свет?
- Почему ты не спишь? У тебя простынь совсем на полу, - Фрэнк проговорил это быстро, глотая слоги, не соблюдая интонации. Его речь (фактически, даже не речь, а дрожь по моему хребту) мгновенно напомнила мне фильмы про безумных людей, которые вот так же тараторили что-то свое, вечное, тайное. Я приподнялся на локте, всматриваясь в лицо Айеро уже осмысленно, сосредоточенно. Блестели глаза. Одни лишь глаза – признак безумия?
- Не спишь, говорю, почему? Луна? – опять он проглотил добрую треть всех слогов, словно торопясь спросить у меня это. Чего ты боишься, палач души моей? Почему беспокойны твои руки?
- Нет, - настороженно ответил я, - не луна. Что с тобой, Фрэнк?
- Со мной? А что со мной? Я хорошо, да. Я хорошо.
Пальцы Фрэнка двигались теперь по кругу, он отпустил мое плечо, наматывая на руку что-то белое.
- Что ты делаешь? – спросил я риторически, потому что в следующую секунду увидел, что Айеро наматывает на кулак мою простынь, которая, по его словам, совсем сползла на пол. Ну да, я лежал на матрасе. «Значит, оценочное восприятие реальности у него верное», - промелькнула у меня в голове фраза все из того же фильма.

Фрэнк сидел на полу около моей кровати. Он сменил позу – сложил ноги по-турецки. Он тихонько бормотал что-то себе под нос и зачем-то скручивал мою простыню в руках. Я молча смотрел на него, боясь пошевелиться, потому что если я двигал рукой или ногой, Айеро поднимал на меня свои сверкающие в лунном свете глаза, отчего мне становилось даже не то что страшно – жутко. Позвать кого-то? Но как? А если он кинется на меня из темноты? Разве он был безумен до этой ночи? Сердце стучало так, что, кажется, его удары были слышны в коридоре. Мои щеки горели. А что, если это – моя последняя ночь?
- Смотри, что у меня есть, - сказал вдруг Айеро, снова заставив меня вздрогнуть. Я скосил глаза – на его руке лежали полоски ткани, которые, кажется, составляли когда-то одну из его футболок. – Ты знаешь, ЧТО это?
- Это ткань, - осторожно и тихо сообщил ему я. Рассвет, о котором я мечтаю, как же далеко до него, магического, правдивого…
- Это не только ткань, - Айеро поднял голову. У него дергалось правое плечо. Ощутимый такой нервный тик. – Это – удовольствие.
Фрэнк встал на ноги, заслонив меня от луны. Теперь сияние окружало его темный силуэт. Я сглотнул.
- С тобой точно все в порядке? – зачем-то решил уточнить я, на всякий случай, закрываясь одеялом по самое горло. Как будто одеяло спасет…
- Ты хорошо лежишь, ровненько, - забормотал Айеро, разбирая, расплетая клубок полосок ткани.
- Что? – я едва не поперхнулся. - Какого черта…
- Лежи вот так, прошу. Лежи. Только не двигайся…
- Фрэнк?!
- Тсс… мы одни здесь. Здесь, в этой палате. Здесь, в этой больнице. Здесь, в этом городе… Неважно… Господи, как же все неважно… - Айеро говорил без остановки, раскачиваясь из стороны в сторону. Я почувствовал, что сейчас мои нервы не выдержат, и я заору так, что сбегутся все, кто способен ходить. А что будет потом – наплевать.
- Тихонько лежи, слышишь? Вот так…. – Айеро сосредоточенно потер подбородок. – Я должен привязать тебя, мой хороший. Иначе не получится. Ты дергаться будешь, нервничать… Зачем? – Голос Фрэнка стал еще быстрее, поэтому до меня не сразу дошел смысл сказанного.
- Что? Как связать? – переспросил я, и Айеро внезапно оседлал меня. Я даже понять не успел. Не успел заметить, как он оказался верхом на моих бедрах. Он был в пижамных штанах и футболке. Штаны были в полосочку. В тоненькую бордовую полосочку. Как всегда в психбольницах. Откуда я знаю? Там всегда все полосатое.
- Фрэнк? Что ты творишь? – тихо шепнул я ему, потому что голос отказался повиноваться мне, тошнота начала подкатывать к горлу, и закружилась голова.
- Ничего. Я в порядке. Правда? – Айеро улыбался. И его улыбка была абсолютно безумна. Что за черт? Он как будто был марионеткой. Управляла луна?
- Ручки давай сюда, а? Зачем тебе пальчики, нехороший мальчишка… - я боязливо отдернул ладони, но Фрэнк все равно поймал их, мастерски переплетая тоненькими полосочками ткани. Он действовал, как во сне. Ощущение нереальности происходящего парализовало меня. Почему других людей паника принуждает действовать? Или я лишен адреналина?
- Айеро, хватит! Ты как будто сошел с ума! – «Как будто»? Это я сошел с ума, усомнившись в его безумии.
Пальцы Фрэнка ловко и судорожно оплели мои ладони полностью. Несмотря на тонкость полос ткани, путы оказались прочными.
- Мой хороший, скоро все закончится. Веришь? Не верь, я вру много. Много вру я… - от усердия Айеро прикусил кончик языка.
- Пусти меня! – я дернулся, но кричать или говорить громко по-прежнему не решался. Сегодня ночью мне совсем не хотелось умирать.
- Нет. Тихонько лежи. А то я сделаю тебе больно. А я не хочу делать тебе больно, да?
Фрэнк наклонился, ложась ко мне на грудь. Он был довольно тяжел. Теперь я ощущал, как он рвано и прерывисто дышит. У него изо рта пахло имбирем. Почему имбирь? Почему мой имбирный палач безумен? Я повинен в его безумии?
- Да свершится, - прошептал Айеро, прежде чем легонько поцеловать меня в верхнюю, не задетую подоконником губу.
- Прекрати! – я сказал это громко, пытаясь отпихнуть его.
- Нет. Нет-нет, - привстав, как-то криво, скошено улыбаясь, Айеро достал из-за спины скрученную в жгут простыню. – Ты плохо себя ведешь.
Пальцы Айеро, вздрагивая, убрали с меня одеяло, обнажив грудь и половину живота. Я попытался прикрыться, но ладонями, представлявшими теперь сплошной клубок переплетенных полос, это было сложновато.
- Я аккуратно. Аккуратненько, - пообещал Фрэнк, подмигивая мне. Показалось, или его глаза стали еще ярче?
Наклонившись, он перетянул простыней мою грудь, привязав ее за концы к железным перекладинам кровати. Тугой жгут из ткани ровно посередине груди.
- Фрэнк, зачем ты это делаешь? – я облизнул пересохшие губы.
- Потому что. Не спрашивай. Лежи себе тихонько, ровненько. И все, - последнее слово Айеро пропел.

От веса Фрэнка у меня жутко затекли бедра. Я попытался вывернуться из-под него, но он был тяжелее, чем казался на первый взгляд. Медленно он стянул с меня одеяло полностью, оставив меня в одних трусах. Сам Айеро теперь сидел у меня на коленях.
- Как можно спать в одежде? – протараторил он, засовывая ладони в карманы своих широчайших брюк. - Это же мешает. Это же неудобно.
- Айеро, хватит. Это не смешно. Тебе врача надо.
- Молчи, - Фрэнк приложил палец к губам и достал из кармана короткий перочинный нож. – Только молчи, ладно? Я хочу сделать на тебе полосочки. Можно? Ты такой красивый со шрамиком… Полосочки будут тоненькие, не бойся. Я осторожненько.
- Твою мать, Айеро! – я закричал, но проворные пальцы Фрэнка мигом толкнули мне в рот кусок какой-то тряпки, так что мой крик перешел в невнятное мычание. Все. Это конец.
- Если хочешь, прикрой глазки. Вдруг кровушка брызнет…
Я в ужасе округлил глаза, изо всех сил втягивая носом воздух. Как же душно, как же пахнет кровью…
Меня тошнило все ощутимее. Но я почему-то понимал, что если меня начнет рвать, я захлебнусь. И воображение мигом нарисовало, как Айеро смеется, глядя на мои предсмертные судороги, а потом режет на полосы мой труп. Все в крови, а мне уже будет все равно. Как же страшно…
- Вот хороший, вот молодец. Лежи так, миленький, лежи.
Айеро кончиком ножа провел от моего пупка. Сначала вверх. Сила нажатия была слишком мала, чтобы хотя бы поцарапать кожу, но я почувствовал, как остер его нож. Фрэнк хихикнул. Я непроизвольно дернулся. И тут же напоролся на лезвие. Оно проткнуло кожу недалеко от левого ребра. Я зашипел, когда Фрэнк поднял нож, оставив на моем животе тонкий надрез.
- Я не хотел, - Айеро посмотрел на меня, и от его взгляда я задрожал, покрылся нервными мурашками. – Ты сам. Насадился на мой нож. Тебе нравится боль?
- Нет! – хотел крикнуть я, но получилось только нечто совсем невнятное.
- Тебе нравится боль.
Ножом Фрэнк провел линию рядом с первым порезом. На этот раз сила была достаточной. Я заорал, но тряпка превратила мой визг в стон. Я дышал часто-часто, покрывался липким потом, умолял о пощаде. Палачу нужны мои слезы?
Айеро наклонился, провел шершавым щиплющим языком, слизывая с меня кровь. Как банальна будет моя смерть!

- Тебе ничего не нужно. Ты прекрасен и так. Первозданный, первосозданный. Божество на сцене, сейчас ты ничтожен, боишься меня, потому что я защищен, а ты беззащитен, - бормотал Фрэнк, разрезая на мне боксеры. – Ты хотел изменить свою жизнь? Не получилось, мой хороший. Что мне стоит убить тебя? Ты не представляешь, ЧЕГО мне будет стоить твоя смерть…
Я задыхался, кажется, даже плакал. Губу щипало неимоверно, саднили порезы на животе, а Фрэнк стаскивал с меня остатки нижнего белья. Все. Я весь его.
- Боишься, - констатировал Айеро, проведя кончиком ножа по моему члену и слегка задевая кончиком уздечку. Я весь сжался. Он же не будет меня резать? Я надеюсь, что не будет. На что я надеюсь? На воздух.
- Не бойся, - Фрэнк наклонился и прикоснулся к моему члену губами, втягивая мой запах. От этого у меня слегка закружилась голова. Я не возбуждался, нет. Мне было просто головокружительно от губ там, от ощущения этого рваного дыхания.
- Отдавайся. Прямо сейчас, - с безумной кривой улыбкой приказал Айеро, поглаживая мой мягкий член пальцами.
- Пошел ты, - невнятно промычал я. Он меня изнасилует еще раз, а потом убьет. Так ведь?
- Что? Почему не отдашься? – Фрэнк нахмурился и ударил меня кончиками пальцев по щеке, вызвав спазм боли в порванной губе. Лидия закрепила кусочек бинта пластырем. Не пропитался ли уже этот пластырь моей кровью?
Фрэнк слез с моих ног, устроился между, лениво поглаживая меня, зачем-то покачивая мой член из стороны в сторону. Я видел только блеск его глаз и блеск ножа, как хорошо, что не в той же руке, что ласкала меня.
Безумец замер, улыбаясь все так же тихо и страшно. Луна скрывалась за занавеской, поглядывая на него иногда, делая блеск его глаз невыносимым. Фрэнк раздевался. Я застонал и прикрыл глаза. Нет, только не это…
- У меня даже есть крем, - снова забормотал он, и я почувствовал, как в меня втиснулись сразу два его пальца. Жгло и щипало. Если бы не моя слабость… Если бы не те таблетки… Этого не было бы. Снова во всем виноват я.
У меня хватило сил только охнуть, когда Айеро вошел в меня, привлекая меня за бедра, устраиваясь удобнее. Никаких ощущений. Это снилось мне так часто, что я привык. Я привык к тому, что меня трахает мужчина. Пальцы Айеро сплелись на моем члене. Мне было, по большому счету, все равно, только раздражало его сопение и повторяющиеся толчки куда-то в стенки кишечника.

Я просто лежал и тупо смотрел на луну. Мог ли я заснуть в таком состоянии? Чувствуя, как Фрэнк ударяется бедрами, чувствуя его член в себе? Как выяснилось, мог. Как будто я прикрыл глаза и провалился куда-то вниз, в темноту.

- Джерард, братишка, - мягкий голос Майки и его рука на моем плече вырвали меня из объятий сна. Я открыл глаза, увидел улыбающегося младшего и понял – сумасшествие Фрэнка было во сне. Только во сне.
- Привет, - я не сказал это, я только подумал. И попытался сесть, опираясь на подушку. Простынь была на месте и даже не была смята. Никаких следов. Значит, все было только сном.
- Прости меня, - брат улыбнулся, погладил кончиками пальцев меня по щеке, скользнул мне за ухо, зарылся в волосы. – Я не хотел. Прости.
- Это я виноват. Не извиняйся.
- На твоей губе шов. Из-за меня.
- Майкс, может, мы не будем здесь говорить об этом? – я постарался взглядом указать куда-то в направлении кровати Айеро. Мне не хотелось рассказывать ему о моем неудавшемся поцелуе с братом, и в особенности не хотелось говорить о моем желании этого поцелуя.
- Он спит, - тихо произнес Майки, приближаясь, касаясь губами моих губ. - Я выполню твое желание.
Брат нежно поглаживал мои волосы, целуя меня. Мне было больно, но я хотел углубить поцелуй, почувствовать вкус Майкса. Он не давал мне сделать это, языком поглаживая мою верхнюю губу, отстраняясь в ответ на мои попытки приблизить его, сильнее прижать губы. Голова кружилась, меня дико заводило вот это ощущение губ младшего, смыкающихся на моих. Этот поцелуй нужно было прервать. Я подался назад, но Майкс не отпустил меня.
- Не уходи еще. Будь со мной, - прошептал Майки, вздрагивающий, ищущий мои губы. Я не мог ему отказать.
Мы целовались еще минуты три.
- А теперь мне пора идти. Не целуй неожиданно, проси, - сказал он мне на прощание, смеясь глазами, ухмыляясь и облизываясь.