Глава 17.
Звучал дурацкий джаз. Врывался в меня. Как будто входил в одно ухо и выходил в другое. Я поморщился и сглотнул. Проглотить слюну не удавалось – что-то мешало в горле. Я вдохнул. Попытался вдохнуть. Бессознательно потянул ко рту руки, потому что надо было выдернуть это больное, мешающееся. Воздух втягивался с хрипом и сопением. Дышать…
- Тише ты, ну, - женский голос звучал в ритме надоедливого джаза. – Чего дергаешься? В реанимации ты. Джерард, - добавила она после паузы.
Ответить ей я не мог. Отчаянно рванулся куда-то вперед, окунаясь в празднично кричащий джаз. Повторяющийся, прилипчивый мотив. Раскалывающаяся голова. Резь в глазах. Прыгающие ноты. Трубка в горле. Я пошевелился еще, помотал головой. Как же плохо…
- Спокойно лежи. Надо же, беспокойный какой.
Я притих, вытянув руки, из которых извивались какие-то трубки. Хотелось спать. И дышать. Потому что того, что проходило в измученное горло, было недостаточно.
- Вот сейчас не дергайся. Сам дышать будешь, - медсестра резким движением выдернула мешавшую трубку. Поцарапала горло. Я проглотил вязкую слюну. И почти тут же заснул, с наслаждением втягивая воздух носом.

Когда я открыл глаза, джаза уже не было. Был вязкий больничный воздух, запах камфары и пикание монитора, висевшего над моим ухом. На мониторе была сейчас вся моя жизнь – кривые ломаные изгибы  кардиограммы. Немного болело горло. Я вздохнул и перевел взгляд на потолок. На нем был шкаф. Настоящий шкаф темного дерева, с поскрипывающими дверцами.
- Уберите шкаф, - тихо сказал я, оглядываясь. Никого рядом не было, только пикал безразличный монитор. Я, тишина и шкаф на потолке. А если он упадет? От таких мыслей я мгновенно покрылся холодной испариной. – Он же упадет, - прошептал я, отворачиваясь. Повернуться на бок было невозможно – что-то ныло внизу живота, а из руки торчали прозрачные извитые трубочки капельниц. Сколько во мне иголок?
Шкаф нависал надо мной. Почему его дверцы не откроются окончательно? Что в нем, в этом пугающем предмете мебели?

… Он шел по трупам. Непокорных не было – все склонялись пред Ним, потому что лик его был самою Смертью, а над головой Его были полчища трупных мух. Он был христианским богом, равно как и языческим. И не было равных Ему.

Я отбросил от себя книгу – она ударилась в противоположную стену. Оттуда хлынула вода. Ее было так много, что у меня моментально закружилась голова. Я закрыл глаза и не открывал их до острого, как нож, рассвета.

- Уэй? Джерард Артур? Тридцати лет? Это суицидник, что ль? – к моей кровати подошел кто-то. По голосу – женщина. Обутая в мягкие неслышные тапочки. – Он не родственник вашего хирурга?
- Может быть, - голос откликнувшегося парня был мне знаком. – Давайте, отключайте его, мы его забираем. Заведующий должен был вам позвонить с утра.
- Странно, что его в хирургию…
- В терапии пневмоники даже в коридоре лежат. Поэтому хирургия, - в голосе парня появился металлический оттенок.
Я почувствовал, как с меня стягивают одеяло. Руки в перчатках обхватили мое предплечье. Мне было настолько плохо и тяжело, что я решил не открывать глаза. Я просто чуть повернулся к источнику прикосновения. От него пахло нежными женскими духами. От запаха сильно билось сердце, а во рту саднило.
- У него тахикардия, - спокойно сказала медсестра. – Рэй, поставишь ему капельницу? Он стабилен, но состояние пока тяжелое.
Рэй? Я помню это имя. Откуда?
- Поставлю, не беспокойся. Давай, вынимай из него это все, переложим его. Мне еще перевязки делать.
Девушка фыркнула и рывком оставила меня без одеяла вообще. Судя по всему, я был полностью обнажен. Я не выдержал и открыл глаза.
- Доброе утро, мистер Уэй! Не пугайтесь, вы в больнице, в реанимации. Сейчас вас отвезут в отделение хирургии, потому что терапевтическое на карантине. А теперь придется потерпеть, я выну катетер.
Медсестра потянула за одну из трубок, свисающих с кровати. От неприятного ощущения в животе мне хотелось свернуться в комочек. К счастью, это было недолго.
- Перелезай вот сюда, - Рэй похлопал рукой по каталке, стоящей рядом с кроватью.

Потолок мнимо упал на меня три раза, пока я не почувствовал, что перелезть все же удалось. Мнимая реальность падающих потолков? Созвездие шкафов на выбеленном небе?

Колеса каталки подпрыгивали на стыках кафельных плит, выстилавших пол. От такой встряски меня тошнило, а ленты ламп дневного освещения тянулись перед глазами потоком бесконечных дождевых червей. Почему я попал сюда?
- Это в шестерку, - судя по звукам, Рэй бросил куда-то пачку бумаги, - по идее, это терапевтический профиль, но Уэй приказным тоном сказал, что лежать будет у нас. Напиши, что у него острый аппендицит, например.
- В шестерке у нас одна койка свободна? –  женский голос смычком проехался по натянутым барабанным перепонкам. Неприятно.
- Лидия, там их всего две. Устроишь его? Перелезть он сможет.
Надо мной наклонилась женщина в белом колпаке, в маске, закрывающей все, кроме глаз.
- Сейчас устрою вас в палату, мистер…ээээ… Уэй.
- Лидия! Там кто у тебя? – издалека зазвучал голос Майкса.
- Из реанимации с суицидом. Вы говорили, это к нам.
- Да-да, кладите в шестерку, - Майки промчался мимо, даже не глянув на меня. Я устало прикрыл глаза. Что творится в этой неизвестной реальности?

Голова заметно кружилась, когда я оказался в свежей, прохладной постели. В вене опять была иголка, в меня вливались литры прохладных растворов. Каждые двадцать минут заходила Лидия, чтобы поменять бутылки.

- Что со мной произошло? Почему я тут? – спрашивал я ее, мою мучительницу в маске, со смеющимися глазами.
- Вы выпили много снотворного. Скоро поправитесь. Не переживайте, все будет хорошо, - отвечала она, подтягивая маску к самым глазам.

Что я пил и сколько, я не помнил вообще. Я помнил, как нужно готовить овсяную кашу, я помнил, что не стало Кристин. Как она погибла? Кажется, захлебнулась водой, соленой водой мирового океана. Или нет? Я помнил отчетливо только ее глаза. Карие, темно-карие и такие же насмешливые, как глаза Лидии, приказывающей мне не шевелить рукой и шепчущей что-то про плохие вены. У меня не было сил даже повернуть голову, зато были силы вспоминать.

Это было утренним детством, в росяной рассвет. Теплый, дымящийся луг, пряный запах трав, предповседневное солнце и  нежно-розовые облака, размазанные по небу. Я помнил даже запах, резкий, удушающий, оставляющий заложенным нос и перехватывающий горло. Майкс путался во взмокшей траве, звонко смеялся и ловил бабочку, норовившую сесть ему на голову. Это было до наркоты, до девчонок, до гитары. До всего. Мы носились по залитому лугу, разбрызгивая сентиментальные лужи, поднимая стайки пыльчинок с цветочных шапок. Нам было хорошо вместе. Не из-за чего ссориться. Почему я помню этот луг, но не помню таблетки, гибель Кристин и запах рук моего брата? Компенсаторный механизм памяти? Я читал когда-то о таком. Как будто выстраивается стенка, отделяющая все негативное и разрушающее. Вот только зачем?

- Привет, я – твоя память.

Это было утром, совсем недавно. Я проснулся от ощущения новой прохлады в руке.

- Привет, я – твоя память.

Я повернул голову. Впервые за много дней. Я повернул голову, потому что она не кружилась. А во рту впервые не пахло лекарствами.

- Привет, я – твоя память.
 Он присел перед моей кроватью на корточки. И просто смотрел мне в глаза. Это он шел по трупам. Сердце вылетело в мое горло, мигом не давая мне дышать.
- Почему я тут? – этот вопрос был только к нему, улыбающемуся, светящемуся изнутри, как будто умершему много веков назад и воскресшему только сейчас. К раскрашенному богу, не стыдящемуся убивать. Вера в него – путь убийц. Оправдание ему – его сияние, его ореол как будто безумия, но безумия отточенного в этих огромных глазах, в тонких поджатых губах.
- Ты наглотался таблеток. Тебя из реанимации перевели, - просто сказал он, и его нимб рассыпался пылинками по щекам. Зачем он пошел в банк? Ах да, у него была сестра…
- Почему ты – моя память? – снова спросил я. Кажется, мы общались мысленно. Что он сделал со мной? Я здесь по его воле? Ради его умирающей сестры?
- Потому что.
Его пальцы проворно подоткнули под меня одеяло. Мне стало легко и приятно дышать. Я вновь на точке отсчета. Если бы не он, сидящий на корточках, смотрящий на меня в упор, я был бы другим. Он – апокалипсис, неосторожный толчок человека, стоящего сзади меня над пропастью.
Кажется, я уснул впервые за много дней. Мне снились горы.

- Представь ситуацию… Можешь? – Фрэнк стоял у окна, сложив на груди руки, смотря на чаек, которые кричали где-то, требуя подачки. Это было через много дней, когда мне было совсем хорошо, капельницы ставили только утром, а Майкс успел забежать ко мне целых три раза, поцеловать меня рассеянно, принести поесть домашнего и поспешно исчезнуть, что-то пробормотав про операции и пневмонию в терапевтическом отделении.
- Могу. Что мне представлять? – в меня как раз вливали очередные четыреста миллилитров. Рука затекла, и я пытался удобно подвинуть ее. Мне все время казалось, что люди вокруг меня ощущают себя виноватыми. Потому что Фрэнк как-то чрезмерно радовался тому, что я с ним в одной палате. «Мест больше не было», - устало пожал плечами Майки, когда забежал ко мне в первый раз. Тогда мне хотелось биться в судорогах и рассказать брату про все, что сделал со мной Фрэнк. Но я не смог. Я натянуто улыбнулся. Так мой палач рад, что я, его жертва, остался жив?
- Представь, что ты встретил того человека, которого ждал всю жизнь. Вот прямо сейчас встретил. Как будто я – этот самый человек. Представляешь? – Фрэнк словно говорил все это чайкам, которые уже не требовали – угрожали криком.
- Представляю. Или не совсем представляю, - усмехнулся я. Мой палач – мальчишка, безрассудный мальчишка. Сколько там ему? Двадцать пять?
- Что бы ты сказал этому человеку? А? Меня всегда интересовало это.
- Я бы промолчал и прошел бы мимо. Потому что я думаю, что каждый сам должен сделать свое счастье. Оно, когда своими руками, роднее и теплее.
- Ты меня не понял, - Фрэнк рассмеялся. – Ну ладно, ты все равно мыслишь по-другому. Но вот если ты ждал. Избавителя, благодетеля, не знаю… Но ты ждал его. Всю-всю жизнь. Что скажешь ему?
Я рассмеялся.
- Готовишься к встрече бизнесмена с деньгами, который все за тебя заплатит? – язвительно бросил я, злясь больше на надоедливую капельницу, чем на него. Потому что я был рад, что остался жив. А он радовался моей жизни.
- Какого бизнесмена? – не понял Фрэнк, смотрящий на чаек, следящий за ними глазами.
- А что, деньги на операцию сестре уже не нужны?
- Я давно не спрашивал о ней, - голос Фрэнка стал чуть-чуть ниже. Неуловимо ниже. Как будто злее стал.
- Спроси лучше о ней, а не о том, чего не может быть.
Я равнодушно отвернулся к стене. Он сломал мою жизнь. Но она еще осталась моей. Я же смогу все исправить?

- Айеро, подойдите в перевязочную! – в палату на секунду заглянула Лидия. Она все так же ходила в маске.
- Сейчас приду. А ты подумай все же. Потому что ты ждешь кого-то. Точно ждешь. Я точно не знаю, зачем ты пытался покончить с собой, но это значит, что тот, кого ты ждал, просто опоздал на встречу. Заметь, я не уточнял, придет он или нет, я просто говорю, что он опоздал, - Фрэнк приподнял одну бровь и вышел вслед за Лидией. Иногда он еще тяжело дышал, потому что легкое заживало медленно. Из-за меня.

Я едва дождался, пока мне снимут капельницу. Мне хотелось поговорить с братом. Ходил я с трудом – кружилась голова, но по отделению передвигался уже вполне самостоятельно. Присутствие Фрэнка, пусть иногда и молчаливое, тяготило меня. В любой схватке он был бы сильнее и безжалостней. Мне хотелось домой, к мольберту и краскам. Хотелось курить и чувствовать себя одиноким.
Осторожно, держась за стены, я подошел к кабинету брата. Он все еще был за заведующего отделением.
Дверь была приоткрыта. Уже дотрагиваясь до ручки кончиками пальцев, я услышал, как что-то с грохотом упало на пол. И сразу застонал Майкс. Это сработало как электрошокер. Я резко отдернул руку. Чуть не упал, потому что кровь ударила в голову, заставляя реальность покачнуться. Что с моим братом? В детстве мне часто приходилось его защищать, потому что интеллигентный и начитанный Майки мог на все выпады в свою сторону только изящно поправить очки. Он не дрался вообще. Либо диалог, либо уходить по-английски. Все. Все методы перечислены. В мозгу мигом пронеслась картина – Майки, привязанный к стулу, и люди в масках, держащие его на прицеле. Или избивающие. Тонкая стройка крови, сбегающая ото рта… Больше терпеть я не мог.

Я толкнул дверь, которая с тошнотворным скрипом отплыла в сторону. Тут же со стола упала лампа, которую за шнур потянула тонкая Алисина рука, безуспешно пытающаяся найти опору, хоть за что-то ухватиться. Алиса лежала на столе, запрокинув голову. Из ее глаз текли слезы, оставляя такие характерные черные потеки туши. Губы были закушены, она тихонько стонала, поминутно облизываясь и шаря по столу, сталкивая все больше и больше папок, ручек, листов бумаги. Причина ее напряженности, ее закушенных губ была проста – рука Майкса тянула ее за волосы назад, заставляя прогнуться в спине, показать обнаженную левую грудь, с которой сползла порванная футболка. Майки двигался быстро, ударяясь бедрами о стол, закрыв глаза и сведя брови. Таким я видел его в первый раз.
- Майки? – тихонько позвал я. Наверное, мне стоило бы просто уйти, но во мне возникло внезапно желание спасти девочку, так откровенно плачущую, так откровенно сдерживающуюся, всхлипывающую, прижимающуюся к столу.
Брат открыл глаза.
- Черт… - он громко выругался, тут же делая шаг назад и поспешно натягивая брюки, - прости. Я сейчас приведу тут все в порядок. Проходи.
Я прошел в кабинет, плотно прикрыв дверь, и сделал вид, что мне очень интересны чайки за окном.
- Возьми мою футболку. И прекрати уже рыдать, ничего страшного не произошло! – раздраженно сказал брат за моей спиной.
- Но мне больно!
- Не умрешь. Одевайся и жди меня внизу, в приемном покое.
Послышался шорох и треск застегиваемой змейки. Потом негромко хлопнула дверь. Алиса ушла. Поэтому я обернулся и увидел Майкса, который стоял без футболки и внимательно рассматривал что-то у себя на животе. Он был весь в поту, смахивал влажную челку и дышал ртом.
- Я хочу домой, - просто сказал я. – Больше тут я быть не могу. Я почти здоров, долечусь дома.
- И ради этого ты сейчас пришел?
- Да. Прости, что отвлек от такого важного занятия…
- К черту все, - Майкс подошел к шкафу и достал бутылку коньяка. Глотнул из горлышка. Покашлял и посмотрел на меня, чуть развернув плечи. На правом плече было огромное пятно от одного из поцелуев Алисы. Такая по-детски невинная и такая развратная. Раскол противоположностей.
- Джер, я пока не могу тебя никуда отпустить. В тебе токсинов больше, чем в бочке с крысиным ядом. Давно ли ты встал с постели самостоятельно?
- Я хожу второй день. И я устал. Хочу домой.
- Нет. Нельзя. Я не могу.
Майки подошел ко мне и обнял, прижимаясь, ладонями ведя по моей спине.

- Ты еще плохо себя чувствуешь.
- Тогда можно мне отдельную палату?
- И президента в сиделки? – Майки усмехнулся, - нет у меня палат больше. Я понимаю, сталкивать вас с Айеро во второй раз было весьма жестоко по отношению к тебе, но именно ты привез его в больницу. Судя по тому, как вы тогда расстались, вы все-таки ладите более или менее. Не переживай, я выпишу его через недельку. У него осложнения там есть, так что пусть еще немного полежит, для верности.
- Майкс!
- Джерард! Как я сказал, так и будет. Пока что тут хозяин я.
Брат раздраженно походил по кабинету. Он так и уйдет отсюда – с обнаженным торсом, влажными волосами, явно тесными брюками?
- Майки, подойди, - мой тон «старшего брата» был убедителен. Младший повиновался, подошел ко мне почти вплотную, с вызовом смотря мне в глаза.
Я притянул его за затылок, впиваясь в его губы, целуя страстно и жадно, пальцами комкая пряди слегка отросших волос. Мой язык наткнулся на сомкнутые зубы.
Майкс оттолкнул меня спустя мгновение, ударил по скуле. Падая, я попытался ухватиться за подоконник. Не удержался, почувствовал, как пластик с силой ударяет меня по нижней губе.
Я пришел в себя уже на полу. Майки наклонился надо мной, помял пальцами мои щеки, которые, кажется, ничего не чувствовали.
- Я скажу Лидии, чтобы зашила тебе губу. А то полтора года заживать будет. Вставай, - брат потянул меня за предплечье, но я не смог встать, потому что голова гудела, а в ушах как будто был колокольный звон.
Я еще видел, как Майкс не спеша надел куртку, позвенел ключами, пряча их в карман.
- Идиот, - резко сказал он, оставляя меня одного.