Глава 10.
  Я проснулся, оттого что мне становилось все холоднее без сползшего куда-то одеяла. Вдобавок ко всему, у меня затекла рука, на которой я благополучно проспал всю ночь. Теперь ее пронзали тысячи иголок, заставляя меня шипеть и морщиться после каждого движения.
   Майки уже не было рядом со мной. Его отсутствие я ощущал даже обнаженной спиной. Наверное, вслед за братом уползло и одеяло.
   Я представил Майки, босыми ногами шлепающего по полу, завернутого в одеяло, и улыбнулся. Когда я думал о нем, Майкс в моих мыслях чаще всего был совсем ребенком. Наверное, дело было в том, что я никак не мог признать, что мой младший брат намного взрослее меня. А, может, в детстве мы проводили гораздо больше времени вместе, вот я и запомнил его таким – долговязым, достаточно неуклюжим, передвигающимся по дому в шортах и безразмерном свитере, позаимствованном у меня из шкафа. Такого рода свитера прикрывали шорты почти полностью, создавалось такое впечатление, что Майкс – гриб на тонкой ножке.
   Я сладко потянулся, чувствуя, как растягивается каждая мышца. Ощущение иголочек в руке уже проходило, оставляя после себя лишь легкое покалывание. Я свернулся калачиком, собираясь еще немного поспать, но это мне не удалось. Солнце заливало комнату брата, слепило глаза даже сквозь закрытые веки, так что мне не то что не спалось, а даже не дремалось. Вдобавок ко всему, я отчетливо ощущал самый прекрасный утренний запах – аромат кофе. Кажется, он просочился в щель под дверью.
   Поэтому, полежав еще минутку и окончательно замерзнув, я слез с кровати, сразу находя глазами свои брюки. Определенно, Майкс – мой ангел-хранитель. Этой ночью я спал необыкновенно крепко, без сновидений. То, насколько легка моя голова, я оценил только сейчас, потянувшись за джинсами.

- Джер, у меня к тебе предложение! – сразу выпалил вошедший в комнату брат. Он как чувствовал, когда я проснусь.
- Откуда ты знаешь, что я не сплю? Ты всегда входишь без стука и умудряешься меня не разбудить, - спросил я, застегивая джинсы. Они явно угрожали стать мне малы за то время, что я буду жить у мамы. Кормить меня и Майкса – ее любимое дело. Сколько раз мы ели вчера? Пять? Шесть? Десять? Обиднее всего то, что я отращу себе брюшко, а вот Майки останется таким же худым, хотя ест вдвое больше, чем я.
- Понимаешь ли, Джи, у меня в голове есть особая лампочка. Она загорается красным светом каждый день, как только ты открываешь свои чудные глазки…
- И на ней написано «биологическая опасность», - закончил я.
Майкс рассмеялся, старательно прикрываясь рукой.
- Можно сказать и так. Так вот, чего я и пришел. В свете того, что наша мама пропустила все допустимые стадии денатурации белка, - брат поправил воображаемые очки, - завтрак может считаться безвременно утраченным, или подгоревшим, но это если выражаться ненаучно. Поэтому предлагаю, коллега, взять гитару и устроиться пока на чердаке. Как вам такой расклад, мистер Уэй-старший?
- Предложение рассмотрено и принято в первом же чтении, - подчеркнуто серьезно произнес я, наблюдая, как брат через всю кровать тянется к гитарному чехлу, украшавшему стену.

   Продавленная кровать с радостью приняла нас в свои истошно вопящие пружинами объятия. Чердак был чуть притемнен растущими около дома деревьями, здесь было прохладно, доносилось радостное щебетание птиц.
   Я отхлебнул горячего кофе (счастье прокатилось по мне, согревая и вызывая чувство чего-то пушистого внутри) и подтянул под себя ноги, устраиваясь удобнее. Брат сидел напротив меня, обхватив свою чашку длинными пальцами. Из его рта торчал кусочек печенья, и Майкс пытался доесть его без рук. Смотря на то, как он сворачивает губы трубочкой, потом поджимает их, запрокидывая голову назад, как птенец, я совсем не мог представить его серьезным врачом. Я улыбался, силился не засмеяться, чувствовал, как у меня от улыбки уже болят щеки.

   Наконец, печенье было повержено, разжевано и проглочено. В три глотка выпив кофе, Майкс поставил чашку прямо на пол рядом с кроватью и взял гитару. С нежностью погладив гриф, он устроил ее у себя на коленях. Его пальцы будто сами по себе улеглись на струны. Брат взял несколько фальшивящих аккордов, брезгливо крутя носом.
- Джер, спой мне «ля», - попросил он, хватаясь за стертые временем колки. - Давай, не стесняйся, дай мне «ля».
Я откашлялся и попробовал изобразить голосом что-то, похожее на эту ноту, надеясь, что попал правильно. За время, что я уже не пел, связки немного подсели, голос был с хрипотцой. Новая жизнь. Новый тембр.
- А пока я настраиваю гитару, давай пооткровенничаем, - Майкс пропел последнее слово, дергая одну из струн.
Мой взгляд сам собой зацепился за бинт на его запястье. Я дотронулся до него кончиком пальца.
- Тогда я первый. Расскажи мне про свою татуировку. И сними уже бинт, ты явно сделал рисунок не для того, чтобы все время прятать.
- Ладно, уступлю тебе право начать допрос. Старший брат, все-таки, - вздохнул Майкс, развязывая бинт. - Эта татуировка для меня – память, - брат протянул мне руку, освобожденную от повязки.

На запястье было красное сердце. По нему была протянута белая лента. «Forever». «Навсегда».
- Я подумал, что взрослею, - продолжил Майки, - и решил оставить себе что-то о тех безумствах, что мы творили. Помнишь наши концерты? Они в моем сердце, то есть, здесь, - Майкс указал взглядом на рисунок.
- Понятно, - улыбнулся я ему, выпуская его руку из своих, - ответ засчитывается. Твоя очередь.
Что ж, теперь мне осталось только надеяться, что Майки не будет спрашивать про Фрэнка. Я уже не думал о нем, и это было моей маленькой победой над собой.
- Джерард, - Майкс перебирал струны, выдавая фальшивую еще местами мелодию, - скажи, это правда ты стрелял в того парня?
Надежда не оправдалась. В который раз. Кажется, по телу опять пробежала та знакомая боль. Но это мне только кажется.
- Да, я.
- И ты никого не покрываешь? – Майкс еще немного покрутил колки.
- Нет.
- Странная история. Если бы я знал тебя чуть меньше, я бы точно решил, что ты – соучастник этого неудавшегося ограбления. Впрочем, следователь точно так и подумал. Это же лежит на поверхности.
- Майкс, я ни в чем не виноват, кроме выстрела. Все вышло случайно. Просто стечение обстоятельств.
- Меня беспокоит твой синяк на пояснице, Джи. Тебя точно не били, не издевались над тобой? – уточнил брат, закусив нижнюю губу и глядя на меня. - Ты можешь рассказать мне всю правду, знаешь же, что я пойму.
- Все в порядке, честно. Я бы сказал тебе, если бы что-то произошло.
- Сегодня мне звонили насчет Фрэнка, кстати. Надеюсь, я правильно запомнил его имя. Могу тебя обрадовать – кризис позади, теперь он будет поправляться.
Я почувствовал облегчение. Если Фрэнк будет жить, моя ошибка не будет неисправимой.

Гитара была настроена.
- Споешь, Джер? – Майки начал наигрывать мелодию одной из наших песен.
- Попробую.
Я откашлялся и начал первую петь первую строчку. Я не был уверен, что помню все слова, но негромкая гитарная музыка помогала мне, выталкивая на мой язык давно забытые куплеты. Мурлыканье брата, подпевавшего мне, поддерживало и делало звучание моего голоса более уверенным.
- Я просто никогда не думал, что ты сможешь выстрелить в человека, - пропел брат, попадая в рваный ритм музыки.
- Еще раз повторяю – это было случайностью. Давай не будем говорить об этом, - попросил я Майки. Мне не хотелось, чтобы он напоминал мне о прошлых событиях. Я бы с радостью отгородился от них. Жаль, что память нельзя просто отключить.
- Ладно, оставим эту тему, - неожиданно легко согласился брат.

Вместе мы допели песню до конца. Майкс откинул волосы назад со лба, отложил гитару и вытянул вперед руки, соединяя и выворачивая пальцы.
- Давненько я на обычной гитаре не играл, теперь руки затекают, - пожаловался он. -  Твой голос, между прочим, все так же хорош. Может, вспомним былое и выступим где-нибудь вместе?
- Это неплохая идея, - я чуть приподнял бровь. Может, и вправду стоит вернуться на сцену? Только одно, в принципе, может меня удержать. Сцена принимала меня старого, но примет ли меня нового?

Майкс залез в карман джинсов и вынул пачку мятной жевательной резинки.
- Будешь? – предложил он мне. - Это неплохая закуска к кофе, кажется.
- Я пока не хочу, - отказался я. Отказался единственно потому, что у меня на языке еще был такой приятный, не перегоревший вкус кофейных зерен. – Я у тебя потом возьму.
- Потом будет поздно, - назидательно произнес Майкс, запихивая в рот белую подушечку резинки, сминая в кулаке упаковку. – Ты будешь устраиваться на работу, Джер?
- Да, надо бы, на искусстве много не заработаешь. Считай, что я хочу работать ради искусства, - ухмыльнулся я Майки.
- Думал бы ты так всегда, - вздохнул он. - У нас в больнице свободна должность экономиста. Наш главный врач мечтает устроить из нашей больнички прибыльный бизнес, вывести на мировой уровень, как он говорит. Но ему вечно не хватает денег, он прогорает на мелочах. Поговорить с ним?
- О, это было бы просто замечательно! – я оживился. Фигура брата напротив меня. В полосатых носках. Это было как-то по-домашнему уютно. Каюсь, я думал совсем не о работе.
- Джерард, по твоему блуждающему взгляду я вижу, что ты несколько отвлекся от разговора. О чем ты думаешь?
- Знаешь, - мне внезапно захотелось поделиться с братом своими мыслями, - я все время боюсь только одного. Того, что моя жизнь будет подобна серой тряпке. Я окончил школу, выучился на экономиста, устроюсь на работу куда-нибудь, буду каждый день, в одно и то же время, в одном и том же месте исполнять свои обязанности. Хотя я никому ничего не обязан. Мне будут платить. По сути, я буду тем же рабом, если не считать вот этих ежемесячных подачек. А я так не хочу, - почти выкрикнул я, - мне не нужна эта рутина. Лучше сгореть, подобно свече, оставив после себя хоть что-то, чем жить, постепенно прогнивая изнутри. Художники, певцы, музыканты – это творцы, они сами делают свою жизнь, - дальше я уже не знал, что говорить, поэтому попытался закончить свою мысль взглядом.
Майкс перехватил его, чуть жмурясь.
- Джер, я тебя прекрасно понимаю. Поэтому я и выбрал профессию врача. Мне нравилась перспектива быть за гранью, сражаться с чем-то невидимым и очень опасным. Ты делаешь операцию, ты знаешь, что в твоих руках жизнь человека. Чувствуешь себя по меньшей мере Творцом, - Майки прикрыл глаза, - а если проигрываешь эту схватку с болью, с болезнью, то ты - ничтожество, ты на ступень ниже, чем обыкновенный червяк. Этот контраст и помогает мне каждый день ходить на работу. В одно и то же время. Ты справишься, Джи. Я же в это верю.
- Ну, хоть кто-то, – усмехнулся я, - а ведь я никому про все это не говорил, только тебе.
- Да? – Майкс вздернул брови вверх, - это прямо-таки удивительно. Доверять брату – нонсенс, - он фыркнул, обиженно отворачивая лицо.
Сложив губки бантиком, Майки надул большой пузырь из жевательной резинки. Полюбовался на него некоторое время, чуть скосив глаза. Спустя несколько секунд прорезиненной мятное чудо лопнуло, оставляя ошметки на губах брата. Он слизал их, косясь в мою сторону. Явно ждал, что я попрошу прощения. Не дождется. Я доверяю ему, и он и так прекрасно это знает. Нет повода вот так на меня дуться.
- Жаль, что у тебя не осталось ничего мятного, - с жалостью произношу я, завидуя его способности надувать такие вот большие пузыри. Как в детстве. Признаться, послевкусие кофе – самое мерзкое, что мне доводилось ощущать на языке. Приятный кофейный вкус постепенно сменяется чем-то тошнотворным, приторно-сладким. – Ты даже печенье все слопал, - невпопад говорю я, оглядываясь назад в поисках чего-нибудь, что могло бы перебить горечь. В моей голове, кажется, происходит нечто странное. Но что, я не могу объяснить. – Маленький проглот, вот кто ты.
- Давай поделюсь, - лукаво ухмыляется братец, показывая на кончике языка маленький белый комочек.
- Ты сам говорил, что она последняя. А я, идиот, сам отказался, - бормочу я, опуская глаза, смотрю на руки, они мне страшно интересны сейчас. Что со мной происходит? Не знаю.
- И что? – риторически спросил Майкс, приближая свое лицо к моему, - как будто это так важно.

   Его дыхание обдало мои губы мятной волной, чуть покалывающей кожу. Овсянка и мята. Тепло подогретого молока и резкая свежесть зеленых листков, положенных сверху. Все это прокатилось, пробежало по мне, исчезая в уголках рта. Майкс подался вперед, легко касаясь моих губ. Его глаза были закрыты, кожа на шее натянулась, обрисовывая очертания тонких мышц, хрупкие уголочки кадыка, я мочку между ключицами. Я принял его губы в свои, бережно, нерешительно. Влажный, прохладный язык сразу же проник в мой рот, перекладывая мятный комочек куда-то вглубь. Помимо воли мои пальцы протолкнулись на затылок брата, удерживая его. Я не понял, зачем я это делаю. Я чувствовал лишь его мягкие волосы под подушечками пальцев, дыхание рот в рот и касания губ. Моя рука надавила на затылок Майкса, и я, наконец, проник в его рот, изучая, собирая каждую молекулу теплого овсяно-кофейно-мятного коктейля. Я терся языком о язык Майкса, кажется, сдирая этим кожицу. Губы мучительно соприкасались, вызывая во мне судороги. От переизбытка ощущений я не понимал, отвечает ли Майки на мой поцелуй. Я чувствовал себя ватным, ненастоящим, действовал на автомате. Кончик моего языка достиг его неба; Майки болезненно дернулся и двинулся ближе ко мне, позволяя вторгнуться в его рот еще дальше, почувствовать вкус полностью. Руки моего брата бездействовали. Кажется, дотронься он сейчас до меня – и я взорвусь, рассыплюсь на миллионы искр. Несколько касаний кончиком языка, робкие шажки по небу. От зубов все дальше, все запретнее. Я опустил руку с затылка Майки на его шею, в доли секунды добираясь до выпирающих позвонков.

Майки сразу же отпрыгнул от меня, закрывая губы рукавом рубашки, смотря на меня абсолютно дикими глазами.
- Джерард?! Что… какого черта… Что вот сейчас произошло вообще? - вопрошает Майкс, обнимая себя руками. Он стоит напротив меня, я сижу на кровати. Мои руки вновь необыкновенно интересны. Что произошло? А я знаю? Я даже не могу ответить на прямо взгляд брата. И уж тем более я не в состоянии пояснить, зачем поцеловал его. Грань была стерта, проломлена. Сейчас я был не в себе.
- Джи, ты очень напугал меня, - Майкс уже спокоен, подходит ближе ко мне, запускает руку мне в волосы. Его голос такого тона, каким он разговаривает с пациентами. Я чувствовал опустошение. Вся моя сущность уместилась в одном огромном желании. Я хотел своего брата. До дрожи. В моей голове словно отключилось что-то. Фрэнк. Во всем виноват он. Он и тот безумный оргазм, который я получил именно под ним. Я – чудовище. Проблема во мне самом. Фрэнк просто проломил барьер, удерживающий всю грязь внутри. Пальцы брата ласкали мои волосы, перебирали пряди, чуть тянули за них. Я до боли закусил нижнюю губу. Протянув руку, я аккуратно провел рукой по джинсам Майки, задевая змейку, спускаясь от пуговицы на его брюках до самой промежности. Я чувствовал его плоть через ткань. Горячую и тугую. Брат тут же сделал шаг назад. Присел передо мной на корточки.
- По идее, я должен сейчас тебя ударить, накричать. Но я не могу этого сделать. Что с тобой происходит?
- Я хочу тебя, - прошептал я одними губами, - хочу.
- Джер, очнись! – голос Майкса был взволнованным, но он явно не злился, - что с тобой творится? – он несильно похлопал меня по щекам.
- Прости меня, прошу, - вполне искренне произнес я, поднимая на него глаза, - я не знаю, что это было.
Я спрятал лицо в ладонях. Мою голову наполняли абсолютно сумбурные мысли. Точнее, это даже были не мысли. Обрывки фраз, желаний, смешанные с грязью и темнотой.
- В произошедшем больше виноват я, чем ты, - произнес Майкс, наконец, перебираясь на кровать рядом со мной, - я все время тебя трогаю, целую. Но Джи, пойми, пожалуйста, что я люблю тебя, как брата, мне не нужна близость с тобой. Подобного рода близость, - уточнил Майки.
Кажется, я готов быть заплакать. Не знаю, от чего, но глаза уже ощутимо щипало.
Брат обнял меня, прижимая к себе мою голову, поглаживая по плечу. Он что-то шептал мне, но слов я не мог разобрать. Желание медленно отступало, меня обволакивало тяжелое чувство вины. Я не знал, к чему приведет то, что я натворил. Снисходительный тон Майкса еще больше унижал меня. Уж лучше бы ударил.

   Близился вечер. Я лежал на своей кровати. В моей голове была абсолютная пустота. Кажется, я лежал вот так, на спине, уставившись в белый потолок, уже несколько часов. Меня это мало волновало. Я бы хотел проанализировать свой поступок, но не мог заставить себя сделать это. Меня пугала меня сущность, прорывающаяся наружу. Я же должен был привыкнуть к прикосновениям брата с детства, он родился кинестетиком, его пальцы были главными органами чувств для него. Да я и привык к прикосновениям Майкса, к его изучающим губам, объятьям, поцелуям. Это в последнее время со мной что-то не так, явно. Мое тело вырывается из-под моего контроля. Я ненормален.

Подавляя мучившие меня мысли (легче было просто отбросить их, чем проанализировать), я встал на ноги, прошел несколько кругов по комнате. Не хотелось даже рисовать. Внимательно глядя на ковер, лежащий на полу, я перебираюсь в гостиную, спускаясь по лестнице, скользя по перилам рукой. Я уничтожен, меня снова не существует. Ноги переставляются сами по себе, я не знаю точно, куда приду в итоге. Первый этаж дома. Уютные кресла, камин. Мне кричать хочется от тоски, переполняющей меня.

«Я весь ненастоящий, не из того теста сделанный.
Только тронь меня – и порежешься,
Обними меня – и раскаешься.
Я весь фальшивый, торопливо рассказанный.
Изучай меня – разочаруешься.
Поверь мне – и настрадаешься», - думаю я, зачем-то садясь на самый краешек дивана.

Я складываю руки на коленях. Они дрожат. Я сижу идеально ровно, как учили в школе. Статичность моей позы успокаивает мои мысли, они перестают переливаться в моей голове. Я уже могу концентрировать взгляд на каких-либо предметах. На журнальном столике лежит ноутбук. Чисто машинально я беру его на колени, включаю. Мое одиночество отпускает меня, даже не просто отпускает, а отталкивает. Я хочу с кем-нибудь поговорить. Мама вышла к соседке, брат сидит в своей комнате. Кажется, он вздумал защитить диссертацию. Или же все дело во мне. Майки просто спрятался от меня.
Моя электронная почта пуста. Я никому не был нужен.
«Пользователи он-лайн: Kris» - надпись в углу экрана.
Кристин. Получается, я изменил ей? Или изменил своей любви к ней?
Неважно, потому что пальцы щелкают по мышке, начиная переписку. Я должен ей все рассказать. Не сейчас, но рассказать. Я люблю ее. Люблю до боли в стиснутых зубах.

«Кристин? Это я, Джерард. Привет!»
Печатаю дрожащими пальцами. На ее месте я бы не стал отвечать на такое сообщение.

«Привет».
Ответ приходит почти сразу же. У меня лихорадочно загораются щеки, я смотрю на это сообщение, пытаясь увидеть скрытый смысл. Не выходит.

«Я видел твою записку у Майкса. Это все правда? Ты не злишься на меня?»
Кидаюсь с места в карьер. Будь что будет. Я покорен. Я плыву по течению, раскинув руки.

«Читать чужие письма нехорошо, знаешь ли… А ты сам как думаешь?»
Иронично-насмешливая Кристин. Такая же, как и всегда. У меня ностальгия. Я хочу снова быть с ней, вдыхать ее запах, который даже нельзя ни с чем сравнить.

«Это вышло случайно. Я вёл себя, как идиот. Но, если судить по тому, что я прочитал, ты все же меня простила. Наверное».
Я не уверен, нет, совсем не уверен в том, что заслужил ее прощение. Скорее, я заслужил виселицу. Но я должен, обязан натолкнуть ее на мысль об ее ответе.

«Он вел себя, как идиот… А почему ты всегда сначала делаешь, а потом думаешь о совершенном? Почему, Джи? Объясни!»
Да потому что я – это я. И ты, ты, Кристин, полюбила меня таким. Вспыльчивым и непредсказуемым. Не отвертишься, мне нужен прямой ответ. Да или нет. Быть или не быть.

«Кристин, тогда для меня важнее была музыка. Я хотел только одного – жить на сцене. Но теперь я изменился. Давай начнем все сначала? Я буду другим, обещаю».
Сейчас я, наверное, готов признаться в чем угодно. Я хочу вернуть мою русалку. Это мое оправдание, моя священная цель.

«Знаешь, как показывает мой жизненный опыт, люди не меняются со временем».
Девочка моя, как же ты молода… Я чувствую, как все быстрее бьется сердце. Я ненормально счастлив уже от того, что переписываюсь с ней.