Тишина обволакивает дом, наполняя воздух осенней прохладой из приоткрытых окон. Я слышу, как шумит у высокого забора старая сирень, листья которой уже стали покрываться желтыми пятнами. Все вокруг расползается перед глазами и даже иногда белеет. Наверное, я спятил. Родители спят в своей комнате. На часах уже почти пять утра, я не спал всю ночь. Знаю, что это не очень хорошо, но я просто не мог заснуть. Меня бросает в потливый страх от представления, что последний день лета остался позади. Что школа осталась позади. Что я больше не маленький мальчик, за которого могут впрягаться родители. Теперь я сам буду виноват. Мама больше не прибежит и не сделает все за меня. Я остался один на один с жизнью. И мне, знаете, очень страшно. Ведь ничего из списка моих планов может не сработать. Я никогда не стану тем, кем хочу. И сколько бы другие люди не пропагандировали стремление проживать жизнь так, как хочется тебе и заниматься только тем, что ты любишь... Вы задумывались над этим глубже? Нет, ну серьезно. Давайте подумаем трезво. У скольких из этих людей получилось все, что они задумывали? Ведь это не так все просто. Совсем нет. Делая что-то для себя, ты будешь думать: «О, а что скажут на это люди?». Один промах, — и тебя уже неправильно поняли. Общество не встретило тебя бурным рукоплесканием, оно только взяло тебя по кускам и заживо выбросило в мусорное ведро. А ведь не так ты хотел. Не так все задумывалось, правда? Жизнь — это не мир, где тебя будут всячески обеспечивать родители и убирать твое же дерьмо. Ведь ты будешь сам виноват. Потому что не те приоритеты. Уверен ли ты, что у тебя хватит сил и желания бороться за то, что входит в твои планы на будущее? И стоит ли это того?
Что касается меня, то я не знаю. Я растерян. Потерян. Возможно, уже успел куда-то завернуть не туда. Укутал ли меня дымчатый туман? Или у меня есть еще шанс просто взять и развернуться? И бежать так быстро, со всех ног, пока в груди легкие не уменьшатся в разы из-за нехватки воздуха. Пока они, словно пористые, не покроются сухим налетом.
Я нервничаю и кусаю ногти, сдирая кожу щипцами.
Она покрывается мурашками, когда я слышу звук работающего двигателя машины соседей. Свет фар отразился от окна, лениво пробегая по стенам, увешанными плакатами. Я видел, как утренний, совсем еще ранний ветерок запутался в висящем на двери Ловце Снов. Я видел налившийся пунцовым краешек этой ночи у самого горизонта. Скоро взойдет солнце, весь дом проснется. И если я хочу сбежать хотя бы на пару мгновений, хотя бы на пару минут, то я должен сделать это сейчас. Потому что больше этот день не повторится, его нельзя нажать на паузу, отмотать в самое начало, записать на кассету. Можно только остаться в нем, живя в своем «вчера». А я, знаете, не собираюсь этого делать. Как бы я не боялся провала, я просто хочу все успеть. С надоедливым «вчера» я лишь потеряю свое время.
Я бесстыдно ныряю в эту тишину.
Я плаваю в ней.
И она рокочет, отвечает мне шепотом горбатых синих волн, что каждый раз выбрасываются на берег, словно они сбегают от чего-то.
Как и я. Я ведь тоже бегу. Но время не замедлится ради восемнадцатилетнего парня, оставившего после себя шлейф запаха яблок. И немного безрассудства. Незнания.
Я одеваюсь и вылезаю из дома через мое открытое окно, прижимая к груди скейтборд. Не понимая, куда я направляюсь, встаю на доску и просто еду по остывшему за ночь асфальту. Ветер треплет черные волосы, и я готов распластаться в его объятиях, если бы я только мог. Дайте мне еще немного надышаться.
Я еду еще через сонные дома, иногда касаясь макушкой листьев деревьев.
Саммит страшно умиротворен. И, клянусь, прямо здесь, без утаек и броских фраз: я влюблен в этот город. Я влюблен в эту жизнь. Влюблен в людей, которые окружают меня. Но я еще слишком не готов справляться со всем в одиночку. Я не хочу быть самостоятельным. Это, наверное, самая гадкая пародия на Питера Пэна.
Я поднимаю собой серую пыль, пахнущую листопадом. Она поднимается прямо до алых вкраплений на небе, чтобы вызариться розовой дымкой.
Прямо туда, к сочно-зеленой траве, которую не поливают с утра из шланга и которую не стригут газонокосилкой. Я миную кварталы, чувствуя, как ком подкатывает к самой глотке. Может, я и волнуюсь зря? Может, все обойдется? Но кто меня заверит, что новое окружение мне заменит старое? Никто. Я не хочу уходить.
Просто оттолкнуться посильнее и заставить вскружиться в воздухе первые опавшие листья. Я закрываю глаза, не боясь налететь на пожарный гидрант или уличный фонарь. Я вдыхаю покалывающий утренний воздух и понимаю, что Саммит пахнет совсем хрустящими газетами, чья бумага еще теплая. Он пахнет вот такими рассветами. Он пахнет новыми возможностями, убаюкивая каждую ночь этими терпкими словами: «Не бойся». Но можно я понервничаю хотя бы для вида, а?
Я слетаю с аспидно-черной трассы и падаю в высокую траву с осевшей на ней росой. Тут где-то недалеко речка журчит, а над головой резанули светлеющее небо первые проснувшиеся птицы. Я достаю телефон из кармана джинс и набираю такой знакомый номер. Настолько знакомый, что нужные цифры на кнопках уже почти совсем стерлись. И, знаете, мне совсем все равно, что дисплей показывает пять с половиной утра.
— Ты, блин, знаешь, сколько сейчас времени? — бурчащий голос на том конце провода прерывает бесполезную линию гудков. — Джерард, ты что, серьезно?
— Мне не спится, — я услышал, как Фрэнк ядовито усмехнулся, — А еще я валяюсь в траве. И у меня есть сигареты. Давай ко мне.
— Ну уж нет, приятель, я собираюсь…
— Да брось, Фрэнки, не нуди. Успеешь еще выспаться. Здесь красиво. До мурашек просто. Ты должен это видеть.
— Прозвучало как-то по-гейски, — он тихо рассмеялся, еще немного помолчал, а затем сдался. — Ладно, ладно. Черт с тобой, Уэй. Это ты в нашем месте красоту нашел? — мальчик наигранно фыркнул, давясь собственной зевотой, которую я успел расслышать.
— В нашем месте, ага. Давай только скорее. Скоро солнце должно взойти. Тогда ты все пропустишь.
Он отключился, оставив меня ерзать на месте, подминая под собой траву от вдруг звенящей тишины вокруг. Но я точно знаю, что это не навсегда. И что страх мой не навсегда. Что даже я или Фрэнки — не навсегда. Наверное, в этом и заключается вся сегодняшняя красота. То, что она не вечна, подталкивает людей просто хотя бы запечатлеть мир вокруг себя. Они все хотят успеть. Я тоже. Тоже хочу много чего успеть, это что-то вроде игры. Или книги с невероятной концовкой.
Я смотрел на бледнеющее небо, на гаснущие звезды, на еще остающуюся кое-где темно-васильковую ночь и кусал свои ногти, не решаясь закурить одному. Это было что-то вроде нашего с ним правила: вместе или вообще никак. Честно признаться, я никогда не решался перейти черту, пытаясь узнать, что же таят в себе эти до одури страшно волнующие слова: «или вообще никак».
Я снова начал плавать в этой тишине.
— Весело. У тебя сегодня день рождения? Или здесь всегда такая тусовка по утрам? В следующий раз, прошу тебя, дай мне поспать. Мог бы созерцать эту красоту один, а мне потом просто показал бы фотки.
— Опять нудишь.
Я улыбнулся, машинально вытаскивая из кармана пачку сигарет и протягивая ее Фрэнку. Он с характерным звоном бросил велосипед на дорогу и съехал в траву, устраиваясь рядом. Мы закурили, выдыхая дым и стряхивая пепел куда-то около себя. Я зажал сигарету зубами, щурясь от едкого дыма, и приподнялся, чтобы подтянуть сползающие штаны.
— Так на что мне смотреть? — Фрэнк наблюдал за моими неловкими движениями, приподнимая уголки губ в ухмылке. Я нахмурил брови и вновь затянулся, обжигая горло сизыми кольцами, давая привыкнувшим легким подпитку. Зуд от беспокойства отступает, мне больше не хочется царапать свои руки и лихорадочно срывать заусеницы на пальцах. Я расслабляюсь, чувствуя, как проваливаюсь куда-то. Вниз.
— Точно не на меня. На небо. На восходящее солнце. Здесь ведь так чертовски красиво, Фрэнк. Просто... посмотри, — говорю ему я, выдыхая дым в насыщенно-желтые струи солнечного света. Я опираюсь на локти, слегка приподнимаясь, и улыбаюсь другу.
— Чувак, как бы тебе сказать. Мы здесь с десятого класса зависаем. И ты первый раз говоришь такое. Обычная опушка. Но с тобой-то все в порядке? Как ты, кстати? Готов к первому дню в колледже?
— В этом и вся суть. Я жутко боюсь, Фрэнки. Это страшно.
— О, да брось, Джерард. Не может быть у тебя все так плохо. Но если что-то случится, то ты же знаешь, что я буду рядом. Только представь: я и ты против целого мира. Да о нас скорее фильм снимут! Круто.
— Ничего крутого, Фрэнк. Никто не хочет быть отстоем, признай это. И иметь репутацию пидора или, скажем, лузера, над которым все будут издеваться, мне не хочется.
— Всегда знал, что тебе парни нравятся, — докуривая свою сигарету, Фрэнк зашелся в хохоте, в итоге подавившись дымом.
— Все, иди нахер, Айеро. И хватит ржать. Я же просто пример привел. С тобой нереально на серьезные темы разговаривать.
— Да ладно? Мы дружим с тобой с начальных классов, а ты только сейчас это понял?
— Знаешь, это что-то типа психологии человека. Если он постоянно отшучивается, то это значит, что он защищается от тем, которые его тоже волнуют. Просто не хочет раскрывать своих истинных эмоций.
— Знаешь, это что-то типа идиотизма.
Мы не выдержали и оба засмеялись.
И сейчас, лежа в этой зеленой траве, выкидывая бычки докуренных сигарет в стороны, мы становились ближе друг с другом. Мне нравилось это. Мы могли понимать друг друга ментально, одними только взглядами, жестами, движениями. Это был тот самый «мой человек», мой соулмейт, мой лучший друг, рядом с которым мне становится спокойнее. Просто потому, что я знаю, что этот парень всегда поддержит меня в правильной ситуации.
Если бы я мог, я бы поставил на паузу это мгновение. Чтобы время больше не бежало, как умалишенное, чтобы больше не было этого страшного и неизвестного «завтра».
Ведь в такие моменты я по-настоящему счастлив. Если, конечно, можно быть счастливым в то время, как спина леденеет от предстоящего ужаса.
— Пообещай мне, что, если вдруг все пойдет наперекосяк, мы просто свалим отсюда. Как и всегда хотели. Исколесим весь мир на твоем старом пикапе, подпевая песням из радио. Мы бы жили для себя, делая только то, что захотим.
— Обещаю, Джерард. Обещаю, — около минуты он молчал, положив одну руку под голову. Мальчик прикрыл глаза и спросил меня, так и не открыв их: «Ну, например, это случилось. И что ты бы первым делом сделал?»
— Ха-ха. Даже не знаю. Наверное, волосы бы в какой-нибудь безумный цвет покрасил. А ты?
— А я бы кошку завел.
Я будто воздухом подавился, от чего у меня на глаза слезы полезли.
— Ты? Кошку? Шутишь, да?
И мы снова засмеялись. Мы буквально разрывались в уже почти проснувшемся Саммите, оставляя мазки рассвета на холсте-небе. Мир обязательно запомнит нас. Он обязан. Потому что у нас, как обычно, все выйдет из-под контроля.
Фрэнк еще долго ворчал оттого, что у него из-за этой росы штаны намокли, а я смеялся над его фразами, иногда пропуская меж пальцев травинки. Мы выкурили по еще одной сигарете, болтая о будущих соседей по комнате в общежитии. А когда солнце расплылось в небе, скрывшись за серыми перламутровыми облаками, я почти заснул, так и валяясь в траве. Меня разбудил голос Фрэнка и рев проезжавших машин по автостраде.
— Эй, не спи. Уже почти семь утра.
Я не хочу уходить. Я бы вечность провел на этой маленькой зеленой опушке, скрываясь от всего мира в высокой траве. Я бы караулил каждый рассвет и каждый закат. Я бы вырывал солнце с низкого неба, пряча его в своих ладонях по вечерам. А ночью бы вся поляна светилась в мягком желтом свете. Я бы курил. Фрэнк просто был бы рядом. В нас жил бы ветер. И я был бы запредельно счастлив, понимая, что давно упал в расщелину «Свобода». Да, был бы. Если только не это «бы».
Мне тошно, потому что я знаю, что сейчас встану и отправлюсь домой, в гудящий дом, где мама без устали носится по комнатам, настойчиво стучит в двери, чтобы мы вставали. Майки включит на всю громкость свой тяжелый рок, а я, проснувшись под это громыхание и чей-то ужасный скрим, поплетусь к нему и снова наору, застав за какой-нибудь книгой в кровати. Он опять не будет слушать меня, так как мне просто не перекричать музыкальный центр. И, может быть, именно сегодня я разнесу его к чертям. Мы снова будем драться, пока мама не закричит отцу и не заставит его нас разнять. А вечером, как всегда, семейный совет, от которого меня тянет блевать. Родители заставят нас помириться, и мы делаем это, но только для вида. Каждый из нас это знает, ведь на утро все вновь повторится.
И так каждый день. Ничего не меняется. Я уже задыхаюсь от этого однообразия.
— Да, ладно. Хорошо. Тогда... по домам?
— Как скажешь, — Фрэнк пожал плечами, отряхнулся от пыли и взобрался на свой велосипед, я — на скейт. И мы покатили по трассе, возвращаясь в привычные каменные улочки, фонари которых уже выключались, а первые проснувшиеся в такую рань были, в основном, собачники. Я все ждал, когда же Фрэнк начнет свое «что случилось? хочешь поговорить об этом?», но этого не происходило, за что я мысленно поблагодарил его. В конце концов, именно сегодня этот домашний кошмар закончится. И... начнется ли другой?
Мы ехали почти всю дорогу молча, лишь изредка обменивались взглядами. Я понимал, что Фрэнку тоже не по себе, но с ним все будет в порядке. Я знаю. У него ведь нет лишних килограммов, нет чокнутого семейства, он, можно сказать, душа компании и всегда найдет, о чем поговорить. У него крутая внешность, вплоть от одежды и до тех же татуировок по всему телу, пирсинга. Иногда я задаюсь беспокоящим меня вопросом: как мы, я и Фрэнк, вообще можем быть лучшими друзьями? Поступая в колледж, возможность того, что он может отдалиться от меня, растет в геометрической прогрессии. Что мне делать, если действительно будет так?
Мы почти доехали до моего дома, как я резко затормозил, прижимая хвост доски к земле.
— Фрэнк? — он схватился за ручку тормоза и обеспокоенно посмотрел в мою сторону, от чего у меня кости заболели. Так больно, словно в них поселилась целая стая термитов. Их разнесло по сосудам, и мне кажется, что если я сейчас открою рот, то захлебнусь в подкатившей крови, потому что они проделали дыры во всех венах. У меня внутреннее кровотечение. — Мы же лучшие друзья, да?
Он грустно улыбнулся, словно это до меня только что дошло, а затем обхватил свободной рукой за шею, прижимая к своей груди.
— Навсегда, помнишь?
Он напоследок потрепал меня по волосам и отпустил, а я не мог сдержать рвущего шквала эмоций наружу в виде широченной улыбки. Да. Все будет хорошо. Непременно будет.
Не в бровь, а в глаз. Эта глава [многообещающего фанфика, судя по всему] передает моё сейчашнее состояние. Передо мной тоже новая жизнь, те же проблемы [за минусом лишних килограммов за плюсом проблемы с финансами], и, о фак, это действительно страшно. Замечаешь красоту места, откуда тебе предстоит уехать... Понимаешь быстротечность жизни... Что только сейчас, больше не будет возможности... Но вот проблема, мой соулмэйт теперь далеко, а Джерарду еще повезло) И да, как же я понимаю его желание сбежать. Даже не представляете, Автор, как сильно. Растерянность такая растерянность, ха. В общем, прямо в душу, правда. Слежу и жду новых глав, удачи:]
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
