POV Frank. Похуй. Одним этим словом можно описать всю мою жизнь. Одним этим словом и соответствующим ощущением пронизано все мое существование, начиная от моих обделанных дерьмом памперсов и вплоть до испачканных спермой боксеров. Пессимистично, зато правда… Сейчас я сижу сверху на разгоряченном Дже и ухмыляюсь ему в немытую и нечесаную черную макушку, пока он продолжил изучение губами моих скул. А ухмыляюсь я его ответу. -Погоди, Джи - пошептал я пару минут назад-Ты уже отказал мне сам, у тебя же Лин и… -О, Фрэнки, к чему это? Я думал, ты уже забыл о нашем маленьком разногласии… Лично Мне уже давно наплевать, детка, Я хочу тебя.-нетерпеливо перебил Джерард и стал губами опускаться ниже, по моей шее и до нагой груди, которую он целует и засасывает теперь, слегка прикусывая. Он увлечен, он возбужден, и он очень занят для того, чтобы услышать мой тихий нервный смешок и поднять на этот раздражитель голову и увидеть мутную горечь в моих зрачках. Тебе наплевать, да, золотко? Забавно все сложилось… Всю сознательную жизнь я частенько слышу это пропитавшее меня насквозь одно и то же слово от разных людей, с разной интонацией и в разных ситуациях, но всегда повторяется одно - их отношение ко мне. Ведь им насрать не на какие-то посторонние события, а на самого меня, на мои взгляды, страхи, и, самое главное, на мои чувства. Первым, кто открыл мне существование сего словечка, стал мой отец, который отдал мою мелкую руку в наманикюренную лапу воспитательницы детдома со словами: "О, милочка, мне наплевать абсолютно на это чудовище, поверьте, уж кого-кого, а меня точно совесть не замучает”. Затем слово это переходило из уст в уста, и в моем новом доме я каждый день слышал в свой адрес: "Ой, Айэро, отстань, мне все равно, что у тебя за проблемы, не видишь – Я занят!”… И в итоге я привык, стал таким же - похуистом, эгоистом и прочее и прочее. И я стал жить, как они, и действовать, как они, полюбил такого же безразличного себялюбца, как они… Но это не значило, что я сам стал таким же, это совершенно не значило, что я поддался этому слову, отдался их мышлению. Поэтому, когда Дже в первый раз оттолкнул меня, грубо, даже не пытаясь прикрыть свою неприязнь ко мне и моим чувствам, мне было больно. Поэтому, когда наш фронтмен указал мне на дверь из студии, а соответственно и на дверь из группы, мне было больно. Поэтому, когда, в надежде, что Уэй помнит о том, что когда-то был мне другом, что он не сможет отказать нуждавшемуся человеку в помощи, я просил его о временном приюте, то опять почувствовал боль от холодных слов: " Слушай, детка, мне уже давно наплевать на все, что происходит в твоей жалкой жизни, проваливай”… Дойдя мысленно до этого момента, я ощутил ненависть к человеку, чьи руки, усердно старавшиеся возбудить меня, скользили по моим лопаткам, до поясницы и останавливались на бедрах, с силой сжимая их, чья промежность, в желании и нетерпении, терлась о мою, чьи губы, целуя мое татуированное тело, издавали стоны страстной потребности владеть мной… Но помимо злости я чувствовал полное удовлетворение и какую-то язвительную радость, ибо сейчас Джерард зависел от меня, был в моих руках, в любом смысле этого слова. Я мог сделать с ним все, что взбредет мне в голову. После увольнения из группы, оставшись без денег и работы, я отчаялся, на какое-то время полностью отдавшись виски, а когда очнулся, то обнаружил себя по уши в долгах, без жилья и в полном одиночестве. Тогда меня посетила "светлая мысль”: отправится к моему любимому Уэю, забыв о том, как недвусмысленно он дал мне понять, что я ему не нужен, и попросить его о временном приюте и небольшой сумме наличных. Но гостеприимным хозяином, да и просто отзывчивым человеком после той засевшей мне в голову фразы изгнания, Джерарда назвать было нельзя и мне нужно было искать другого покровителя, которого я вскоре нашел в лице моего давнего приятеля Боба. Этот человек помог мне вновь обрести нормальную для меня жизнь с вечеринками, турами, друзьями, сексом, вернув мне ощущения собственной значимости и веру в существование хороших людей. А Джи? А Уэй, как я узнал, упал на дно, умер для социума и как личность и гнил теперь в притоне в обнимку с любимыми колесами. Ну конечно у него была дорогая Линзи, но она, помимо половой принадлежности, мало чем отличалось от самого Дже, то есть вела такой же дрянной образ жизни в низах общества, а значит, не могла принести бывшему фронтмену никакой выгоды, кроме своих раздвинутых ножек. А парнишка не привык к таким маловыгодным отношениям и поэтому он пришел к моему порогу, так неожиданно вспомнив о былой дружбе. Джерри вдруг осознал, что я ему физически необходим, а то он умрет от разрыва своего похуистического сердца. И вот его рука лежит на моем, несмотря на душащую мозг ярость возбужденном члене, нервно поглаживая его и явно требуя чего-то большего, чем просто возможность прикосновений. У меня есть кое-какие странности, как и у всех, но самое "удивительное” то, что каким бы похуистом я не стал под влиянием общества, я сохранил останки себя глубоко в сознании. Тот Фрэнк Айэро, который живет в недрах моей души, есть существо упорное, злопамятное, мстительное и любящее, со склонностью к стокгольмскому синдрому. Эта скрытая сущность не хотела, чтобы я полностью забыл о существовании своего бывшего лучшего друга и о его не самом лучшем отношении ко мне на закате этой "дружбы”, так что когда Уэй отшил меня и выгнал из группы и из дома, я продолжил через общих знакомых следить за его жизнью. Например, через нашего общего лучшего друга Рэя я узнал о распаде группы из-за наркомании Джи, узнал о полном падении моего несмотря ни на что любимого, ну и узнал о Линзи… Я желаю бывшего фронтмена до сих пор и мой стояк этому подтверждение, я хочу быть рядом с ним и помочь ему выкарабкаться из всего дерьма, в которое он влез. Но мстительная часть Фрэнка не даст мне этого сделать, ярость, бурлящая в крови, застилает мне глаза и больше всего я жажду не обладать Джером, а посмотреть, что он будет делать, если полностью окажется в моей шкуре, почувствует все то унижение, что почувствовал я… До этого я отвечал на все предварительные ласки Уэя. Я целовал Джи, прижимал к себе, терся об него, успел до крайности возбудить парня, пролезть свой вспотевшей ладонью в его боксеры и, обхватив твердую плоть, начать дрочить ему… Он также не оставался в долгу и всячески ублажал меня, постепенно становившись все более раскрепощенным и жадным, но, не смотря на возбуждение, мой мозг работал ясно, подстегиваемый гневом, позволяя в голове сложиться картинке сладостной мести. Прости меня, солнышко, но этого я хочу куда больше, чем твой член во мне. Когда Джерард уже потянулся к пуговице на моих джинсах, я резко оттолкнул его от себя, вскакивая. Уэй, не ожидавший такого поворота событий, полетел с моего гостиного дивана, где мы все это время находились, на пол, сильно ударившись задницей об паркет, а затылком о журнальный столик. Прежде, чем Джи успел что либо сообразить, я схватил его за плечо, выволок в прихожую и, распахнув не запертую дверь, вытолкнул полуголого ни как не сопротивлявшегося нарика на улицу. Только когда ветер прошелся по его оставшемуся голым торсу, он наконец осознал происходящее и попытался броситься на меня, но я вовремя захлопнул дверь перед его милым носиком произнося самым сладким и язвительным голосом на какой только был способен такую знакомую нам обоим фразу: -О, детка, мне уже плевать на тебя, проваливай.
