Невидимая красная нить судьбы соединяет тех, кому суждено встретиться, независимо от времени, места или обстоятельств; нить может растянуться или спутаться, но она никогда не разорвется.

1.

Томас был необычным ребенком. Он никогда не любил сладости, никогда не просил купить ему новенькую красивую пожарную машину, одиноко стоящую на витрине магазина игрушек, даже не мечтал стать героем захватывающих приключений. Томас любил древнегреческую мифологию. Томас жил в Греции, но почему-то никто из его сверстников не интересовался национальным достоянием его страны. Каждые выходные он тайком уходил из дома, сбегал в ближайшую библиотеку и, взяв свою любимую книгу в бархатной красной обложке, прятался меж шкафов и жадно перелистывал страницы. Его любимым богом был второй сын Кроноса и Рэи, брат Зевса, бог морей и повелитель водной стихии – Посейдон. Томаса всегда завлекал шум моря, ему казалось, что сам Посейдон шепчет ему что-то на ухо. Когда родители с неким скрытым восторгом говорили Тому, что собираются уехать на пару дней на Восток, к Эгейскому морю, мальчика захлестывала волна эмоций, но он не радовался, не хлопал в ладоши, и на его лице не светилась улыбка до ушей. Он делал вид, будто совсем не удивлен, сохранял спокойствие и полную умиротворенность. В его голове проскальзывало лишь одно заветное слово. Посейдон.

Прошло несколько зим, а древнегреческая мифология все так же не отпускала Томаса, захватывала его своими цепкими щупальцами, словно мальчик был последней надеждой, проникала в его разум и оставляла свой след в виде воспоминаний. К его лучшему другу, Посейдону, приходил уже только сам Томас, без родителей. Он приезжал именно под вечер, когда пляж был почти пуст. Шёл навстречу прохладному ветерку, подходил к самому берегу моря, ложился на песок и, проводя пальцами по нему, чертил длинные прямые линии.

Однажды прохладным вечером, когда на небо выползает серебряный диск, а на пляже совсем никого нет, когда Томас думает о себе больше, чем о греческих сказках, он не выдерживает:

- Я приезжаю к тебе каждые выходные, - говорит он. – Я единственный, кто ценит тебя и твои дары. Разве я не могу получить от тебя того, что прошу в первый раз за всю свою жизнь?

Ветер дует в лицо, волны со всей умиротворенностью мечутся из стороны в сторону, Томас растворяется в песке. Всё как и было. Ни единого намека на согласие, отклонение или игнорирование.

-Подари мне такого же человека, как я, - еле шепчет он, а затем растворяется в воде.

Прошло еще две зимы, а Томас остался таким же странным, одиноким семнадцатилетним пареньком, безумно любящим Древнюю Грецию и её мифы.

Только теперь Посейдон встречал его не одного, а с гитарой. Томас говорил ему, что это - единственная вещь, кроме мифологии, которая так же сильно завлекла его, и он боится, что потеряет своего единственного лучшего друга. В ответ на это бушующие волны успокаивались и теперь уже не били по ногам парня, а обвивали их. Тогда на душе у Томаса теплилось, и он улыбался, проводя пальцами по струнам.

Надежда, возмещающая пустоту в сердце, все еще жила в Томе, он начинал задумываться над своим будущим. Он не хотел проводить всю свою жизнь в полном одиночестве и лишь в компании невидимого друга и воды. Почему-то всегда, когда ему снились сны о походах к Эгейскому морю, он видел не только себя, но и еще чей-то силуэт рядом. И между ним и этим силуэтом проходила тонкая красная нить, прямо как та, которую обычно он рисовал на песке. Уже как два года он верил, что встретит этого человека, верил в Посейдона и в его благодарность, но этого не случалось. Не было никакого человека, никакой нити, в сердце все так же жила иллюзия и ничего больше. Томасу было обидно, но он скрывал это, боясь потерять свою особенную и глубокую связь с морем.

И он опять не сдержался.

- В моих снах, когда я провожу время с тобой, я вижу еще одного человека рядом. Но он живет только в моих снах. Я подумал, может…, - остановился Томас, а затем сделал то, о чем потом долго жалел. – Нет, ничего, забудь.

Через две недели, на том же месте, в то же время, Томас встретил такого же одинокого молодого человека. Его волосы были красного цвета, а имя его было Донум, что в переводе с латыни означает «подарок». И тогда Томасу было нечего бояться.

2.

Помещение заполнял непонятный шум: чей-то шепот, шелест, кашель, смех. Впереди находилась небольшая сцена, посреди которой одиноко ожидали своего пианиста фортепиано и стул. Несколько рядов, состоящих также из мягких кресел с бордовой обивкой. В зале было достаточно людей, самые первые ряды были заполнены, кроме одного пустующего места.

Артур как обычно опаздывал и чуть ли не бежал из издательства, направляясь к театру, где должен был пройти концерт юного виртуоза-пианиста, чьё имя Артур не мог никак вспомнить. Ему подарил билет на концерт его брат Джеймс. Он прекрасно знал, как Артур отчаянно ищет вдохновение для новых картин, поэтому решил, что классическая музыка могла бы помочь поискам музы. Художник был очень благодарен своему чуткому брату, так что старался не подвести его и больше не заставлять решать его проблемы.

Артур мысленно поблагодарил Бога, когда вошел в концертный зал и обнаружил, что сам пианист опаздывает. Сев на место, он принялся за свою сумку и достал оттуда альбом и небольшой набор пастели. Через некоторое время шум в зале стих полностью, и Артур сразу же обратил все внимание на сцену. На ней стоял пожилой мужчина в черном костюме и бабочке. Прочистив горло, стараясь говорить как можно больше с энтузиазмом, он объявил, что перед зрителями будет выступать Энтони Смит. И играть он будет «Лунную» сонату Бетховена. Затем на сцене появился сам пианист.

Артур взялся за альбом и пастель и прищурился. Энтони Смит действительно был очень молод. Короткие черные, как смоль, волосы и совсем детское лицо. Можно было сказать, что парню было от силы 15-17 лет.

Вдруг заиграла музыка. Тягучая, медленная, разрывающая сердце на части от тоски. Пальцы парня были длинными, тонкими, правильными и идеальными для пианиста.

Когда Артур и Джеймс были маленькими, их мама всегда играла эту сонату им перед сном, и мальчики сразу засыпали. Артур всегда вспоминал и представлял в голове самые счастливые моменты своей жизни, когда эта музыка звучала.

Художник заворожено смотрел на пианиста, его задумчивое лицо было прекрасно, и Артур тут же взялся за мелок и начал рисовать. Быстро, упорно, что-то стирая, что-то добавляя, каждые две секунды поглядывая то на бумагу, то на сцену.

«Вот она. Муза», - пронеслось у него в голове.

Совсем непроизвольно Артур вспомнил, как он подслушивал разговор Джеймса и матери перед её смертью. Она сказала ему, что судьбы людей связаны красной нитью, которая не может оборваться, и что человек, с которым Артур проведет всю свою жизнь, должен будет обязательно уметь играть ту самую «Лунную» сонату. А потом она умерла.

Артур не придавал большого значения этим словам, точно так же как и Джеймс. На тот момент их больше волновала потеря любимой матери. Но на самом деле её слова давно таились в глубине души старшего из братьев, просто не хотели напоминать о себе.

И сейчас, когда в зале остался лишь один Артур с альбомом в руках и потрясенным разумом, он понял, что больше не пропустит ни одного концерта юного пианиста-виртуоза.

3.

В теплом, уютном доме, больше напоминающем рай, чем здание, сделанное из кирпичей, звучала песня Луи Армстронга -  «What a Wonderful World». Она, словно шлейф, тянулась из гостиной комнаты на кухню, пробиралась в спальню, пряталась в шкафах. За окном падали белоснежные хлопья, дарящие атмосферу настоящего праздника. В самом углу гостиной находилась огромная горящая в самом прямом смысле слова ёлка, под ней находились подарки, упакованные в красивую обертку.

- Какое это уже по счету наше совместное Рождество? Я уже не помню, если честно, - проговорил Адам, пожилой мужчина в свитере с оленями, и начал раскладывать тарелки по столу.

- Мы стары как мир,- со стороны кухни раздался смешок, а её обладатель, Джонатан, такой же пожилой джентльмен в жилетке, вскоре появился в очень ярко освещенной гостиной. – Но это не мешает нам прекрасно помнить нашу первую встречу.

Вдруг Джонатан резко дернулся, сделал музыку на пластинке громче и потащил Адама в самый центр комнаты.

- Можно вас пригласить на танец? - с улыбкой спросил он, поклонившись и подав руку.

- Прекрати вести себя так, будто нам по двадцать лет, - закатил глаза мужчина, но все же взялся за руку.

Джонатан задумался и вспомнил об их первой встрече. Ему тогда было девятнадцать, а Адаму двадцать четыре. Это произошло в библиотеке. Джону надо было искать материал для доклада на тему китайской философии, и он решил обратиться за помощью к библиотекарю – Адаму. Адам сразу показался ему странным, но больше всего его привлекла татуировка парня, выбитая на костяшках пальцев. Это выглядело так неуклюже для самого библиотекаря, учитывая то, что татуировкой являлась надпись «книжный червь». Джонатан спросил, есть ли у них какие-либо книги, посвященные китайской философии, и Адам без слов вытащил из ниоткуда красную ленту. Он завязал её на запястье Джона и сказал, что есть китайское поверье, которое гласит о том, что боги привязали к руке каждого человека красную нить и прикрепили её к телу тех, с кем каждый должен соприкоснуться.

Студент настолько растерялся, что лишь сглотнув и в замешательстве посмотрев на библиотекаря, еле вымолвил благодарность и ушел домой, так и не найдя материал. В ту ночь он не спал. Только и делал, как думал и дергал ту самую красную ленту. Джонатану казалось это странным, но когда Адам завязывал её на его запястье, он ощутил некое скрепление, прилив сил. Будто кто-то крепко обнял его и не хотел отпускать. В ту ночь Джонатан решил для себя, что на следующий день обязательно посетит опять библиотеку.

- Красная нить судьбы, - улыбаясь, прохрипел Джонатан, все еще танцуя со своим партнером.

- Ты всё-таки вспомнил, - сказал Адам ему и поцеловал его в щеку, тем самым скрыв свою смущенную улыбку.

- С Рождеством, Адам.

- С Рождеством, Джонатан.

Двое пожилых мужчин заснули в рождественскую ночь в своей теплой постели с завязанными красной лентой запястьями. И лишь только ближе к утру, на рассвете, постель стала холодной. Но красная нить все так же не была оборвана. Лишь только жизнь этих двух.

4.

Кристофер никогда не причислял себя к списку  людей, способных на суицид. Он считал себя сильнее желания умереть, считал, что ничто не может его сломить. У него было много знакомых, кого очаровывала смерть. У людей с его увлечением всегда были такие друзья. Кристофер был наркоманом со стажем. Белый порошок делал его жизнь намного ярче, давал ложные, но прекрасные эмоции и воспоминания. Но самый главный плюс, говорил Крис еще новичкам, это забытье. Ты не знаешь, кто ты, ты не знаешь, кто все те люди, окружающие тебя, ты не знаешь о своих проблемах.

Его лучший и, пожалуй, единственный друг Исаак когда-то рассказывал ему, что все люди связаны между собой, и их судьбы переплетены красной невидимой нитью, на что Кристофер лишь усмехался и говорил, что его жизнь связана только с кокаином.

Они сидели на самом краю крыши жилого дома, свесив ноги, и вдыхали в себя частицы своего смысла жизни – белого порошка. Внизу были лишь умиротворяющая пустота, мелькающие силуэты и спокойно стоящие тонны железа.

- Почему ты со мной? – спросил Кристофер, закрыл глаза и, устремив свое лицо вверх, поддался невидимой прохладе.

- В смысле? – взглянул Исаак на друга.

- Я сломал твою жизнь, я превратил тебя в ходячего трупа, почему тогда ты сидишь здесь рядом со мной и не думаешь, под каким бы углом сбросить меня с этой крыши?

- Мы с тобой знакомы почти два с половиной года, не глупи, если бы я этого желал, то тебя бы уже давно не было в живых, - ответил Исаак серьезно и по взрослому, что совсем не соответствовало его возрасту.

Проходит двадцать суток. На крыше находится лишь только один Кристофер. У него мешки под глазами, впалые щеки, рассечена бровь. Каждая клетка его тела отдает адской болью, что Кристофер уже не чувствует её. У него просто не было денег, и ему пришлось расплатиться натурой.

 Кристофер, находясь в миллиметре от спасения, думает сейчас лишь об Исааке. Он не хочет, чтобы мальчишка видел его в таком состоянии, не хочет, чтобы он помогал ему. У Исаака богатые родители, и он обязательно достанет денег для Кристофера. Исаак еще слишком юн, чтобы его родители задумывались, не зависим ли их сын от какой-нибудь дряни. Их устраивают его успехи в школе, достаточное количество друзей и тяга к классической музыке.

Родители Кристофера уже давно мертвы. Банальная история жизни наркомана или алкоголика: мать умерла при родах, отец спился, связался с наркотиками и умер от передоза. Опекуном парня стала бабушка, которая на его девятнадцатилетние умерла от старости. Кристофер уже не помнит, как он стал наркоманом.

Также Кристофер до сих пор не понимает, почему Исаак так привязан к нему.

Но когда он погружается в пустоту и вместо того, чтобы встретиться со своим спасением, зависает между жизнью и смертью, цепляясь за руку своего мальчишки, он начинает осознавать. Осознавать, что жизнь его связана отнюдь не с кокаином.

5.

В гримерке жарко и душно. Серо-прозрачный дым рассеивается по всему помещению, из магнитофона слабо отдается музыка, слышатся лишь четкие вздохи, которые раздаются чуть ли не в унисон. Фрэнк еле слезает с тела Джерарда. Оба кое-как натягивают джинсы.

Когда Фрэнк рядом с Джерардом, тепло медленно, но верно разливается по его телу, по коже бегают мурашки, сердце начинает биться чуть быстрее. По ночам, когда его мучает бессонница, к нему приходят плохие мысли о том, что когда-нибудь все это может закончиться. Внутри тела будет пробегать лишь некий холодок, а не мурашки, пульс будет оставаться таким, каким и был, а на лице лишь будет оставаться маска спокойствия и невозмутимости.

Фрэнку хорошо с Джерардом точно так же, как и Джерарду с Фрэнком. Они не думают о будущем, они живут только настоящим.

Через полчаса им придется выступать на сцене, стараться сдерживать себя и эмоции и украдкой поглядывать друг на друга.

Больше всего играть на сцене Фрэнк любит «Famous Last Words». Потому что именно, когда Джерард тянет строчку «a love that’s so demanding», он смотрит на Фрэнка, и они улыбаются друг другу. Словно никого кроме них двоих нет, словно они находятся в каком-то своем, закрытом ото всех мире, в котором вход разрешен лишь только им. Когда это случается, внутри Фрэнка взрываются фейерверки, и он чувствует себя самым счастливым человеком в жизни.

Когда Фрэнк узнает о том, что в сетлисте сегодняшнего концерта есть «Famous Last Words», он думает, что ничто не может испортить ему настроение.

Вспоминая об этом, парень улыбается, уткнувшись в шею Джерарда, и начинает покрывать ее поцелуями. Вдруг Джерард нависает над ним.

- Я бы хотел рассказать и показать тебе кое-что, - говорит он спокойно, пытаясь скрыть нотки радости и восторга в своем голосе. Затем встает с дивана, открывает ящик и вынимает оттуда что-то.

- Что это? – с любопытством спрашивает Фрэнк, когда Джерард садится к нему и прячет свой сюрприз за спиной.

- Закрой глаза и протяни мне свою руку.

- Если это гребанное обручальное кольцо, Джерард, то я согласен! – смеется Фрэнк, но выполняет просьбу любовника.

- Это кое-что получше.

Джерард берет один край красной бархатной нити и завязывает ее вокруг пальца Фрэнка, потом берется за другой край и проделывает то же самое, только со своим пальцем. Затем говорит Фрэнку, что тот может открыть глаза.

- Есть такое китайское поверье, Фрэнки, которое гласит, что невидимая красная нить судьбы соединяет тех, кому суждено встретиться, независимо от времени, места или обстоятельств. Она может растянуться или спутаться, но она никогда не разорвется.

Фрэнк, приоткрыв рот от удивления и растерянности, улыбается, смотря на свой палец и палец Джерарда. Его глаза блестят, а затем по его щеке и вовсе скатывается слеза.

- Теперь наши судьбы переплетены не только в моральном, но и в физическом плане, как еще одно доказательство нашей бесконечной любви. Я люблю тебя, Фрэнки.

- Дж-джерард, я тоже люблю тебя, очень сильно! – еле выговаривает Фрэнк, всхлипывая, и утопает в объятиях своего любовника.

После того дня Фрэнк спит крепко, а плохие мысли больше не посещают его.