Наши ладони слегка соприкасались, когда он нетерпеливо тащил меня вверх по холму. Мои ботинки мягко утопали в сочной зеленой траве, а безоблачное, спокойно - лазурное небо было единственным, что возвышалось над нами, поднимая нас выше всех мирских забот. Воздух отдавал чистотой и свежестью, не смотря на все «травмы и повреждения», что наносит ему город и его жители; мне было приятно и необходимо чувствовать эту атмосферу. Поросшая травой, похожая на неухоженную пустыню, местность встретила нас приглушенным звуком наших же шагов, и далекий гул цивилизации исчезал на глазах. Атмосфера лишь изредка разбавлялась его случайным смехом или негромким пением птиц, что словно нежный зефир, дополняло общую картину нежностью.

На вершине холма, в почти полном уединении, росло, величественно возвышаясь над землей, высокое старое дерево, что казалось и толстым, и тонким одновременно. Ветви переплетались друг с другом точно таким же узлом, как наши с ним руки, что бережно ласкали созданную нами же теплоту ладоней. Старая и довольно темная кора была пронизана отверстиями,  из-за чего создавалось впечатление, что это дерево - давно потерянный и забытый древний воин, проживший остаток своих дней в одиночестве с минимальной долей взаимопонимания и любви со стороны других. Расположившейся на верхушке между грузной массой запутанных ветвей, измученный и старый деревянный домик, вероятней всего, был построен десятки лет назад. Качели, сделанные из покоцаной шины, были привязанные на одну из самых сильных нижних веток, и выглядели довольно дееспособно.

Когда мы подошли ближе, он опустил руки и случайно выронил карту своего отца, на которой отчетливо была прорисованная прямая узенькая тропинка к этому старому дереву, которое видело не одно поколение его семьи, та и он сам провел большой отрезок своего детства здесь. Я мог только улыбаться про себя и пытаться маскировать эту улыбку, но долго себя мучить не пришлось, так как он жестом призвал меня следовать куда-то дальше.

Фрэнк был редким драгоценным камнем среди людей. Слой золота, спрятанный под голыми скалами. Самая очаровательная и по - истине радостная улыбка занимала главное место в его лице – это проблеск его совершенных жемчужно-белых зубов и пухлых розоватых губ. Длинный локон, будто вытесан из черного дерева, спадал на глаза, а черные волосы обрамляли правую сторону его непорочного лица самого безупречного оттенка кожи их всех существующих в палитре белого. Остальные, слегка подстриженные, волосы ниспадали по бокам. Глубоко юношески, очаровательные карие глаза сверкали волнением и восторгом, когда он мчался к качелям, не обращая внимания ни на что в этом пространстве и времени.

Неважно, кто и что говорил бы, но он слишком много для меня значит, хоть наши отношения и придерживались статуса «Лучшие Друзья». Между нами всегда была сильна эмоциональная связь, что задерживалась и застревала на линии притяжения друг к другу. Я лелеял свои глубокие чувства к нему, но не решался признаться ему в этом. Может быть, он чувствовал то же, что и я, судя по взглядам и постоянным улыбкам, но вероятней всего, это всего лишь мой ум диктовал мне то, что я хотел услышать.

Я открыл для себя новый вид улыбки, когда смотрел на Фрэнка, что неуклюже карабкался на эти импровизированные качели. Он постучал по слегка пыльной сторонке шины, дабы полностью загрести мое внимание и дать мне поручение подтолкнуть его. Шагнув немного вперед, я прошелся в тени деревьев, заметив рассеянный солнечный свет, что пробивался сквозь сотни изумрудных листьев и отыгрывал всей палитрой яркости, на уже и без того, сияющем лице Фрэнки. Я надежно и крепко сжал ладони вокруг грубой резины качели, и потянул ее на себя, прежде чем с легкостью отпустить. Дело сделано, и в награду я получил резкий возглас удовольствия от Фрэнка.

Мы совсем недолго пробыли у качелей, я несмело покачивал Фрэнка, а он лишь одобрительно хихикал. Лишь спустя минуты, он сам притормозил и повернулся лицом ко мне. Без дополнительных усилий, Фрэнки приподнялся на подножках и подошел поближе, не произнося ни слова, а мое сердце уже начало выстукивать бешеный ритм, что, могу поклясться, в ту секунду я ощущал тройное сальто у себя в груди. Свет и жжения в легких начали изнутри мучить меня, когда я заметил его настолько близко, что наши носы почти соприкасались. Теплое дыхание Фрэнка покрывало мое лицо волнами теплого блаженства. Даже не заметив, что мои глаза закрыты и дыханье сбито, я все ждал этого чудного момента, когда его губы коснутся моих; *то, о чем я мечтал так долго*. Но ничего не произошло, чуда не случилось, и я был вынужден вдохнуть воздуха и открыть глаза. Мое сердце наполнялось болью от пережитого разочарования, а Фрэнк лишь похабно склонился к моему уху и прошептал два коротких слова:

"Твоя очередь"

...

Мы заворожено смотрели на сменяющийся спектр теплых оттенков на закате дня. Этот день, определенно, был одним из лучших в моей жизни. Только я и Фрэнк, одни стоим на холме и наслаждаемся тишиной - и пускай даже, если мы с ним просто друзья. Как только я вылил последнюю содовую из бутылки, глаза Фрэнки загорелись огоньком, и он бросился назад к тому дереву, что удерживало сломанный деревянный домик. Я с интересом рассматривал его маленькую фигуру, крепкие руки и узкие джинсы, что немного скользили по его ногам от неловких движений за время, что он поднимался по неустойчивой и шаткой лестнице наверх. Вскоре, он полностью исчез в том домике, а я начал разглядывать млечный кусочек сумеречного неба над головой, что выглядело таким чистым. Его уже усыпали звезды, что вполне могли составить конкуренцию светлячкам, что кружились повсюду.

Фрэнк уже мчался вниз той же лестницей, придерживая что-то одной рукой. Я бросился к нему на помощь, дабы он не упал из-за этого тяжелого предмета. Это было какое-то радио. Оно было очень старым и, судя по всему, беспроводным, измазанным в грязь, прибором. Ржавчина на покрытии скрашивала его бесцветную поверхность. Мы отнесли приемник подальше от дерева и, крепко устроив его на мягком клочке травы, Фрэнк принялся возиться с тумблерами. И он своего добился - заиграла какая-то музыка. Небольшая ухмылка, что тянула его губы, мгновенно исчезла с лица с первыми нотками современной мелодии. Песня была светлой и радостной, и здорово поднимала настроение. Затем послышались первые слова, что были как никогда уместны в нашем, и до того больном, случае....

О, подари мне поцелуй в молочных сумерках,

Отведи меня на озаренную луной дорогу,

Подними свою руку,

И присоединись к танцу светлячков.

Серебряная луна ведь так блестяща,

Так поцелуй меня...

...

"Оу, Джерард, ты не хочешь потанцевать?..", - Фрэнк резко выпрямился и протянул свою руку, улыбаясь при этом так по-детски наивно. Мое сердце екнуло от прикосновения к его ладони. Он сразу же потянул меня в довольно быстром но формальном темпе. Мы не делали ничего серьезного - так, просто развлечение двух лучших друзей - однако он заставил меня смеяться как умалишенного! Я настолько сильно чувствовал прикосновения его мягких бархатных рук, что мысли сами начали теряться в сладких мечтах о вкусе его губ... Глаза Фрэнка сверкали перламутровым блеском, а он все дальше продолжал вести меня по траве, не прекращая улыбаться. Мы оба иногда строили коварные насмешки, лишь для того, что бы наглядно показать, что в этом нет ничего сентиментального, хотя где - то в глубине души - оно как раз таким и было. Сумерки понемногу растворялись в темноте, а светлая серебристая луна придерживалась своего условия, что нам будет хватать света, в котором мы так нуждались. Мы продолжали дурачиться под это глупое радио, как обычные друзья, но всякий раз, когда он приближался, слова песни всплывали в моей голове.

*Поцелуй меня.*

          ...

"Этоо... это... мм, черт, я забыл!", - Фрэнк, мило закусив губу, почесал затылок. Мы не так давно выключили радио, когда закончилась наша песня, и улеглись под сиянием ярких звезд и их павших соратников - светлячков, что скрывались повсюду в невысокой траве. Фрэнки пытался вспомнить название какого-то созвездия, а я был настолько пленен им и его большими глазами, полными до краев детской невинности, и губами, что едва беззвучно шевелились. Я уже не слышал совершенно ничего из-за непосредственной близости к его телу. После нескольких шансов достать долгожданный поцелуй его сочных губ, у меня не удался ни один, я уже не искушался на эту возможность когда-нибудь хоть попробовать их... Сегодня был не наш вечер, и неважно насколько идеальным он был. Но это был наиболее сильный впечатлениями сгусток времени, проведенного вместе с Фрэнком, когда я видел его целый день. Фрэнки заметил, что за сегодняшний день его собственные глаза наполнились до этого неизведанно новым увлечением, что было для меня далеко не пустяком.

"Джи...? Ты меня вообще слушаешь?", - я заметил, как Фрэнк хихикнул и повернулся.

"Эээээ...", - я почувствовал горячий румянец, что слегка тронул мои щеки. 

Его красивый ночной силуэт наклонился ко мне ближе, как уже случалось ранее бесчисленное количество раз, но почему-то сегодня он был другим, тем самым заставив мое сердце стучать в ином ритме, что сразу приобрело некую форму соблазна. Мои глаза изучали его совершенство, как могли. Фрэнки слегка улыбался, тем самым дразня меня, хоть вероятней всего, он даже не догадывался об этом. Я даже не сразу заметил его ладонь, что начала нежно касаться моего лица и притягивать меня все ближе. Когда я приоткрыл глаза, Фрэнк был всего в нескольких дюймах от меня; мое сердце стучало так быстро, что казалось, оно может запросто остановиться или превратиться в уголек на наших глазах. Одна лишь секунда, как быстрый шорох его рубашки, подарила мне вкус его губ, я чувствовал его сильный поцелуй на себе и в нем, все как я и мечтал…

Одно лишь движение – и моя душа парит в сахарных облаках, а искры в глазах не угаснут уже никогда.

Он поцеловал меня.