POV: Gerard
Наконец-то я обрел истинное счастье – теперь мы принадлежали друг другу полностью, я даже стал меньше курить (глядя на тебя) и почти не пил, ведь тебе это не нравится. Смыслом моей жизни стало твое счастье. Майки строил свою семью, пересекались только в студии, так что поводов для ревности не возникало – в общем, благополучные времена. И все же я задумался: а почему я ревную? Ясно, что Майки любит тебя, но ведь ты со мной, мы проводим каждую свободную минуту вместе, болтаем без умолку, понимаем друг друга с полуслова, занимаемся любовью, спим в одной постели! Ревность – признак неуверенности в себе. Так говорят. Но уверенности мне не занимать. А. вот что. Я не уверен в наших отношениях. Да, я пока ни с кем не был так счастлив. Может, дело в этом? Ведь когда за плечами столько мучений, наступившее счастье может показаться сном. Я слышал много раз – привыкаешь к депрессии, начинаешь воспринимать ее как должное, и уже не веришь, что жизнь изменится к лучшему, а если и меняется – кажется, что это ненадолго, это ошибка, сбой в системе Вселенной. Я не был уверен в том, что могу быть счастлив с другим человеком, что мы будем полностью соответствовать, подходить и удовлетворять друг друга, как будто ждал, что все это блаженное, безоблачное ощущение счастья может в один момент рухнуть и улетучиться. Как паутинка, тончайшие золотистые ниточки которой, блестя на солнце, могут быть в один миг уничтожены разогнавшимся в полете жуком. Но неужели наши отношения действительно так хрупки, неустойчивы, или я просто сам не верил, что все может быть хорошо?
Поздно вечером, как и обычно, мы сидели на балконе. Стрекотали цикады. Безумно хотелось курить. И все же, как мы друг друга чувствуем!
- Джи, - прошептал ты, заглядывая в мои глаза спокойно и нежно, - ты о чем-то переживаешь или мне кажется? Просто… ты весь день выглядишь так, будто хочешь мне что-то сообщить.
- Д-да, то есть нет, эм, - я намертво вцепился в кованую решетку, торопливо сглатывая и опуская глаза. Ты застал врасплох. Вновь поднимая на тебя встревоженные глаза, добавил: – Я хотел сказать, да.
- Разве я сделал что-то не так?
- В том все и дело. Ты все делаешь так. И я все делаю так, я имею в виду, наши отношения просто-таки идеальны! Это меня и пугает.
- Хорошо, но не об этом ли все мы мечтаем? Кто не хочет идеальных отношений, в которых двое дополняют друг друга так, что лучше и придумать нельзя!
Я поделился всеми опасениями. Ты слушал молча и улыбаясь, как если бы перед тобой стоял ребенок и рассказывал о чем-то важном для него, но совсем незначительном с точки зрения взрослого.
- Глупенький, неужели сомневаешься в том, как я люблю тебя?
Я закрыл глаза, расплываясь в раскаянной улыбке, и вдруг почувствовал тепло твоих объятий – умиротворяющих, надежных, сводящих на нет все усилия прохладного тихоокеанского ветра. – Джи, мой любимый, как еще я могу дать тебе это почувствовать? – твои ладони на моих плечах… - Может, пойдем в постель? Я сам раздену тебя и убаюкаю, заснешь как младенец, а утром отпросимся с записи, прихватим доски и на пляж? – Твои губы возле моего уха, мягкий шепот, потом бархатные поцелуи на щеках, шее, и такое привычное, но каждый раз как впервые – прикосновение металлической сережки. – Я буду кормить тебя мороженым, хотя нет, мы и так замерзнем в воде. Мармеладками, идет?
Ты говорил так ласково, заботливо, что мои сомнения вскоре улетучились. Ты же и правда любишь меня, дорогой Фрэнки? Я ведь для тебя номер один? Как же хочется заснуть в твоих объятиях… Мы засыпали так уже много-много ночей, но сегодня мне это особенно важно. И вот ты уже ведешь меня за руку в спальню, попутно закрывая балкон и задергивая шторы. Я цепляюсь, как за спасательный круг, как если бы ты мог испариться в любой момент. Не отпуская твоей ладони, сажусь на краешек кровати, и ты присоединяешься, внимательно заглядывая мне в глаза. Мы приближаемся друг к другу и дальше все как в наш первый раз, когда мы поцеловались и заснули в обнимку. Тогда это тоже случилось ночью… На секунду мне показалось, что круг замкнулся: дежа вю или начало конца? Говорят же, что если однажды это произойдет, то потом отношения так и будут ходить по кругу, каждый раз одни и те же грабли… Я боялся, что тебе, такому неординарному и свободному, может все надоесть… Нет, мне даже подумать страшно, ведь мы созданы, чтобы осчастливить друг друга, вместе быть до конца. И тем более страстно я целовал тебя, волнуясь сильнее.
- Джи, малыш мой, да ты дрожишь! – и, держа меня за плечи, ты заглянул мне в глаза. Я знал, что мой взгляд тебя не обрадует – слишком напряженный и болезненный. Так и произошло.
- Мне надо выпить. Я переволновался.
- Нет, ты же сам знаешь, будет хуже, мы договорились, ты бросаешь!
- Прошу, Фрэнки, пойми меня! Очень надо. Намного больше, чем когда-либо.
И ты покорно уступил, снова взяв за руку, что означало, что ты меня поддерживаешь во всем. Стало неловко, что я не сдержал слова, но вниз мы все же спустились и отыскали коньяк в столовой. Все давно спали, и только я, сидя на длинном столе – на том самом, на котором мы столько месяцев ужинали все вместе и, взявшись за руки, молитвой благодарили Господа по традиции, заложенной в нас еще в наших семьях – и пил прямо из горла, а ты стоял рядом. Обжигающая жидкость лилась водопадом в меня с каждым новым глотком, субсидируя утешение, дрожь отступала, я стал улыбаться…
- Хочу купаться. С тобой.
Казалось, ты не был удивлен. Мы вышли на улицу, где, окруженный ухоженным садом, лазурным даже ночью зеркалом расстилался бассейн. Ты посоветовал не прыгать, сберечь тишину, и помог освободиться от всего лишнего и войти в воду, после чего разделся сам и присоединился ко мне. Я тут же прислонил тебя к стенке. Ветер беспокоил пальмовые листья, пока я целовал тебя со всей страстью и необузданностью, на которую способен… Наши тела сплетались, невесомые под прохладной предрассветной водой, но мне было жарко, и твой жар я тоже чувствовал, равно как и то, что ты – мой самый близкий и родной человек, продолжение меня, и только вместе мы – единое целое. Как же захотелось войти в тебя; создавалось ощущение, что ты тоже опьянел и отдал себя во власть моим желаниям. Я облизывал и покусывал тебя всего, с закрытыми глазами и нетрезвый отлично представляя, где какая татуировка или родинка, затем исчез под водой, доводя тебя до умоисступления, но долго продержаться не смог (легкие у меня, как знаешь, ни к черту) и предложил вернуться на сушу.
Холодный океанский ветер обдувал нас, собирающих остатки одежды с кафельных плиток, но нам было плевать; мы даже не оделись, так и войдя в дом голышом. Стараясь сделать вид, что нас здесь нет, поднялись по мягкой лестнице и направились в ванную, где струя горячей воды смывала с нас хлорку и «гусиные» мурашки.
- Джи, я люблю тебя…
Твой шепот всегда будоражил, а теперь он прекрасно сочетался с горячим шумом, и я ответил, теряя голову от близости твоего тела и последовавшего слияния наших губ, от того, что ты тоже меня хочешь, врезаясь в южную часть моего живота и почему-то каждой клеточкой убежденный, что ты никогда не бросишь и так будет всегда. Наш самый чувственный, самый доверительный секс. Наша самая длинная ночь.
Вскоре меня потянуло в сон. После всего, что подарила нам эта ночь, ты нес меня на руках в постель. Не помню, как зазвонил будильник, но я чувствовал все это время, как нежно и заботливо ты обнимаешь. После полудня проснулся от солнечного света.
- Я уже позвонил в студию, уломал его не злиться, что у нас жуткое похмелье. Мы, мол, давно не напивались до такого.
- А он?
- А у него был выбор? В общем, я за обоих извинился и на сегодня студия отменяется, солнышко, вставай и катим на пляж!
|
