От автора: http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/b9/W5_cropped.jpg - то, что было на самой картине http://ru.wikipedia.org/wiki/Файл:Столпы_Творения.jpg – это тоже Кассиопея, но с другого ракурса
- Красный?! Ты выкрасился в красный?! Удивительно, как яркий цвет волос может превратить меня, саму отрешённость, в неадекватного эмо. - Я думал, после восьмилетней разлуки ты встретишь брата другими словами, - Джи странно скривил губы, дёрнулся вперёд, будто хотел войти, но, видимо передумав, постоял немного на пороге, а затем лениво развернулся и собрался было спуститься вниз, но я вцепился ему в рукав: - Не смей тут устраивать сцены и разыгрывать оскорблённую невинность, Джерард. Заходи. - Тогда обними своего брата! – вдруг прошептал он и, не дождавшись реакции с моей стороны, тут же обхватил руками мою талию и уткнулся лицом в грудь. От него пахло дорогими духами с нотками перца и табаком. Роберта обожает подобные запахи. Я, всё ещё будучи в шоке, несмело поднял будто парализованную руку и деревянно провёл ладонью по его мягким волосам. Джи, почувствовав мою неловкость, тут же отпрянул от меня и виновато посмотрел мне в глаза. - Что, я тебя напугал своими объятьями? - Есть немного. Я отвык от них. Он тихо рассмеялся и, немного поколебавшись, всё же вошёл внутрь. Конечно, ему же так не терпелось увидеть, как живёт его глупый братишка, преуспел ли он или нет. В зависимости от того, что бы он узрел, Джи начал бы либо восторгаться роскошной обстановкой моих апартаментов, либо, наоборот, тонко высмеял бы мою убогую жизнь и дрянную квартиру. Жилище не произвело на него должного впечатления, что было странно, ведь я обставил квартиру так, как он любил: глянцевые аппетитные поверхности, хром, стекло, строгие линии, минимум цветов в интерьере, в основном белый и красный. Современное жилище человека с хорошим вкусом и наличием лишних денег на исполнение прихотей. Единственное, что зацепило его взгляд, это огромная безобразная картина ядрёного цвета, запечатлевшая созвездие Кассиопеи. Этот мутант во всю стену возле мраморного камина портил мне весь внешний вид моей вылощенной гостиной и убивал классическую красоту комнаты. Вырви глаз, а не картина. Мерзость. Джи стоял и разглядывал стену, что с его стороны было крайне невежливо, ведь он, в конечном счёте, приехал ко мне в гости, повидать меня, а не таращиться на картину. Я уже собирался окликнуть его, как он сам повернулся ко мне и загадочно спросил низким голосом: - Нравится? Странный вопрос. Во-первых, не он её прислал, а какой-то больной идиот с извращённым чувством прекрасного, а, во-вторых, ответ очевиден: нет. Это же чудовищно безвкусно, как ты сам, художник по призванию, не видишь!.. - Она отвратительна, - просто ответил я и направился к бару. – Не стой, присаживайся. Ты же не ради картины сюда пришёл. - А может, именно ради неё? – с вызовом произнёс он. Стакан с виски задрожал в моей руке и чуть не выпал. Ну нахал!.. Припёрся ко мне домой после восьми лет забвения и пялится на какой-то разноцветный кусок дерьма!.. - Джи, - осторожно начал я, не зная, как подступиться к столь странному брату, но тут же осёкся, увидев его лёгкую улыбку. Мать честная, так это… Так это он прислал мне такую гадость сегодня утром, зная, что я на приёме у мистера Барроу, хотел сделать мне сюрприз, да. Как же я раньше не догадался?!.. Ведь только Джи мог додуматься нарисовать такую пакость и ещё подарить её кому-то, а потом выспрашивать, нравится ли она или нет. - И много времени ушло у тебя на ЭТО? – я кивнул на созвездие. - Восемь лет, - равнодушно ответил он, садясь на красный диван (я так и знал, что он выберет именно его!) и небрежно закуривая. Я помню, прекрасно помню, кто давал ему уроки эротичного курения сигарет. Элис Брукс, знатная потаскушка, его первая девчонка, на три года старше, которая и пристрастила Джи к сигаретам. Я тоже закурил в знак солидарности с ним. Мне было немного неуютно и как-то зябко; не чувствовалось того родственного тепла, которое бывает, когда сидишь рядом с любимыми людьми. Такое ощущение, будто я нахожусь рядом с куском айсберга – таким холодом и отчуждённостью веет от него. Честно, я не знал, как вести себя с Джи. Всё, мы теперь фактически чужие люди, всё так странно, глупо… Я не могу относиться к брату, как раньше, так же беззаботно и непринуждённо. Что он теперь за человек? В какую сторону он изменился, какие у него сейчас взгляды, принципы и жизненные позиции? Остался ли его характер по-прежнему твёрдым и решительным?.. Нет, за одну минуту нельзя разрушить ту стену отчуждения, которая росла все эти годы, она надёжно отделила нас друг от друга, и я понятия не имею, как держать себя с Джерардом. Ладно, буду осторожно прощупывать почву в дальнейшем разговоре – я даже не сомневаюсь, что он у нас состоится, - а пока что надо проявить чуточку гостеприимства и вежливости. Всё-таки знакомый человек приехал. - Джи, хочешь есть? – максимально ненавязчиво спросил я. – Спасибо, я недавно поел в отеле, - на секунду его лицо сменилось маской отвращения: видимо, он был низкого мнения о моих кулинарных способностях. И правильно делал: в Англии не принято готовить дома, у британцев даже национальной кухни нет. Пока я был под опекой Джи, нам всегда готовил брат, а после его бегства в Нью-Йорк я скоро переехал в Лондон и так не научился готовить. Зато Роберта отлично справлялась с этой обязанностью. – Я и не собирался готовить, если честно, просто вежливо поинтересовался. Становлюсь британцем. - А зачем тогда спросил? – кажется, Джер и не удивился моему ответу. - Если бы ты согласился, я бы отвёз тебя в самый лучший ресторан и поговорил за жизнь там, хотя по-хорошему тебя следовало бы накормить битым стеклом и напоить кипящей смолой за твоё предательство. Большего ты не достоин. Он лишь смущённо опустил ресницы и принялся покусывать нижнюю губу, не зная, как оправдаться. Не волнуйся, Джи, у нас ещё предостаточно времени, чтобы предъявить друг другу всё накопившееся дерьмо и расхлебать его. Чтобы как-то скрасить напряжённое молчание, Джи вытащил сигарету изо рта и вынул откуда-то из кармана крохотную белую баночку и, открыв её, привычным движением аккуратно покрыл губы каким-то розовым бальзамом без помощи зеркала. Я почувствовал сладковатый запах жвачки и ванили. Фу, неужели он пользуется девчачьим средством для губ?.. Что ещё новое я узнаю о своём дорогом братишке за время нашего общения?.. - Губы пересыхают и трескаются, - объяснил он, заметив, что я слежу за его манипуляциями. - Да, бывает, - невпопад ответил я, думая о своём и невидяще глядя мимо Джерарда. Я все восемь лет бесконечное число раз прокручивал у себя в голове всевозможные сценарии нашей долгожданной встречи, гадал, кем стал Джи и как он отреагирует на то, что я – самый молодой ресторанный критик в Англии. Я переживал и радовался своим фантазиям, как школьница, как малолетняя кокетка, но всё оказалось настолько странным и неэмоциональным, что мне стало тоскливо. Чёрт, в какие только дебри не заведут собственные мысли!.. Джи был хорош, всегда хорош, но сейчас – особенно. В свои двадцать пять он выглядел максимум на восемнадцать, но отнюдь не производил впечатления взбалмошного бунтующего подростка, нет. Это был наглый, самоуверенный молодой человек с густой шевелюрой кроваво-красного цвета, пронзительными зелёными глазами, чей цвет с годами только усиливался, и белой гладкой кожей, не знающей, что такое длительное пребывание под солнечным светом. Одет он был, как всегда, просто, но уже дорого: тонкая чёрная кофта с небольшим вырезом, обнажающая изящную шею с золотой цепочкой, узкие тёмные джинсы, явно не за сто баксов купленные, и излюбленные кеды, но не дешёвые «консервы», фирменные и очень хорошего качества. Из кармана он демонстративно вынул позолоченный iPhone, чтобы посмотреть, который час, и я фыркнул. Решил удивить меня такой цацкой, да?.. Но я уже насмотрелся на такие понты, так что, извини, братик, меня не купишь этим трюком. Снаружи – позолота, внутри –говно. Я не изменю своему Sony Ericsson. Несмотря на дорогой внешний вид, курил он по-прежнему какую-то дешёвую крепкую байду по пять баксов за пачку, я же, наоборот, за пять лет пристрастился только к выдержанному ароматизированному табаку дома Richmond. Становлюсь снобом, что уж таить… Джи я так и не налил выпить, но он не привык обделять себя алкоголем и, ничуть не стесняясь, подошёл к бару и сам угостился. - Неплохо, - томно сказал он, залпом выпив коньяк. – Голову кружит и дух захватывает с первого раза. - Ты больше не алкаш, как это бывало лет в шестнадцать? – поинтересовался я. Он отрицательно покачал головой. - Братишка, если бы все эти восемь лет я только и делал, что пил, то уже давно ходил бы жёлтый и высушенный, потому что то, что я привык пить, не подходит для ежедневного употребления. - Правда?.. А раньше ты пил всё, даже жидкость для снятия лака своих подружек, и не морщился. Что изменилось, Джи? – я не хотел лезть ему в душу, но, согласитесь, было бы странно, если бы я не хотел узнать, что переменилось в его жизни. - Многое изменилось, Майкл, - он вдруг необычайно погрустнел и опустился на своё место, развалившись на диване. – Сложно всё взять и вот так описать за один раз… - Так а зачем ты вообще приехал? – я боялся, что вопрос прозвучит грубо, но он никак не отреагировал. – Что, женишься и лично приглашаешь меня на свадьбу?.. Он с минуту смотрел на меня с нескрываемым изумлением, а затем вдруг демонически расхохотался. А я уже и позабыл, как звучит этот безумный гомерический хохот. - Нет, Майки, я никогда не женюсь. Никогда-никогда. Вообще ни за что в своей жизни. Хватит с меня и просто отношений, которые выматывают так, что просто хочется утопиться в бассейне. «Наверняка его новая пассия опять стерва или такая же сучка, как и он сам», - подумал я. - Не надо топиться, вначале о себе расскажи, посиди со мной, раз приехал, а потом топись. Кстати, ты надолго? - А меня тебе не жалко? – уклонился он от ответа. - Жалко, жалко, только ерунду не говори. Так ты на сколько приехал? Его лицо приняло каменное выражение. - Я тебя стесняю? Ты с кем-то живёшь? - Джерард, нет, не переводи разговор в воинственное русло! – прикрикнул я. – Нет, я один, абсолютно, только три раза в неделю приходит горничная, вдова, которой под сорок. - А как же девушки? – вкрадчиво поинтересовался он. – Или ты уже интересуешься старыми вдовушками?.. А, может быть, юными мальчиками, как один наш общий знакомый?.. Я заметил, что у него на щеках уже появился нежный румянец, что означало: Джи немного опьянел, но я был уверен, что за годы самостоятельной жизни среди чужих людей он научился хоть немного контролировать свою речь и поведение. - Была одна девушка, - осторожно начал я, потому что боялся задеть эту спёкшуюся рану и вновь заставить её кровоточить. – В общем, история тяжёлая, но раз так интересно… Три года назад у меня была невеста, прекрасная девушка, но немного иного круга, чем я и мои друзья, поэтому я долго присматривался к ней и старался увидеть, что действительно скрывается за её татуировками и немного вызывающим поведением. Алисия оказалась очень милой и верной, но однажды она отправилась перед свадьбой в путешествие со своей подругой. Они решили сплавиться по Амазонке – обе были экстремалками, - но не удалось. Алисия подхватила в джунглях какую-то лихорадку, горячим рейсом её отправили домой, и она сгорела в лондонской больнице буквально за два дня. Она просто высохла и превратилась в мумию. Вот и вся история. Конечно, жалко её, ведь она была мне дорога, как-никак, но я стараюсь жить без неё. Не она первая, не она последняя. Джи, казалось, совсем меня не слушал. Он задумчиво глядел куда-то поверх моего левого плеча, мечтательно склонив голову, и беспрестанно курил. - А знаешь, Майк, - глухо начал он, - уж лучше сгореть так, как она, чем жить и мучиться, как я. Я ничего не ответил, ждал, когда он продолжит. - Понимаешь, я только сейчас осознал, что стыжусь рассказать свою историю тебе. Ты же знаешь, я живу в Нью-Йорке, но ведь и в Нью-Йорке можно по-разному жить, верно?.. Он перевёл влажный взгляд на меня, и я согласно кивнул. - Когда я только приехал в Сити, то был подавлен тем, как много в городе таких же провинциальных парнишек, как я, и все мнили себя великими художниками. Я с треском провалил экзамены в Школу Искусств, потому что отверг домогательства какой-то озабоченной тётки, члена приёмной комиссии, и она пригрозила «перекрыть мне кислород». А я ей благодарен. Если бы не она, я бы и доселе ютился в грязной комнатке с двумя слабоумными сёстрами и их хомяком. - Так ты доволен своей нынешней жизнью или мечтаешь утопиться? – я был раздражён: бессвязный пьяный бред уже вступил в действие. Но Джерард не был пьян; он так злобно посмотрел на меня, как мог смотреть только будучи трезвым и злым. - Твою мать, ты будешь меня слушать, или тебе насрать, что столько лет творилось с твоим грёбаным братом? Я встал и подошёл к окну, а затем медленно дошёл до лестницы и, опершись на перила, устало кивнул: - Продолжай. - Я пару месяцев жил где-то на окраине в дешёвой квартире двух великовозрастных сестёр-даунов, которые жутко меня бесили. Овощи, а не люди! Я был без работы, потому что не мог себе представить, как я, готовивший себя к роскошной жизни, стану мыть полы в засраном МакДональдсе. Жил я на деньги девчонок и друзей, которые были чуть успешнее меня, обещая всё потом отдать. Я жутко похудел, у меня начались глюки на почве истощения, а я только и делал, что покупал краски, кисти и сигареты, а потом всю ночь рисовал, рисовал… Работы я складывал в чулан, вытеснив оттуда все соленья сестёр, а потом решил их продать кому-нибудь, ну хоть за три доллара, чтобы уехать назад в Джерси. Я разместил фото картин на одном сайте, через который продают всякое барахло. Сразу же откликнулся какой-то парень, сказал, что он управляющий отеля, предложил послать ему мою фотку. Я удивился, но спорить не стал: не хотелось упускать покупателя. Прислал ему фото, и потом он написал, что заплатит за пять картин по десять тысяч долларов за каждую, но при одном условии: я пересплю с ним. Я физически ощутил, как меня передёрнуло от накатившего отвращения, и Джи это заметил. - Майк, дослушай ты! – умоляюще попросил он. – Я был просто в прострации: пятьдесят тысяч баксов за мою мазню?! Я, нищий, голодный юноша – и получу такие деньги?! Я просто потерял голову от восторга, я уже начал представлять, куда пущу эти деньги, а потом вспомнил про его просьбу и… Решил наплевать на гордость. Да мало ли что, вдруг это шутка такая или проверка меня?.. Фиг его поймёт. - И ты пошёл? – я даже не узнал свой голос, зловещий, глухой, кипящий ненавистью, только непонятно, к кому именно. - Да, - тихо прошептал он. – Да, я согласился. Я шёл, светясь от счастья, я уже предвкушал хруст денег, шуршание чека или пластиковое безмолвие кредитки, я просто купался в своём восторге. Встречу назначили в отеле «Декамерон», вечером следующего дня. Покупателем оказался молодой британец, Кит Лонгсбридж. На вид ему года двадцать три, респектабельный юноша, блондин с серыми глазами, в дорогих очках и шикарном костюме. Сразу видно, что он из того мира, в котором деньги – мера всех вещей. Он дал мне кредитку на своё имя, поговорил о моём творчестве, расспросил о моей жизни в Джерси, а потом мягко спросил, готов ли я выполнить заключительную часть нашей сделки, ведь свои обязательства он выполнил. Я чувствовал, как меня одолевает тошнота и слабость. Господи, он так спокойно об этом рассказывает!.. Я в шоке. Джи, милый, что с тобой случилось?!.. - И ты согласился? – просипел я. - Согласился. Он был очень нежен со мной, потому что видел: я ещё несовершеннолетний, я напуган, я неопытен и нахожусь на грани обморока. Он объяснил мне, что полюбил парней ещё с лицея, когда учился в Англии, и так не смог перебороть своего запретного влечения, затем перебрался в Штаты, открыл сеть отелей с помощью отца и стал миллионером, но женщины его совсем не занимают. Он любитель антиквариата, поэтому и зашёл на тот сайт, а потом вдруг наткнулся на мои работы, и они просто поразили его своей искренностью и пронзительностью. Я там запечатлел девушку с синими волосами, режущую вены, и ещё какую-то байду. Кит сразу влюбился в эти полотна и решил увидеть их творца, вот и попросил выслать фотографию. А потом он влюбился и в меня, но решил, что если он хочет меня заполучить, то действовать нужно напролом, даже немного шантажируя меня деньгами, ведь я могу сорваться с крючка. Наверное, я был настолько шокирован происходящим, что даже не пытался осознать, насколько всё неправильно и чудовищно. Он был очень нежен и чуток, действительно занимался со мной любовью, а не трахал. Потом проводил меня до лифта и попросил позвонить на мобильный, как только я приеду домой. Я добрёл до дома в полнейшей растерянности, на автомате позвонил ему и сказал только одно слово: «Дома». Наутро я уже полностью осознал случившееся и вдруг пришёл к выводу: Кит – удивительный. Заплатить за психоделику какого-то нищеброда такие деньги и потом пытаться наладить с ним отношения… Я понял, что не хочу его терять, потому что он был единственным проблеском надежды на лучшую, новую жизнь и самым человечным по отношению ко мне в этом городе тьмы. Он выдернул меня из глубин, из грязи и показал, как хорошо на поверхности, так что нельзя было вновь тонуть. На эти деньги я прикупил себе нормальной одежды, сходил в салон, привёл себя дома в божеский вид, а затем набрался наглости и заявился прямо в его номер с самого утра. Он был приятно поражён и даже пошутил насчёт того, уж не забеременел ли я, но потом забеспокоился, что случилось. И тогда я ответил: «Я согласен быть твоим». - Ты продал себя! – я бессильно застонал и, дойдя до дивана, на котором сидел недоумевающий Джи, рухнул на него и обхватил голову руками. – Сука, продал свою душу за какую-то сраную кредитку! Я тебя ненавижу!.. - Майк, ну дослушай ты меня, сам же начал эту тему! – рука Джи, нежно поглаживающая мою голову, теперь была мне противна, и я сбросил её, всё ещё глухо рыча. Не дождавшись моей реплики, он затянулся и продолжил: - Кит сказал, что это лучшая новость в его жизни. Он тут же забрал мои немногочисленные вещи из квартиры и перевёз в свой особняк в Бруклине. Я был тут же введён в нью-йоркский бомонд и представлен, как его близкий друг, но там все не настолько дураки, да и Кита они хорошо знают, поэтому все сразу поняли, что я его любовник. - Шлюха, - прошептал я, давя в себе злобные слёзы. А Джи меня не слушал и повествовал дальше: - Я получил всё, о чём мечтал: шикарный дом, любящего человека, кучу денег, влиятельных друзей, возможность творить и не трястись над каждым центом. Майкл, это настоящая жизнь, а не то жалкое существование, что я влачил в лет десять назад, когда нас с тобой гнобил этот чёртов извращенец отец Максим! - Джи, - я поднял на него глаза и посмотрел с болью, которая тут же отразилась в его прекрасных глазах, - ты дёшево продал себя. За какие-то сраные деньги, за возможность сплетничать о толстосумах с силиконовыми шлюхами и за право спать на шёлковых простынях. Где мой Джи, где мой стойкий оловянный солдатик, которого ничто не могло сломать, а ?.. Джерард, да ты в тринадцать лет был гораздо сильнее и принципиальнее, чем сейчас, в двадцать пять… А я все эти годы превозносил тебя до небес, ведь ты мой Бог… - Бог?! – насмешливо переспросил он, вмиг утратив своё смущение и робость; губы искривились в презрительной ухмылке, будто бы перед ним сидело сущее ничтожество, а не я, Майкл Джеймс Уэй. – Я твой Бог?! Майк, что за чушь ты несёшь?!.. Ты, как, в протестанты переметнулся из католиков? - Я атеист, - мой голос звучал отрешённо и пусто, абсолютно ничего не выражая. - И как прикажешь реагировать на твои слова, братишка? – я тяжело вздохнул и выдохнул, растерев лицо ладонями и энергично встряхнув головой. Он лишь неопределённо повёл плечами. - Я ожидал услышать от тебя всё, что угодно, но только не это. Такое чувство, будто ты мне рассказывал о совсем другом человеке. Как я вообще должен реагировать на такое сообщение?! Порадоваться за тебя, что ты чья-то дорогая игрушка, чья-то ожившая резиновая кукла?! Да если бы я такое заявил тебе, то ты бы сразу разорвал меня голыми руками надвое! Джи, ты заколдован, что ли?! Он вновь решил молчать и лишь раздражённо фыркнул. - Покажи свою квартирку, что ли, а не то уеду, так и не увидев, где и как живёт мой Майки. Я со злости ударил кулаком в стену позади дивана и, рывком поднявшись, грубо дёрнул за руку Джерарда, мигом поставив его на ноги и затем потащив за собой. - Вот прихожая, гостиная, кухня, мой кабинет, моя спальня с отдельной ванной, комната моей домработницы Роберты, спальня для гостей с ванной комнатой, чулан. Доволен? – я таскал Джи за собой, крепко стиснув его тёплую мягкую ладонь в своих жёстких пальцах. Рывком распахнув дверь, ведущую в ту или иную комнату, я стоял буквально пару секунд на пороге и давал ему возможность оглядеться, а затем спешил дальше. Совершив обход всей своей квартиры, я решительно направился вниз, обратно в гостиную, причём руку он вырвал по пути – надоело быть ведомым. В гостиной мы вновь расселись по своим местам – он на красный диван, я на белое кресло, - и комнату опять окутала неуютная тишина. Я подумал было о том, чтобы включить телевизор и посмотреть какой-нибудь фильм, но потом опомнился: мы так и просидим целый вечер, вперив усталый взгляд в какую-нибудь бездарную мельтешащую херню, вяло пережёвывая солёную пиццу, а затем Джи вновь покинет меня лет эдак на десять, так и не объяснившись со мной. - Не уж нет! – возмутился я вслух и тут же осёкся: на меня смотрели искрящиеся глаза брата, такие неподдельно искренние и живые, но вдруг озорной огонёк, который я так любил, угас в них, и тень печали залегла в углах губ и бровях. - Майк, ты удивительно похорошел… - вдруг раздался хрипловатый голос Джи. - Стал таким мужественным, элегантным, импозантным… Юный денди, а не парень из Джерси. Тебе очень идёт каштановый цвет и зачёсанные назад волосы. А ещё ты сменил очки на линзы, верно? - Нет, сделал коррекцию зрения. Одолжил у Билла тысячу фунтов и съездил в клинику, потому что не мог больше носить эти вечно запотевающие стёкла, потом решил сменить имидж, сходил к знакомому стилисту Штангера, приятной китаяночке Стейси, она мне покрасила волосы и приодела по-новому. А ты почему расстался со своим любимым цветом? – Кит сказал, что с красными волосами я буду ещё порочнее и сексуальнее. – Кит сказал, значит… Понятно… Ты, Джи, как дорогое французское вино: с возрастом только становишься лучше и бесценнее. Но только внешне, уж извини. И я лишь развёл руками. - Ты, Майк, с возрастом всё больше похож на аристократа, а я – на дорогую шлюху. Нет во мне ни капли благородства, ни толики аристократичности, а в тебе – через край, хоть сейчас наряди тебя в мундир и отправь во дворец к Елизавете вместо принца Уильяма. Вот странно, ведь мы же родные братья. Ты весь такой аристократический, надменный, холодный, неприступный и выхоленный, утончённый, изящный… - Я не похож на шлюху лишь потому, что я не шлюха, - парировал я. Джерард едва сдержал возглас изумления и тут же залился ярким румянцем злости. - Как же ты предубеждённо настроен против моих отношений с Китом, хотя даже ничего о нём не знаешь!.. – с вызовом произнёс он, закидывая ногу на ногу и прожигая меня недобрым взглядом. - Да, я полон предрассудков, да, я гомофоб, - с нажимом подчеркнул я каждое своё слово. Вот теперь начинался серьёзный разговор, и я внутренно возликовал, что Джи уже заведён: когда он находится в таком взвинченном состоянии, ему ничего не стоит потерять осторожность и сдать все свои козыри. У брата всегда были огромные проблемы с самоконтролем. Он разъярялся, как лев, которому тыкнули палкой в бок, и противнику не составляло никакого труда вытянуть из Джерарда все сведения и признания, которые были выгодны ему. Вот таким приёмом сейчас воспользовался и я. Подло, нечестно, не по-братски, да, я знаю, но зато я быстро ликвидирую все недомолвки между нами, чтобы, наконец, выяснить, каково его истинное отношение ко мне и что за человека я называю своим братом. - Как ты можешь быть гомофобом, если тебя ни разу в жизни не домогался мужчина… парень? Я понял, что неспроста Джи оговорился и тут же поправил сам себя. Я знал, кого он имел в виду. - Ты про Максима? – я старался говорить максимально спокойно, чтобы толика моего благоразумия передалась и Джерарду, который явно занервничал при упоминании табуированного имени. Джи помедлил и нехотя кивнул. - Конечно, про него. - Если ты хочешь рассказать мне о том, как он приставал к тебе ещё в школе, то можешь не трудиться – это происходило на моих глазах… - Он поехал за мной в Нью-Йорк, - бесцеремонно перебил меня брат, вскидывая на меня огромные лучистые глаза. Когда-то они были такими глубокими и невинными, а теперь поддёрнуты дымкой, каким-то неотмывающимся налётом порочости, грязи и развратности. Такие же голодные, жадные, зазывающие глаза у каждой шлюхи, торгующей своим телом на узком тротуаре любого города мира. Присмотритесь к их лицам, если вам так интересно, и поймёте, что я прав. Эти нечистые глаза готовы затянуть и поглотить любого, кто поддастся их чарам. Нельзя в них смотреть, нельзя, иначе утонешь и никогда больше не всплывёшь обратно, застряв в той самой грязи, в которую засосало этих несчастных глупых девушек. У Джи тоже выработался этот циничный профессиональный взгляд бляди, за который я теперь его так ненавидел. Такие глаза больше не умеют излучать радость, нежность и любовь, они нацелены только на оценивание клиента и измерение толщины его кошелька. Фу, какая мерзость!.. И это мой брат!.. - Он поехал за мной в Нью-Йорк, - со вздохом продолжил Джи, уставившись куда-то в пол; он понял, что от меня не добьётся ни единой реплики, и поэтому продолжил свой рассказ. – Когда он узнал от завуча Джона, что я переехал в другой город, то тут же сам подписал себе заявление об уходе в срочный отпуск, наплёл всем знакомым что-то насчёт того, что у него начались какие-то проблемы со здоровьем и что он поедет в Нью-Йорк к знакомому врачу подлечиться, а потом рванул в путь за мной буквально через неделю после моего… Джи явно хотел сказать «отъезда», но я решил больно уколоть его. - После твоего бегства, Джерард. Ты уже большой мальчик, даже спишь со взрослыми дядями, так что учись называть вещи своими именами. То, что совершил ты, было подлостью, бегством и предательством, и ты это прекрасно знаешь, нет нужды мне напоминать об этом тебе. Он вновь вспыхнул и даже подался вперёд, словно намереваясь кинуться на меня с кулаками, но сдержался и молча проглотил обиду, а затем продолжил слегка срывающимся хриплым голосом, вновь вперив дикий взгляд куда-то в пол. - Он узнал от своих знакомых и бывших учеников адрес моей съёмной квартиры, поселился неподалёку и вновь начал преследовать меня. Майкл, если бы ты только знал, как мне было страшно жить в то время!.. Ты только представь: я один в чужом городе, для которого я – ничто, и никому я нахер не сдался, все озабочены лишь своими проблемами, и тут меня начинает мучить своей слежкой престарелый педофил. Я один, у меня нет ни единого защитника! В полицию я не побегу, потому что не хочу поднимать шумиху вокруг былых дел, о них я предпочитаю не вспоминать, других людей, способных и желающих помочь мне, у меня просто нет! Вся многомиллионная толпа горожан равнодушно проходит мимо меня, уткнув свои головы в грудь, и ни один не подумает о том, чтобы помочь мне, юному парнишке, оставшегося один на один с этим извращенцем, помочь загнанному в угол человеку!.. Майк, это так страшно, что я желаю тебе никогда не испытать это чувство, никогда не очутиться в моей шкуре!.. Я боялся выходить из дома, если осторожно раздвигал жалюзи с утра пораньше и видел, как эта сволочь, переодевшаяся в цивильную одежду, расхаживает по бетонному двору моего дома и высматривает меня в окнах. Страх парализовал всё моё тело, я просто отказывался покидать своё мнимое убежище, отчего сёстры-дауны считали меня таким же слабоумным, как и они сами. Если мне очень нужно было выйти на улицу, то я натягивал капюшон на самые глаза, надевал очки и максимально быстро выбегал из двора на авеню, сливаясь с толпой людей, чтобы не столкнуться с этой скотиной. Но у Максима был нюх на меня, не иначе, или как ты объяснишь то, что после ночи, проведённой с Китом, я встретил его, караулящего меня около подъезда?.. Я молчал. Признаться, я был поражён. Так вот почему Джи так никуда и не устроился ни учиться, ни работать, хотя планировал всерьёз заняться живописью!.. Эта старая скотина нашла способ морально терроризировать и запугивать его своим присутствием даже в другом городе. Брат был так подавлен и растерян, что фактически добровольно заперся в своей дешёвой квартире, лишь бы отец настоятель не имел возможности встретиться с ним на улице. Это какое-то проклятье, другого объяснения я просто не в силах найти. Ну почему трижды проклятый Максим прицепился именно к Джи?! В школе было полно мальчиков, у которых тоже были миловидные мордашки, но у Джера, видимо, было самое привлекательное личико. Его кукольная внешность – его счастье и его же проклятье. Кто знает, какие ещё испытания выпадут на долю Джи из-за его внешности?.. Ведь он ещё так молод, вся жизнь впереди, а в мире так много отморозков… - Майкл, не выпадай из реальности, - с укоризной заметил Джи. - Прости, я задумался над твоими словами. Что же было дальше? - А дальше всё было вот как. Он кинулся ко мне и принялся хватать меня за руки, неся какой-то горячий бессвязный бред, признавался мне в любви, умолял меня на коленях отдаться ему, и тогда он сделает меня самым счастливым человеком на свете, говорил, что выследил, куда я ходил вечером прошлого дня, вернётся в Беллвилль и расскажет всему городу о том, что Джерард Уэй – проститутка, плакал и угрожал, в общем, вёл себя, как влюблённая истеричка. Прохожие начали на нас коситься, и тогда я, вырвавшись из его рук, побежал домой, заперся в квартире и с замиранием сердца принялся следить за ним, выжидая, когда же он, наконец, уйдёт, потом решил подготовить себя к новой встрече с Лонгсбриджем и ушёл из дома через старый чёрный ход, а сестёр попросил смотреть за Максимом и сказать мне, сколько он будем торчать перед нашими окнами. Противный старик караулил меня весь день до самого заката, а потом утром я пришёл в номер к Киту и сказал, что согласен быть с ним, а затем уже прерывающимся от страха голосом попросил защитить меня от одного больного извращенца, который преследует меня уже почти десять лет. Кит тут помрачнел, расспросил подробно о Максиме и пообещал, что навсегда избавит меня от его домогательств. Кит сдержал своё слово. На следующий же день отца Максима уволили из школы, назначив на его место Джона, дом его конфисковали в пользу Городского совета якобы за долги, а хозяин съёмной квартиры заявил о пропаже крупной суммы денег и пригрозил заявить в полицию о краже, если тот не покинет немедленно жильё. Вот так Максим и оказался на улице. Он потерял всё: работу, дом, машину, деньги. Он стал нищим. Это был такой серьёзный удар для него, что он, видимо, окончательно сошёл с ума и целыми днями просиживал на какой-то картонке перед отелем «Декамерон» и жалобным голосом просил подать ему милостыню, а когда видел меня одного или же вместе с Китом, то тут же вскрикивал и принимался орать на всю улицу, что он когда-то был всеми уважаемым человеком, но стал ничтожеством из-за любви к такому монстру, как я. «Дьявол! Это дьявол!» - истошно вопил он, тыча в меня рукой. Люди оглядывались, и мне было так неловко… Но мой угнетатель был сломлен, он был уничтожен мной же, я просто не мог не добить его окончательно. Иногда на меня находила такая дикая ярость и жестокость, что я шёл в банк, менял банкноты на монеты и горстями расшвыривал мелочь на все четыре стороны, осыпая ею отца Максима, и злобно хохотал, пока у меня не начинали болеть челюсти и живот. Я наслаждался его поверженными жалким видом, когда он ползал по грязному заплёванному асфальту, собирая трясущимися пальцами эти несчастные гроши, а потом протягивал ко мне руки и принимался заново признаваться мне в своей неземной страсти, обвинял меня, что я сломал его жизнь. Меня это всё так забавляло и в то же время так раздражало, что я просто слеп от гнева. Майкл, в такие минуты я становился чудовищем и совершал то, за что мне до сих пор стыдно. Я дразнил его деньгами и затем кидал их в коллектор, с наслаждением наступал на его распростёртые руки, которые он воздевал ко мне, я отчаянно ругался и плевался в него в приступе безумия, а затем орал, что не уподоблюсь ему, не стану таким чудовищем, и убегал от него, слыша вслед жалобные стенания. Я изводил его так месяц, я просто не мог остановиться, я мстил ему и за себя, и за тебя, я отчаянно желал его смерти и наблюдал за его мучениями. Так живодёры распинают животных, а затем с кровожадной улыбкой на лице смотрят, как те медленно умирают, получая от процесса удовольствие. Поначалу так было и у меня, но затем я понял, как это низко и грязно, и перестал измываться над бедным стариком. Больше я его не видел, потому что стыдился своего поведения. Каким бы чудовищем ни был человек, он не заслуживает таких издевательств. Меня всего трясло после этого рассказа Джерарда, я просто не мог унять эту лихорадочную дрожь и заставить себя успокоиться. Боже, как это всё бесчеловечно!.. В кого превратился мой брат?!.. Что я ещё услышу из его уст, которые раньше были такими невинными и чистыми, а теперь превратились в нечто грязное и пошлое?!.. Джи, заметив мой тремор, тут же поспешил утешить меня: - Майк, всё же хорошо!.. Мне потом сказали знакомые, что он подох на улице, подцепив какую-то инфекцию. Майкл, он умер, его больше нет, он разлагается где-то на социальном кладбище в безымянной могиле, его давно сожрали черви, от него даже призрака не осталось… Майк, мы теперь по-настоящему свободны!.. Наивный. Мы по-прежнему с тобой по уши в дерьме, что ты, что я, вот только тебе, моя любовь, кажется, уже не отмыться: уж больно сильно ты грешил, напропалую. А всё-таки попробуй очиститься. Я жду. - Ты не рад? Это прозвучало так простодушно, что я едва не взвыл. - А чему я должен радоваться? – я вскочил с кресла и принялся расхаживать по комнате, нервно теребя пальцами волосы. – Чему?! Что у меня брат гей и моральный урод?! Что он восемь лет предпочитал стонать под каким-то напыщенным уродом, а не видеть своего единоутробного брата?! Чему радоваться, Джи?! – заорал я, пинком ноги переворачивая стеклянный журнальный столик. Крышка столика глухо звякнула, но не разбилась: пол был покрыт мягким белым ковролином. Джерард с изумлением и ужасом глядел на меня, приоткрыв рот. Меня охватила злоба. - Давай, скажи ещё что-нибудь приятное своему братику из такого разряда, ну! Расскажи, что ещё весёлого произошло за эти годы! Кого ещё ты свёл в могилу, над кем ты потешался вволю, доведя его до петли!.. Расскажи, Джерард Артур Уэй, не стесняйся! Джи молчал. Это было слишком предсказуемо. - Раз твой прекрасный ротик отказывается говорить, то тогда вещать буду я на правах хозяина этой квартиры, - я вновь плюхнулся в кресло, скопировав позу Джера и раскованно раскинув руки. – Итак, мой ненаглядный блудный братец. Джи, ты столько лет отбивал атаки этого педофила и вдруг продался какому-то мажору за деньги! Куда делась твоя гордость, воля, благоразумие?!.. Ты же превратился в тряпку!.. Как ты мог себя продать?!.. За возможность вкусно жрать, сладко пить, много трахаться и нюхать кокаин с элитой Нью-Йорка?!.. Ты же променял меня на всю эту мишуру, ты предал меня, кинул одного на попечение этого грёбаного совета, ты просто ушёл, бросил своего брата, как замусоленную плюшевую игрушку, у которой выпали глаза и оторвались лапы!.. Ты в одночасье забыл обо мне и просто вычеркнул из своей жизни, увлёкшись яркими огнями мегаполиса! Значит, все эти годы, до твоего окончания школы, ты просто выполнял свой гражданский и братский долг – заботился обо мне, создавал иллюзию защищённости и любви?.. Ты тяготился этим?.. Скажи, ты тяготился?!.. Да, я для тебя был просто лишним ртом, которого нужно было регулярно кормить, изредка помогать ему с домашними заданиями и по расписанию отвозить в школу, а на день рождения дарить то, что он просит. Я был для тебя обузой, Джи. Если бы не я, ты бы уже давно зажигал в Нью-Йорке. Вот ты и дождался мой относительной зрелости и кинул на произвол судьбы, начав строить свою собственную жизнь. Но, милый мой, ты грандиозно просчитался: я не сдох с голоду после твоего отъезда и не стал просить милостыню на ступеньках церкви. Я стал на ноги и без твоей помощи. Я – личность, а вот насчёт тебя я сильно сомневаюсь… Денежные мешки сами лепят из тебя то, что хотят видеть. Ты же кукла из глины – примешь любую форму. Ты давно промотал свою честь и стал поклоняться деньгам. Но только учти: былое не вернёшь, и вряд ли ты когда-то станешь тем же несгибаемым сильным Джи, которого я помнил и обожал. Ты тряпка, ты овощь, вот ты кто. Ты самая настоящая беспринципная шлюха. Мне больно, что мой брат такой. А теперь ты заявляешься ко мне домой и делаешь вид, будто мы только вчера с тобой расстались. Да если ты хочешь знать, то для меня даже моя горничная роднее и ближе тебя! - А ты не задумывался о том, как я жил всё это время?! – неожиданно заорал Джерард, стремительно бледнее; глаза его метали молнии. «Шлюшка взбунтовалась», - пронеслось у меня в мозгу. - Да мне насрать, как и тебе на меня! - Что?! - Да то, что слышал. Ты же даже не знаешь, кем я стал. - Астрономом, - решительно и безапелляционно заявил он. Настал мой черёд удивляться. - Что?! - Что слышал, - передразнил он. – Конечно, ты всегда хотел стать астрономом, кем же ещё. Я буквально подпрыгнул на месте от этих слов и уставился на него огромными изумлёнными глазами, как сова, застигнутая рассветом. - Джи, что ты мелешь?! Какая астрономия, какие звёзды?! Ты явно что-то напутал! Я хотел стать ресторанным критиком, как и бабушкин первый муж, я им стал! - Но… Но… - обескуражено хлопал ресницами Джерард, отказываясь верить в правоту моих слов. Я поднялся с кресла и взял с пола парочку помятых журналов, которые упали с перевёрнутого журнального столика. - Что это, по-твоему? На, читай, - я решительно всучил ему глянцевые издания. Джерард нерешительно перелистнул пару страниц, затем недоуменно нахмурился, видимо, вчитываясь в текст, затем брови его поползли вверх, он поднял на меня огромные распахнутые глаза и вновь попытался что-то сказать, но вдруг вместо этого принялся бешено перелистывать остальные журналы, будто бы что-то упорно искал в них. - Этого не может быть… - шептал он, отказываясь верить в прочитанное. – Этого не может быть! – орал он, со всей дури швыряя в меня журналами. – Ты меня разыгрываешь, это просто невозможно! - Нам с тобой не по пути, Джи, раз ты даже не помнишь устремлений своего брата, - холодно отреагировал я, небрежно отшвыривая скомканные листы ударом ноги. – И о каком примирении ты ещё смеешь говорить после такого?! Мне нравилось видеть его разочарованную мордашку. Пусть хоть раз помучается угрызениями совести. Всё-таки я так же жесток, как и он. - Восемь лет… Восемь лет я рисовал эту картину… - шептал он, запустив руки в волосы и бессмысленно пропуская кровавые пряди сквозь пальцы. – Я восемь лет, таясь от всех, рисовал эту картину… Это была моя отдушина, я представлял твоё ликующее лицо, мечтал о том, как ты обрадуешься, увидев её… - Джи, что ты шепчешь? – теперь настал мой черёд удивляться. Так он всерьёз верил в то, что я жажду связать свою жизнь со звёздами?! И столько лет трудился над этим полотном?! - Джерард, я… - опустившись перед всхлипывающим братом на колени и осторожно взяв его горячие руки в свои, я принялся мягко поглаживать их. – Джи, прости я… - прощения просить было, собственно, не за что, но я просто физически не мог созерцать слёзы брата, они капали на моё сердце, выжигая в нём дыры, как соляная кислота. – Я же не знал, что ты просто напутал что-то… Ну со всеми бывает… - Тебе она не нравится? – спросил он, подняв на меня свои влажные глаза и безучастно разглядывая моё обескураженное лицо. - Нет, она красива и оригинальна, просто она… Как-то не вписывается в общий строй моей комнаты и… Но она вполне мила… - Не ври мне!!! – заорал Джи и, оттолкнув меня, кинулся к стене, явно намереваясь сотворить что-нибудь со своей картиной. Разум подсказывал мне, что вряд ли даже такой сильный человек, как брат, сможет сорвать со стены такую махину, но я всё равно кинулся за ним и, схватив за талию, оттащил от стены. - Она уродлива, она безобразна, как и я!!! – истерил Джерард, вырываясь из моих рук, пока я волоком тащил его к дивану, чтобы усадить и успокоить. – Пусти, Майкл, я её уничтожу!!! - Ты бы всё на свете уничтожил, будь моя воля! – разъярился я, швыряя его на диван и нависая над братом, не позволяя ему встать. – Истеричка!!! Вечно из себя обиженную овцу строишь! Зачем разыгрывать такой спектакль, Джерард? Шёл бы ты в актёры, не даром бы тогда землю топтал. Он явно оскорбился и разозлился, но промолчал, а затем начал постепенно приходить в себя, однако глаза всё ещё блестели воинственным и безумным огнём. - Ну, раз вы, сэр, ресторанный критик, то я нарисовал бы вместо созвездия огромную куриную ножку под соусом из куркумы, специально для вас… - Не смешно! Ты забыл, что было и что нас связывали братские узы, а вот я помню всё. Ты не откупишься одной картиной и вину свою передо мной не загладишь. - Так выкинь её! – Нет. Странно, но я её жалею. В ней же вся твоя душа, Джер, надежды, боль, отчаяние, безысходность… У меня рука не поднимется на такое. Картина для меня теперь, как живая. Восемь лет ты оживлял её, как же я теперь могу взять и убить её, как же ты не понимаешь?.. Она мне будет напоминать о тебе; хоть я и ненавижу астрономию, но «Кассиопею» не выкину. - Кстати, а почему ты нарисовал именно это созвездие? – поинтересовался я у брата, утирающего высохшие солёные дорожки на упругих щеках. - Потому что оно одно из самых красивых скоплений звёзд в космических просторах, - глухо ответил Джер, мыча в стакан с ромом. - Мм, - так же неопределённо хмыкнул я. - Майкл, - спустя какое-то время окликнул меня Джи. – Скажи, ты действительно хочешь знать всё-всё о моей жизни вдали от тебя?.. Я без колебаний кивнул. Джерард пристально вгляделся в меня, а затем, набрав побольше воздуха, начал: - Итак, как ты уже знаешь, я любовник Кита, владельца сети отелей «Декамерон». Я являюсь частью бомонда Большого Яблока, представляясь всем, как спутник Лонгсбриджа, однако публика уже знает, что я его любовник. В свет принято выходить исключительно с девушками, однако Киту плевать на эти законы, они для него условны, так что на различных приёмах, банкетах и вечеринках престарелые миллионеры сидят в окружении жён и любовниц, которые тонут в мехах и кружевах, а Кит обнимает меня и гордится тем, какой я неформальный в сравнении с этими разряженными индюшками. Я действительно экзотический фрукт в этом обществе. Можешь сам представить, как неодобрительно косятся на меня эти дамы, особенно когда Кит целует меня или просто ласкает на глазах людей, а я охотно отвечаю ему на все заигрывания. Но спутники дам были бы весьма не прочь оказаться на месте Кита или же попросту затащить меня в туалет ресторана и там отыметь по-полной. Богачи практически все извращенцы и бисексуалы. Я кивнул ему, чтобы он продолжал. - Фактически, я содержанка Кита, но имею приработок и на стороне. Развращённые деньгами и властью чиновники и бизнесмены постоянно устраивают подпольные БДСМ-вечеринки, на которые в качестве жертв приглашают только самых красивых и раскрепощённых молодых людей из общей элитной тусовки. Гонорар на таком увеселении очень солиден, от пятидесяти до двухсот тысяч долларов за ночь. Цена зависит от того, как далеко готова зайти приглашённая жертва. - И ты в них участвуешь? Странно, но никаких эмоций его слова во мне не вызвали. Пока что. - Да, участвую. Чаще всего самый большой доход именно у меня. В мои обязанности входит покорно исполнять приказания того, кто назначит за утеху со мной самую высокую цену. Ставки очень высоки, ведь это единственная возможность всех извращенцев реализовать все свои грязные фантазии, но не загреметь за решётку из-за этих маленьких шалостей, вот потому они так щедро платят за реализацию своих мечтаний. Работа несложная: просто исполняй любое приказание, стараясь при этом быть максимально сексуальным, вот и всё. Вначале истязание плоти и прочие издевательства довольно неприятны, но спустя время даже начинаешь получать от этого удовольствие. - Кит знает о твоём нелегальном развлечении? Он отрицательно помотал головой и рассмеялся. - Сам он в подобных делах никогда не был замечен, ему вполне хватает меня, а из наших общих знакомых никто не посмеет заложить ему меня, ведь садо-мазо вечеринки – это не та тема, которую можно обсасывать в светском обществе. Поверь мне, что эти уроды ещё заплатят своим «жертвам» деньги, лишь бы те молчали о тайном пристрастии сильных мира сего. Я молчал. Я не знал, что сказать, но вдруг слова вырвались из моего рта помимо воли. - Если называть вещи своими именами, то ты просто дорогая шлюха при богатом сутенёре, и цена тебе – те десять тысяч за ночь, которые Кит изначально заплатил тебе. - Но зато это лучшая ночь в жизни тех уродов, которые не глядя суют деньги мне в карман и тут же алчно раздевают. Майки, помимо вечеринок, я ещё традиционно обслуживаю их организаторов и хозяев. Меня как будто помоями окатили, такое мерзкое ощущение, я аж содрогнулся от отвращения. Нет, нет, этого не может быть! Что же должно было произойти, чтобы мой брат с несгибаемой, железной волей, самый гордый и несокрушимый человек, которого я когда-либо знал, вдруг едва ли не с гордостью признавался в том, что кто-то пользуется его телом и платит за это деньги, держа его у себя дома как карманную собачку?! Но нет, в его голосе нет гордости, лишь вековая печаль и жуткая усталость. Я готов был выть от досады и в кровь избить его гладкое выхоленное лицо, как это было в фильме «Бойцовский клуб». Жуткая обида за брата и небывалая горечь захлестнули меня, и я едва сдержал подступившие рыдания. Нет предела человеческой низости, за шуршащие бумажки и пластиковые карточки люди готовы вывернуть свои внутренности наружу и сплясать джигу, стоя на голове. Деньги, желание ими обладать превращает человека в шута и покорную скотину, которая послушно мычит, видя перед собой заветные купюры. Уж лучше умереть, чем слышать такое. Я опять произнёс это вслух, на что Джи незамедлительно отреагировал. - Майк, не будь ханжой! – скривился он. Головой и руками я бы зарабатывал максимум полтысячи в месяц, а так я имею сотни тысяч, работая ртом и задницей. Непыльная работёнка, плюс я в среде приличных людей, ровня им. Нет грязной работы, Майкл, есть малооплачиваемая работа. - Зачем ты рисовал эту картину? Джерард вопросительно посмотрел на меня, не ожидая такого странного вопроса, но всё же ответил: - Потому что мне было скучно. Я вдруг радостно рассмеялся и, хлопнув себя руками по коленях, вскочил с кресла и принялся наматывать вокруг него круги, кусая губы. - Майк, ты чего? - А ничего! Ничего! – всплеснул я руками. – Так вот что на самом деле движет тобой! Ни вина, ни стыд, ни совесть, ни раскаяние и желание воссоединиться со мной, а банальная скука! От нечего делать ты нарисовал картину, от нечего делать прилетел ко мне в Лондон, просто так послал мне свою мазню, лишь бы тебе не изнывать от праздности. Какое же ты ничтожество, Джерард! Боже, как я сразу не догадался, почему ты решил меня навестить! Да просто ты заскучал из-за однообразия своей никчёмной жизни и решил хоть как-то развлечься в перерывах между насаживанием на чьи-то набухшие члены, вот и прилетел ко мне якобы с подарком, чтобы отвадить глаза, а сам хотел лишь поиздеваться надо мной. Джи, я тебя ненавижу. - Ты неправ, - я заметил, как у него беспомощно задрожали губы, и мне вновь захотелось врезать ему по лицу, чтобы он не смел давить на жалость, распуская сопли, как кисейная барышня. - Давай, оправдывайся, - я даже не хотел его слушать, но Джерард уже начал говорить, и его было не остановить. - Да, Майкл, ты прав. Я шлюха, я избалованная сучка, я просто блядь. У меня нет образования, у меня нет работы, у меня есть просто хобби – быть чьей-то подстилкой. Кит в гостинице и на деловых встречах целыми днями, а я скучаю один взаперти. Чем мне заниматься, пока дома нет моего парня? Я хочу по магазинам, встречаюсь с друзьями Кита, сорю деньгами и сижу в дорогих кафе и ресторанах, а затем возвращаюсь домой и вновь чувствую, как огромная чёрная дыра засасывает мою душу изнутри, просто опустошает меня. Секс, пусть даже за деньги, не может заменить мне теплоту общения с людьми. Вокруг целый день одна лишь обслуга: охранники, горничные, водители, продавцы в бутиках, официанты, которые просто мечтают трахнуть меня… Я не вижу тех, с кем можно было бы поговорить на равных, кто не истекал бы слюной при виде меня. Майки, - он с мольбой и горечью взглянул на меня, - если бы я мог выть, как волк, то целыми бы днями только этим и занимался. - Ты сам загнал себя в эту ловушку, - хладнокровно парировал я. - Не будь таким бессердечным! – в сердцах воскликнул он. – Ты понимаешь, что я задыхался в этом вакууме? - Нет, не понимаю. У меня жизнь протекает совсем по-другому. Если ты такой несчастный, то чего же не сбежишь от своего Кита? - А куда? И, вправду, куда?.. - Он меня из-под земли достанет, я навек привязан к нему. Это не тот человек, который может чем-то пренебречь. Если ему что-то приглянулось, то он непременно присвоит себе эту вещь. - Например, тебя, - у меня не было сил повышать на него голос, так что эта фраза вышла вялой и бесцветной, никак не уязвив Джи. - Считай меня кем угодно, мне уже всё равно. Я старался хоть как-то не сойти с ума, вот потому и начал, таясь ото всех, заниматься тем делом, которое было смыслом моей жизни - от скуки нарисовал «Кассиопею»; мысль о том, что однажды я подарю её тебе, внушала мне надежду жить дальше. Я жил только ради этого полотна и тебя. - Как человек, развлекающийся со слугами, партнёрами своего мужчины по бизнесу, даже женатыми и семейными, и просто теми, кто больше заплатит, может говорить мне о любви? – я вновь вспылил. – Как тебя ещё не перекосит всего после того, как ты произносишь такие пафосные речи своим грязным ртом?! Тебя же все перетягивают, как канат, ты – трофей в чьём-то споре и состязании. Ты не человек, ты просто очень дорогая вещь, переходящая от одного богатого засранца к другому. А износишься ты, тебя просто вышвырнут вон и сразу же найдут тебе молодую, блестящую замену. Ты продешевил, Джи. Ты продался слишком дёшево. У тебя нет никакого образования, ты полностью зависим от своего британца. Надоешь ты ему, выкинет он тебя на улицу – как ты будешь жить?! Он тебя приручил, как какую-то обезьянку, он внушил тебе мысль, что без него ты – никто, и ты не мыслишь жизни без этого человека. А это, Джи, называется уже рабство. -Майк, это называется любовь, - на сей раз его голос не дрогнул, когда он произнёс это слово, которое я так ревностно оберегаю и ценю. Зря ты это сделал, Джерард. Ох, зря!..
Уррра! Я так ждала этот фик! Что хочу сказать: я всё так же по прежнему в восхищении! Такая игра жизней, характеров в этом фике. Джи, который прежде был таким принципиальным, а сейчас стал просто шлюхой - но с такой болью в душе! Майки, одинокий маленький мальчик, который сам поднялся на ноги и добился успеха в жизни - но всё равно оставшийся таким же одиноким. И оба брата сильно нуждаются в друг друге. Очень интересно, что будет дальше и как закончится этот фанфик. Малиновый Лис, ты просто талантище!
вот как хотите, а я не осуждаю джерарда. я, можно даже сказать, на его стороне. правда, насчет садо-мазо вечеринок... не думаю, что они были так уж и необходимы, но я абсолютно поддерживаю его в его связи с этим китом. а майки ведет себя как маленький ребенок. возможно, ему и было туго, но он смог быстро встать на ноги, он просто не знает, какого это - тупо стараться выжить. джер выбрал меньшее зло. а если этот кит его любит - что ж, почему бы и нет?
определенно не нравится майки. совсем не нравится. не знаю, он такой... сноб. буэ.
Tassy, я не талантище, я ленивейшее жопище, тянула столько времени с продолжением, чтобы накалякать его вчера за остаток вечера Концовка вполне предсказуема: раз в шапке заявлен Уэйцест, а его не было ни в первой, ни во второй частях, то он будет в последней. Всё логично до безобразия Крис, что с тобой случилось?! Ты впервые не на стороне Майки! Джерард выбрал не меньшее зло, он "выбрал зло, которое ещё не пробовал" (цитата Мэрилина Мэнсона). Всё равно он шлюха для меня, что в фике, что в жизни
Лисиц, я читал ЭТО два часа, потому что мелкий шрифт и контактные линзы несовместимы, да. Подозрения про почетную и древнейшую профессию Джера закрались у меня со строчки про розовую помаду. Я его тоже не осуждаю, но мне на минутку захотелось поиграть в "Красотку" и выкупить Джерарда у Кита :D. Майкс - мерзкий манипулятор, но именно таким я люблю его больше всего. Я ждал продолжения, да. Я прочитал - я не разочаровался, а влюбился еще больше. Кажется, это самый большой мой комментарий Ох, Лисичка цвета волос Джи, ты хороша во всех проявлениях.
Оль, извини за шрифт, просто если я при своём объёме стандартной главы сделаю его большим, то мои читатели хором проклянут меня за то, что одна часть растянется страниц на тридцать. Ты просто копируй текст, вставляй в Word и увеличивай шрифт, чтобы не травмировать глаза, иначе я себе не прощу того, что стала причиной ухудшения твоего зрения. Выкупить Джерарда у Кита? Что ж, найди миллиард евро - и он твой *Лис пошёл считать наличку в своей копилке-аквариуме*
Я вроде все понимаю, а вроде ни черта не понимаю :DD Но это определенно мне нравится. Так написано.. Спасибо тебе! и ссори за такой маленький коммент...
POSTAL, я тут слишком много психилогии намешала. Просто в эти выходные ходила на спектакль "Дорогая Елена Сергеевна", который состоял из сплошного пафоса, драмы и философии, видимо, под впечатлением от диалогов актёров и наклепала сию главу. Да не извиняйся ты, всё ладно-шоколадно, Лис доволен и счастлив
Малиновый_Лис, мне несомненно нравится Ваш рассказ, но есть одно обстоятельство, мешающее мне проникнуться им до конца: то, что Джерард уехал и бросил брата, которого всегда так любил. На мой взгляд, это совершенно нелогично. Прочитав об их детстве, я не могу представить, что старший брат, с таким железным характером, уехал на восемь лет, да ещё и не сообщал ничего о себе всё это время. Казалось бы, это не так важно, есть факт - он уехал, теперь вернулся, нарисовал картину и, теперь они разговаривают. То, какими они стали и чем занимаются, как раз понятно, такое бывает, что один продаёт себя, а второй циничная скотина:) Вы пишите очень образно и красочно, хочется читать, но от того, что в рассказе не объясняется толком, почему Джерард свалил и так надолго оставил Майки, у меня возник барьер, мешающий верить этой истории так, как хотелось бы... В любом случае, удачи Вам, я очень буду ждать окончания, может быть в следующей главе всё станет ясно:)
Ну, Себастьян, Джи же обмолвился в разговоре с братом о том, что только жажда вырваться из омута обыденности и мещанства заставила его уехать в Нью-Йорк. Майклу тогда было четырнадцать, за ним присматривали сердобольные попечители из Городского совета, а Джи был слишком горяч и нетерпелив, чтобы гробить свою жизнь и посвящать её исключительно младшему брату. Есть такое ёмкое выражение, "вожжа под хвост попала", вот и Уэю-старшему тоже какое-то шило вонзилось в задницу, из-за чего он и посчитал своего брата самостоятельным и зрелым, могущим позаботиться о себе. Человек часто бежит от самого себя, предавая других, и я тому самый яркий пример. Но если Вы так настаиваете, то я всё-таки акцентирую на этой проблеме внимание в заключительной части фика. Всё-таки я как Автор настаиваю на том, что для братьев сейчас главное - выплеснуть накопившуюся обиду, а из-за давности "преступления" оно уже не так важно. Что было, то сплыло, им просто нужно облить друг друга говном. Все пожелания учту, так что не стесняйтесь критиковать, Ада никогда не обижается
Малиновый_Лис, это всё понятно - что Джи хотел начать новую жизнь, оставить место, где было много плохого, где домогались, итд. Но за восемь лет ничего не сообщать о себе брату? Не забрать его при первой возможности? Я, видимо, просто по-другому понял характеры персонажей, когда читал первую часть, поэтому мне и кажется, что здесь какое-то несоответствие. Я всегда считал, что у старших братьев есть пунктик - заботиться о младших, особенно если старший брат остаётся вместо отца. Всё-таки родная кровь, а это не шутки. Я знаю, что если бы всё было так, как я пишу, не получилось бы изобразить конфликт и драму, но меня клинит. Я просто не понимаю такого Джерарда:)
Во мне кипят эмоции. Я понимаю Майкса. Он зол, нет, даже не зол, а разъярен. Я бы тоже злилась, если бы мой брат оставил меня на восемь лет, а затем просто так заявлялся и начинал бы рассказывать про то, что он шлюха. Майки же обиду чувствуют, ведь Джер был таким хорошим, заботливым братом (или он просто хороший актер?), а стал дешевой шлюхой,игрушкой для богачей, которая ради денег выполнит все прихоти,даже самые грязные. Да при этом еще Джерард гордится этим! Гордится тем, что он шлюха. Бедный Майки. Наверное ни что не сравнится с тем чуством, которое он испытывает. Это наверное равносильно тому, что Джер умер. Ведь он был Богом для Майки, своеобразной иконой. А стал? А стал никем.
Ну а Джерард, что Джерард. Я думаю, что он даже не жалеет о том, что бросил Майки,не жалеет он и о том, что стал таким...безвольным, чтоли. А прикрываться тем, что его приследовал Максим...глупо. Он уже был взрослым парнем и мог, как мне кажется, уже дать отпор. В конце-концов он мог заявить в полицию...(хотя иногда у меня проблескивает мысль, что Джи нравилось, что Максим его преследует.)
В общем я всеми руками, ногами, волосами за Майкса.
Ада, тебе низкий поклон за офигенные диалоги и описания. Бесконечная любовь и уважение от меня. С нетерпением жду новой главы! (если написала тут полный бред - извините. Накипело просто)
Молодое поколение гораздо мудрее и интереснее меня же в его возрасте. Юля, ты только что в своём комментарии изложила краткий анализ всего моего фика Чтоб я так умел реагировать на чужое творчество! Джи не то чтобы гордится своим падением на дно, он просто признаётся, что его это устраивает, ведь он единственный из своего окружения добился всего, не прилагая никаких усилий, а остальные по-прежнему сосут. Так как он уже взрослый человек, то, естественно, соображает, что к чему, и отдаёт себе отчёт в том, что не самодостаточен, а просто красивое приложение к успешному Киту, и его это гнетёт. А кто не любит, когда по нему сходят с ума и теряют рассудок?!.. В какой-то степени Джерарду тоже было приятно, что его так сильно хотят, причём духовное лицо. Так, пора мне остановиться, а не до договорюсь до бреда Ницше (чур меня, чур!)
St_Sebastian, я всегда говорю своим читателям, что каждый волен понимать и интерпретировать мои фики, как их душе угодно, но истина в последней инстанции известна только мне, Автору. Вы молодец, что не соглашаетесь во всём со мной и не боитесь выражать своё видение характера Джерарда. Просто Вы не настолько подлый, как он, вот поэтому Вам сложно одобрить его поступки Он просто искренне верил в то, что Майкл самостоятелен и может позаботиться о себе сам, вот и уехал с концами в чужой город, а затем роскошная жизнь полглотила его, затмив всё и заставив позабыть своё прошлое вместе с братом
Уж какой бы шлюхой Джи не стал, но уж точно не "дешевой". Как на меня, так он продал себя по очень выгодному курсу... И вообще я здесь полностью на его стороне. Самый нелицеприятный его поступок, то что он оставил Майки, но я понимаю его мотивы. С Максимом вообще очень красиво получилось, хотя с точки морали это и отвратительно, но то что творил престарелый педофил с легкостью перекрывает действия Джерарда. Для меня, по крайней мере. От чего беснуется Майки мне тоже понятно, но я не могу принять его действий, все хочеться промеж глаз ему врезать... Как-то так. Кстати, вроде коррекцию зрения до 25 лет не делают... Лис, Кассиопея это действительно круто, жаль что всего три главы))
Talassa, приятно, что Вы меня не забываете, как и моё творчество. Вы, наверное, единственная, кто симпатизирует старшему из братьев. Всего три главы, а для меня, как тридцать три. Это тебе не в "Лощине" описывать всякую хрень, тут реальная суровая жизнь должна быть. Коррекцию делают даже в пятнадцать, лишь бы деньги платили клиникам, у меня масса знакомых, которые уже в юном возрасте распрощались таким способом с близорукостью. Спасибо за отзыв
Мой маленький словарный запас не позволяет выразить восхищение данным фф. Но выразиться кратко, я надеюсь, смогу. Как ни странно, но я полностью на стороне Майкса. Моя реакция была бы точной копией описания состояния Уэй-младшего. Мой восторг, признательность и почтение вам, Ада. И, да, действительно жаль, что всего три главы.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
Концовка вполне предсказуема: раз в шапке заявлен Уэйцест, а его не было ни в первой, ни во второй частях, то он будет в последней. Всё логично до безобразия 
Он просто искренне верил в то, что Майкл самостоятелен и может позаботиться о себе сам, вот и уехал с концами в чужой город, а затем роскошная жизнь полглотила его, затмив всё и заставив позабыть своё прошлое вместе с братом
