Фрэнки полулежал в кресле, краем глаза наблюдая за стопкой бумаги, которую сквозняк раскидал по полу.

В комнате был спокойный, мягкий полумрак; слабый свет от лампы не освещал почти ничего, кроме разобранного в спешке чемодана и пустого стакана из-под кофе.

Листы скользили по полу, подлетая и снова плавно опускаясь вниз.

Листы шуршали, переворачивались, но нигде не было ни линии, ни строчки.

-Эй, Фрэнки! Я так рад, что ты не спишь!

Свет вспыхнул настолько неожиданно, что я зажмурился, поджимая под себя ноги.

Ты словно окатил меня ледяной водой.

Пока руки не перестанут дрожать, я буду считать, что ничего не происходит.

Я хмуро смотрю на тебя. И мой голос хрипит, когда я говорю – эй,  чего надо?

Ты же знаешь – я ненавижу свет. Я его не переношу, такой яркий.

Джи лишь лихорадочно улыбается, пытаясь спихнуть меня с дивана.

-Фрэ, пойдем. Там пиццу принесли, боже, я так рад, что ты не спишь, я так рад!

Пока меня трясет, пока я пытаюсь совладать с собой – он берет меня за руку, и все напряжение исчезает. Я даже шепчу – что за бред? Это же полный бред.

-Пицца – совсем не бред. Это то, чего я ждал почти всю… весь вечер, Фрэнки! Пошли.

Я просто стараюсь не отпускать его руку, неожиданно теплую, и говорю так, чтобы он не услышал, а лишь догадался – я тоже рад. Тоже, Джи.

__________

А собственно, почему бы Майки не отодвинуться?

Я уже минут десять как упирался взглядом в затылок спящему Джи, пока этот его братец не испортил мне все удовольствие.

Почему бы нет, Майк?

-Фрэнки,… Боже мой, я так устал…

Я смотрю направо – ну конечно, Джерард успел сесть рядом, растирая пальцами глаза. Весь такой помятый, теплый, наверное.

-Я так рад, что мы отыграли этот концерт.… Не представляешь, как я рад.

Он прижимается к моему боку, и точно – теплый. Моя рука ложится на его плечо, и я тоже засыпаю, проваливаюсь в мягкий и тяжелый сон.

Руки, белые пальцы, мокрые волосы, за которыми не видно лица.

Дождь заливает мои глаза, ноги хлюпают в насквозь мокрых кедах.

-Фрэнки, черт… Я так рад, что ты тут, рядом.

___________

Перед самым отъездом из клуба, после изматывающего выступления, я иду курить на темную лестничную площадку.

Судорожно доставая сигарету онемевшими пальцами, я сползаю вниз по стене.

Вот так. Вот, хорошо.

Теперь совсем хорошо.

-Ты тут? Я тебя везде ищу, засранец!

Джерард пытается разглядеть, где я сижу, поэтому движется медленно и неуверенно. А я молчу и любуюсь им.

Он вытягивает руку, упираясь в стену.

Так близко от моего левого уха, что я даже ощущаю тепло его ладони.

-Я тебя вижу.

Он садится на мои бедра, широко улыбаясь, обнимает меня за шею.  Меня охватывает странное оцепенение.

Руками я крепко держу его за талию.

Так резко, как только Джи умеет.

Так тяжело, так сладко.

И скрипучая дверь, и грязные ступени, и холодные сырые стены – они словно раскаляются, вибрируют, плавят мое тело.

Джи и не только так умеет.

-Ты весь дрожишь, Фрэнки. Блин.

Я прижимаюсь носом к его щеке, просто касаясь губами скулы.

Я так надеюсь, что он поймет.

Мой лихорадочный шепот – Джерард, Джерард, Джерард…

Я хочу, чтобы он понял.

-Я так рад…

Я замираю, боясь спугнуть нечто, почти проявившееся в воздухе.

И его спина – она тоже дрожит. Теплая, как и всегда.

Он шепчет, едва дыша.

-Я так рад, что ты мой.

Кажется, спустя полчаса, я колотил ногой в дверь, разнося ее в щепки, и кричал, задыхаясь от счастья – Джерард, Джерард, Джерард!

_________

Тогда он встал на пороге, ухватившись рукой за косяк.

Месяц.

Моя кровать, на которой я лежал, обхватив колени руками, была разобрана уже дня три.

Видимо, эта комната так же угнетает как его, так и меня.

Я не меняю позы, и снова, молча, любуюсь им.

-Привет.

Ничего более банального я от него еще не слышал.

В такой напряженной ситуации.

Джерард как-то нервно проскользнул в мою комнату, прижимая локти к бокам.

Я вижу, как у него сжаты губы, как мерзок взгляд.

Пару дней назад я начал сомневаться - бессонница ли это, то что происходит со мной?

Полувидения-полусны, наполненные водой и холодными порывами ветра.

Стаи мотыльков, бьющиеся о лампу, висевшую где-то высоко, под самым потолком.

Свистящий ветер мне тоже померещился?

Я резко сажусь, вздрагивая от переполняющей меня злобы, и говорю звенящим от напряжения голосом – ты можешь не трогать меня сейчас?

Я и так переполнен дерьмом.

Мне не интересно, где ты пропадал.

Мне не важно, какой у тебя теперь новый номер телефона.

И меня не волнует, с кем ты спишь.

Просто не трогай меня, как делал это раньше.

Бессонница ли это? 

А может быть вообще все то, что ты говорил и делал, я выдумал сам?

Такой вот воспаленный вымысел, черт возьми.

Может так, Джерард?

Я отчаянно, судорожно думаю.

Как же так вышло?

Джерард, я ждал тебя. Я так ждал...

Ты меняешься в лице, резко мертвея.

Я не могу смотреть никуда, кроме твоих зрачков, в которых пульсирует неживое, застывшее презрение.

Ты тянешь ко мне руку, касаешься щеки, словно извиняясь в чем-то.

Когда эти руки успели стать такими холодными?

Я пугаюсь тебя, твоих глаз, твоего вида, настолько, что еле сдерживаюсь, чтобы не закричать.

Месяц.

Я хватаю тебя за локоть, словно пытаясь остановить.

Сколько минут наших отношений я успел вычеркнуть?

И пока я лихорадочно думаю – все наладится, мы будем вместе, я готов начать все заново, я готов принять тебя таким, какой есть,

я наконец-то понял, на что способен ради тебя, я нашел выход, я знаю…

И еще – пока я собираюсь это сказать, ты меня опережаешь.

-Я так рад, Фрэнки.… Так рад, что ты больше не любишь меня, а я тебя.

Твои слова не звучат, они словно существуют сами по себе. Ты произносишь их, а я все никак не могу понять смысла.

-Я так рад, Фрэнки.

Ты уходишь, а я все еще сижу на кровати.

Щека – холодная, после твоей руки.

Я засну сегодня сном смертельно больного, и мне приснятся толпы пьяных людей, твои руки, зыбкие при свете лампы, стаи бабочек на лестничной клетке.

Мне приснится, что переполненный автобус разом пустеет, и ты делаешь шаг навстречу, протягивая свою теплую ладонь к моим дрожащим губам.

Дождь заливает мой рот, мои губы, босые ноги по колено в воде, и я пробую на вкус эти слова, новые и мертвые для меня.

Я тоже рад, Джи. Я тоже.