Оставшийся день я провел словно в тумане. Приказы доносились до меня словно из-за бетонной стены, перед глазами все плыло, я почти ничего не помню, да и половина лиц не осталась в моей памяти. Помню точно, что на меня наехал охранник в столовой, когда я уронил поднос с едой, что-то пытался втереть, но я не слушал, кажется, ответил, что дрожат руки, на что он закатил глаза и все. Снова пустота. Не дай Бог последнюю неделю я проведу так же – в неведении, словно меня и нет. Страшно умереть без воспоминаний, без любых воспоминаний, ведь у меня их толком и нет. То, что я прожил, не считается, потому что это вспоминать-то больно. Словно жил не я.

Отбой. На верхнем этаже погасили свет, потом лампочки медленно отключились и на нижнем. Осталась только одна – у надзирателя, который, как я уверен, будет спать. Последнее время что-то все притихли. Я спать не мог, в голову лезло всякое дерьмо, которое отгоняло сон. Неделя. Неделя на все про все. Потом смерть. Интересно, как оно? Я так часто убивал, думал о муках людей, наслаждался этими мыслями и зрелищем. Как они ногтями скребут землю, бетон от боли, которая охватило их тело. Как они стонут и кричат от страха. Помню их глаза, что смотрели на меня с мольбой, в которых читались ужас и смерть, когда им оставалось совсем немного. Несколько секунд; зрачки блекнут, веки медленно опускаются, и уже через мгновения нет огня, слезы перестают течь, нет мольбы и страха. В глазах читается полное умиротворение, словно ничего и не было. Словно они не мертвы, а устали и смотрят в одну точку. Но я-то все знал. Знал, что они мертвы, я жил этим! Я этим наслаждался! Дьявол, а скоро сам буду на их месте. Вот и радуйся теперь, Джи. Скоро поймешь, какого это – умирать. Посмейся над собой. А, нет, это люди посмеются надо мной, которые будут смотреть на мою смерть, тыкать в меня пальцем и смеяться,.. Наслаждаться муками. И кто еще из нас маньяк?

От этого реально не по себе. Хочется забиться в угол, обхватить себя руками и качаться из стороны в сторону, не думать об этом. Но, черт возьми, как бы я не отгонял от себя эти мысли, а уйти они не могут. О чем только не думай, а все равно четкая картина одиночной камеры заполняет мозг. А потом на смену тому кадру приходит другой – электрический стул и перекошенные лица людей, которые будут наблюдать за моей кончиной. Я, правда, боюсь. Я готов даже вернуться в прошлое и, черт, все изменить. Все! Даже остаться рядом с тем ублюдком, жить с ним, все еще оберегая братца, но лишь бы сейчас не находиться тут и не думать о смерти, которая меня ждет. Это страшно. Да, конечно, в детстве все об этом думают, все бояться, но, дети… им-то когда умирать? А я…

Давай, еще пожалей себя, сукин сын, ты же заслужил этого…

Но каждый имеет право на ошибку.

Только не ты, Джерард. Тебя уже поджидает сам Дьявол, чтобы  поместить в своё любимое место, рядом с такими же ублюдками, как и ты. Послать к тебе чертей, которые будут глумиться, разрывать тебя на части, слушать вопли, а потом собирать заново и начинать снова. И так остаток дней ада.

Меня передернуло, и я перевернулся на другой бок. Надо что-то сделать. Но что? Я бессилен. Кто меня выпустить отсюда? Никто. Как убежать отсюда? Тоже никак.

Отчаяние…

Закрыв глаза, я попытался заснуть, попытался отчистить мозг, но не трудно угадать, чем это все закончилось… я просто уткнулся носом в подушку и тихо всхлипнул. Докатился… Почувствуй себя жертвой, почувствуй скорую смерть.

- Эй, заткнись! – услышал я из соседней камеры и сильнее вжался носом в подушку, стараясь заглушить подступающие рыдания.

- Джерард, пошли, пройдемся. Разговор есть.

Я отцепился от подушки и поднял голову Фрэнк. Какого хера от тут делает?!

- Ты же сказал…

- Заткнись и вставай, - прервал он меня и открыл камеру, отходя в сторону.

- Ты сказал, что оставишь меня, - прошептал я, поднявшись с кушетки.

- Я сказал, что ты не увидишь меня в свои последние пять дней, не считая последнего. Я буду присутствовать на твоей казни, - он поджал губы и как-то нервно осмотрелся по сторонам, смотря на все из-под лобья.

Когда я подошел к двери камеры, он открыл ее, звякнув ключами, и выпустил меня наружу, не заковывая в наручники. Вместо того чтобы как-то обездвижить меня, чтобы я не убежал, он жестом показал следовать за собой, что я и сделал, все еще не до конца понимая, чего он хочет. Почему-то не страшно, что-то внутри меня уверено, что ничего плохого он мне не сделает. Он уже отыгрался на мне, он знает это, понял. А вдруг он отдаст меня другим, чтобы развлеклись они? Тут много «порядочных» людей. Зеки с радостью могут ему заплатить, чтобы трахнуть новичка, поставить его на свое место.

Мы медленно спустились на первый этаж. Люди в камерах проснулись от громких шагов, которые эхом раздаются по пустому помещению, и прилипли к прутьям клетки, наблюдая за нами. Обрадовало меня одно: стоило только Фрэнку зыркнуть в сторону камер, как те, недовольно, правда, но отцеплялись от прутьев и опять ложились в койки. Мне интересно, почему его боятся? Что он такого делает? Хотя, если вспомнить себя, что он делал со мной, то понять не составит особого труда.

Он вывел меня в коридор и остановился под одной из тусклых ламп, кладя руки на пояс и опуская голову. Тяжело вздохнул и покачал головой, проводя кончиками пальцев по дубинке. Почему-то стало не по себе от этого жеста. Неужели все-таки будет больно? Хотя уже все равно. Главное это вытерпеть, потом все пройдет. Уже приготовился к боли, но её не последовало. Фрэнк не оборачивался, ничего не говорил, а стоял и молчал, смотря в пол. Чего он ожидает? Может, каких-то моих действий? Но что я могу сделать? Чего именно он ожидает от меня? Я-то знаю, что я хочу сделать, но за это только огребу, а я знаю, что резиновая дубина бьет хорошо, примерно, как бита, а мне ей однажды заехали по ноге, когда я давно нарвался на группу каких-то ублюдков. Тот гад поплатился за свой удар…

Прошло уже, может, минуты две, которые тянулись словно вечность. Фрэнк поднял голову и причмокнул. Правую руку положил на дубинку, а вторая все еще покоилась на талии.

Я умру ровно через шесть дней. Чего мне терять? Потеряно все? Кажется, последние дни надо проживать с удовольствием, не боясь ничего, да? Да…

Я тяжело вздохнул и сделал шаг вперед. Я хочу это сделать и мне все равно, что будет потом, пусть он мне хоть лицо в кровь разобьет. Фрэнк не двинулся, и я, подойдя почти вплотную к нему, обнял его, кладя голову ему на плечо. Мне срать на то, что из серийного маньяка-убийцы я превратился в бабу, мне реально плевать на это. Я изменился, все люди меняются, из хороших в плохих и наоборот. Когда человек меняется – ему все равно на это. Ну, или только мне. Мне хотя бы нравится то, что происходит сейчас.

Фрэнк отклонил голову в сторону и расслабился, закрывая глаза. Это то, чего он ждал? Это меня пугает.

Я отошел от него на два шага назад и замер, ожидая реакции. Через секунд десять он развернулся и посмотрел на меня. Потом кивнул и пошел дальше по коридору, проходя прачечную, туалет и душевую.

Мы остановились возле комнаты приватных встреч. Полицейского в комнате наблюдения нет, свет нигде не горит. По пути сюда я видел только трех-четырех копов, которые дежурили по постам, и один выходил из спортивного зала. Странно. Я думал, что ночью тут охрана не ослабевает.

Айеро открыл дверь и вошел внутрь, сразу включая свет. Я прошел следом за ним и закрыл дверь, вставая возле стенки, не решаясь идти дальше. Да, если я буду кричать, мои крики никто не услышит. Фрэнк сел за стол и зажал голову в руках, локтями облокачиваясь о стол.  Бля, а мне-то что делать?

- Доволен, мать твою? – прорычал он, и я вздернул брови. Чем, позволь узнать?  

Вопрос застрял в горле.

- Я ненавижу тебя. Столько проблем из-за тебя было. Столько проблем. Я думал, что меня лишат работы, если узнают, что я с тобой сделал, ведь я не имею права бить и держать… в плену преступника. Пусть даже и особо опасного. Только самооборона, а ее доказать очень легко, - тяжело сглотнул и отцепил руки от головы. – Столько нервов на тебя потратил. Ты самый трудный преступник. Других так легко было ловить, дня два, но нет, ты… я еще терпел твои издевательства, зная, что рано или поздно я тебя достану. Ты не представляешь, как меня повысили, когда я привел тебя прямо в тюрьму. Но я отказался от этого всего.

Что это такое? Зачем он это говорит? Ночь откровений что ли? Мне неинтересно. Я прекрасно помню, что было, и от этого не очень-то и приятно.

- Я сказал, что продолжу работать тут. Буду ждать твоей казни. Такой ублюдок, как ты, не заслуживает еще и месяца жизни. Они согласились, - стал теребить наручники. – Разрешили быть тут, следить за тобой, делать все, что мне вздумается, а это не по закону. Если снаружи кто узнает, то меня посадят, а за мной и других. Разрешили присутствовать на твоей казни. А что сейчас? Угадай, Уэй, давай. Что сейчас?

- Ты пообещал оставить меня. И я не совсем понимаю, чего ты добиваешься,- спокойно ответил я. Я совершенно не понимаю, что происходит. Он вывел меня из камеры, стоял в трансе несколько минут в коридоре и даже позволил себя обнять на какие-то секунды, а теперь рассказывает свою историю. Мысли путаются. Я хочу спать и мне страшно.

- А сейчас я сожалею об этом, - он повернул голову ко мне, и я заметил, как нездорово блеснули его глаза в свете от лампы. По спине пробежался холодок. – Сожалею о том, что сделал. Что посадил тебя, что издевался, что… Да за все это. Да, я знаю, да и ты тоже, маньяки всегда просят прощения у жертв, я же и сам убивал. Черт, я ничем не лучше тебя, - он усмехнулся и качнул головой, а замер, не смея даже дышать. – Вообще, у меня все запутано, и это тебя не касается, но… Прости, а? – он опять посмотрел на меня и поджал губы.

Подвох. Точно подвох. Конечно, кто не захочет поиздеваться в последний день? Ведь потом всё, я один, он обещал. Хотя кто поверит в его обещания.

Вздохнул, какой раз за ночь, и встал со стула, подходя ко мне.

- Сейчас все искренне, - поправил воротник моей футболки и опустил взгляд вниз. – Ты, сука, умеешь выводить из себя, а твое вечное нытье особенно.

- Я не понимаю, - еле выдавил я себя, бегло осмотрев парня.

- Чего ты, блять, не понимаешь? – он схватил меня за грудки и хорошенько приложил спиной о стену позади. Я сумел только зажмурить глаза от страха. – Люблю я тебя! Прощение за все прошу! Так, сука, понятнее?! – как резко он меня схватил, так резко и отпустил, отходя назад и вновь садясь на стул, сжимая голову в руках.

Я попытался взять себя в руки, только вот что-то не очень это у меня выходило. В руки ничего не бралось – они тряслись, так же, как и мой мозг сейчас после той маленькой встряски и его слов. Хах. Это Фрэнк, а ему, как известно, верить нельзя. Это опять простая игра. Конечно, так обычно и бывает. Вот сейчас он мне это говорит, а потом, когда я опять начну ластиться к нему, ударит по больному. Я помню тот случай в машине. Черт, нет, это все неправда. Джерард, держи себя в руках и даже не смей ему отвечать. Сейчас я буду вести эту игру, а не он. Он и так отлично играл со мной. Я поверил ему. Он хороший актер, он умеет красиво говорить, говорить так, чтобы другие поверили его словам, я на своей шкуре знаю. Поэтому всем словам, какие недавно вылетели у него изо рта, верить нельзя. Или пиши пропало. Мне и так жить осталось совсем ничего, и я не хочу превращать свои последние дни в ад. Он и так меня ждет там. И я буду там находиться ближайшее несколько тысяч лет. Неплохая перспектива, а?

- Ну и что ты молчишь? – спросил он меня надломленным голосом, все еще не поднимая головы.

Я и буду продолжать молчать, дорогой мой. Да, я люблю тебя, всем сердцем и всей душой, но, черт, как хочу я сейчас ответить ему, и одновременно не хочу, не хочу опять разогревать его интерес ко мне, к его «забавам». Все-таки больно, когда вот так вот легко насмехаются над твоей любовью. Я, блять, все-таки из-за него изменился. Если бы не этот сучок, то я стал бы нормальным и больше не убивал, не сидел бы в тюрьме. Но нет. В этом весь Фрэнки.

- Джерард, прошу тебя, не молчи, - он сжал голову еще сильнее и покачал ей в стороны.

- Я не верю тебе, Фрэнк.

Боже, Джерард, молчи. Ничего не говори.

- Конечно, не веришь, - как-то грустно усмехнулся. – После того, что я сделал с тобой. Как же, поверишь ты мне. – Поднял голову и посмотрел на меня, с грустной улыбкой на лице.

После нескольких секунд давящей тишины он встал и повернулся ко мне. Я не знал что делать. Преимущество не на моей стороне. Я заключенный и должен следовать правилам.

Фрэнк качнул головой и подошел ко мне, кладя голову мне на плечо, а рукой сжимал футболку на моей груди. В ответ ты не получишь ничего, маленький ублюдок. Нет, хватит с меня. Я люблю тебя, да, но теперь я буду говорить это только себе. Ты же больше не услышишь ничего. Зато как предательски бьется сердце. Будь я псом, уже давно бы вилял хвостом.

Подняв голову с моего плеча, он прошелся носом по моей шее и прислонился к моей небритой щеке, скользя выше. Не обращать внимания, надо думать о другом, например, о том… Майки. Блять, мой брат, и что эта сука с ним делала. Ненавижу его. Надо ударить, хочу ударить, но что последует после?.. Все равно, моя злость тут уже ничего не сделает. Брат мертв, ему все равно, а прерывать Фрэнка сейчас не очень хочется, особенно, когда его теплая ладонь ползет под футболкой вверх по моей груди. Нет, Джер, оттолкни ты его. Только вчера вечером он ненавидел тебя, а что теперь? Слишком быстро, слишком резко и спонтанно. Даже мне понадобилось больше времени, чтобы понять, что действительно люблю.

Я рвано выдохнул и скользнул ладонями по его спине вверх, к плечам,  потом аккуратно обхватываю шею, поглаживаю большими пальцами его скулы и приподнимаю голову, заставляя его смотреть себе в глаза.

Да прощу я сам себя за этот поступок потом.

Обхватываю его голову руками и тяну на себя. Он приподнимается и накрывает своими губами мои.