«Посмотрите на мою кардиограмму – ничего она вам не напоминает?
Это график равноускоренного движения, и стремится к нулю его прямая.
Взгляните на мою ладонь – линии на ней выходят далеко за очертанья
ладони – они бегут к горизонту, туго стягивая планету меридианами.»

- Ты так и не заснул?

   Я медленно перевёл взгляд немного вправо и сфокусировался на медсестре, которая стояла рядом с белой ширмой, мягко улыбаясь мне. Вопрос, который не требует ответа. Я отстраненно покачал головой и опять уставился в белый потолок, при взгляде на который начинали болеть глаза. Краем глаза я заметил, как Лин сложила руки на груди и печально покачала головой, начиная смотреть в пол. Наверное, она единственная кто ко мне относится более менее, и я ей благодарен. Она пытается что-то предпринять для меня, предпринять не во вред  мне.

- Отпусти меня, мне неудобно, - еле слышно сказал я и сделал слабую попытку поднять руку.

- Я не могу, понимаешь? У меня нет никакой гарантии, что ты меня не убьешь. Ты непредсказуем, и случай с психиатром это доказывает, - она пожала плечами и улыбнулась мне.

- Он вывел меня из себя и все… - сказал я таким же безжизненным голосом.

   Она покачала головой.

- Пойми, я не хочу убивать, а когда я не хочу убивать, то я не убиваю. Тебя-то я точно не убью. Обещаю…

- Неужели? С чего бы мне верить тебе?

- Ты добра ко мне, а этого почти никогда не происходило со мной.

   Она как-то странно вздохнула и дернула плечами, отводя от меня взгляд на белую ширму и вздыхая. А она милая, эта глаза, нос, губы… Наверное, я первый раз вижу женщину, не как жертву, а как изумительную красоту, для которой надо делать все. Поздно я начинаю меняться. Немного посмотрев на ширму, она опять посмотрела на меня и опять странно шумно вздохнула, сдвигая брови к переносице.

- Нападешь – тебе же хуже, - предупредила она меня, и я счастливо улыбнулся ей.

   Она быстро освободила мои руки, ноги и грудь по обеим сторонам кровати. Я лениво потер кисти рук и потянулся, удобнее ложась на кушетке. Голова опять начала кружиться от таких незначительных движений.

- Что у вас с Фрэнком? – как бы между прочим спросила она, от чего я замер, в мгновение забыв о головокружении, а она в свое время макала белую марлю в воду и отжимала ее.

- С-с Фрэнком? – промямлил я, переводя нахмуренный взгляд на Лин.

- Да-да. С ним самым. Фрэнк Айеро! – приложив ко лбу марлю, она опять улыбнулась, а я блаженно закрыл глаза.

- Ничего…

- Вот не надо загонять мне! – как-то чересчур громко воскликнула она, после чего извинилась. – Все об этом знают уже. Конечно, этот коротышка это отрицает, кто хочет портить репутацию? Но психиатр нам рассказал про твою реакцию на него… Говори, я не проболтаюсь, может, даже тебе легче станет, - она опять провела марлей по моему лбу и убрала ее.

- Ничего, правда. У меня есть к нему что-то, а у него... Пфф.

   Вот и сказал. И почему эти слова так легко вылетели из меня?

- Бывает…  - печально вздохнула она, и как раз послышался звук открываемой двери. Быстрые шаги, звон дубинки и наручников и громкое чавканье.

- О, вспомнишь говно – вот и оно! – проговорил я и закрыл глаза.

- Хочешь опять дубиной по башке?

- Так это ты был. Конечно! – я улыбнулся, даже не открывая глаз. – Зачем ты тут?

- Хотел напомнить, что завтра тебе надо быть в суде и твоя голова на это никак не повлияет. Ты обязан там быть и все. Там, гляди, сразу приговор вынесут, не откладывая это все в долгий ящик и, может быть, мы распрощаемся с тобой! – он пожал плечами, перекидывая жвачку в другую сторону рта.

- Фрэнк, ему покой нужен!

- Конечно! К тебе гости, - махнув на меня рукой, он ушел.

- Какие еще гости?! – вскрикнула Лин и отошла от меня, заглядывая за ширму, чтобы увидеть гостя.

- З-здравствуйте, - из-за белой ширмы показался высокий паренек, у которого волосы были рыжими, почти красными и на лице было много веснушек. Вот оно – дите солнца. На лицо словно мухи насрали. Я усмехнулся и оскалил зубы. Он весь сжался.

- Садись, я не кусаюсь. Убиваю сразу, - Лин нахмурилась, и я одернул себя, прекращая улыбаться. Меня забавляет этот парень. Нет, правда!

- М-меня зовут Эван и я врач-психиатр… М-мне нужно задать вам несколько вопросов, если в-вы не против… - он прижал какую-то папку к груди и испуганно улыбнулся, что меня опять позабавило. Я хорошо чувствую страх, но как-то надоело это все…

- Все такие странные. Мне уже присылали мозгоедов. Причем опытных очень, но все заканчивалось печально, - я вздохнул, прикрывая глаза. – Теперь мне прислали новичка, который и слова не может вымолвить, глядя на меня. Я вселяю страх? – он быстро, нервно кивнул и я слабо улыбнулся. – Зря… Все те люди вывели меня из себя, понимаешь? Я говорил отстать от меня, а они не хотели. Ты говоришь с людьми, когда тебе плохо? – он покачал головой. – Вот. Я тоже не хотел с ними разговаривать, но они меня не понимали…

   Я расслабился и закрыл глаза, воспроизводя в памяти все те моменты, которые меня до сих пор выводят из себя. Хочется врезать им еще и еще много раз.

- Ты же меня понимаешь? – парень опять затравленно кивнул. Сядь ты уже и не трясись.

   Парень сглотнул и сел на скамейку рядом с моей кушеткой, все так же испуганно глядя на меня.

- Ладно. Валяй свои вопросы, - я махнул на его рукой и тот дрожащими руками открыл папку.

- Как часто вы убиваете?

- Боже, это вот такие вот вопросы ты мне будешь задавать? – меня это что-то совсем не радовало….

- Ну, мне написали список и я, вроде как, по ним и должен вас спрашивать, - он тяжело сглотнул и быстро глянул в листок. Отлично.

- Дай сюда, - он протянул мне лист и взял его, быстро пробегаюсь глазами по вопросам. Нудно, нудно, нудно, нудно и это тоже нудно. Господи, я в аду. – Давай я сделаю лучше. В жопу все эти вопросы, по ним ты ничего не добьешься, потому что информации будет мало. Лучше я просто тебе расскажу о себе, идет? Тебя повысят, уверяю, - я улыбнулся ему и тот немного засиял.

   Лин одобряюще кивнула, и я тяжело вздохнул, думая о том, что рассказывать.

«слепите папье-маше с моего мозга – сквозь разводы от клея проступят
кляксами мои мысли, трещинами расползутся по скорлупе бумаги грубой.
сфотографируйте мой похмельный зрачок, и, рассмотрев снимок под лупой,
вы увидите красную магистраль ада, его раскаленные печи и трубы»

Моя жизнь… Да в ней истории больше, чем в твоей заднице, малыш. И в твоей тоже, Лин. Детство. Наверное, все пошло из него, потому что ведь это меня на все и подтолкнуло. Вся эта жестокость, насилие. Видеть каждый день, как избивают мать, как этот урод насилует брата. Думаешь, это легко? Я бы в кино посмотрел или прочитал бы это в книге, но реальность… На то она и реальность, хорошо бьет по мозгам и всему чему только можно. Я не был любимым в детстве. Когда не стало матери. Брат ничего не понимал, потому что его психика очень так хорошо пошатнулась, а кому еще меня любить? Я любил сам себя. Так и выживал. Любил себя, отдавая свою последнюю любовь брату, которому на это было наплевать. Он только плакал или смотрел в одну точку. Дни были однообразные, отчим, насиловал брата, избивал меня, насиловал, избивал, блевать хотелось от этого всего, знаешь ли. Почему бил, спрашиваешь ты… Он ненавидел меня и все нашу семью. Зачем женился тогда? Не знаю. Но он больной. Было бы легче умереть в то время, пока я это все переживал, а не жить. Конечно, говорить теперь об этом легко, ведь это все прошло, зато тогда я так не думал, а каждая моя мысль была только о мести и убийстве. Или себя, или отца, или брата, потому что мне его было жаль. Лишь бы прекратить его мучения.

   Потом… Потом мы убежали. Слонялись без дела, воровал я, чтобы как-то прокормить нас. Скудно ели, но хоть как-то… Примерно в те годы и произошло мое первое убийство старушечки. Зато стали жить лучше, потому что я отобрал у нее паспорт, ну, чтобы посмотреть, где она живет и забрать все ценные вещи, не пропадать же этому добру, а? Я вошел во вкус. Сначала, правда, мучила совесть и еще как мучила, но потом свыкся, и захотелось еще. Не могу сказать, что убивал я часто! Но как только появился… кое-какой особенный человек в моей жизни, это стало происходить чуть ли не каждый день, к сожалению, я не знал, чего творил, во мне была только злость. Я готов был убивать каждого, кто попадается мне на пути. Обычно после первого убийства это ощущение жажды проходит, но только не тогда. Этот человек подпитывал меня каждый день, а почему? Потому что я влюбился и не могу его убить, а очень хотелось. Влюбился, пока сам того не осознавая и отрицая это всем, чем только можно. Это и будило во мне жестокость, насилие и прочее ужасные чувства, Главное, не поддаваться любви, не становиться другим и не делать того, чтобы этот человек имел над тобой власть, а я это безумно ненавижу.

«нанороботами проникните мне в тело и расспросите молекулы моих ДНК,
почему так хочется иногда мне нырнуть в асфальт или пожрать стекла.
Если не ответят те, то, так и быть, проведу вас на заброшенный склад
своих снов на край ночи – там вы все поймете, когда увидите этот зависший закат»

   Я часто думал о самоубийстве, ведь та жизнь, которой я жил, невозможна. Постоянные перебежки, нет то еды, то денег, то ты убил и надо мотать ноги. Я уставал, каждый день был словно последний. Я засыпал только с мыслями о смерти, я же, правда, думал, что завтра, вот завтра, обязательно покончу с собой. Но этого не происходило. Я не знаю, почему. Наверное, потому что я напивался как свинья, чтобы запить эти мысли, запить горе и все свои мысли, которые причиняли одну только боль. А эта боль всегда превращалась в физическую. Это было невыносимо. Ты чувствуешь ее под кожей. Эта ненависть, жажда мести, она прямо зудела у меня под кожей. Хотелось резать вены, чтобы это наконец-то ушло, грызть бетон, потому что скрип зубов доставал, биться головой о стену, чтобы мысли выкинулись из головы. Это было невыносимо. Поэтому, когда Майки засыпал, я уходил в бар и сидел там, забившись в угол и пропивая последние деньги, озираясь по сторонам  завидуя всем этим людям, который живут нормальной жизнью. Ведь ненависть, страх, они проели во мне дыру и такую, что ее невозможно залечить, и что она, как черная дыра, засасывает другие чувства, которые хорошие, которые еще держали меня на плаву.

   Я держался, как мог, не давая брату подумать о том, что мне плохо, улыбаясь ему, когда в голове витали только мысли о ноже, который лежит в багажнике и мысли о том, как бы побыстрее полоснуть им себе по горлу.

   Меня уничтожили, от человека ничего не осталось, только комок жестокости, который мной и управлял, до тех пор, пока не появился этот человек. Кто я не скажу, как не проси. Этого я сделать не смогу. ОН многое сделал с моей жизнью. Из-за него я оказался тут, когда сказал, что люблю. ОН сам просил этого! Но... он обманул, чтобы я оказался тут. И знаешь, я до сих пор люблю его. Любовь – она лечит. И, кажется, эта дыра, дыра жестокости начинает заживать. Только вот все равно, почему-то такое сильное желания врезаться мордой об стенку, чтобы стало больно и в голове прояснилось. Мысли – они как туман, за моими мыслями ничего не видно, все так смутно, грязно и мокро, что я грязну в них, а это невыносимо. Гребанный туман вокруг моей жизни, приятель и это отвратительно. Наверное, еще и поэтому хочется умереть. Ведь ничего не ясно. У тебя нет будущего…

«Сделайте нарезку из звуков, как я грызу ногти, если сможете.
Слышите, как скрипят половицы, когда я хожу по комнате?
Засэмплируйте хруст суставов, скрежет моих зубов, сведите вместе –
Получите, музыку, которую, будьте уверены, навсегда запомните»

Ты думаешь, что я рассказываю тебе все? Нет, это не так, я пропустил как минимум 90 процентов своей жизни и эмоций. Просто… об этом невозможно рассказать, это надо только почувствовать, но поверь мне, если бы ты это почувствовал, то ты бы уже давно валялся где-нибудь с перерезанными венами или с пулей в черепе. Лежишь ночью в холодном поту, сжимая нож в руке, тебя трясет, ты не можешь нормально дышать, и тебе постоянно кажется, что в углу кто-то стоит, что это отчим, что он подойдет и ударит тебя, изнасилует брата. Мне всегда казалось, что за мной кто-то следит, что завтра произойдет что-то ужасное, а еще более ужасно то, что иногда ночами я сожалел о том, что сделал. Что убил людей, у которых вся жизнь еще впереди, что они тут не при чем. Это быстро проходило, но в те моменты мне казалось, что это будет длиться вечность…  Потом мне было так страшно, ведь я понимал, что я в своей жизни ничего не добился, что и не добьюсь ничего, а потом приходила ужасная мысль о том, что и я скоро умру. Вроде это нормально, ведь я всегда хотел покончить с собой, но нет… В такие моменты я умирать не хотел, слишком неизвестна эта смерть… Я всегда дарю ее, преподнося как великий подарок, а сам трясусь в стороне при первой мысли о том, что я когда-нибудь умру, хотя хочу покончить с собой. Не странно ли, а?

   Если бы кто-нибудь побывал в моей шкуре, я уверен, многие бы сошли с ума с этими мыслями, но я нет. Я держусь и до сих пор жив, все еще переживая все в себе, брат…

«То, что я бормочу в подушку в полусне ночью, текст этого ада
Положите на музыку, и образы, которые вижу, пустите видеорядом –
Поверьте мне, я знаю жизнь, вы будете шокированы.
Невозможно жить, любить, любить одновременно наш мир и правду»

Многие скажут, да и говорят: «Фу, убийца, надеюсь, тебя поджарят на электрическом стуле. Мразь», и прочее, но меня это забавляет. Они-то ничего обо мне не знают. Насилие порождает насилие. Согласен, да. Все мы расплачиваемся за свои грехи…

   Моя жизнь – это сплошная штуки, игра. То, что я прожил забыть невозможно, и это до сих пор прочно сидит у меня в голове, я иногда проигрываю это, не веря, что я это пережил. Все свои глубочайшие депрессии, все свои срывы, истерики и побеги от себя же. Это было страшно, а что теперь? Я лежу в тюремной койке в медкорпусе и завтра у меня суд, где точно вынесут смертный приговор. Я не боюсь смерти, ведь, что мне терять? На правду не обижаются, такие выродки как я не должны жить, да? Да, вы правы, хоть ничего и не сказали. Зато я чувствую, что вы хотели сказать. Я не имею права на ошибку… Но она произошла – я полюбил, и любовь убивает. Она приносит сначала нестерпимую боль, а потом… пуф… и смерть. Ненавижу себя за то, что все-таки поддался на это. Главное, тот, кого я люблю, не любит меня, это опять очередная шутка, человек лгал мне, хотя прекрасно знал, в чем я нуждаюсь, что я хочу давать, и как я хочу измениться, но нет. Ему было на это пофиг, он ударил и сломал меня. Я тут, лежу с больной головой и рассказываю все тебе. Рассказал полный бред, знаю, но попытайся уж выгрести из этого чего-нибудь. Убивал я много, насиловал часто, чтобы заглушить жажду, ведь мастурбация не приносила никаких плодов, делай я это хоть сто раз за ночь. Я, правда, временами жалел о содеянном. Все убийцы просят прощения у своих жертв, ко всем приходит осознание, но мы, убийцы, не меняемся. Мы всегда будем существовать, и мы всегда будет страдать. Именно страдать. Нас все осуждают, но никогда никто не смотрит внутрь нас, всем плевать, что там находится. Психиатры? Пхах, мы понимаем, что это все бред… Никто не смотрит внутрь, но и мы не хотим показывать себя изнутри, чтобы вся эта гадость, весь этот гной  не полился наружу, показывая наши умершие души. Никто бы этого не выдержал. Быстрее пустить себе пулю в лоб, чем рассказать все, через что мы смогли пройти. Это хуже, чем война. Это война с собой, ты видишь не то, как погибают твои товарищи, а видишь, как погибаешь ты сам, просыпаясь в криках и слезах, понимая, что сзади кто-то есть, хотя там никого, разговариваешь с собой по ночам.

   В общем, что я смог – я рассказал. Остальное, прости, под замком на века вечные… Это и так пробудило во мне не самые хорошие воспоминания и, кажется, сегодня ночью я буду опять все это переживать.

   А теперь ступай…

«Не переставая, слушайте получившуюся песню, пусть засядет в вас прочно,
Дразните себя верой в Добро и идеальный мир, как бы между прочим.
Когда вы достигните предела, резко зажмурьте и откройте глаза –
Теперь спокойно идите в любую сторону, вы одни на краю ночи»