Докурив сигарету, тушу остатки никотиновой палочки о дно пепельницы и нехотя возвращаюсь на рабочее место, где царит звенящая тишина и ледяной покой.
Повисшая в плечах усталость вынуждает тяжело вздохнуть, когда, преодолев стеклянные двери, тело окутывает такой привычный уже холод.
Осматриваю десятки каталок с безжизненными телами перед собой. Мне кажется, или пока я курил подвезли кого-то еще?
Пройдя все помещение насквозь, открываю небольшую дверцу, через стеклянное окошко в которой льются желтые лучи от лампочки светильника, стоящего на столе.
Да, так и есть. Судя по появившейся папке с бумагами на столе, в моей компании появилась новая личность.
Даже такой негромкий звук моих шагов эхом отзывается по большому помещению, отведенному главным врачом для меня и моих пациентов.
Таких молчаливых. Они никогда ни на что не жалуются, всегда всем довольны и не мешают работать.
Что может быть лучше?
Взяв плотную бумажную папку бледно-коричневого цвета с гладкой поверхности стола, открываю ее и читаю текст на первом из вложенных внутрь листов.
Фрэнк Айеро? Ну, пойдем посмотрим.
Выхожу в основное помещение морга и взглядом выискиваю моего новичка, осмотр которого пора бы начать.
Наверное, самая крайняя справа? Да, скорее всего.
Подхожу к каталке, тело на которой укрыто идеально выстиранной и выглаженной белоснежной тканью.
Откинув край ткани и обнажив до пояса тело, внимательно скольжу глазами по мужскому торсу.
- Ну здравствуй, Фрэнк.
Невольно улыбаясь, изучая его побледневшее лицо. Его рот чуть-чуть приоткрыт, поэтому я, протянув руку, касаюсь ледяного подбородка и надавливаю на него, вынуждая его сомкнуть болезненно-синие губы.
- Ты красивее, чем многие здесь, ты знаешь об этом?
Провожу кончиками пальцев по пухлым губам, затем по небритой, осунувшейся щеке и опускаюсь на шею, касаясь татуировки в виде ножниц.
- Мне кажется, ты был очень улыбчивым мальчиком, верно?
Когда молодых интернов отправляют ко мне на практику, они всегда видят во мне сумасшедшего, наблюдая, как я разговариваю со своими пациентами.
Может быть, я и вправду псих, но идти на второй этаж большого здания больницы, в отделение к психиатру или психологу я не тороплюсь.
Меня всегда привлекали мертвые люди больше, чем живые.
Подростком я проводил много времени на кладбищах, чем так сильно пугал мать. Я проводил ночи перед теликом, засматриваясь фильмами про зомби, вампиров и оборотней, а потом до утра рисовал их.
Родители были рады, узнав, что я поступил в медицинский. Но они до сих пор не знают, что я поступил туда с определенной целью стать патологоанатомом.
Я заглядываю в открытую папку, которую я положил на, так удачную стоящую возле койки Фрэнка, тумбочку и вчитываюсь в ровные строчки отпечатанных черной краской символов.
- Так тебе и тридцати не было? Бедняга. Мне жаль, Фрэнк.
Перевожу взгляд на Фрэнка, глядя теперь с сожалением и жалостью.
Касаюсь сальных прядей темных волос, поправляя челку.
- Завтра тебя вскроют. Потерпишь немного, хорошо?
Я тепло улыбаюсь, ласково касаясь его щеки и легко поглаживая.
Он мне нравится. Он чем-то отличается ото всех этих людей, которые ровным рядом лежат на близко стоящих друг к другу каталках вдоль стены.
Краем глаза окидываю пустое помещение, так, на всякий случай, и вновь негромко говорю, зная, что ничего в ответ я не услышу:
- Не откажешь мне в поцелуе, Фрэнк?
Наклонившись, еле-еле касаюсь чужих губ, которые априори не могут ни сопротивляться моим прикосновениям, ни ответить на мой поцелуй.
Да, я определенно псих.