Я помню, как начинал. Это был нюхательный табак. Мне было 14. В тот день я зашел в мужской туалет справить нужду и, кинув рюкзак на подоконник, зашел в кабинку. Облегчившись, я пошел взять свой портфель и, собственно, как хороший мальчик, отправиться на урок. Но не тут то было…Чтобы взять рюкзак мне нужно было пройти через двух старшеклассников, которых я жутко боялся. Точнее, с которыми жутко хотел общаться. Я считал, что это круто. Особенно с этими двумя. Дружить с Диком и Коди – значит обеспечить себе защиту и славу на всю жизнь. Их знала вся школа. А меня – нет. И еще надо мной часто издевались в классе, даже били... В общем, размечтавшись, я споткнулся и упал на одного из них. Было очень стыдно, очень. Я, наверное, покраснел как черт знает кто…Думал, кранты мне. Однако Коди улыбнулся и спросил меня: - Эй, малыш. Хочешь поразвлечься? Немного опешив, я кивнул. Тогда он высыпал на тетрадь немного коричневого порошка. - Ээ… Что это? Наркотики? - Нет, малыш, это всего лишь табак. Совершенно безвредно. Они показали мне что да как. Я все время нервничал, искусал все губы. Дик посмотрел на меня и сказал таким мерзким тоном: - Расслабься, малыш. Меня передернуло. От того, что он сказал, я стал нервничать еще сильнее. Хрен знает почему… Когда я вдохнул первую дорожку, в теменной доле мозга закололо. Из глаз посыпались горячие слезы и я расчихался. Парни странно рассмеялись. - Хорошо? - Ага... – меня шатало. Я плюхнулся на подоконник. - Как тебя зовут? - Джерард... - Я Коди, а это Дик. Удачи, Джерард. – он похлопал меня по плечу. Парни вышли. Перед глазами у меня все плыло. Прозвенел звонок, и я кое как добрался до кабинета геометрии. Нам дали тест, у меня тряслись руки. Я не видел ничего перед собой на расстоянии десяти-двадцати сантиметров. Сидел выпрямив спину, как гребаный ботаник. Просто жуть… Я решил порешать задачи. С математикой у меня, если честно, хреново совсем. Поэтому я просто решил расставить буквы наугад. Потом я лег на парту и, кажется, уснул. Очнулся я только тогда, когда мистер Коллинз велел мне дать ему свою работу. Я, опираясь на парты, быстро прискакал к его столу. Боялся упасть, это я помню. Он прищурился и стал проверять мою ненавистную работу. Я стоял рядом и жмурился, потому что не мог понять, сколько времени. Стрелки настенных часов все время убегали от меня... Мистер Коллинз дернул меня за рукав. - Вы сами написали это? Он обращался со всеми на «Вы». Меня это охеренно бесило… - Что? – я не сразу понял вопрос. - Вы сами это написал, мистер Уэй? Как будто бы мне лет сорок. Дебил этот мистер Коллинз. - Да, сэр. -В таком случае, Вы делаете успехи в математике, мистер Уэй. Так держать! И влепил мне огромнейшую «хорошо». Твою мать. Я думал, что меня опять глючит. На ватных ногах я побрел к своему месту. Я весь урок приходил в себя. Щипал себя за руки и делал другие странные вещи. На следующий день я догнал парней во время ланча в столовой. Они сидели со своими подружками, от которых я получил весьма неодобрительные взгляды. Меня это задело, если честно. Я потом еще минут 15 об этом думал… Я шепнул Коди на ухо: - Еще. Он встал, улыбнулся своей гадкой улыбкой, обнял меня за плечо и велел идти за ним. - Сегодня будет немного другой, но ты не бойся. Эффект даже круче. - Ладно. Мы закрылись в одной кабинке как самые настоящие педики. Снаружи кто-то захихикал. Я стукнул кулаком о стенку кабинки, смех затих. Убедившись, что кроме нас в туалете никого нет, Коди запустил руку в карман. У меня горели глаза. Он вынул из кармана пакетик, а в нем – белый порошок. - Что это? – спрашиваю. - Табак. - Ты за придурка меня держишь?! Я не наркоман! - Закрой свою помойку, урод! Дебил, нас же могут услышать! Я притих. - Прости. - Забей. Так ты будешь или нет? - Буду... Почему я так сказал - не знаю. Я боялся, безумно боялся. Но я не мог себя остановить, не мог… Я не понимал ничего, в висках бился пульс... Вообще, пульс бился везде. На полном серьезе. Я не знал, что со мной. Я много слышал историй про наркотики. Про то, как все начинали. Про то, как все заканчивали. Я читал уйму жутких историй. Но почему-то не отказался. Что со мной было через пятнадцать секунд, я не помню… Помню только то, что вокруг головы все понеслось со скоростью света. Мне вдруг стало так смешно. Я просто не мог остановиться! А потом – пустота. Только на утро я проснулся совершенно разбитым.. Может быть потому, что долго не мог заснуть. Пульс скакал, как бешенный! Я решил, что пора завязывать. Но, блин, когда я нашел стихи… Они лежали на столе под моим домашним заданием по истории. Написанные МОИМ почерком. Тогда возник вопрос: неужели я написал это все?.. Я тогда подумал, что либо я рехнулся, либо я гений. Вот как я подумал. Я решил, что все это - наркота. И решил попробовать еще раз. Так прошло 2 месяца. Я делал небольшие перерывы, но чувствовал, что постепенно привыкаю. Этого я не хотел. Но когда я отвлекался дня на два. После этого я чувствовал себя ужасно. Я не находил себе места, я рыдал, я лез на стенки. Правда. Я хотел забраться на нее и падал. Хотел и падал. И снова находил Коди или Дика и просил дать мне порошок. Они давно стали просить денег. Мол, за удовольствие надо платить. Я устроился на работу. Предкам сказал, что откладываю на колледж. Они назвали меня милым мальчиком. Мне стало жутко стыдно… Но я не мог им ни признаться, ни бросить все это дело. Это был первый минус. Конечно, я рисовал офигенные картинки, писал такие стихи, что стал самым популярным мальчиком в классе… Девчонки прямо визжали от восторга, а все парни извинялись за то, что лупили меня. Я стал прямо таки авторитетом, блин. Ботаники писали за меня домашку, потому что я приказал всем не обижать их. Это было круто. Но в то же время я стал замечать за собой некоторые странности. Например, я стал забывать, как зовут учителей. Я попросил одну девчонку напоминать мне. Она по-идиотски захихикала и согласилась. Я дружил с этой девчонкой. Кэтрин звали. Дурацкое имя, сказать мне больше нечего. Но сосала она просто ОБАЛДЕННО. Вот какая сучка была эта Кэтрин. Когда мне исполнилось пятнадцать, произошло кое что не очень приятное. Я немножечко перебрал, совсем капельку. И пошел на историю. Улыбнулся учительнице, попросил прощения, сел на свое место. Улыбнулся Салли, которая сидела через проход, достал учебники и… вдруг я понял, что меня офигеть как тошнит. Нет, правда. Я не мог попросить учителя разрешить мне выйти, потому что меня мутило так, что мне показалось, что если я скажу хоть слово, то меня вырвет. Я лег на парту и стал соображать, что делать. Звук поплыл. Голова тяжелела. Я говорил себе: «Не думай о рвоте. Не думай о рвоте. Думай о зеленой травке, о желтом солнышке. О белых облаках… о белых облаках… белых, как… как…» - Джерард, с тобой все в порядке? – все смотрели на меня. Было слышно, как тикают эти дебильные настенные часы. Все, думаю. Это все. В следующую секунду я рванул с места, потому что завтрак подходил к моему небу. Я бы добежал, но, черт возьми, я споткнулся об этот долбанный портфель неудачника Марка, и все содержимое моего желудка за последние 4 часа вылилось в проход между партами. Я почувствовал, как что-то теплое и липкое стекает по-моему лбу. Должно быть, шлепнулся башкой об угол стола, когда падал. Но это меня не волновало. Я был счастлив, что меня больше не тошнит. Конечно, после этого на меня все косились, даже пальцем показывали…Ну, неважно. Вы спросите, как я бросил? Думаете, я до того докатился, что предки нашли меня на какой-то заляпанной помойке, они отдали меня в клинику, заплатили кучу бабосов, и потом со счастливой улыбкой со слезами на глазах я приехал домой? Крепкий и здоровый? А хрен вам. Все было намного печальнее… Дело все в том, что я хотел играть в группе. А ни на чем не умел играть. Вот я и решил, что раз уж мне целых шестнадцать лет, я пойду заниматься гитарой. Логика конечно отсутствовала, но я, блин, сидел на наркоте два года… И я записался. После какого-то отчета мы с парочкой нормальных парней пошли покурить. И тут произошло то, чего я не забуду никогда. Мимо прошли две девицы и мужик. Они громко смеялись, ругались матом и пили. Явно были из какого-то клуба и через несколько минут трахались у этого старпера в подъезде на полную мощность. Мы не об этом. Сэм усмехнулся: - Конечно, я ругаюсь матом, курю, но зачем так то… - Спорим, что все они торчат? – Люк сказал это так, что внутри у меня что-то перевернулось. Я закусил губу. - Делать нечего, раз торчат. Или мозгов нет. Тут я позволил вставить себе слово: - Некоторые говорят, что это помогает им творить… - Да, блядь! Это просто пьяный бред! Это не искусство. Такое «искусство» никому не нужно. Тупые отговорки, только и всего.. Я замолчал. - Точно, Карл. Все это от безделья, точно говорю. Только придурок может творить под кайфом, потому что никакой героин тебе фантазии не даст. Ни малейшей. - Что с тобой, Джи?.. - Я домой. Дома я ревел. Я не ревел так никогда, наверное. Что уж там… Я бился в истерике. Я проклинал себя за все глупости, что совершил за последние два года. Я бил себя по лицу за то, что я позволил себе с собой сделать. Я пошел в ванную умыться. А когда я увидел свое отражение в зеркале и трезво оценил себя…Твою мать. Я взял бритву, сбрил себе волосы. Нормальные на моей голове отсутствовали вообще. Я не замечал раньше, что со мной. Моя кожа была синеватого оттенка. Круги под глазами были размером с шар для боулинга. Взгляд… Без мысли, совершенно дебильный. Почему я не следил за собой? Почему я такой придурок? Вопросы лезли кучей. Я схватился за голову. Сказать, что мне было отвратительно – не сказать ничего. Я хотел выколоть себе глаза. Я взял лезвие и стал резать себе все: веки, щеки, губы, лоб… Мне хотелось убить себя, на полном серьезе. Я плюхнулся на пол и бился головой об кафель. Потом я голышом выбежал в свою комнату. Я выбил стекла и выкрутил лампочку, закрыл дверь. Я стал крушить мебель, в разные части моего тела врезались какие-то острые предметы, и это злило меня еще больше. Да, черт возьми, я был просто в бешенстве… На крик прибежали родители и Майки, мой брат. - Джерард, дорогой, с тобой все в порядке?.. - Я взвыл. Выдернул свой парадный галстук и завязал удавку. В тот момент раны защипало и по лицу стали стекать капельки крови. С каждой секундой мне становилось все хуже. Меня лихорадило так, что я еле-еле забрался на стул и завязал галстук на крючке, что над окном. Папа уже начал ломать дверь и орать на меня благим матом. Майки хныкал. Мама кричала, чтобы я немедленно открыл. Знаете, если захотите покончить жизнь самоубийством, то повешение – самый отвратительный способ. Когда галстук врезался в мою шею, я стал глотать зубами воздух. Мозг сдавило так, что мне стало дико больно, но ничего вернуть я не мог. Я думал, что моя голова взорвется, я колотил ногами по разбитому окну и силился кричать, потому что в мои пятки врезались осколки приличных размеров. Секунды тянулись как минуты. Мои глаза вот-вот лопнули бы – до такой степени я их закатил. К моему горлу прилил жар, а потом все стихло. Последнее, что я помню – это как папа сумел открыть дверь, и мать завизжала. Сейчас мне уже двадцать шесть лет. Мне нельзя водить машину, мне нельзя работать на многих работах, у меня не будет семьи, потому что я не окончил университет и не смогу содержать ее…В армию меня не возьмут. А все потому, что я прошел курс лечения в психиатрической клинике по просьбе родителей. После той попытки самоубийства они жутко перепугались. Доктора пичкали меня аминазином, так что иногда я очень сильно мучаюсь. Я не совсем понимаю, кто я и что я буду делать дальше. Но это уже немного другая история.
|