Джерард безвольно плакал в тумане своего беспамятства, когда яркий свет, как ему показалось, стал пробиваться сквозь мглу откуда‑то издалека. Он с большим трудом пытался сосредоточиться на нем. И свет на время приближался, а потом пелена окутывала Уэя вновь, словно он уплывал от берега, теряя из виду последние, едва видимые ориентиры и слабо мерцающий вдали маяк.

В этом свете, звуках, запахе было что‑то очень знакомое и пугающее. Джерард не знал, где находится, но чувствовал, что уже побывал здесь прежде и что со всем этим связано что‑то очень и очень плохое. В какой‑то момент, пребывая в забытьи, Уэй издал слабый стон, когда ему привиделась непроходимая огненная стена. К нему тут же подошла дежурная сестра и сделала очередной укол. Через мгновение не стало воспоминаний, не стало пламени, не стало боли. Джерард опять уплыл на одеяле из мягких, пушистых облаков, какие можно видеть в иллюминатор самолета: нереальных, чистых, огромных... Он услышал где‑то вдалеке собственный смех, и ему привиделась Линдси – такой же, какой она была давным‑давно...

– Побежали наперегонки вон до той дюны? А, Джерард?

В её глазах всегда искрилась жизнь, на губах играла улыбка, а во взгляде было  что‑то очень ласковое, что предназначалось только ему. Бег наперегонки был, конечно, озорством, как и многие их выдумки.

– Побежали, Линдси...

Джерард, смеясь, бежал рядом с ней по песку. В двадцать два года ей можно было дать двенадцать. Она была проворной, но тягаться с ним не могла.

– Давай... давай!

Но прежде чем они добегали до дальней дюны, он сбивал ее с ног и заключал в объятия, а его губы приникали к ее губам с той знакомой страстью, от которой у нее всегда захватывало дух, стоило ему к ней прикоснуться.

Так было и в тот первый раз, когда ей исполнилось девятнадцать. Они познакомились на собрании Ассоциации адвокатов. Джерард изучал журналистику и с большой серьезностью и ответственностью готовил серию статей о преуспевающих молодых адвокатах. Когда он брал интервью у Линдси, то мгновенно обратил на нее внимание и каким‑то образом ухитрился улизнуть от своих товарищей и пригласить ее на обед...

Они купили бутылку белого вина, немного яблок и апельсинов, длинный французский батон и немного сыра, потом зашли поглубже в Центральный парк, взяли напрокат лодку и плыли в ней по озеру, разговаривая о работе, учебе, путешествиях в Европу и способах провождения летних каникул в детстве. Казалось, что они могут разговаривать вечно, темы не иссякали, а истории, которые хотелось рассказать друг другу, всплывали чуть ли не каждую минуту их общения.

Под конец дня, уставшие, но довольные они разошлись по своим домам, храня в душе воспоминания о проведённом дне и друг о друге. Джерарду казалось, что он нашёл девушку своей мечты - красивая, умная, обаятельная, со смешинкой и задоринкой в глазах, такая добродушная, отзывчивая, она, пожалуй, сочетала в себе самые лучшие качества, которые только можно было найти в человеке, и Уэй во что б это ни стало решил встретиться с ней ещё раз.

С тех пор они виделись чуть ли не каждый день и были практически неразлучны, их отношения длились семь месяцев, пока Джерард не понял, что хочет вступить в брак с этой девушкой и провести с ней всю жизнь. Джерард привёл её в шикарный ресторан, обставленный в викторианском стиле, и там сделал ей предложение, которое Линдси с восторгом приняла, накинувшись на Джерарда с крепкими объятиями.

Церемония была скромной, в присутствии родителей Джерарда и Линдси, а также дюжины друзей, и через три месяца Линдси уже была беременна их первым ребенком.

Она настаивала, что, если будет мальчик, она назовет его Джерард, а Уэй хотел девочку, которая была бы похожа на нее. И поздно ночью, лежа в постели, Джерард касался ее живота и с любовью и изумлением чувствовал толчки ребенка.

– А это не больно? – Он очень беспокоился за нее, но Линдси была воплощением здоровья и только смеялась над его опасениями.

Через несколько месяцев родилась девочка, ребёнок известил о своём появлении на свет громким криком, мать и отец были счастливы и назвали это маленькое чудо Эмили.

Прошло три года, Эмили росла не по дням, а по часам, но Джерард не замечал уходящего времени, он был слишком счастлив, чтобы придавать чему-то значение, на тот момент у него было всё, о чём может мечтать любой мужчина его возраста: любящая жена, прекрасное дитя, так похожее на папу, неплохой заработок в издательстве и уютный дом, находящийся недалеко от Центрального Парка. Именно тогда Линдси и Джерард стали подумывать о втором ребёнке, с их семейным бюджетом они могли позволить себе это. После месяца стараний они, наконец, смогли зачать ещё одно дитя, и через месяц после Рождества малыш должен был появиться на свет.

Джерард и Линдси сидели в удобных глубоких креслах в гостиной с чашкой горячего шоколада, просматривая свежий выпуск газеты «Таймс». Джерард увлечённо разгадывал кроссворд, высунув кончик языка, пока к нему на колени не подсела Линдси.

– Горный хребет в Перу? – спросил он заинтересованно, отпив небольшой глоток шоколада из ярко-красной кружки.

– Ммм, Джерард, я не помню, – сонно протянула Линдси. Время плавно шло к трём часам ночи. – Пошли уже спать, разгадаешь свои кроссворды завтра.

– Да, от этого и спятить можно... – Уэй подхватил жену на руки и понёс в спальню.

– Давай подождем, пока догорит огонь, – взволнованно произнесла Линдси.

Спальни их и Эмили были наверху, они сняли эту квартиру после недавнего повышения Джерарда, и Линдси очень нравился камин, но она всегда беспокоилась, особенно сейчас, когда так близко стояла елка.

– Да не волнуйся, он почти погас.

– Давай все‑таки подождем.

– Давай не будем. Я засыпаю на ходу. Ты, наверное, подсыпала снотворное мне в шоколад.

Линдси засмеялась, отрицая сказанное Джерардом и, высвободившись из его объятий, легла на кровать.

Джерард вяло улыбнулся и через минуту засопел, прижавшись к своей жене. Он спал несколько часов, когда ему приснился сон о прошлом. Они стояли у водопада, все трое, он, Линдси и Эмили, звук низвергающейся воды был таким громким, что нарушил его сон, но было и еще что‑то – запах древесины, который настойчиво лез в нос, и, наконец, он зашевелился, кашляя, открыл глаза, чтобы избавиться от сновидения. Глядя на дверь их спальни, он обнаружил, что шум воды, разбудивший его, был ревом пламени и что напротив их спальни была стена огня.

– Линдси!.. Господи, Линдси! – Уэй повернул голову на то место кровати, где должна была спать его жена, но там её не было.

Джерард вскочил с постели, ошеломленный и растерянный. С расширенными от ужаса глазами он устремился в сторону детской, откуда доносились крики жены.

– Господи, Линдси, ребенок!

Его глаза слезились от едкого дыма и необыкновенного страха.  Джерард быстро схватил одеяло и, укрывшись им, проскользнул мимо огненной стены, направляясь в противоположную сторону дома. По приближении к нужной комнате дым становился все гуще,  и Джерард едва мог дышать, огонь наступал. Он попытался открыть дверь детской, но обрушившиеся конструкции не давали этого сделать, тогда он отошёл от двери и, применив всю силу, которая только у него есть, вышиб верхнюю часть двери ногой. С глазами, полными ужаса он подбежал к детской и заглянул в проём. Всё вокруг было охвачено огнём: обои, шкафы, столик, стоящий около окна, и даже детская кроватка. Огня не было лишь на небольшом участке около двери. Уэй опустил взгляд и увидел лежащую на полу Линдси, она была без сознания, практически всё её тело и небольшую часть лица покрывали тяжелые ожоги. Джерард  вышиб ногой оставшиеся доски,  пробрался в детскую и, схватив Линдси, быстро побежал вниз по лестнице, во двор, возможно, его жена была ещё жива.

Около дома уже собралась толпа зевак, был слышен вой сирен и шум обрушивающихся конструкций. Уэй выбежал из дома буквально в последнюю секунду, прежде чем дверной проём завалило огромным горящим обломком древесины. Он положил Линдси на траву и проверил пульс. Едва заметное сердцебиение пробивалось сквозь тонкую кожу.

Через минуту подбежали санитары и уложили Линдси на носилки. Джерард запрыгнул в машину, не слушая возражения врачей, и взял бледную руку жены в свои ладони. Он прижал её к своим губам и шёпотом произнёс: «Только не умирай, слышишь, ты нужна мне, ты – единственное, что у меня есть». Слёзы потекли из его глаз, и он беспомощно закрыл лицо руками.

В больнице Джерарду приказали ждать около реанимационного отделения, вход в него был запрещен всем, кроме персонала. Уэй не стал возражать и обессилено рухнул на один из холодных тёмно-синих стульев, стоящих около стены. Двери в реанимационное отделение то и дело открывались и Джерарду были слышны обрывки разговоров врачей.

 - Капельницу срочно…тяжёлые ожоги…два миллиграмма эпинефрина…необходимо кесарево сечение…

На последних словах Джерард вздрогнул. Ребёнок. Он жив? Уэй совсем забыл про беременность Линдси, его разум занимал только один вопрос - выживет ли жена…

После пяти чашек кофе и двух часов мучительных ожиданий из отделения вышла медсестра в белом халате, по её лицу было видно, что она хочет сообщить Джерарду уж точно не хорошие новости. Уэй готовился услышать худшее.

 - К сожалению, нам не удалось спасти вашу жену, ожоги были слишком тяжелые, третьей степени. – Сказала она и на мгновение опустила голову, сделав глубокий вдох, затем продолжила. – Но есть и хорошая новость, мы сделали срочное кесарево сечение, ваш ребёнок жив, это девочка.

Следующие пять минут медсестра успокаивала Джерарда, объясняла что-то ещё, касающееся лечения его дочери и необходимости провериться в больнице, так как при пожаре Джерард тоже мог пострадать.

Но Уэй больше не слушал её.

«Линдси мертва». Эти слова повергли его в шок и ступор. Линдси мертва. И больше ничего не имело значения. Даже то, что их дочь выжила, не могло затмить смерти его жены. Джерарду казалось, что на этом его жизнь закончена, потому что единственное, чего он хотел на тот момент – это умереть…

– Мистер Уэй, – произнес голос, – мистер Уэй...
 Свет стал слишком ярким, Джерард очнулся в незнакомом, пугающем месте, его охватил ужас; не в силах вспомнить, как он сюда попал и почему, он всюду искал Линдси... Не понимая, где сон, где явь... На его руках и ногах были бинты, толстый слой мази на лице. Доктор смотрел на негосверху вниз с отчаянием, а он кричал:

– Нет, НЕТ! Линдси!.. Только не она!!! Эмили, мой ребёнок! НЕ‑Е‑ЕТ...

Уэй крикнул надломленным страдальческим голосом, вспомнив, когда он прежде видел этот яркий свет. После пожара... Сестра дневной смены отделения интенсивной терапии прибежала и застала его, дрожащего, со слезами на глазах и лицом, искаженным всплывшей болью.

Он очнулся так же, как тогда, ощущая ту же пронизывающую муку. Все было как тогда, девять лет назад, в ту ночь, когда Линдси и Эмили погибли из-за пожара.