Когда в
рождественский сочельник в Нью‑Йорке идет снег, город словно
преображается. Всё вокруг окутывает белая снежная пелена, все кажется
таким неподвижным, тихим и спокойным.
Гудки машин, людская речь, шум
транспорта, всеобщая спешка - всё это становится приглушенным, как бы неясным.
В последних
часах Рождества есть какое‑то
замечательное напряжение, готовое вот‑вот взорваться детским смехом и яркими
разноцветными подарками... Прохожие спешат по своим домам с охапками пакетов в руках, мамы крепко
держат за руку своих детишек, которые так и норовят убежать к витринам
магазинов, беспокоятся, чтобы те не упали; все вокруг улыбаются и смеются. Все
торопятся, все взволнованы, всех в этот неповторимый вечер объединяет одно...
Уже совсем скоро, буквально через неделю вся предпраздничная суматоха будет
забыта, всё возбуждение и напряжение спадет, все подарки будут раскрыты, но в
сочельник еще ничто не закончилось, все только начинается. Для детей - месяцы ожидания праздника, для взрослых - безумный период покупок, столпотворения,
суматохи, поиска подарков. Время надежд, время сбывающихся желаний, время
воспоминаний о далёком детстве и юности, время любви.
Снег шел не
переставая, на улице сильно похолодало, и лишь редкие пешеходы, отважившиеся
выйти на улицу, брели по снегу, хрустящему у них под ногами. Дневная слякоть на
дорогах под вечер заледенела, ходить стало опасно, и к семи часам движение
совсем замерло. Воцарилась непривычная для Нью‑Йорка тишина. Лишь изредка
сигналили автомобили, да случайные прохожие звали такси.
Голоса
людей, расходившихся с вечеринки из дома на углу Мэдисон Авеню, гулко разносились по всей улице, они смеялись, пели, говорили о том, как
чудесно провели время. На вечеринке был шведский стол, шампанское лилось рекой,
была огромная елка, украшенная мишурой и большими фарфоровыми фигурками в форме
ангелочков. Принимали гостей бывший обладатель газеты «Нью‑Йорк таймс» и его
жена. Среди приглашенных были подающие
надежды писатели, известные музыканты, выдающиеся красавицы и умы Нью‑Йорка.
Это была традиционная вечеринка в сочельник, продолжавшаяся обычно до трех‑четырех
часов утра. В числе немногих, кто покинул ее незадолго до полуночи, был высокий
мужчина, одетый в кожаную куртку и укутавший практически всё лицо большим
шерстяным шарфом, из-за которого едва виднелись его глаза. Он на прощание
помахал своим друзьям и знакомым и отправился домой вниз по улице по
направлению к своей машине, а не поехал вместе со всеми в Центральный Парк. В
этот вечер он видел достаточно людей, и теперь ему нужно было побыть одному.
Ему всегда было тяжело во время рождественского сочельника. Многие годы он
проводил его дома, но в этот вечер решил поступить иначе: ему захотелось
повидать друзей, хотя бы ненадолго, и все были удивлены и обрадованы его
появлением.
– Рады
видеть тебя, Джерард. Наконец‑то ты вернулся в Нью‑Йорк. Работаешь над книгой?
– Я
только начал.
Большие
зелёные глаза излучали доброту, а мягкая улыбка притягивала к себе.
– И это
значит, что ты закончишь ее на следующей неделе?
Было
известно, что обычно он пишет очень быстро. Весь же прошедший год был посвящен
работе над фильмом.
Джерард был мужчиной, известным в литературных кругах, хотя по-настоящему в
них не вращался. Всегда казалось, что он чуть в стороне, недосягаем, когда же
смотрел на вас, возникало ощущение, что он касается самой души. Словно видит
все и в то же время как бы не хочет быть замеченным.
– Джерард!
На углу
Медисон‑авеню он быстро обернулся, услышав сзади шаги, приглушенные снегом.
– А,
Томас!
Это был Томас Спрингс, главный редактор нынешнего
издательства, издававшего книги Джерарда. Его лицо покраснело от холода, светло‑голубые
глаза слезились на ветру.
– Может,
подвезти?
Джерард
покачал головой и указал свободной рукой в сторону стоящего невдалеке Форда.
– Нет,
спасибо. Как видишь, сегодня я на своей машине.
- А ты не хочешь поехать с нами? Мы собираемся
в Центральный Парк и захватили с собой несколько фейерверков, которые
обязательно запустим, будет весело, присоединяйся!
Джерард
подошёл ближе к Томасу и похлопал его по плечу.
– Я уже
немного устал, я пробыл на этой вечеринке четыре часа и собираюсь ехать домой.
Иди, не волнуйся за меня, хорошего вам времяпровождения!
После этого
Джерард пожал другу руку, повернулся и быстро пошёл вниз по улице, уткнув
подбородок в шарф, не глядя ни вправо, ни влево, не обращая внимания на витрины
магазинов и лица редких прохожих. Ветер обвевал его лицо, и ему было лучше, чем
на вечеринке. Подобные встречи, как бы они ни были приятны, сколько бы там ни
было знакомых, всегда были одинаковы и утомляли его. Но в тот вечер ему не хотелось
оставаться одному в своей квартире, не хотелось возвращаться мыслями к событиям
этого года... не хотелось... это было невыносимо...
Джерард,
ускорив шаг, добежал до машины и, немного порывшись в кармане собственной
куртки, извлёк оттуда небольшую связку ключей, которой снял сигнализацию и
открыл дверь Форда. Внутри машины он завёл двигатель и, дождавшись, когда печка
прогреет замёрзшее стекло, выехал на дорогу, оставляя за собой следы на снегу.
Он подъехал
к перекрёстку, взглянул, нет ли машин – их не было, - и не дожидаясь зелёного
сигнала светофора, направился вниз по улице. Машина была уже старая, её давно
следовало бы отдать в ремонт, но Джерард каждый раз откладывал это дело на
потом, в результате напрочь забывая про него. Под конец перекрёстка Форд совсем
заглох, и, издав громкий хлопок, машина остановилась. Джерард предпринял
попытку снова завести её и упорно вертел ключ в замке зажигания, всё было
тщётно, морозы доконали автомобиль. Увлечённый желанием завести двигатель,
Джерард не заметил выезжающий на бешеной скорости с противоположной стороны
улицы красный порш, внутри которого сидела весёлая компания из четырех человек,
распивающая бутылку дорого шотландского виски.
Блондинка, сидевшая на заднем
сидении привлекла к себе водителя для страстного поцелуя, отвлекая его от
слежения за дорогой, машина потеряла управление и на скользком льду она съехала
со своей прямой траектории, кося куда-то вбок, в сторону машины Джерарда. Когда
увлечённый своим занятием Уэй поднял голову, чтобы узнать, что за шум доносится
с улицы, то последнее, что он увидел был свет фар, резко бьющий по глазам и
красный свет, который приближался к нему с неимоверно быстрой скоростью.
Джерард инстинктивно потянулся к дверной
ручке, чтобы вылезти из машины, но было уже слишком поздно, столкновение было
неизбежно. Всё, что Уэй слышал - это визжание колёс по льду, глухой удар и звук
бьющегося стекла. В следующую секунду он потёрял сознание.
Раздался
крик женщины, сидевшей рядом с водителем, возглас ещё кого‑то из пассажиров. В Порше сработали
подушки безопасности. Затем наступила тишина. А потом все дверцы сразу
открылись, и четыре человека выбрались на улицу, подрагивая от холода. Голоса,
слова, крики – все умолкло, когда водитель, подбежав к машине Джерарда,
остановился. Переднее стекло было разбито в дребезги, осколки валялись по обе
стороны от машины, капот был смят, а водитель лежал головой на руле, не подавая
признаков жизни.
– О
Господи... о Господи... – мужчина закрыл свое лицо руками и стал шумно дышать
в ладони. – Что же я наделал?
- Нужно вытащить его из машины! – раздался
голос блондинки где-то позади.
Компания из
четырех человек подошла к Форду и, не без труда открыв дверь, вытащила Джерарда
и аккуратно положила на асфальт, его глаза были закрыты, со лба шла тонкая струйка
крови, нос был сломан, а под левым глазом находилась открытая рана.
Водитель на мгновение беспомощно застыл на месте, а
затем бросил на женщину, стоявшую рядом, испуганный и злой взгляд, словно
винить надо было кого‑то другого, а не его:
– Бога
ради, вызови полицию.
Потом он
опустился на колени рядом с Джерардом, не решаясь к нему прикоснуться, боясь
поверить, что он мертв.
– Он
жив? – другой мужчина встал на колени рядом с водителем. От него сильно пахло
виски.
– Не
знаю.
Не было ни
пара от дыхания, ни движения, ни звука, ни признака жизни. И вдруг водитель,
тронув его, стал тихо плакать.
– Я
убил его, Чарли... Я убил его...
Он протянул
руки к своему другу. Они так и стояли, обнявшись, на коленях; между тем
остановились два такси и пустой автобус, и водители выскочили наружу.
– Что
случилось?
Внезапно все
пришло в движение, начались разговоры, объяснения.
– Где,
черт возьми, эта полиция, когда она нужна? – ругался водитель. Теперь этот
мужчина лежит в снегу перед ним, мертвый или умирающий, а проклятых полицейских
все нет и нет.
– Мистер?..
Мистер, вы меня слышите? – водитель автобуса стоял на коленях рядом с
Джерардом, наклонившись, пытался почувствовать его дыхание на своем лице.
– Он
жив, – мужчина посмотрел на остальных. – У вас есть плед?
Никто не
пошевелился. И тогда почти со злостью он произнес:
– Дайте
ваше пальто.
Водитель
красной машины на мгновение опешил.
– Господи,
да ведь он, возможно, при смерти. Снимите пальто.
Тогда тот
торопливо подчинился, как и двое других, и они набросили на Джерарда пальто.
– Не
пытайтесь его шевелить.
Старый
чернокожий водитель автобуса со знанием дела подоткнул под Уэя тяжелые пальто и
осторожно взял в ладони лицо, чтобы предохранить его от обморожения. Вскоре
показался красный маячок «скорой помощи» – им досталась хлопотная ночь. Так
всегда бывало в сочельник. Вслед за «скорой» приехала полицейская машина,
мерзко завывая сиреной.
Бригада
медиков сразу же бросилась к Джерарду, полицейские, поняв ситуацию, двигались
не так проворно. К ним поспешил водитель‑виновник, уже более спокойный, но
ужасно продрогший, ведь его пальто лежало на мостовой. Водитель автобуса
наблюдал, как санитары осторожно положили Джерарда на носилки. Он не издал ни
звука, ни стона.
Полицейский
выслушал водителя и объяснил, что необходимо будет проехать в участок для
выяснения обстоятельств столкновения и дачи показаний.
– Жив?
– Ага,
– кивнул шофер «скорой помощи». – Пока. Они как раз надели кислородную маску и
распахнули куртку, чтобы проверить бьется ли сердце.
– Но мы
можем его не довезти, если не поторопимся.
Полицейский
торопливо писал рапорт: «Тёмноволосый мужчина неопределенного возраста...
вероятно, около тридцати лет».
– Документов
нет?
Это была бы
еще одна проблема. Они уже отправили две неопознанные жертвы в морг нынешней
ночью.
– Нет,
но у него есть пакет.
– О'кей,
мы едем за вами. Я все перепишу там. Шофер кивнул и скрылся в кабине, а
полицейский вернулся к дрожащему водителю, который, наконец, надел свое пальто.
– Вы
собираетесь меня задержать? – теперь он выглядел испуганным. Для него Рождество
мгновенно превратилось в ночной кошмар.
- Вы сели за руль в нетрезвом состоянии и
въехали в другую машину, у меня нет повода отпускать вас просто так. С этими словами он усадил водителя и его пассажиров на заднее сидение
полицейской машины и, включив сирену, направился в сторону полицейского
участка.
Больше уже
не было ни разговоров, ни радости, ни смеха. Было только молчание, нарушаемое
тихим всхлипыванием блондинки, в отчаянии прижавшейся к плечу водителя
красного порша.
|