Я не понял, если честно. Но звучало как-то не очень. Зная Джерарда, можно сказать, что это не просто пафосное изречение а-ля «лишь бы что сказать», а и вправду то, что он чувствует. В таком случае, дела плохи. Я знаю, что думаю медленно, особенно на данный момент, когда алкоголь ударил в голову, - но что поделать. Присаживаюсь рядом с Джерардом. В голове пусто, и сказать-то нечего. Ха-ха. Нечего сказать. Да чего я только ни хотел сказать ему, когда нас разделяла целая страна! Зачем? - спрашиваю, потом понимаю, что логичнее бы звучало «почему?», но слово не воробей. Он медленно поворачивает голову, его глаза блестят, и я не понимаю, от слез или еще от чего, потому что темно. Пытается улыбнуться (усмехнуться?), но не получается. Это неподконтрольно - кому же, как не тебе, это знать. Почему? Просто я не понимаю. Дожив до 35, я так и не понял жизнь. Не понял себя. Фрэнк, не думай, что во мне проснулся философ, потому что сейчас я говорю то, что думаю. И мне очень важно, чтобы именно ты это понял. Не обманывай себя и меня. Тебе совсем не важно, что я думаю и чувствую. Не понимаю только, почему бы тебе не поговорить с твоим «лучшим другом» Линдси, а? Я ненавижу себя, ведь прекрасно осознаю, что делаю Джерарду больно, но слова вылетают сами собой. Он отворачивается, и мне хочется пробить себе голову. Я ныл о том, как хочу поговорить с ним, и сам же отшиваю Джерарда, но, знаете, это нечто на уровне инстинкта, когда тебе делают больно, и ты делаешь больно в ответ. Вот в такие моменты никто не задумывается о том, каково человеку сейчас, а очень зря. Я ни в коем случае не оправдываю Джерарда - эта чума попортила мне много крови, но, черт, я люблю его. И поэтому я готов стерпеть от него что угодно. Уэй смотрит куда-то в стену и говорит совсем глухим голосом: Я пытаюсь понять, что не так. Что произошло не так, или чего не должно было происходить. И чем дольше не приходит понимание, тем хуже. Я все разрушаю. Я всегда все разрушаю. А после меня все вынуждены что-то воссоздавать, все. Будь то Линдси, Майк, мама. Ты, - он закусил губу и прошептал. - А особенно, ты. Последняя фраза - с расчетом, что я не услышу, но я услышал. И, по правде говоря, был несколько шокирован. Неужели Джерард думал обо мне? Хоть немного? Весь мой трепет улетучился. Сколько помню себя, всегда, когда он проявляет слабость, я должен быть сильным. Но не кому-то должен, а себе. Мне хочется быть сильным для его слабости. Ради Джерарда я должен собраться с силами и продолжать держаться. Смотрю на часы, 03:09. Начинаю жалеть, что выкинул сигареты. Тишина начинает напрягать меня, не люблю тишину. Хотя с ним я всегда мог молчать до потери пульса, не нужно было слов, все было понятно и без них, когда он любил меня, если любил вообще. Сердце щемит. Нельзя предаваться воспоминаниям. Они едва ли безопаснее алкоголя или наркотиков. Фрэнк, - Джерард поднимается с пола и шепчет в темноту, - поехали в Барнсдолл, а? Что это? Парк. Здесь неподалеку. Очень красивый. Ночью особенно. Я запредельно удивился его предложению. Но в этой спонтанности весь Джерард. Он мог бы на полном серьезе предложить вам слетать на Луну во время чьих-нибудь похорон. Одна из моих самых любимых его черт. Я, конечно, согласился. Мы спустились вниз. Самые стойкие гости еще танцевали, но уже безо всякого энтузиазма. Таковых было мало, так что мы без труда пересекли гостиную и вышли на улицу. Порыв ветра сразу налетел на меня с объятиями, и я пожалел, что не взял куртку. Небо было жутко красивое. Пока мы шли до машины Джерарда, я успел разглядеть несколько созвездий, я люблю это дело. Добравшись до машины, я сел назад. Ты меня совсем ненавидишь, да? - спросил Джи с водительского сиденья. Я без лишних слов перебрался вперед. Почти. Джерард улыбнулся, но то была самая грустная улыбка, что мне доводилось видеть за свою жизнь. Лучше бы он этого не делал, потому что я захотел еще кое о чем съязвить, но его вид напрочь отбил охоту. Мы ехали . Снова в тишине. 6 букв, а столько стресса. В голове крутилась колдплэевская Fix you. Песня-лейтмотив моего существования. Я всю жизнь stuck in reverse. Я лишь один раз обратился к нему, чтобы он притормозил, потому что я хотел купить сигарет. Прибыв к месту минут через 20 (да, «неподалеку» в понятии Джерарда, похоже, слишком растяжимое понятие), я увидел, что он не врал мне. Здесь было до невозможности красиво. Даже небо другое - как в открытом космосе. Из-за этого парка я могу пересмотреть свое мнение о Лос-Анджелесе. Сколько прекрасных мест я еще не видел? Барнсдолл был огромный, и мы все бродили, и бродили, и бродили, пока я не решил, что с меня хватит, плюхнувшись на какую-то поляну (эта штука была и впрямь как поляна, если можно сказать так о парке). Что примечательно (но совершенно неважно), мы были там абсолютно одни. Во всем гребанном здоровенном парке! Меня это не смущало, как и Джи. Мы сели под каким-то деревом. Я закурил. Он покосился на мою сигарету, и я вспомнил, что он бросил. Затушил, дабы не соблазнять. Мне удастся сегодня нормально покурить?! - Прости меня, Фрэнк. Я никогда не хотел, чтобы все было так. Я сделал тебя несчастным. И себя. И всех. Лин... разве она заслуживает этого? - Нет, - отвечаю, теперь уже честно, - мне нечего добавить... - А я и не прошу, - опять эта грустная улыбка. Я вижу, что он разбит, - я не вправе что-либо требовать у тебя. Только прости, если сможешь. Я посмотрел на небо. Увидел, как падает звезда. Глупая звезда, не понимающая своего счастья. Посмотрел на Джерарда, который нервно щипал пучки засохшей травы. - Я давно простил тебя, Джи. Я вижу, что мои слова не приносят ему облегчения, и в голову закрадывается дерзкая мысль. Ну а вдруг... Если я все еще его люблю, почему он не может любить меня? Уж не знаю, как объяснить его свадьбу в таком случае, но мне плевать. Могу же я просто представить это альтернативно. Но, в таком случае, ситуация просто ужасная. Тогда нам никогда больше не быть счастливыми. Не хочу думать о плохом, но, рано или поздно, придется. Как же запредельно сильно я хочу обнять его. И тогда бы мне ничего было не надо. Но даже мечтать об этом грустно и глупо. Хочется спать. Мы посидели там еще немного и решили отправиться по домам. Джерард вызвался меня подвезти, что, по сути, было очень мило. Мы ехали, я совсем не ориентировался в городе. Мне было тепло и уютно - давно я так себя не чувствовал. Он что-то спрашивал, я отвечал, мы даже шутили и смеялись, как в те времена, когда все было так замечательно; мы жили для себя и ради друг друга, когда счастье контрастировало с отчаянием и наркотиками, но и в отчаянии я был с ним. А сейчас это прошлое забыто, похоже, всеми, кроме меня. Я живу в нем, забывая про настоящее, я готов тысячи раз прокручивать в голове все слова и реплики Джерарда, ведь помню их почти наизусть. Я бы мог написать книгу из наших разговоров, если бы хотел. Но я не такой уж мазохист. Но сколько можно так жить? Каков срок годности у моих воспоминаний? У меня есть замечательная жена, и хоть я ее и не люблю, это не отменяет кучи ее достоинств, я не заслуживаю ее, а она — такого отношения к себе. Джам ни в чем не виновата. У меня есть дети, которых я люблю, и я боюсь представить, как они будут подрастать в атмосфере, лишенной любви между родителями. В конце концов, я могу развестись с женой, но не перестану любить детей, а они — меня, правда? Но развод будет травмой для них. Я ужасный идиот. Мои 30 лет — всего лишь цифра, а мозгов, как у шестнадцатилетнего. Мы едем по какому-то шоссе, нет ни домов, ни деревьев, насколько я могу видеть. В следующую секунду я чувствую, что меня нехило ударяет об дверцу. Чувствую стекла в пальцах. Скрип и скрежет. Кровь. Крик. Кровь. Снова кровь. Это сон? Размазанная темнота в глазах. Голова ударяется обо что-то. Чувствую слезы в глазах. Не чувствую боли. Темнота, на этот раз окончательная. Это зовется адом? Тогда грешникам можно расслабиться.
Я открываю глаза. Светает. Сердце бьется сильно-сильно. Чувствую вкус крови на своих губах. С трудом могу шевелиться. Титаническим усилием поворачиваю шею. Вижу Джерарда рядом с собою, почти в миллиметре. Все его лицо покрыто царапинами, ссадинами, кровью. Он так рядом, так близко. Я чувствую, как слезы льются из глаз, - он без сознания; я целую его, целую в его, потрескавшиеся от дорожной пыли, губы самым легким и нежным поцелуем во Вселенной. Сейчас я люблю его еще сильнее; мне страшно, потому что я не знаю, что будет, потому что не знаю, почему он не открывает глаз. Я не чувствую боли в теле. Молясь, чтобы телефон работал, достаю его из кармана джинсов - экран разбит, но он функционирует. Набираю 911, шепчу в трубку, чтобы скорее, скорее, вижу какую-то мельницу, говорю, что мы рядом с мельницей. Моих сил нет. Я кладу трубку - они нас запеленгуют. Придвигаюсь ближе к Джерарду. Сил нет, чтобы обнять его. Поэтому я просто лежу. Я не слышу его дыхания. Можно ли умереть от неизвестности?
тебе всё равно никто не поверит, спасибо тебе! ну, в общем, не знаю, удовлетворит ли тебя то, что будет дальше, но я надеюсь, что да :3 ха, наверное, мне хоть как-то удалось передать эту атмосферу, потому что... на своей шкуре подобное испытала. спасибо тебе большое!
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
