В тень уйдя от света белого

 И устав смешить людей,

 Глядя в треснувшее зеркало,

 Плакал пьяный лицедей.

 Чья судьба была им прожита

 Непонятно до конца,

 Отличить и сам не может он

 Свою маску от лица.

 Две души в нем уживаются

 И почти слились в одну:

 То он смехом заливается,

 То он воет на луну.

 Кто поверит,

 Кто поверит комедианту?

 Кто сотрет с лица его не воду, а слезы?

 Знает ли хоть кто-нибудь, чьим именем на губах

 Шагнет он к барьеру?  ( «Комедиант»)

Представление должно было начаться совсем скоро, а пока, как и в Ласкне, Фрэнк, уже одетый в своё цирковое трико и готовый к трюкам, сидел на  земле перед фургончиком, наблюдая за тем, как  суетливо собирались остальные. Рэй и Шеннон всё так же привычно перекидывали жернова, Брендон щекотал Монмаранси,  стараясь взбодрить уставшую и зевающую обезьянку, Пламярук натирал кожу маслом, источавшим резкий и неприятный запах.

 - Рэй, Майки будет сегодня с нами, или ему нужен отдых? – Брендон перестал измываться над Монмаранси, резко повернувшись всем телом к силачу.

 - Нет, наш великий жонглёр заявил, что выйдет к зрителям, даже если будет висеть на ходулях. К тому же, сам знаешь, ему это необходимо, чтобы вернуть себе силы.

 - Ну да, - только и ответил шут, кусая губы. Королька ужасно раздражала эта вечная недосказанность, секреты и непонятные ему фразы, сказанные кем-то из циркачей, да так сказанные, что смысл их был ясен всем вокруг, кроме несчастного Фрэнка.

 - Тогда его пора вытаскивать из фургончика и одевать – иначе нам придётся ждать его самостоятельного появления ещё век, - буркнул Брендон, но  ждать и не пришлось: тяжело спускаясь по лесенке повозки,  всё ещё немного бледный Майки, появился перед циркачами.

 - Вот видишь, Брендон, даже и идти за нашим великим жонглёром не пришлось, - Пламярук улыбнулся, глядя на то, как Майки  рассеянно оглядывается по сторонам – Ты что-то потерял, друг мой? Если свои ходули, то они вон там, как раз рядом с кучей цветастого барахла, которое Брендон называет своими костюмами.

 - Эй! – тут же возмутился шут, но ответить резче, вероятно побоялся – уж очень вспыльчивым был Пламярук..

 - Я вижу их, лучше помоги мне их надеть, - медленно, словно сонный, отозвался Майки, потихоньку приближаясь к своим ходулям. Королёк решил, что может найти себе более приятное занятие, нежели наблюдение за тем, как слабого ещё жонглёра облачают в его костюм, к тому же, на землю рядом с Фрэнком сел Огненный, тут же ободряюще улыбнувшись юноше.

 - Ты почему такой печальный, Фрэнки? С утра  был повеселее, улыбался, у меня даже сердце дрожало от восхищения тобой. А сейчас хмурый, словно осенние тучи, - акробат взял Королька за подбородок и заглянул ему в глаза. – Что-то не так, малыш?

Айеро ничего не ответил, парень просто разглядывал Фьери, похожего сейчас, в кроваво-красном трико и с подведёнными древесным углём глазами, на огонь, с которым так легко играет Пламярук. Лицо Огненного, не скрытое маской, было обеспокоенным, акробат кусал губы, с тревогой глядя на Королька,  пытаясь разглядеть  в глазах  юноши причину его апатии.

 - Ну же, Малыш, не молчи, ты меня пугаешь, - Фьери погладил Королька по щеке, и тот наконец отозвался:

 - Я просто устал. Устал не понимать того, что происходит вокруг меня, ваших тайн, этих мешочков и сундучков, к которым нельзя прикасаться,  твоих разговоров о том, что ты убийца и мучитель невинных…Когда ты всё мне объяснишь?

 - Скоро, малыш, очень скоро я расскажу тебе обо всём, обещаю, - Фьери  поцеловал Королька в кончик носа и улыбнулся.

  - Фьери? – голос Шеннона прозвучал непривычно мягко, нерешительно, словно силач боялся того, что собирался сказать.

 - Что такое? Хотя нет, спросишь потом – нам пора начинать представление.

 - В том то и дело, что начало придётся немного отложить, - Шеннон уже почти шептал.

 - С чего вдруг?

 - Просто Боб…он…

 - Он пьян, - закончил  робкую фразу своего возлюбленного Пламярук. – Причём настолько, что едва может даже голову поднять.

 - Где он? – Корольку в тот момент показалось, что от грозного голоса Фьери задрожала земля. – Немедленно приведите его в чувство, и меня ни капли не интересует, как вы это сделаете! Окуните его в воду, напоите чем угодно – только чтобы не более чем через час, дрессировщик был в состоянии работать с тиграми.

Огненный обессилено опустился на землю, с грустью наблюдая за тем, как Шеннон и Рэй волокут из - за фургончика Боба, больше напоминающего тряпичную куклу, чем живого человека.  Дрессировщик вяло сопротивлялся, пьяно выкрикивая нечто, по его мнению, являющееся песней.

 - Фьери, я думаю нам понадобиться больше, чем час, -  пояснил Рэй, указывая на Боба. – Так сильно он не напивался уже давно, его сложно будет поставить на ноги.

 - Ладно, делайте что можете, я думаю праздник не закончится раньше полуночи, так что у нас ещё есть время на выступление, -Огненный явно смирился с тем, что дрессировщик время от времени слишком усердно прикладывался к бутылке, срывая представления и тем самым, оставляя труппу без средств к существованию.

 - И часто он так? – поинтересовался Фрэнки, глядя на то, как Шеннон запихивает Боба головой в ведро с холодной водой.

 - Когда как. Бывает, что он вообще не пьёт вина, но такие случаи не часты, в остальное же время Боб может держать себя в руках и знает меру выпивке. Подобное состояние – редкость, неприятная редкость, - Огненный устало потёр глаза и откинулся спиной на колесо фургончика. – Сколько помню его, он всегда любил вино, даже слишком сильно любил.

 - А давно ты с ними?

 - Кажется, что всю жизнь, Фрэнки, - Фьери улыбнулся, явно вспоминая что-то приятное из своего прошлого. – Я сам собирал всех ребят вместе, катался по Франции с повозками других трупп и искал лучших в своём деле – самого маститого жонглёра, величайших силачей и могущественного укротителя огня…А потом собрал из них труппу, назвал своим именем – и теперь нас знает каждая парижская собака.

 - А до этого?

Фьери замолчал, пытаясь решить для себя самого – рассказывать ли Корольку историю своих злоключений, или воздержаться от этих, далеко не самых прекрасных страниц своего прошлого?

 -Я соврал тебе, когда говорил о том, что маску мне приказал носить отец, и что до этого её носили все мужчины моего рода, маска – приказ матери, считавшей меня уродцем,  а отца у меня никогда не было. Самое яркое из моих воспоминаний о детстве:  наша кибитка, выкрашенная оранжевой краской, с одного боку нарисован тигр, с другого — изображена пасторальная сценка с овечками и пастушками. Когда я был паинькой, то играл там, где нарисованы овечки, когда бунтовал — меня отправляли к тигру, и признаться, тигр мне нравился больше.

Мне сказали, что я родился  среди цыган, у меня было много матерей, много отцов, и не один родительский кров. Родной моей матерью была Вероника: высокая, сильная, красивая. Были еще акробат Пьер  и Принцесса Фарандола, безручка, управлявшаяся пальцами ног; была черноглазая предсказательница судьбы  Марисса, в чьих умелых морщинистых руках карты вспыхивали на лету, точно искры; и еще был еврей с севера Италии по имени Джакомо, умевший читать и писать. Не только по-французски, но и по-латыни, и по-гречески и на древнееврейском. Родней, насколько помню, он мне не приходился, но заботился обо мне больше, чем другие, и по-своему, скупо меня любил. Цыгане звали меня Фьери, скорее за нрав, чем за внешность или ещё что-то.. Другое  имя  у меня  было,  но зачем оно мне среди циркачей?

Джакомо и выучил меня грамоте, читал мне книжки, которые прятал в тайнике в глубине кибитки. Это он рассказал мне про Коперника, поведал, что девять небесных сфер не вращаются вокруг земли, что это Земля и планеты вращаются вокруг Солнца. И многое другое, хотя я и не все понимал, например, про свойства металлов и веществ. Он научил меня изготовлять горючий черный порошок из смеси каменной соли, серы и угля; показал, как его запаливать с помощью длинного шнура. Все дразнили Джакомо философом, смеялись над его книжками и его опытами, но именно благодаря ему я выучился  читать, распознавать звезды и не верить Церкви.

Пьер учил меня жонглировать, крутить сальто, плясать на канате. Марисса— раскладывать карты, раскидывать кости; от нее я узнал о пользе растений и трав. От Фарандолы воспринял  гордость и независимость, у своей матери выучился премудростям цвета, голосам птиц, а также знакам, отводящим беду. Еще я научился  обчищать карманы, орудовать ножом, при случае пускать в ход кулаки, вилять задом перед уличным пьяницей, завлекая его в темный уголок, и там достаточно было лишь ловкости рук, чтобы мигом вытянуть у него из кармана кошелек.

Мы странствовали по большим и малым городам вдоль побережья, никогда подолгу не застревая на одном месте, чтоб не привлекать нежелательного внимания. Мы часто бывали голодны, нас чурались все, кроме самых бедных и несчастных, нас честили по всей стране со всех амвонов, винили во всех бедах от засухи до яблочной гнили, но мы черпали радость где могли и помогали друг дружке кто чем мог.

Мне было четырнадцать, когда нас всех разнесло по свету, во Фландрии фанатики сожгли наши кибитки, обвинив нас в воровстве и в колдовстве. Джакомо бежал на юг, Пьер к границе, а меня мать оставила на попечение монахов в маленьком ските, пообещав вернуться за мною, едва минует опасность. Я прожил у монахов почти два месяца, они  были добрые, но бедные, почти такие же бедные, как мы, и по большей части запуганные старики, не способные высунуть нос за пределы своей монашеской обители. Мне же их уклад был ненавистен. Я тосковал по матери, по своим друзьям; тосковала по Джакомо и по его книгам; больше всего тосковал я по вольной кочевой жизни. От Вероники не было ни слуху ни духу, ни единого словечка, доброго или худого. В картах выпадала сущая неразбериха — всё чаши да мечи, все во мне зудело — от стриженого ежика на голове до самых пяток, так нестерпимо тошно было жить среди стариков. Однажды ночью я все-таки сбежал, прошагал миль шесть пешком в глубь Фландрии и на пару недель затаился питаясь объедками, в надежде что-нибудь прослышать про нашу бродячую труппу. Но уже стало подмерзать; у всех на уме была только война, и мало кто мог вспомнить каких-то бродячих актеров-цыган. С отчаяния я подался обратно к монахам но дверь оказалась на замке, а на ней был начертан знак: чума. Что ж, выходит — с прошлым покончено. Получу ли, нет ли весть от Вероники, все равно ничего другого мне не оставалось: надо было жить своим умом. Вот я и начал собирать циркачей….

Королёк молчал,  глядя на Огненного, впитывая его слова, словно песок, в который после жаркого дня попало несколько капель воды, утоливших его жажду и любопытство.

 - Всё мы, так или иначе, много вынесли до того момента, как оказались  в труппе – голод, унижения, нищету – только чума нас миновала, никого не унеся с собой. Хоть от этой беды мы надёжно защищены.

 - А в чём состоит эта защита?

Ответить Фьери не успел: Шеннон, довольно потирая руки, словно возник из-под земли, напугав Фрэнки до икоты.

 - Огненный, мы привели его в чувство – Боб готов к представлению, правда зол, как тысяча бесов, но мне кажется, тигры это переживут.

 - Плевать на его злобу и больную голову – он сам напился, никто насильно в него вино не заливал, - Фьери поднялся с земли, отряхивая своё трико от приставших к ткани сухих травинок и пыли городской улицы. – Пусть выпускает тигров – мы начинаем.

После этих слов, в лагере циркачей началось настоящее сумасшествие – Брендон бегал из одного фургончика в другой, перетаскивая какие – то шары, обручи, по десять раз переодевая свой костюм с бубенчиками – звон от них стоял такой, что уши закладывало – Пламярук уже нервозно перекидывал огонёк из одной ладошки в другую, а Боб, хмурый и ещё более молчаливый чем всегда, щёлкал хлыстом у самых морд, лежащих на земли тигров.

 - Пора, малыш, - Огненный надел неизменную маску Арлекино, и взлохматил красные волосы, от чего они взметнулись, словно столб огня.

 - Подожди немного, - набравшись смелости, Фрэнки на одном дыхании произнёс, глядя Фьери в глаза: - Ты сделаешь это ещё раз?

 - Что «это», малыш?

 - Ну…ты поцелуешь меня…во время представления?

Глаза Огненного блеснули, и, несмотря на то, что маска делала его голос глуховатым и не позволял различать всех интонаций, Фрэнки понял, что  губы акробата расплылись в улыбке, под толстым слоем  ткани и клейстера с краской, из которого состояла его маска.

 - А тебе бы этого хотелось?

 - Хотелось, - эхом отозвался Королёк, застенчиво опуская глаза.

Фьери приподнял маску,  и коротко поцеловал Фрэнка в губы:

 - Мне тоже хочется тебя поцеловать, и не только там, перед публикой. Мне хочется целовать тебя всегда, - «Арлекино» резко опустился на лицо Огненного, вновь  закрывая его от Королька. – Эй, парни, пошевеливайтесь!

Почему простому люду, богатеям, детям и взрослым нравится цирк? Пусть не всем, но  большинство испытывают благоговейный трепет, при виде полосатого шатра цирка – шапито, при виде разрисованных повозок бродячего цирка...В чём секрет? Наверное, ответ на этот вопрос слишком прост, намного прощё, чем кажется на первый взгляд – всё дело в сказочности, в магии, которую умеют создать вокруг себя артисты.  Когда ты ещё ребёнок, то, что  простой человек почти парит над куполом, летает и делает сальто, никак не укладывается у тебя в голове, и ты решаешь - акробат непременно волшебник, раз проделывает подобные штуки, а клоун и правда весельчак, всю жизнь разгуливающий в смешных ботинках и с красным носом. Дрессировщик, наверняка умеет разговаривать с животными и убеждать их, чтобы они его не съели – ну почему то же они слушаются его, а укротитель огня, на самом деле и есть огонь, просто иногда становящийся человеком…Вся это сказочная дребедень, вбитая в твою маленькую детскую головку с самого рождения мамами, бабушками, сказочниками становится для крохи прописной истиной – ведь взрослые никогда не врут, и если мама сказала, что человек, вытаскивающий из шляпы кролика – маг, значит, так оно и есть. И цирк становится живой сказкой, чем-то, во много раз интереснее, чем книжки с цветными картинками…Но проходит время, ты взрослеешь, и на смену вере в сказку и магию приходит скептицизм, отрицание всего на свете и вера только в себя самого и свою удачу. Рвёшься к заоблачным высотам, строишь небывало грандиозные планы на жизнь, которая, по твоему мнению, обязательно будет самой лучшей, самой удачной и счастливой. В этот момент, цирк для тебя – просто горстка стариков и их детей, не умеющая больше ничего, кроме как попусту терять время и своё и других, для того, чтобы заработать на хлеб. Но года неумолимо бегут вперёд, воздушные замки рушатся один за другим,  пропадает вера в самого себя, Бога, удачу – остаётся только терпение, чтобы пережить серость повседневности и проблемы, сыплющиеся на каждого из нас, словно из рога изобилия.  И вот тогда, когда седина возможно ещё и не тронула волос, но  оборачиваться на прошедшие годы совершенно не хочется, цирк вновь становится чем  - то великолепным, сказочным, совершенным, и  вера в чудо вновь прорастает в сердце, пуская корни и так надёжно там  закрепляясь, что ничто, даже чужая злоба, не сможет её оттуда извлечь.  Ты становишься тем же маленьким ребёнком, с трепетом наблюдающим за акробатами и клоунами, дрессировщиками и укротителями огня, силачами и  фокусниками…И ты снова  веришь, что не может не радовать, потому что самое страшное в этой жизни – это потерять веру.

Натянутый канат опасно вибрировал, словно змея, стремясь ускользнуть из  - под ног Королька, но юноша так цепко зажал его пальцами ног, что если бы сорвался, то повис бы вниз головой, подобно летучей мыши. Фьери тоже нервно вздрагивал всем телом, ощущая, как очередной порыв ветра, раскачивает канат всё сильнее и сильнее, передавая свою дрожь, вышагивающим на нём акробатам.

 - Держись, малыш, всё не так плохо, как кажется,  -шепнул Огненный Фрэнку,  приподнимая его для того, чтобы парень смог встать акробату на плечи.

 - Всё нормально, я держусь, это ты будь осторожнее, тебе сложнее будет меня удержать…

 - Дамы и господа, девочки и мальчики! Спешите увидеть и восхититься, труппой Фьери и его волшебными фокусами!  - Брендон, звеня бубенчиками ничуть не тише, чем городская колокольня, вприпрыжку перемещался из одного конца площади, забитой людьми до отказа, до другого, где тигры, словно котята, играли в салочки, под звонкие шлепки плётки Боба, а Шеннон и Рэй превращали каменные жернова в пыль, всего лишь сжимая их в руках.­ -  Только у нас, вы увидите истинного волшебника, покорителя огня, жонглёра, с чьеи ловкостью не сравниться никто другой! Силачи, дикие звери, шутовские песенки!

Брендон подскакивал на месте, словно кузнечик, едва не садясь в воздухе на шпагат, улюлюкая и припевая пошлые до невозможности куплетики, вызывающие в жаркой, хмельной от вина толпе зрителей смех и свист. Майки, старающийся в силу своей не ушедшей ещё слабости, поменьше перемещаться по площади на ходулях, жонглировал десятью деревянными шариками, при этом прокручивая на талии не меньшее количество обручей, восхищая не только зрителей, но и стоящего в этот момент на плечах Огненного Фрэнки, никогда не видевшего столько умелого жонглёра. Пламярук вновь горел, любовно поглаживая пылающие в ярком пламени руки и торс, напоминая Корольку тех, кого  некогда предавали костру за колдовство. Если подумать хорошенько – все, развлекающие сейчас народ на городской площади Эстерэ сгорели бы в огне костров святой инквизиции, живи они на несколько десятков лет позже – пожет по этой самой причине, родители Королька так ужасались выбору сына?

 - Ну же, господа и дамы, не жалейте рук и денег, для великих цирковых артистов! –всё надрывался Брендон, пока Монмаранси выплясывал на камнях мостовой, сосредоточенно хлопая себе маленькими лапками, словно создавая неведомый ритм. – Ведь прямо там, над вашими головами, парят в воздухе, несравненный Фьери и знаменитый Лауру  - Королёк!

Фрэнки моментально ощутил на себе десятки человеческих глаз, вперивших в него свой взор, наблюдая за каждым движением его тела, ожидая только одного – чуда – парения или падения вниз.

 - Ну же,  Малыш, наш выход! – Огненный резко развернулся на канате и принялся танцевать, создавая впечатление обсолютного полёта – слишком уж тонким и малозаметным был канат, в то время как стоящий у него на плечах Королёк, старался удержать и без того шаткое равновесие и не упасть, увлекая Фьери за собой. Толпа охала и вздыхала, наблюдая за акробатами, за тем, как чудно они вальсировали на канате, словно одно целое, слажено и легко…И вот Фьери держал на своих вытянутых вверх ладонях  Королька, ловко стоящего на руках, так ровно держащего спину, будто она была каменной,  не дрожащей и идеально прямой.  Руки Огненного стали медленно сгибаться в локтях, приближая лицо Фрэнки всё ближе к алым губам, не скрытым уже, отодвинутой на мгновение раньше маской. Тело Фрэнки начинало предательски дрожать, но не от напряжения, а от возбуждения, накатывающегося на него волнами, словно прибой на морской берег…Нежность губ акробата, их сладковатый привкус, который Королёк ощутил лишь на секунду, что продлился поцелуй, пока чей-то резкий, каркающий голос не прервал его блаженства:

 - Дьявол! Ты дьявол,  Фьери!

Акробат резко отстранился от Фрэнка и, одним махом перевернув его, поставил рядом с собой на канат, лихорадочно ища глазами в толпе того, кто выкрикнул эти слова. Но искать долго, ему не пришлось – посреди  зрителей – простолюдинов, словно горошина посередь  пшеницы, возвышался палантин знатной дамы. Стоящая около него старуха, скорее всего бывшая служанкой при госпоже,  сухая, словно щепа, сморщенная и дряхлая, яростно махала руками, тыкая пальцем с обломанным ногтем в Фьери.

  -Ты дьявол, Огненный! Прошло столько лет, я состарилась, а ты словно и не видел пролетевшего мимо тебя времени! Помнишь ли ты ту, которой когда то  очернил душу?

Vous souvenez-vous d'une fille dont l'âme que vous avez vendu à Satan?*

Королёк не понимал, почему Огненный так тяжело и прерывисто задышал в этот момент, почему вздрогнул от слов старухи.

 - Магдален Ламиньяк, - растерянно прошептал он и тут же, сорванным, словно в истерике, голосом крикнул Брендону:

  - Пой! Пой так громко, чтобы я не слышал её!!

Обомлевший от вопля старухи, шут тут же оживился, ещё истошнее выкрикивая похабные куплетики и отчаянно тряся бубен, непонятно откуда взявшийся в его руках. Майки, спасая положение, стал медленно перемешаться по площади, вызывая у детей восторженный смех, когда очередной шарик взмывал в небо и приземлялся точно в руку жонглёра, не отклонившись ни на долю в сторону. Тигры стали выполнять ещё более замысловатые трюки, а Пламярук во всю обнимал Шеннона, абсолютно весь утопая в языках пламени. Циркачи совершали всё возможное и невозможное лишь с одной целью – отвлечь толпу от всё ещё  визжащей проклятия старухи и растерянного Фьери, не способного уже танцевать на канате. После нескольких мгновений подобных головокружительных фокусов, шут объявил о том, что представление закончено, и принялся собирать с мостовой  деньги, на которые после всего произошедшего, народ не скупился, щедро кидая серебряные и медные монеты на землю перед циркачами, которые, в свою очередь, откланивались, по одному исчезая  за кольцом фургончиков в становящейся непроглядной тьме ночи, опускающейся на Эстерэ.

Королёк помог Огненному спуститься с каната,   и тут же увёл его  к фургончику, попутно стягивая с него маску.

  -Что случилось, Фьери? Почему она кричала всё это, что за бред  её слова? Ты что, боишься её?

Огненный только мотал головой, словно вытряхивая из неё визг старухи,  её слова и собственный страх..

  -Это всё ерунда, Фрэнки, не волнуйся. Я просто немного опешил – старуха спутала меня с  кем-то, не бери в голову…

 - Подожди, - неожиданно посерьёзнел Королёк. – Ты рассказал мне сегодня о своём детстве и о том, что маску ты стал носит по приказу матери, первый  в своём роду...А Фоллетти говорил мне, что труппа Фьери выступает уже десятки лет, скрывая лицо своего великого акробата под маской….

Фрэнки едва не задохнулся от неожиданного осознания – не было никакой преемственности в этой труппе, Фьери всегда был одним и тем же человеком – Джерардом, скрывающим лицо за маской. Но тогда, правы были те, кто называл этих циркачей и Огненного  колдунами, не стареющими год за годом, но разве это может быть правдой? Слова старухи эхом отозвались в голове – «Ты дьявол, Огненный! Прошло столько лет, я состарилась, а ты словно и не видел пролетевшего мимо тебя времени! Помнишь ли ты ту, которой когда то  очернил душу?

Vous souvenez-vous d'une fille dont l'âme que vous avez vendu à Satan?*».

Он не человек, как и говорил – Фьери не стареет…Королёк  отпрянул от акробата, словно от чумного, боязливо отступая назад.

 - Фрэнки, подожди, я всё тебе объясню!

 - Не подходи ко мне! – Королёк, едва не падая, спотыкаясь и натыкаясь на предметы, кинулся бежать прочь от Фьери, слыша, как акробат плачет и зовёт его…

Королёк  просидел у церкви до глубокой ночи, всё пытаясь найти ответ на свои вопросы. Фьери не стареет – он бессмертен, ни он, ни члены его труппы не болели чумой и защищены от неё, Огненный носил маску, в которую ему приказала облачиться мать…Он бессмертен, так кто же он – ангел или дьявол, как нарекла его старуха?

Голова готова была взорваться от переполнявших её вопросов и, решив, что найти ответы на них можно лишь у самого Фьери, Фрэнки, наконец, решился вернуться в лагерь, уже тёмный, едва освещаемый затухающим костром. Циркачи спали, оставив красные угли под присмотром одних только тигров, вальяжно разлёгшихся в клетке, так что их огромные лапы торчали наружу сквозь прутья решётки.

 - Устали? – Королёк погладил одну из тигриц по лапе, чуть улыбнувшись. – Ничего,  теперь вы можете отдохнуть, я думаю, мы не скоро дадим следующее представление.

 - Я испугался, что ты не вернёшься, - голос Фьери, доносившийся из клетки с тиграми, заставил Королька вскрикнуть от неожиданности. – Прости, я не хотел тебя напугать..

Огненный протиснулся между прутьями решётки и, мягко спрыгнув на землю,  почти вплотную подошёл к Фрэнку. Глаза акробата были красными от слёз, а волосы спутались, видно от того, что Фьери  постоянно запускал в них пальцы, нервно перебирая пряди.

 - Фрэнки, прости, прости меня! Я должен был рассказать тебе все намного раньше, но я не мог, понимаешь? Ты подвергнешься опасности, если узнаешь о проклятии! Малыш, прошу тебя – прости, - Огненный заключил лицо Королька в ладони и нежно поцеловал – коротко, но, вкладывая  в этот   поцелуй всю ласку, на которую был способен. Фрэнки, до этого момента решивший не подпускать к себе   Огненного и на пушечный выстрел, пока тот не объяснит ему, что значат слова старухи и рассказ Фьери,  просто растаял в объятиях Огненного, прижавшись к нему всем телом. Теперь уже юноша впился в губы Фьери страстным поцелуем, он терзал нижнюю губу акробата, проводил по ней языком, задыхаясь от возбуждения и головокружительных ощущений от того, с какой нежностью отвечал ему Огненный.  Фьери оторвался от губ Королька, целуя его шею, покусывая, оставляя влажные дорожки  на коже, которая тут же покрылась мурашками…Фрэнки тяжело дышал, обняв Огненного за шею, прильнув к нему:

 - Джерард….Джерард -  сейчас, в порыве возбуждения и желания, имя акробата  казалось таким же сладким, как и губы Фьери. И вновь горячий поцелуй….

Дикий женский крик огласил округу, заставляя похолодеть от ужаса. Женщина истошно визжала, будто все чудовища ада восстали для того, чтобы предстать перед ней.

 - Боже, что происходит? Она кричит где-то за дальним фургончиком!

 - Фрэнки, не ходи туда! Стой! – крикнул Огненный,  вслед уже бегущему на  помощь незнакомке Фрэнку, и не долго думая, кинулся следом.

Королёк бежал, боясь даже думать, что могло произойти с женщиной – может на неё напали и обесчестили или, что еще страшнее – убили? Фрэнки даже не очень беспокоил тот факт, что из - за фургона, за которым он слышал крик,  явственно различалось потрескивание огня, парень вылетел за повозку и тут же в ужасе, отскочил назад, споткнувшись об какой – то камень и  упав на спину.

За повозкой, раскинувшись на камне площади, словно морская звезда, лежала молодая женщина, одетая в дорогое платье, что явно говорило о  её положении в обществе. Женщина была совсем молода: хрупкая, голубоглазая, с копной вьющихся, разметавшихся сейчас по земле, тёмных волос, она лежала неподвижно, остекленевшим взглядом уставившись в небо. А перед ней, полыхая, словно только что зажжённый факел, стоял тяжело дышащий Пламярук,   раскалённый, словно металл в кузнях. Горело всё – даже его чёрные волосы, охваченные непонятным сине-красным огнём, а глаза  укротителя и вовсе напоминали два угля, тлеющих сейчас где-то в костре перед  фургончиками. Едва  Фрэнки возник рядом с телом женщины, Пламярук почти зарычал, дёрнувшись в сторону Королька:

 - Ты! Что тебе здесь надо?

 - Что случилось? Пламярук, ты убил её!

 - Не указывай мне! – укротитель огня схватил Фрэнка за грудки, тут же  подпалив ему рубашку. – Тебя давно следовало убить, как и всех остальных простаков, если бы не Огненный, влюблённый в тебя, я бы расправился с тобой в первый же вечер, когда ты явился к нам!

 - Стой, Пламярук! – Фьери  выскочил из-за повозки, тут же кинувшись на укротителя огня. – Отпусти его!

 - Перестань вставать у меня на пути! – Пламярук только загорелся ещё сильнее, будто его полили маслом.

 - Abaddon, dimisit eum, et ego vos occidere!** - закричал вдруг Огненный. Корольку показалось, что голос акробата двоится и приобретает нотки змеиного шипения, настолько жуткого, что Фрэнку стало ещё страшнее от всего происходящего, да и Пламярук умерил свой пыл, отпустив Королька и отступив назад.

 - Лучше займись её душой, иначе она уйдёт от тебя!

Словно повинуясь словам Фьери, укротитель огня извлёк из кармана своих холщёвых штанов тот самый  бархатный мешочек, что хранили в сундуках под особым секретом все циркачи, и слегка приоткрыв его, наклонился над телом  убитой, легко проведя пальцами по её глазам. Нечто серое, схожее с туманом потянулось за его пальцами, скользнуло в воздухе и,  тут же было сжато в комок в ладони Пламярука. Помяв серый туман, так схожий с тем «облаком» , что случайно выпустил из мешочка Майки Фрэнк, укротитель огня сунул его в мешочек и затянул золотистые ленточки, закрывая  серый туман внутри, под слоем темного бархата. В это же мгновение, на нитке с деревянными бусинами, что торчала из кармана Пламярука, будто из воздуха возникла маленькая красная бусинка, так похожая на каплю крови.

 - А Майки?  - неожиданно осведомился Огненный.

 - Он занялся нянькой этой красотки, - совершенно не церемонясь, Пламярук обыскал её, снимая с женщины украшения и  шейный платок, из тонкой дорогой ткани.

 - Няней? Бог мой, это Хельга Ларно, дочь губернатора? А Майки расправляется с …Магдален Ламиньяк?

 - С ней, не всю жизнь же старухе портить тебе нервы? Ты уже выменял её грязную душонку однажды, пора уже забрать то, что принадлежит нам.

Жонглёр вышел из темноты, затягивая ленточку на своём мешочке и удовлетворённо улыбаясь – в его волосах больше не было седины,  а на лице, прежде бледном, появился румянец. На конце нити с бусами, что так же, как и у Пламярука, висела из кармана жонглёра, блестела в лунном свете маленькая, чёрная бусина, выглядевшая совсем новой, словно только что покрытой краской.

 - Вы идиоты! –   зашипел на парней Фьери, всё ещё прижимая к себе напуганного Фрэнки. – Как вы могли убить их здесь, в городе, да ещё и на площади перед церковью? Сколько раз я говорил вам, что так поступать нельзя – только за пределами власти церкви, за пределами города! Нас поймают, и вы не сможете собрать больше ни одной души!

 - Но, Огненный!

 - Замолчи, Майки! – Фьери не успел договорить, потому что где-то за несколько улиц от площади послышался собачий лай и крики людей. – А вот и охрана, дочери губернатора! Быстро  уезжаем из Эстерэ!

Ослушаться Огненного мужчины явно не решились, потому что в то же мгновение, Майки кинулся в фургончики, разбудив Рэя и Шеннона. Всклокоченные парни были введены в курс дела в течение минуты, и, яростно проклиная неосторожность Майки и Пламярука, кинулись к козлам, чтобы поскорее убраться из города.

 Фьери едва ли не на руках занёс Фрэнка к себе в фургончик и, положив юношу на постель, крикнул в открытое окошко:

 - Скорее, поехали!

Повозки дёрнулись с такой силой, что у Королька  голова закружилась, а колёса фургонов, яростно скрипя, словно сумасшедшие, застучали по мостовой – труппа спешно покидала город, убегая от охранников губернатора, уже разыскивающих   госпожу Ларно и её няню.

 - Теперь ты просто обязан всё мне рассказать, Джерард, - Королёк, всё ещё потрясённый увиденным, сжимал руку Фьери в своей ладони, боясь, что акробат сейчас куда-то исчезнет.

 - Ты прав, нужно всё тебе рассказать, малыш, - поцеловав Королька, Огненный тяжело вздохнул и начал: - Мы не люди, Фрэнки, мы….

* -  фр. "Помнишь ли ты ту девушку, душу которой продал  Сатане?"

** - лат. "Абаддон, отпусти его, или я убью тебя!"