1990
Майки высунулся из окна и, сощурившись, посмотрел вдаль, где прятался за горизонтом яркий ореол солнца. День подходил к концу, меняя один за другим цвета, словно хамелеон: красно-оранжевое свечение плавно-плавно впитывалось чуть зеленоватым небом и, казалось, плыло прямо у Майки над головой, дразня, - и Майки чувствовал, что за его бесконечное ожидание он скоро будет вознагражден.
Посаженные вдоль улочки рядовые деревья отбрасывали на избитый временем тротуар причудливые черные тени, по которым топтались башмаки спешащих куда-то людей. Он не видел их лиц, различая лишь размытые силуэты, но даже не думал одевать очки. Он знал, что время ещё не пришло, однако ещё раз взглянул на ритмично тикающие часы, чтобы убедиться.
20:25
Он отошел от окна, навернув несколько кругов по комнате, аккуратно обходя разбросанные по полу вещи. Терпение постепенно кончалось, и Майки тревожно вдыхал, мысленно бормоча: «Скорее, ну же, скорее». Но бездушные часы продолжали все так же размеренно и медленно тикать. Вернувшись на место, он оперся локтями о подоконник и устремил взгляд на освещенные последними лучами солнца соседние дома.
Ещё утром он попросил Джерарда известить его о долгожданном моменте, и когда голос брата, разнесшийся приглушенным баском по всему дому, добрался и до комнаты Майки, он непроизвольно подпрыгнул, ударившись затылком о верхнюю часть окна.
- Идет, - радостно прошептал он, тут же забыв про ушибленную голову.
Кое-как выбравшись, он схватил очки с прикроватной тумбочки и мгновение спустя уже всматривался в даль уходящей дорожки. Волнение, радостная тревога и какое-то безыменное чувство, которое бывает после долгого и упорного ожидания, разрывали его на части. Он ясно видел приближающуюся копну светлых волос и темные одежды матери – самые приметные издалека вещи, за которые он её тоже по-своему любил.
В без двадцати девять Майки уже бежал по лестнице, перепрыгивая через одну ступеньку, открывать дверь. Краем глаза он видел вальяжно расхаживающего по гостиной Джерарда, который с ухмылкой наблюдал за действиями младшего брата, но не обратил на это особого внимания.
Донна Уэй стояла перед открытой дверью на пороге с огромными сумками всякой-всячины, и Майки радостно подскочил, чтобы забрать их у неё. Он поставил их чуть в стороне и обнял маму. Сегодня целый день его, словно заполненный до краев бокал, переполняли чувства и вот, когда наконец настал этот сладостный момент, он выплеснул их, оставив в голове лишь один уцепившийся за мысли вопрос. Тот вопрос, который задают все, без малейшего исключения, дети, когда их матери возвращаются домой.
- Мам, а что ты мне сегодня купила? - тихонько спросил он, снизу вверх смотря на её лицо.
- Ничего, - сказала она мягко, чувствуя, как сын расслабляет руки и отстраняется от неё, - ты же ничего не просил, дорогой.
Майки казалось, что прошла вечность, и даже не одна, а больше, пока они смотрели друг другу в глаза. Нет, она была права, он ничего не просил, но она могла хотя бы догадаться!
Зашуршали пакеты, присевший на корточки Джерард бережно достал несколько тюбиков краски, кивнув матери в знак благодарности. Она тоже кивнула.
- Почему ты мне ничего не купила? – Майки посмотрел на довольного Джерарда, тот, все ещё сидя на корточках, показал язык.
- Джерард! – мать смерила старшего презрительным взглядом.
- Майки, я… - хотела было начать она, но Майки уже шагал по избитому временем тротуару прочь от дома, обходя причудливые тени деревьев, приближаясь к яркому ореолу почти исчезнувшего багряного солнца. И только когда он перешел на бег, лицо матери исказил испуг, и она закричала ему вслед. 2007
За кулисами было душно и Фрэнк уткнулся носом в оттянутый воротник мокрой футболки, чтобы не чувствовать застоявшегося запаха аппаратуры, смешенного с резким запахом человеческого пота. Быстрым шагом, придерживая на ходу гитару, он дошел до сливающейся со стеной двери и зашел в туалет. Стащив гитару, он аккуратно приставил её к бежеватой стене и повернулся к узкому прямоугольнику зеркала над изрядно потрескавшейся раковиной.
Длинные темные волосы мокрыми сосульками обрамляли искаженное усталостью лицо, на котором ещё виднелась парочка ссадин. Мокрая футболка неприятно прилипала к коже, и он, не раздумывая, стащил её со вспотевшего тела. Она повисла, словно половая тряпка, в его подрагивающих, забитых татуировками руках, пока он всматривался в потустороннего себя, чувствуя, что пахнет ничуть не лучше, чем то закулисье, которое поджидало за дверью.
Он беспечно кинул её на край раковины и включил холодную воду. На подставленные ладони хлынула прохладная жидкость, и он умылся, проведя влажными пальцами по спутанным волосам. Прислоненная к противоположной стене гитара в заляпанном зеркале была похожа на непропорциональный кусок деревяшки: никогда прежде ему не приходилось таскать свои инструменты по туалетам, но сегодня у него просто не оставалось никаких вариантов. Надо было сэкономить время.
Он снова набрал воды, исступленно проводя мокрыми ладонями по лицу, шее и торсу, охлаждая жаждущее тело.
Пылали губы, раскраснелись щеки, а внутри зацвела легкость той короткой жизни, которую он, сам того не понимая, уже успел прожить. Его больше не звали Фрэнком, а города и страны, континенты потеряли для него свой смысл. Единственное, что он помнил, - личность. И имя, вертевшееся на слуху шесть лет.
Фрэнк закрутил краник, повесил на плечо футболку, взял гитару и неспеша побрел по лабиринту освещенных неяркими лампами коридоров.
- Эй! – послышалось за спиной. – Фрэнк, вот ты где. Погоди же!
Взмокший Джерард в черном костюме спешил к нему навстречу, чуть помахивая руками при ходьбе.
- Слушай, - он поравнялся с Фрэнком и положил руку ему на плечо, словно то, что он должен был сказать, могло чем-то обеспокоить последнего, - насчет сегодняшнего концерта…
Он замолчал. Фрэнк продолжал шагать.
- Прости. Такого больше никогда не повторится.
- Жаль, - взглянув на Джерарда Фрэнк улыбнулся, - но за чернильным пламенем, в груди, все сжалось, как будто фразы превратились в стальные поршни, медленно наползавшие на живую плоть, – и Джерард, как прощенный ребенок, улыбнулся тоже. 2009
Боб медленно опустился на диван, поджав под себя ноги, и пристально уставился в окно. На чуть пожухлой, но ещё сохранившей частичку лета траве подтаивал недавний снегопад. Несильный ветер гнул потрепанные кроны деревьев, а пепельно-серое небо оставалось неподвижно: лишь иногда мелькали следы от облаков.
В камине у противоположной стены потрескивали свежие поленья, но чувство холода будто впиталось в кожу, не пропадая, и он вспомнил, как несколько минут назад спешил домой, утопая кроссовками в противной хлюпающей жиже.
Сегодня он решил больше никуда не идти.
Отчетливо слышался ход настенных часов – почти с такой же ритмичностью они бились в студии, когда поглощенный делами Джерард вдруг поинтересовался:
- Как твоя рука? Ещё болит?
Он лишь томно улыбнулся в ответ. Ему не хотелось жаловаться.
- Я должен знать, Боб, - голос Джерарда раздраженно дрогнул, но он смог с этим справиться.
Боб колебался, последнее время Джерард был скуп на разговоры, а каждое его слово купалось в фальши и крыло в себе инициативу, понятную только ему одному.
- Иногда, - наконец ответил он, на что Джерард смерил его недоверчивым взглядом. На самом деле, с тех пор, как он сломал её, это происходило намного чаще. Настолько, что время от времени он чувствовал себя одноруким калекой.
Поэтому он думал об этом как можно меньше, и боль уступала.
- А что говорят врачи?
- Да ничего они не говорят. Что с тобой сегодня такое?
Джерард какое-то время безмолвно всматривался во взволнованное лицо барабанщика, будто обдумывая сказанное, а в поблескивающих глазах цвета переспелой оливы плескалось негодование, которое вот-вот должно было просочиться наружу.
- О господи, ну почему, - Джерард поднялся с кресла, сделав несколько взмахов руками, - почему ты позволяешь себе так бездумно к этому относиться?
Никогда ещё Боб не видел его таким, сколько он себя помнил – никогда.
- А вдруг, - Джерард сделал один шаг в сторону и резко развернулся, - вдруг это твое «иногда» случится на концерте. И что прикажешь мне делать? А? И это ты ещё спрашиваешь, что со мной такое! – он снова грузно опустился в кресло и, положив руки на колени, скрестил пальцы. Черные, как вороново крыло, пряди падали на озлобленное и чуть опущенное лицо, делая его смертельно изнуренным и до омерзения ничтожным.
Глубокое размеренное дыхание поглощало тишину, заглушая тиканье часов и свист ветра за окном. В голове, похрипывая, словно дряхлый старик, зарождался хаос безыменных чувств. И кто-то в этой жизни вдруг перестал быть близким, кто-то вдруг перестал быть родным и важным человеком для человека другого.
А Боб просто надеялся, что сможет преодолеть то, что Джерард давно для него готовил, но так и не смог выразить парочкой скудных слов. 2010
Она узнала, что работа закончена по ноющим кистям рук и перепачканным засохшим клеем кончикам пальцев, однако ещё раз проверила, не затерялось ли где заранее заготовленных деталей. Ничего не обнаружив, она сгребла на пол разноцветные обрезки бумаги, мысленно отметив, что обязательно подметет их потом.
Аккуратно поднявшись и убрав за уши выбившиеся из завязанного на затылке хвоста пряди волос, она с улыбкой потянулась и размяла затекшую спину.
Со стола, осыпанные зеленью умело нарезанных кусочков, на неё устремили взгляд сотворенные ею желтоглазые существа, извивающиеся меж цветов на неустойчивой картонке.
Она сполоснула руки от клея и снова повернулась к столу, над которым чуть возвышалась прикрепленная булавкой к стене фотография мужа.
Линдси поджала губы и присела на стул.
- Ты так легко схоронил все проблемы, - обратилась она к фото, расправляя юбку и чуть улыбаясь собственным словам.
«Но сможешь ли ты дождаться, когда эти сгнившие кости пустят хотя бы самые невзрачные ростки?»
За окном таял снег, зима благополучно прошла, почти не оставив следов.
|
