|
Затолкав черновик в карман пальто, я удобно устроился в
кресле и, закинув ноги на стол, закурил последнюю оставшуюся в пачке сигарету,
глубоко, жадно затягиваясь в попытке поскорей расслабиться. И пусть сейчас меня
не для кого нет.
Я просидел так, нахально развалившись на рабочем месте, аж до
прихода Мэтта, то есть до конца своей смены, которую едва не проспал – часы
показывали половину пятого. Все неохотные расспросы коллеги я пропустил мимо
ушей, оклемавшись и начав в панике собирать вещи.
- Да куда ты так спешишь, Уэй? – он усмехнулся, стягивая с
себя верхнюю одежду и вешая ее у входа.
- Есть куда. Да, и спасибо, что согласился подменить…в
который раз.
- Да нет проблем, тут осталось-то. У тебя свидание, что ли?
Наспех накинув на себя пальто, я взвалил на плечо чехол и,
остановившись, внимательно оглядел магазин.
- Могло бы быть.
- А там-то что? – Мэтт нахмурился и пальцем указал на мои
манатки, усаживаясь в кресло. – Решил очаровать счастливицу песней собственного
сочинения?
- Нет, всего лишь сдерживаю обещание.
Он улыбнулся и махнул рукой в мою сторону, закончив тем
самым свой бестолковый допрос.
- Не знаю, что ты удумал, но, надеюсь, все пройдет удачно.
- Посмотрим.
Повторно взглянув на часы, я чертыхнулся сквозь зубы и, небрежно
попрощавшись, быстро метнулся к двери.
- Удиви ее! – и приглушенный смех следом – последнее, что я
услышал, будучи уже снаружи.
Направляясь в сторону родной улицы, я все пытался
представить реакцию подростка на мое предложение, и с каждым шагом мне
становилось все хуже, все тяжелее, будто я замышляю что-то воистину чудовищное,
будто бессовестно хочу избавиться от него. Хотя ситуация была абсолютно
противоположная, ведь я искренне хочу помочь Фрэнку, только и всего. И этот
подарок, новая гитара за весьма приличную сумму, что сейчас покоится в чехле за
моей спиной, – наверное, единственное,
что полезного я смог сделать для него. В остальном, признаться, я бессилен.
Мальчишке нужна поддержка близких, общество же никчемного и слабого во всех
смыслах неудачника его только погубит. Ему не место со мной, как и мне с ним.
Проще говоря, нам будет гораздо легче вдалеке друг от друга: Фрэнк
сосредоточиться на музыке, я – на работе. Больше не будет никаких срывов,
никаких скандалов и никому ненужных ссор. Все вернется на круги своя, все
начнется сначала.
Квартира оказалось пустой, что немудрено: к моменту, как я пришел, было уже без десяти пять – время меня
совсем не щадило. Поставив гитару в неприметный угол у дивана, я приземлился на
до сих пор несобранную кровать, еще хранящую тепло подростка, и
осмотрелся. Доселе незамеченный, в гостиной творился настоящий хаос: везде была
раскидана одежда Фрэнка, на журнальном столике, сдвинутом чуть ли не на
середину комнаты, стояла, по-видимому, уже пустая банка из-под пива, окруженная
какими-то смятыми упаковками и обертками неизвестного происхождения. На кресле
лежал включенный ноутбук, там же – очередная скомканная футболка. Дверцы шкафа
были настежь распахнуты, предоставляя моему взору жуткий бардак внутри.
Вероятно, мальчишка сильно торопился на встречу, раз даже не соизволил
выдернуть из розетки шнур от ночника, который в данный момент служил единственным
источником света в гостиной.
Мне пришлось проделать сложный путь от кровати до
противоположного конца комнаты, собирая по дороге разбросанные вещи подростка,
на пару с мусором. Но закончить это благое дело я все же не сумел; мое внимание
тут же привлекла валявшаяся на полу раскрытая спортивная сумка, об которую я
нечаянно споткнулся. Отложив вещи в сторону, я бережно подобрал ее, сразу
заглядывая внутрь.
Пара аккуратно сложенных толстовок, под ними – небольшой
сверток, кажется, с медикаментами, причем, довольно скудными; в нем же я
обнаружил пачку жвачки и целую кучу презервативов. Такая находка невольно
вызвала у меня усмешку. На самом дне, под тоненькой книжонкой (кажется, это
была какая-то заурядная фантастика), находился выключенный мобильник и плеер, с
множеством скрученных между собой проводов, а за ними – то, что сразу меня
заинтересовало: темно-синяя папка, вероятнее всего, для документов.
Вытащив ее и открыв, я начал визуально изучать все, что там
хранилось. В папку было вложено совсем немного денег, обвязанных резинкой,
билет с автобуса, карта Ньюарка и несколько телефонных номеров, записанных на
покоцаных тетрадных листах. Найдя, к своему удивлению, водительские права
мальчишки, я поспешно вернул все его имущество в сумку и пересел на диван.
«Фрэнк Энтони Айеро»
– гласила надпись на документе. Слева была вклеена его фотография, на которой
он выглядел гораздо моложе, чем сейчас. Зато все такой же солнечный, с этой
своей широкой улыбкой. Я быстро пробежался глазами по основной информации, которую
в принципе знал и так, остановившись на дате рождения.
31 октября…Черт подери, день рождения!
Не знаю, коим образом я смог забыть о том, что опаздываю, но
вспомнив, буквально подскочил на месте, начиная лихорадочно заталкивать бумаги
обратно в папку.
Все остальное барахло я прибрал довольно быстро, так что на
пороге, полностью собранный, стоял уже через десять минут. Еще минута на
преодоление лестницы – и вот я уже мчался к площади, попутно ловя недоуменные
взгляды на себе.
Но каково было мое негодование, когда, вломившись в
заведение, весь взмыленный и изнуренный, я не обнаружил там никого, хотя бы
отдаленно напоминающего Фрэнка. Пятнадцать минут шестого. Господи, как же я был
взбешен!
Узнав у местных работников, что никто, похожий на подростка,
портрет которого я им подробно описал, сюда не заходил, мне не оставалось
ничего, кроме как занять неприметный столик у окна и заказать латте, дабы
как-то скоротать время и усмирить свою нервозность. Что же получается? Его нет
дома, не было и тут. И пока этот кретин где-то бесцельно ошивается, я должен
сидеть в этом треклятом кафе и смиренно ждать его, молча проклиная все на
свете. Очаровательно, по-другому и не скажешь.
Площадь, куда прекрасно открывался вид с моей стороны, по
обыкновению была усыпана людьми; в основном это были семейные пары, постоянно
гуляющие здесь в вечернем часу, и уставшие служащие, бредущие, еле переставляя
ноги, с работы домой. Я без интереса рассматривал каждого, с болезненной
четкостью представляя, как в этом муравейнике отыщу глазами Фрэнка, прослежу,
как он перейдет улицу, проскачет на красный свет, пройдет мимо широкого окна
кафе и зайдет внутрь. И весь воздух впитает его терпкий запах, заставив меня
вновь забыться и раствориться в нем.
Спустя какое-то время мой гнев начал потихоньку спадать.
Чашка опустела, а в пепельнице тлела уже вторая сигарета. Я также безучастно
пялился на прохожих, подумывая о том, чтобы заказать рюмку чего-нибудь
покрепче, как вдруг услышал звон колокольчика и какую-то тихую возню у входа. А
потом звонкий смех, его смех.
- Явился-таки, – вместо приветствия уныло пробубнил я, кивая
подростку на соседний стул. Его волосы были взлохмачены, покусанные морозом щеки
горели румянцем, а сам он улыбался, выглядя донельзя счастливым. От него, как и
впредь, разило холодом. Я невольно поежился. – И где пропадал, позволь
спросить?
К нам подошла одна из официанток, с которой мальчишка только
что так любезно ворковал, и положила на стол меню вместе с каким-то бланком, весело
прощебетав:
- Вот. Здесь в деталях написано, как к нам пройти. Надеюсь,
в следующий раз не ошибетесь!
Поблагодарив ее, Фрэнк, все еще глупо улыбаясь, взял бланк
и, повертев в руках, спрятал в карман джинсов.
- Я заблудился.
- Прости, что? Заблудился?
- Я же говорил, что не был здесь ни разу. Отзывы нашел в
интернете, а как сюда добраться не посмотрел. В общем, я очень долго бродил по
городу, потом все-таки рискнул спросить дорогу. Ну, дальше пришлось бежать.
Хотя я все равно здорово опоздал.
- Дурака кусок, – я даже улыбнулся. Живой пример
безрассудства и простодушия.
- Извини, что заставил ждать.
И вот я снова стал мягкотелым, расслабился в его
присутствии, растекся лужицей умиления, а вся недавняя ярость куда-то
подевалась.
Пока я разбирался в себе, теряясь от беспорядочного потока
мыслей, что наперебой лезли в голову, подросток увлеченно рассказывал мне о
том, каким неудачным был его прошлый день рождения, размахивая руками и активно
гримасничая; он даже успел что-то заказать в перерыве между своим монологом, а
я все также сидел, не понимая ни единого его слова.
Мальчишка вел себя так раскрепощенно, будто ничего не случилось.
Ни сегодня, ни вчера, ни днями позже. Я откровенно завидовал его спокойствию,
пускай и краткосрочному. Он притворялся, искусно делал вид, что все как прежде;
строил из себя невинность, явно надеясь избежать любых разговоров, рассчитывая лишь
на непринужденный праздничный ужин в легкой атмосфере и беззаботную болтовню. Теперь
уже ничего не будет так, как было. Я пришел, чтобы доказать это; чтобы раз и
навсегда с этим покончить.
Но, увидев сквозящее радостью лицо Фрэнка, мой энтузиазм
слегка поубавился.
- Ты что, ничего не будешь?
- Закажу попозже.
Подросток пожал плечами и сделал глоток чая, что ему
принесли. Его руки, обхватившие дымящуюся чашку, малость дрожали.
- Ты замерз?
Он отрицательно замотал головой. Мне ненароком вспомнился
наш ночной визит в больницу в тридцатых числах сентября. И то, как подросток
корчился на моей постели, обливаясь потом, громко кашляя и хрипя, я тоже
вспомнил, к своему несчастью.
- Фрэнк.
- Беспокоишься?
Я скрипнул зубами, хмурясь. Он заметил, замешкался.
- Немного, – поставив чашку, подросток со вздохом откинулся
на спинку стула и спросил, застав меня врасплох: – Куда пойдем после кафе?
Может в кино? Я так давно не был в кино, с ума сойти…
- Нам нужно поговорить.
- О, ладно, давай. Какие фильмы ты любишь?
- Фрэнк, я не о…
- Смелее! Мелодрамы, да?
- Фрэнк! – на этот раз я не выдержал и прикрикнул на него.
Подросток вмиг затих, но улыбка так и осталась на его лице, правда, уже не
такая яркая и искренняя. Словно он изо всех сил старался ее сохранить.
- Хорошо, о чем ты хочешь поговорить?
Я замялся, понимая, что именно сейчас должен буду все
угробить и изуродовать вконец.
Но ты же этого хотел,
Уэй! Давай, наберись храбрости, в конце-то концов!
- Ты…
Не мямли, соберись!
- Я…? – Фрэнк скрестил руки на груди и вопросительно поднял
бровь. В груди что-то неприятно кольнуло.
- Мне жаль, но… так больше продолжаться не может. Тебе нужно
вернуться домой.
Вот и все. Назад пути уже нет.
За нашим столом воцарилась гробовая тишина. Такая
необходимая, но такая пугающая. Лицо Фрэнка мгновенно побледнело, от его улыбки
не осталось и следа. Он крепко сжал пальцами рукав кофты и поднял на меня
глаза. В эту секунду мне будто зажали горло, ограничив доступ к кислороду. Что
я наделал?
- Вот как? И почему же?
Его голос показался мне чужим: холодным, бесстрастным,
равнодушным. Я не смог выдавить из себя ни слова, ни единого звука. Надменный
взгляд подростка прожигал во мне дыру.
Выручил же меня неожиданный звонок мобильника. Выручил и,
вместе с тем, крайне огорчил.
- Да? – я кое-как совладал с эмоциями.
- Какого черта, Джи?!
Бога ради, ну только не сейчас.
- Моник, прости, ты не вовремя… – я попытался сказать это
как можно тише, ладонью прикрывая трубку, но мальчишка, кажется, все услышал.
- Что? Говори громче! Я сотый раз пытаюсь дозвониться, где
тебя носит?
- Я не могу разговаривать, Мо. Перезвоню тебе потом, ладно?
- Не будь эгоистом. Ты обещал сводить меня куда-нибудь
сегодня, так что никаких «потом», – мне
совершенно не понравился ее тон. Но еще больше не понравилось то, что она
только что сказала.
Господи, болван, как я мог забыть!
- Дорогая, пожалуйста, давай в другой раз, – я почти умолял.
- Обещания принято сдерживать, Джи. Я около кафе на площади,
жду тебя там через десять минут, – а дальше протяжные гудки.
«На площади…»
- Кто это? Твоя девушка? – Фрэнк усмехнулся, исподлобья
глядя на меня, жутко напуганного и глубоко подавленного.
- Нет, – мой ответ вызвал у него явное удивление. – Все
намного сложнее.
- Бывшая жена?
Я чуть не поперхнулся, нервно сглотнув. Притом, подросток не
шутил; он смотрел на меня также серьезно, ожидая вразумительного ответа. И я
хотел изложить ему всю правду, но был прерван очередной репликой:
– Неважно. Из-за нее ты решил избавиться от меня?
Черт возьми, я окончательно потерял контроль над ситуацией.
Слава Богу, к нам вскоре подоспела официантка с заказом Фрэнка, тем самым освободив
меня от потребности впопыхах придумывать ответ. Я попросил еще одну чашку кофе,
и после бодрого кивка девушки, принялся наблюдать за движением на улице, наивно
полагая, что, издалека завидев Моник, успею где-нибудь скрыться до ее прихода.
Но все мои и без того дурные надежды разрушил глухой удар чего-то увесистого,
приземлившегося на свободный стул возле Фрэнка, и знакомый недовольный голос
поблизости:
- Так и будешь сидеть, отвернувшись, даже привет не скажешь?
Она стояла прямо напротив меня, хмурая и сердитая, но как
всегда неотразимая, во всем своем великолепии. Свежая, розовощекая. Вяло
улыбнувшись, я встал из-за стола и, вежливости ради, обнял ее, отчего Мо вмиг
оттаяла; прижалась теснее, мимолетно клюнув меня в щеку. Я почувствовал, как
Фрэнк искоса подглядывает за нами, и от этого мне стало как-то горько, неуютно.
Захотелось смыть с себя весь этот смрад, всю грязь,
спрятать эмоции поглубже внутрь; забыть о страхе, прикинуться неприкасаемым и
больше не поднимать глаза на него.
Убрав свою сумку с сидения, Моник уселась подле мальчишки и,
повернувшись вполоборота, услужливо протянула ему руку:
- Я Моник. А ты, наверное, и есть тот загадочный Фрэнки?
Пережевывая кусок своего пирога, подросток расплылся в
лживой улыбке и неохотно пожал ее руку, рассеянно кивая.
- Джерард много о тебе рассказывал.
- Не сомневаюсь, – хмыкнул он, смиряя меня своим строгим
взглядом. – Но вот о Вас он мне ничего не говорил. Вы встречаетесь?
И прежде чем я отважился вставить свое слово, Мо живо воскликнула,
опередив меня:
- Да, пытаемся!
С этой фразы и началась моя пытка; Моник трещала, не умолкая
ни на секунду, преимущественно, о наших с ней, якобы, отношениях, а мальчишка
постоянно ей поддакивал, сосредоточенно слушая, цепляясь за каждое слово, что,
готов поспорить, неслабо его задевало. Я находился не с ними, где-то далеко, косясь,
слово сквозь дымку на все это притворство и кусая губы. В ушах призрачным эхом
отдавались шаги мнимых часов; нудно, монотонно. Я рьяно отсчитывал минуты. За
то время, что Мо провела в нашем обществе, из ее уст подросток узнал чересчур
многое, что не должен был знать в принципе.
- А ты как, Фрэнки? Есть кто-нибудь на примете?
Я замер. Часы замедлили свой ход. Мальчишка улыбался также
сладко, не сводя глаз со своих коленей, заметно смущенный и растерянный.
- Сомневаюсь, – он поднял голову, и взгляды наши
пересеклись. Стеснение его развеялось тотчас же, сменившись стойкой убежденностью,
так похожей на банальную обиду. – Очень сомневаюсь.
Меня внезапно сразил приступ кашля, по позвоночнику пробежался
липкий, неприятный холодок. С меня было достаточно этого цирка; я неуклюже
поднялся и, сославшись на нужду, попросту сбежал от этих двоих в ванную
комнату.
Прочь отсюда, прочь. И
не возвращаться.
Хлопок двери, щелчок и всплеск воды, хлынувшей из крана. Умывшись,
я обессилено опустился на ледяной кафельный пол туалета и расстегнул две верхние
пуговицы рубашки. Мне страшно не хватало воздуха, картинку окружающего мира
застлала пелена; мне было больно, тошно и гадко от своего поступка. Так, будто
я совершил что-то криминальное, неприемлемое, и вот-вот понесу наказание. Я же знаю, он нарочно, нарочно пытается вывести меня из себя,
смеясь с ней, ничего не знающей, за этим чертовым столиком у окна. И как же у
него хорошо получается!
Звуки по ту сторону двери, глухие,
смешанные, казались мне единым суетливым гулом. Я знал, что брежу, но через
него мне так четко чудился их разговор, доныне продолжавшийся. Его
веселый смех и лязганье стаканов, звон колокольчика у входа и стук каблуков проходящих
мимо дам.
Я все еще сидел, затылком упираясь в стену, в этом проклятом
туалете этого проклятого кафе; все думал, как же быть. Вернуться, извиниться? Я ведь сказал ему открыто, что мне это надоело, я ясно дал ему
понять, что не могу так больше. Но почему тогда от этого мне стало гораздо
паршивее, хотя обязано было стать легче?
Зачем вообще я все это затеял? Испортил
его день, повел себя, как истинный
подонок и сам от этого мучаюсь. Я – вот кто в первую очередь будет грызть локти
после такого решения. Пусть отчасти и справедливого.
Гул все не прекращался; вода из крана
все струилась. Я вспоминал нашу первую близость, тот жар и марево, ту пряность
алкоголя на губах; мне не хотелось этого забывать, как ни странно. И эта
двусмысленность собственных суждений доводила меня чуть ли не до паранойи.
Нет, я не смогу без него, теперь точно
не смогу. Нужно все исправить, пока не поздно. Пока еще не все потеряно.
Ухватившись за край раковины, я резко вскочил
на ноги и рванул вон из туалета. Волна трепета, некой
дрожи предвкушения прокатилась по телу, когда я направился обратно к столику, подыскивая на ходу нужные слова. Но все оборвалось,
стоило мне взглянуть на свободное место, где недавно сидел Фрэнк, и на
недоеденную еду в его тарелке.
Мозг отключился в пустоту.
- Джи, господи, почему так долго? – Моник встретила меня с
очередным вялым возмущением, на кое я никак не отреагировал.
- Где он?
- Фрэнки? Он ушел почти сразу после твоего ухода. Сказал,
что нехорошо себя чувствует, – она замолчала, а потом добавила, нахмурив брови:
- Ты в порядке?
Ничего, абсолютно ничего не знающая, но непременно
догадывающаяся, она все пыталась достучаться до меня, недоумевая, почему я так
обеспокоен исчезновением подростка; почему я немедля схватил пальто, напялив
кое-как на плечи, и стал судорожно отсчитывать купюры, дабы заплатить за ужин. Я
был на взводе, я был испуган. А Мо почти кричала на меня в отчаянии, стараясь
удержать.
И ей удалось это; ловко схватив мою руку, держащую измятые банкноты,
она произнесла уже тише:
- Что ты, черт подери, от меня скрываешь?
Но мне было не до разборок. Я спешил, я опаздывал, я медленно
тонул.
- Пожалуйста, Мо…
- Мальчишка тебе дороже меня?
- Я должен идти.
Мне было не до разборок; я обязан был успеть. Часы
возобновили ход. Я ломанулся к выходу без всяких объяснений; бежал, пыхтя и
задыхаясь через площадь, расталкивая встречных пешеходов. И зябкий ветер бил в
лицо, и не успевшая замерзнуть слякоть всхлипывала под ногами. Мы были так
рядом, но так далеко. Я обязан был успеть.
Замочный ключ как назло не поддавался мне, моим трясущимся
рукам, хотя в итоге сдался. Не разуваясь, я бросился в квартиру, где было так
привычно глухо и темно.
- Фрэнк?!
Ни шороха. Я подождал немного, затем вошел в гостиную,
объятую тягучим полумраком. Где-то вдали шумела центральная дорога, соседи
сверху вновь враждовали меж собой.
Его здесь не было.
Мной завладела паника; я перерыл все свое захолустье вверх
дном, но так и не нашел ни его сумки, ни
одежды, ни предметов гигиены. Исчезло все без исключения. Исчез он сам,
во что я никак не мог поверить до конца. И не поверил бы,
окажись чехол с новой гитарой там же, где я его оставил. Вместо него, на
подлокотнике, сложенный вдвое, лежал лишь жалкий лист бумаги, поначалу
ускользнувший от моего внимания. Скудное «Спасибо»
было наскоро написано на развороте.
Присев на край дивана, я вынул из кармана телефон, что
трезвонил без остановки уже довольно долго, и, все еще шокировано глядя на записку,
ответил внезапно севшим голосом:
- Он… он уехал, Мо.
Это было 31 число, октябрь. Ему исполнилось сегодня
девятнадцать. За окном темнело; в чужих домах поочередно зажигался свет. А я
сидел все также в своей сумрачной пещере, совершенно один, лишенный всякого
тепла; комкая в руках скромную благодарность подростка, молчаливо боролся с
ярым желанием устроить в комнате погром, дабы выплеснуть наружу всю ту склизкую
ядовитую дрянь, что скопилась внутри. Я шел ко дну. Я был на грани
сумасшествия. А виновник предпочел скрыться, затеряться; сесть на ближайший автобус
или электричку и навсегда покинуть это гиблое место, не удосужившись даже
попрощаться.
Я видел, словно наяву, как он сидит на одном из множества
кресел почти пустого транспорта, медленно ползущего навстречу заходящему солнцу,
и, прислонившись лбом к стеклу, следит за ускользающими вдаль высотками,
фонарными столбами и лужайками частных домов. Я до сих пор не мог поверить.
Нутро скрутило тупой болью.
Мне срочно нужно было выпить.
|
нетнетнет!!! 