POV Frank Куда делся Динамит и вся его команда – вместе с приличной такой толпой народа – я так и не понял, только увидел, что на стоянке поубавилось. Фиш отправился спать – рядом с аэропортом располагалась гостиница, в которой было полно незанятых комнат. У нас тоже была комната, и я сейчас сидел на маленькой кровати и смотрел в окно. Во всем аэропорту стояла тишина. Поднимались иногда облака песка и пыли с легкими порывами ветра. Редкая трава качалась и рябила в краях глаза. Небо ярко голубое, черные полосы взлетной полосы уходят вдаль, и у меня странное ощущение, будто вот-вот я увижу самолет, который возникает из дрожащей дымки на горизонте, он станет больше, будет четким, и с воздуха въедет на черный асфальт. И что этот самолет будет каким-то спасением от чего-то, что надвигается на нас. Наверное, это все из-за того, что я хотел сесть на самолет и уехать. Подальше от этого сумасшествия. В Англию. Почему нет?
Пати лежит рядом, раскинув руки, сбросив кеды, смотрит в потолок. Он кажется настоящим, и в то же время кажется, что он сейчас сдуется и растечется по кровати. Я мог понять, как он разрушен всем происходящим, но в то же время я не понимал, почему его это так давит, но почти совсем не трогает Динамита – тому как будто плевать что мы идем в пустоту. Я сам ощущал какую-то дорогу, ведущую в такую же пустоту – это мои воспоминания уходили в ту часть моей жизни, которую я забыл. Динамит был такой же. Когда мы жили в обычном, нашем нормальном-ненормальном мире. Я знал, что те два человека, кто я сейчас и кем я был – они непохожи, как черное и белое, но он остался таким же, как будто ничто не может его переделать. От этой мысли я шагал дальше – может, все, что было действительно дорого, ничуть не изменилось, может, все наши жизни остались теми же и ничто не способно повлиять на то, что мы чувствуем, если мы знаем, кто мы. Я сам запутался. У меня, как, наверное, и у Пати, вертелись в голове последние слова Динамита, и я как будто не знал, что мне делать с этими словами. Верить в них, искать скрытый смысл, отрицать, думать, что я могу придумать лучше и яснее, и тогда наше будущее не будет выглядеть так мрачно? Все не может быть или всегда хорошо или всегда плохо, это жизнь, она просто происходит. И все равно чувствовал что-то странное. Будто меня сейчас разорвет.
- Нам придется вести за собой их всех… - сказал Пати, едва ворочающимся языком.
Я молчал.
- Ты помнишь, насколько он огромный? Там даже улицы есть. Там столько людей… все это безумно сложно даже не учитывая все те проблемы, которые обязательно возникают между людьми, когда их достаточно много.
- Хватит ныть, ты и не с таким справлялся.
Он ничего на это не ответил.
«...Утром, когда я открыл глаза и обнаружил, что спал не у себя дома, а в кресле в комнате Джерарда, я так же обнаружил, что его кровать пуста. дома не было, но кто-то что-то делал на кухне. Я спустился вниз и выглянул из-за косяка. Джи только-только поставил на стол чашку с чаем и теперь завис, разглядывая что-то в окне.
Сегодня я чувствую кое-что приятное и странное; я знаю, что не привязан к этому месту. Ни к этому дому, ни к своему. Я смотрю, как Джи стоит, выпрямив руки и упираясь ими в обшарпанный подоконник и смотрит на улицу – я знаю, что он тоже еще не прирос к этому месту, к этому штату, если я скажу «эй, поехали отсюда, не знаю, в соседний штат, на противоположный конец страны», то я не услышу тирад о том, как это опасно, непредсказуемо или как еще это может быть – мы просто соберем вещи и уедем. И вся наша группа вместе с нами. У нас не так много денег – вообще почти нет – и не так много знакомых, у которых мы могли бы остановиться, но и это не так важно – важно это ощущение где-то в голове, что ты можешь перемещаться. Я уже хотел было это и спросить, но я задал другой вопрос:
- Как себя чувствуешь?
- Бывало и получше, - отозвался он, повернув ко мне голову.
- Лучше тебе заниматься этой хренью дома, - сказал я, - я могу не знать, где ты, и не успею прийти вовремя. Тебе ли не знать, как важно, чтобы кто-то успел прийти вовремя?
- Ой, Фрэнки, - махнул он рукой, присаживаясь на стул и пытаясь поднять чашку. Его руки немного тряслись.
- А лучше вообще бросить это. Потом тебе будет очень тяжело избавиться от зависимости.
- Да что ты вообще знаешь о зависимости? – снова рассмеялся он, подняв-таки чашку и отпив немного.
Я знал достаточно, на мой взгляд. Я видел это на всех этапах – радость, нужда, проблемы, трупы. Чего я, наверное, не видел, так это реально изуродованных людей, у которых развиваются гангрены и прочая дрянь, когда эти люди превращаются в инвалидов, но я все равно считал, что видел достаточно, чтобы понимать всю опасность этих развлечений. Поэтому я не начал баловаться этим вместе с Джи, не говоря уже о том, что тогда некому будет его спасать. Но и особенно крутым от этого я себя не чувствовал – я не сделал ничего, что толкнуло бы Джи сделать шаг в противоположную от наркотиков сторону.
- Чем займемся сегодня? – спросил я, тоже заваривая себе чай.
- У меня есть пара идей к новой песне, - улыбнулся он.
Думаю, он был одержим этим. Я и сам был одержим, но во мне это проявлялось не так явно. Я будто был избавлен от обязанности вечно толкать самого себя, чтобы что-то делать, во всяком случае, не совсем так, как Джерард; я не тратил столько времени, пытаясь придумать текст, может я и думал над своими мыслями каждый день, каждый час, но не так фанатично, возможно это был какой-то бессознательный процесс, и именно благодаря ему внезапно меня озаряли идеи, которые я мог воплотить и они были бы именно такими, как я и задумал. Все эти последние несколько песен, эти листки с записями, что были настолько ценными для нас – спустя пару дней я взглянул на наши творения, и понял: все не так. Совсем не так. И не я один так думал. Перед нами были горы и горы работы, и по большей части я лишь наблюдал, как Джерард бьется в тщетных попытках добиться желаемого результата, придумать слова и поставить их в таком порядке, чтобы они звучали так, не знаю, живо и искренне, по-настоящему, будто они высечены каким-то безумным мудрецом на камнях, где-нибудь далеко отсюда. Или близко, прямо в соседнем парке, мне все равно – я не хотел тексты, которые были просто текстами, бездумным набором слов, хотя в результате казалось, что это именно и есть набор слов. Пустой и бессмысленный. Джерард старался как проклятый и загонял сам себя, я видел это и ничего не мог поделать – не мог же я навязать ему способ жить, воспринимать и творить. Может это еще одна причина, почему у меня не было проблем с наркотиками – я не мог заставить себя что-то придумывать если мне не хотелось, если я не чувствовал, что идея того стоит. Вообще, задумываясь обо всем создании музыки, я и сам не всегда понимал, как из этого хаоса вообще может выйти что-то четкое, продуманное, осознанное. Все равно, что строить геометрические построения, основываясь на полуреальных точках, что примерещатся тебе в тумане.
Я ничего не знаю о мире, о себе, обо всем. Все мои мысли, мои слова – неловкие прикосновения к ледяной и твердой реальности, я как будто пытаюсь растереть этот лед, продраться к истине, узнать что-то. Как и все. Каждый по-своему. Наверное. И поэтому я не думал о том, прав я или нет, и это было правильно – так я мог не останавливаться, а просто двигаться вперед, поступать по-своему, пытаться быть собой, жить. Я хотел жить – это я знал, тут я был прав…»
***
Стемнело быстро. Даже слишком. Я сидел у окна и смотрел на улицу, на темнеющий песок и темнеющее небо, закат совсем расплылся, остались только тени ночи. Я долго мог так сидеть. Просто смотреть и ни о чем не думать. Я знал, что перед нами очень сложная задача, и пусть мы еще даже не начали собираться в лагерь, я уже чувствовал дикую тревогу. Не знаю, что и думать об этом всем. В голове каша. Вдруг шаги совсем рядом. Пати стоит за моей спиной.
- Вставай, поехали.
- Куда?
- Ты увидишь.
Он потянул меня за руку, будто решил, что сам я из кресла не поднимусь, отпустил, и ушел в темный коридор, в конце которого горела маслянистым светом оранжевая лампочка. Он шел широкими и быстрыми шагами, я едва успевал за ним.
Мы спустились вниз по – на улице легкий гул, машины отъезжают куда-то в пустыню. Почти никого не осталось, только охранники, которых почти не видно из их укрытий. По сути, мы с Пати одни. Слегка прохладно. Он так же быстро и уверенно идет к машине, оставляя за собой шлейф аромата своих волос и кожи. Я остановился и посмотрел на темно-синеее звездное небо, с зеленоватым свечением по краям. Меня переполняют странные чувства – это я знаю точно. Не знаю точно, что я чувствую. - Ты идешь уже? – окликнул меня Пати, уже заведя мотор.
Я опомнился, дошел до машины, забрался на свое место, не успел захлопнуть дверцу как мы уже поехали. Туда же, куда и остальные автомобили. Мне интересно, куда же мы направляемся, но понимаю, что если расспрашивать – Пати не ответит, так что и смысла нет. Музыку не включаем – слушаем шум и переглядываемся. Ехать было недолго – мы проехали несколько пустынных перекрестков, и дальше ехали по прямой, в сторону света на горизонте, и, чем ближе мы подъезжали, тем яснее становилось, что там что-то затевается. Кажется, я уже понял, что именно.
Мы оставили машину на потрескавшейся старой стоянке, которая была почти заполнена. Вокруг сновали люди. Они смеялись, пили, курили, и все двигались в одну сторону – в сторону огней, лучами устремляющихся в небо, туда, где звучала музыка, где было еще большее движение. Я уже и не надеялся снова увидеть нечто подобное.
- Догадываешься? – улыбнулся мне Пати, я улыбнулся ему, и дальше мы шли молча. Я не верил своим глазам, своим ушам, ничему. Будто все, что произошло с нами за последние несколько месяцев – этого не было, всего этого кошмара на самом деле нет. Он приснился мне. Да, именно. Так бывает, когда ты веришь в сон настолько сильно, что, проснувшись, лежишь и долго не можешь понять, как тебе теперь с этим жить, а через некоторое время до тебя доходит – это был только сон. Так же и сейчас. На самом деле вот она жизнь, здесь, и все на самом деле хорошо. Мы идем дальше, уже по песку, стоянка осталась далеко позади, кеды немного проваливаются в этот рыхлый песок, и я чувствую дуновение прошлого. Здесь темно, как темно в клубах и на концертных площадках. Огни, яркие, бледные, танцующие, мерцающие, неподвижные – они заполняют черноту цветом.
Я не верю в происходящее, пожалуй, я просто провалился в воспоминание. Музыка и голос, звуки – они накрывают собой мир, все остальные звуки, пробираясь к моему сознанию, и я без труда узнаю эти слова.
Here we go again, infatuation Touches me just when I Thought that it would end…
Все еще не верю, шагаю дальше, едва ощущая рядом присутствие Пойзона. Я боюсь на него оглянуться – он исчезнет. Он не будет существовать. Конечно, ведь мы еще не встретились. Или нас и вовсе нет. Будто мое прошлое и настоящее уравнялись. Вся моя реальность снова переворачивалась с ног на голову. Динамит пел, и я вспомнил, что в прежней жизни я называл его Джо. Я помнил это. И Джо пел.
…Oh but then again it seems Much more than that but I'm not sure exactly what you're thinking…
Мне было очень печально, и мне было очень хорошо. Я чувствовал себя живым, как никогда четко осознавая, что и я однажды умру. Этот день настанет. Эта мысль подстегивала меня, заставляла меня стремиться к чему-то, чтобы мое существование не было чем-то тусклым, беззвучным, тихо вспыхнувшим и так же тихо и незаметно погаснувшим в кромешной тьме.
Well,I toss and turn all night Thinking of your ways of effection But to find that it's not different at all I throw away my past mistakes And contemplate my future That's when I say... What the hey!
Я убил себя в этой пустыне – мне никогда не стать прежним, это я знаю точно, но вдруг, слыша эти песни, этот голос, я почувствовал где-то в себе то, что, как я думал, давно исчезло; какой-то отголосок меня, я не полностью уничтожен, я это еще я. Есть какая-то связь между этим жестоким убийцей и тем мальчиком, который думал, что всю жизнь сможет только играть в группе, тусить с друзьями, и что этого будет достаточно. Этот миг был волшебен – я больше не чувствовал себя таким потерянным, я нашел ту едва видимую тропинку.
Я решил, что мы сможем справиться со всем чем угодно.
Мы победим в этой войне, мы отстоим свои взгляды, может, однажды, мир снова станет таким, что в нем можно будет хотя бы ненадолго остановиться и просто подышать, ни о чем не думая.
И это до тошноты наивно. Так не будет никогда. Я ошибся.
Я ошибся во всей своей жизни. Теперь лишь воспоминания помогают мне вновь услышать знакомую мелодию и слова, спетые знакомым голосом.
Dying, everyone's reminded Hearts are washed in misery Drenched in gasoline
С самого рождения я был запрограммирован на ошибку, одну, другую, череду неправильных решений, я плету свою цепь судьбы, каждое звено – чья-то смерть, мой косяк, мой провал, то, что есть я.
Laughter, there's no more laughter Songs of yesterday now live in the underground
Я обдумываю все это, сидя в холодном номере отеля, разбитый как русская дорога, я уничтожен событиями последней недели. Я ничего не делаю, не знаю, что мне вообще делать теперь. Все разрушено. Все, чем сейчас занимается Пати, больше похоже на нездоровое стремление заспиртовать свою печень и высушить дымом свои легкие. Я не знаю, есть ли смысл его останавливать.
Я и не знал, что Пати уже пробовал перевести людей в «безопасное место» - та бойня, которую мне не повезло проезжать насквозь, это его попытка спасти всех. Но ты никогда не можешь спасти всех. Чаще всего ты не можешь спасти никого.
Прости, я не знал, я не знал, я не знал, я даже не догадывался… я мог бы говорить ему это снова и снова, но ему бы не стало от этого легче. Никто не знал, что все так сложится, что все опять так сложится. Что все пойдет наперекосяк. Мне кажется, что здесь все и закончится, и я даже не подозреваю, что мои несчастья только начались, что я смогу отсюда вырваться – да, затем, чтобы вернуться и ужаснуться, будто может случиться что-то хуже чем то, что мы потеряли не меньше полусотни человек, выжившие это знают, и хоть нас не в чем упрекнуть – мы лишь горстка людей, которые тащат за собой историю - я все равно чувствую груз вины. За каждый поступок. За каждое слово.
Я пишу эти строки на холодную гладь еще не тронутых листков тетради, как будто режу невинных белых кроликов. Я не верю, что мы живем, что то, что происходит, действительно происходит. Ты, читающий это, прямо сейчас, где бы ты ни был, я думаю, ты не веришь не единому моему слову, и я не виню тебя – я и сам не верю.
Здесь холодно. В пустыне – и холодно. Вы можете в этом поверить? Как будто зима с другого края перебралась сюда, чтобы уничтожить нас. Я не знаю, я ничего не знаю. Наша история пишется безумцем.
За окном проплывают дирижабли, неспешно, ты смотришь на них, и вся эта тетрадь с ее ужасной историей кажется не больше чем извращением или потаенным страхом любого человека, просто кто-то написал это все на белых листках, которые даже сейчас такие же белые, хотя и видно, что тетрадь старая.
Ты не веришь в это – такого не могло быть. Но я говорю правду, мои язык и зубы – черные кривые буквы, продавленные нервной рукой в каждой строчке.
Мы прячемся в сером бесцветном отеле. Это убежище, но я не уверен, что люди, которым мы дали укрытие, все еще за нас. Отстаивать свои взгляды стало слишком дорогим и рискованным удовольствием. Этот район был запланирован как место, где мы можем быть собой, прикидываясь кем-то другим, а не наоборот, но я вижу, что все планы пошли крахом. И я не преувеличиваю. Мы хотели создать укрытие, но в результате мы превратили последнее пустое место в такое же минное поле, какими для нас являются все остальные города. Люди не против поддаться, даже те, кто, как мы считали, за нас. Мы – пластилин, мы – глина. Мы – это не мы, мы это те, кого из нас сделают. Ты уже ничего не решаешь. Ты, Пати, Король тусовок и веселья, ты совсем ничего не решаешь, ты жадно куришь какую-то дурь и пьешь взахлеб, неизбежно приходя к мысли, что сам оказался неправ. Ты думал, что борешься за свободу, а на самом деле ты просто ребенок, который не хочет вовремя ложиться спать. Я вижу это в твоем взгляде – он потухший, и уже не только потому, что ты потерял брата, но потому, что ты потерял все. Только я у тебя остался, и каждый раз глядя мне в глаза, ты видишь отражение собственного отчаяния и беспомощности. Я только еще больше уничтожаю тебя.
Я думал, так мы здесь и умрем. Однажды перестанем выходить из комнаты, просто будем лежать на кровати, глядя в потолок, покрываясь пылью, пока не засохнем и не превратимся в мумии. О нас будут ходить много историй – наших похождениях, о том, как мы хотели изменить мир, выпить океан, никто не будет знать, что мы чувствовали, сидя здесь, в пыли и мраке… вот так оно на самом деле происходит.
Одной ночью я спал так, что почти не спал. Слышал сквозь сон каждый звук. Я слышал вой сирен, далеко, и долго не придавал этому значения, хотя звуки очень тревожили меня… но где-то глубоко, где-то в глубине души, это волнение никак не могло прорваться на поверхность, к моим мозгам, не могло заставить меня действовать. Я думал, что сплю, и что свет, прорезающий ночь за окном – это сон, что крики и шум на улице – это сон, что вся моя жизнь – всего лишь сон, безобидный и мимолетный. Я не знаю, как я заставил себя подняться с кровати и выглянуть наружу, на унылую улицу, которая навсегда отпечаталась в моем сознании за все то время, что я высматривал опасность, стоя за стеной, боясь высунуть нос из-за занавесок, когда мы только приехали сюда. Сейчас я ничего не боялся, почти ничего. Я просто стоял перед окном, одетый, как всегда, паранойя не давала мне лечь спать как нормальному человеку в одном белье, и смотрел в ночь. Если бы сейчас кто-то вздумал выпустить очередь по этому окну – я был бы мертв, да что очередь – одного выстрела было бы достаточно, я стоял, как мишень, с каким-то безразличием созерцая суету на дороге; потоки людей тянулись прочь из города, они тихо переговаривались и шептали, и от этого становилось тоскливо: вот они, киллджои, гордость живой души, сопротивление – они бегут от опасности, как немые крысы. Они не лучше всех остальных людей. И ради этих людей погиб Кобра. Зачем?
Я оглянулся на Пати - он лежал на боку, на своем клочке кровати, стараясь дышать тихо и делая паузы после каждого вдоха и выдоха, но я знал, что он не спит, наверное, тоже слышит шорох этой толпы и думает о том же. И бесится. Я бы тоже бесился. Вдруг где-то совсем недалеко прогремел взрыв – я не знаю, что это было, если не взрыв. Потоки беглецов пошатнулись, присели в секундном ожидании расправы… и бросились врассыпную.
Тишина сменилась суетой, криками, плачем, матом. Сирены снова взвыли, уже не было смысла себя скрывать, и патруль пошел в открытую – люди в знакомой форме и знакомого вида автомобили замаячили на горизонте, виднелись во всех уголках. Киллджои бежали к границе города, но я догадывался, что это бесполезно – наши противники стали намного умнее, уж точно они позаботились о том, чтобы в этот раз поймать нас всех. Если кто-то и сбежит, толку от этого будет мало – нас все равно всех переловят. Вот так все кончается – ночью, тихо для всего остального мира, как пожар где-то в трущобах. Я отошел от окна, не удивленный, не испуганный, никак мое сознание не стало реагировать на то, что я увидел. Пол дрожал от топота сотен ног, я прошел к кровати и сел на край, одновременно с этим слыша приближающуюся стрельбу. Серый и бесцветный голос громкоговорителя сообщил всем участникам сопротивления, что город оцеплен, никто не убежит, самым разумным будет сдаться.
- Все? – тихо спросил Пойзон. Я же говорил, что он не спит. Хотя как тут поспишь под такой грохот.
- Все, - кивнул я, - конец, - я взял со стола пачку сигарет, но сигарет внутри не оказалось, я бросил ее на пол. Она подпрыгнула с сухим звуком, и замерла. Я задумался о своей жизни.
Мне не о чем было думать. Мою голову занимали чужие жизни. Законченные. Но в этот раз я так и не окунулся в свой черный сон беспамятства и скорби. - Вставай, - он толкнул меня в плечо, жестко и небрежно, разбудил меня. Как подъем в школу – в постели забвения было тепло и уютно, но это не жизнь, ты это понимаешь, когда выходишь в ледяной и неуютный мир.
- О чем ты? – я лениво повернул голову в его сторону, но не увидел его: он быстро ходил по комнате и собирал наши немногочисленные пожитки. Я чувствовал, как это исходило от него; упрямое желание жить, омерзительное своей навязчивостью, своей вязкой приставучестью, когда у тебя уже нет ничего, за что тебе стоило бы бороться, но ты все равно не хочешь сдаваться, хотя яснее ясного ты понимаешь, что ты обречен. Сейчас я чувствую, что немного завидую злодеям, которые, чувствуя, что час расплаты близок, пускают себе пулю в лоб. Хотел бы я так же просто и решительно все прекратить, выбраться из своего тела и вздохнуть несуществующими легкими своей бессмертной души, сбросить с себя весь этот груз – если у меня вообще есть душа. Но я будто проклят, ноги ломит и жжет там, где они еще не зажили, но я умудряюсь встать и, собрав свое оружие и несколько вещей, с которыми не желаю расставаться, встать у двери на балкон. Я не оглядываюсь на нашу комнату – я вообще утрачиваю привычку оглядываться, в буквальном или переносном смысле, я знаю, что Пойзон здесь, рядом со мной – мы выбираемся на балкон, в шести этажах под нами я вижу землю сквозь решетку, по которой ступаю, с безнадежным страхом того, что нога провалится между железными балками – этого не будет, спустя несколько шагов я уже и не смотрю вниз. Мы взбираемся по железным ступенькам на крышу, потому что идти через коридор уже не вариант – там нас ждут. Конечно, через несколько секунд нас будут ждать и на крыше, но у нас есть эти мгновения, чтобы перебраться на соседнее здание, больше похожее на руины – именно поэтому в него можно попасть только через крышу, где с верхних этажей до двери в подвал спущена пожарная лестница, такая ненадежная, хлипкая, если мы сорвемся, то до первого этажа долетит только часть меня – куски меня заберут себе торчащие балки и огрызки пола с остальных этажей, каркасные прутья тянутся из бетона как руки без пальцев, или скорее руки, сжатые в кулаки, вытянутые вперед, будто в беззвучном крике «вперед!» или «негодники, прочь с моего газона!». Вот что странно, я чувствую себя ужасно, но мое чувство юмора проснулось и решило проявить себя, придавая мне сил. Я даже решил особенно круто съехать вниз по этой лестнице, но у самой земли что-то пошло не так и я свалился в кучу хлама вроде старых пластиковых бутылок и поломанных стульев с рваными тряпичными спинками.
- Не шуми, идиот! – шикнул на меня Пати, схватив меня за руку и одним рывком поставив на ноги, он повернулся к двери и, прижавшись к ней, начал наваливаться на нее. Эту дверь не так легко открыть – она не висит на петлях, она просто заполняет собой проем, прислоненная к нему с другой стороны, и каждый раз ее нужно отодвигать таким неудобным способом. И обычно в одиночку внутрь не попасть.
- Лезь, быстрее, - скомандовал мне мой друг, и я, не желая нас задерживать, скользнув в узкую щель между проемом и дверью, сразу же схватившись за ее край, впуская его внутрь. Здесь темно, темнота будто идет рябью, когда я отпустил дверь – этот кусок железа лязгнул об арку, заставив нас вздрогнуть от резкого звука. Я касаюсь руками стен, прохладных, кривых, на них висит что-то, похожее на обрывки ссохшейся бумаги.
- Не отставай! – шипит мне из темноты Пати, хотя я иду сразу же за ним, наступая ему на ноги едва ли не на каждом шагу. Мы спотыкаемся обо что-то, лежащее или бегающее на полу, уверен, пару раз я отдавил хвост какой-то злобной крысе, которая попыталась укусить меня, но не могла прокусить обувь, хотя я, наверное, неправ, сразу называя их злобными – будь я крысой, я бы тоже укусил наглого гиганта, который посмел наступить мне на хвост. Ведь если хвост - это продолжение спины, то, что бы с ним ни случилось, ты чувствуешь, как неприятная боль проходит через всю спину, проникает в тебя всего, разве это не стоит вашего гнева? Смешно, я, на самом деле, еще понятия не имею, что такое настоящая боль – радости познания еще только впереди, наряду со всем остальным дерьмом, что точно уничтожит меня.
- Куда ты, мать твою? – слышу я возмущенный голос Пойзона, откуда-то справа. Он схватил меня за руку и потащил за собой, давить новые хвосты и пинать пустые пивные банки и шуршать о бесчисленные окурки. Такое ощущение, будто он видит в этой тьме так же хорошо, как на свету. Лично я не вижу ни хрена, но достаточно скоро я начинаю чувствовать запах машин, пыльный, удушающий, крадущий мой кислород. Мы выходили к гаражу, откуда мы можем поехать и, возможно, спастись. Правда, непонятно для чего – нам, по сути, уже незачем жить. Просто мы упрямые ублюдки.
- Заводи ее, - едва ли не в ухо крикнул мне Пати, толкая куда-то вперед, и я, вытянув руки, наткнулся на что-то, похожее на квадратный кусок пластмассы, содержащий в себе что-то холодное и гладкое, будто квадратное блюдце. Да, именно, это было зеркало заднего вида, от него я нащупал дверь и, проведя рукой под рамой окна, я нашел выемку, и, поднырнув под нее пальцами, открыл-таки дверь. Ключ был на месте – оно и ясно, отсюда должна быть возможность мгновенно убраться, если сложилась такая ситуация, в общем, как сейчас. Я, естественно, понятия не имею, куда мне ехать – здесь так же темно, как и было до этого, только в нескольких метрах впереди, немного вправо, я вижу бледно-голубую полоску где-то предположительно на уровне плинтуса. Наверное, мне туда, не знаю точно, я все равно завожу машину, как мне и было сказано, немного выезжаю вперед, как-то позабыв о том, что впереди может что-то находиться, и что я могу в это что-то врезаться. Но мой туман незнания был вскоре развеян – бледно-голубая полоска стала расширяться кверху, превращаясь в открытую дверь гаража, так, что я уже вижу раннее утро снаружи, вижу, как бледный, даже, можно сказать, темный свет ложится на неровный и пыльный пол гаража, крысы разбегаются в стороны, прочь во тьму, блики играют на их чешуйчатых хвостах и мохнатых спинах, когда они снова сливаются с этой синеватой чернотой, оставляя на свету мусор и следы людей и шин, блеклые на общем фоне, и чем светлее становится, тем больше я вижу…
… и вижу я, что мы последние, кто решил уехать из этого гаража – наш автомобиль здесь единственный, это чудо что никто его не угнал. Это познание дарит мне чувство беспокойства, ощущение, что мы куда-то опоздали, будто даже так мы ничего не изменим. Я выезжаю к прямоугольнику света, я вижу, как фигура Пати отделяется от края стены, - угловатый, худой, короткие неровные волосы, - и притормаживаю, позволяя ему сесть в машину, и тогда уже мы тихо выкатываемся наружу, в унылую серость пустеющего города, в этот беспорядок и смрад.
Мы мчимся к зеленому рассвету, который маячит из-за домов, которых становится все меньше, но чем ближе мы к границе города, тем сложнее – отовсюду, из каждой подворотни выезжают патрульные машины, сжимая кольцо, оставляя нам все меньше шансов оказаться в числе тех немногих, кто успеет прорваться – потом цепь замкнется, и максимум, на что мы можем рассчитывать – это разбиться насмерть о баррикаду из машин и людей, стреляющих в нас пулями и лазерными лучами. Мы мчимся все быстрее, нас заносит на поворотах, и все чаще я слышу, как очередная машина врезается в очередную преграду, и чья-то судьба решена – они все останутся здесь. Я слышу крики, я слышу такой многоэтажный мат, что мне и страшно и смешно, мой ужас перемешивается вместе с азартом и страстью, я знаю, что процент нашего спасения все ниже, и от этого мне еще больше хочется жить, это будто придает моей бестолковой голове способность решить еще одну проблему, что встает перед нами, успеть увидеть еще один поворот, чтобы успеть свернуть туда, когда прямой путь из города уже перегорожен белыми автомобилями, которые в этом полумраке сливаются с асфальтом и недостижимым горизонтом. Зеленый закат, вон он, совсем близко, еще немного – и у нас получится. В грязном и затертом зеркале заднего вида я вижу черноту – дым от пожаров, красные прожилки в толстых и вспученных дымовых пирамидах, которые поднимаются все выше и пачкают небо. Пати пытается вызвать кого-то по рации, я не улавливаю, что он говорил, похоже, будто он пытается выйти на кого-нибудь чисто для того, чтобы накричать на него. Может, я просто не способен уже воспринимать информацию – я весь в дороге, я будто сам стал частью этого автомобиля, особенно ярко я это чувствую, когда вдруг промчался мимо последнего дома на окраине.
Вот оно.
Будто тишина настала, раздавила собой все остальные звуки, выбрасывая меня прочь из умирающего города, он как огромный кусок воспаленного мяса, разодранного и пылающего, извергающего запах крови настолько густой, будто сама кровь. Все в том же зеркале, в котором я ужасаюсь видами черного дыма, я вижу, как мгновенно перегородили ту улицу, через которую я только что вырвался, и как несколько машин врезались в преграду, подпрыгнув и плюхнувшись обратно, разбрызгивая запчасти и стекло, обдирая днище и визжа шинами.
Вот и все. Во всяком случае, так кажется, когда небо придавливает очертания города к горизонту, позволяя только столбам дыма и дальше тянуться вверх. Отчего-то я не чувствую в своей душе поражения… я чувствую ликование. Я выжил, черт меня побери. Мы выжили. Снова. Новая страница. Тетради, что стояли на полках в нашем черном автобусе, там есть еще одна, моя тетрадь, я решил записать туда кое-что... эта тетрадь больше похожа на кирпич - сам не знаю, как так получилось, я просто приклеивал листки, один за другим, пока она не превратилась в это. Честно, я совсем не рассчитывал, что столько проживу, что однажды найду эту тетрадь. Открою ее и все вспомню…
Я знаю, многие из вас ждут продолжение Феникса, кто-то еще помнит про Бешеного Фрэнка и еще несколько историй, которые (фу стыдно!) не закончены мной. Насчет Феникса были и возможно есть большие планы, как и будут ли они вообще реализованы - никто не знает, никогда не знаешь, как все сложится, даже если говорить о недалеком будущем, как и в моем случае, собственно, почему я сейчас все это пишу - дел слишком много, речь уже не только об учебе или чем-то таком, речь обо всем, я бы могла отгородиться от всего мира и сбежать от своей жизни, сидеть и писать что-нибудь, да только зачем это все, если это так. Иными словами, я заканчиваю писать фики. Это не значит, что я заканчиваю писать вообще – что-то наверняка будет, возможно, вы узнаете об этом через определенных людей, а может быть и ничего не будет – и хрен со мной как с писателем. Хотя кто знает – никто никогда ничего не знает.
Да, я так же не смогу заниматься переводом Кипера,разумеется, тут можно сказать, что любой человек найдет время для любимого дела, но как-то на практике эти мудрые слова не всегда работают. Я прошу прощения у всех, кто ждал и надеялся на то, что я сделаю свое дело, мне стыдно, может не так сильно, как надо, но достаточно, и я открытым текстом заявляю, что перевод я продолжать не буду. Такие дела.
Ну а на самом деле – спасибо вам всем, ваша поддержка, и то,что вы читали то, что я пишу – это действительно важно, пусть это все не имеет отношения к моему решению, потому что все так, как есть, я не жалею времени, потраченного на фики, это было достаточно искренне, во всяком случае на мой взгляд, и в ответ на это мне приходила такая же искренность – от вас, читатели, и за это я чувствую благодарность. Почему и какого черта я так поступаю? Иногда надо признать, что что-то закончено (или что что-то никогда не будет закончено), и просто идти дальше. Больше мне нечего сказать
как бы там не было (я насчет Феникса)..то что это заканчивается, это так же трагично, как когда заканчивается что-то прекрасное.
Читала Феникса с того момента..как открыла первую страницу, т.е. с самых первых строк..я начала читать и не останавливалась. и Наверное перечитывала каждый день, находя что-то новое, безумно и трогательное.
и если Феникс останется незаконченным, это все же не будет означать что история продолжается (мы раньше ошибались, думая, что вечность – это отсутствие смерти) но в свете многих событий..это как будто, то как все и должно быть.
просто хочу сказать Огромное Спасибо за Феникс. Это что-то невероятное и достойное издательств и прочной книжной обложки.
и ..почему-то не хочу обсуждать саму работу. Красоту закатов, или россыпь на небе звезд ведь не обсуждают? Ею наслаждаются. и я буду наслаждаться вашей работой. Удачи вам в дальнейших свершениях)
Столько всего хочется сказать, а и двух слов связать не могу. Перед тем, как прочитать эту главу, мне пришлось перечитать две предыдущие, чтобы вспомнить все, что тут происходит. А теперь же, закончив, я лежу на кровати и рыдаю. Я правда не знаю в чем причина, и есть ли что-то конкретное, заставляющее слезы течь непереставая. Я помню, как два года назад в конце лета я нашла Феникса. Я читала дни и ночи напролет. Я глотала его. Для меня это история настолько сильная, настолько живая, настолько моя и родная, что это неожиданная последняя глава разбило мое сердце. Я понимаю Вас, что тяжело совмещать работу, учебу, какие-то личные проблемы, да что бы там ни было, с фикрайтерством. Я понимаю, что на это идет много сил и времени, я не виню Вас, просто эта история настолько мне полюбилась, что я не могу спокойно отреагировать на ее окончание. Я не была к этому готова. Как только увидела новую главу - Вам надо была меня видеть: я подорвалась как ненормальная и начала прыгать и писать что-то в роде "ОБОЖЕВШЛВДВОВЗВ", но потом мне сказали "Прочитай комментарий.." и тогда-то все и оборвалось. Но несмотря на это, глава получилась великолепная, впрочем, как и всегда. Очень хочу Вас поблагодарить за атмосферу, присутствующую здесь. Когда я читала, то настолько погружалась во все происходящее, что ощущала себя участницей всего действия. Я очень прониклась персонажами, как Вы их раскрыли и показали их слабости, их несовершенства, а это ведь так важно, ведьв последнее время этих людей так возносят, что забывают совсем насколько они не идеальны. Как все здесь было продумано до последних мелочей, как все складывалось в общую картинку с каждым разом все больше и больше. С самой первой главы я поняла, что это не просто фанфик, а это настоящее произведение, и я не ошиблась. Оно не только оправдало ожидание, но и превзошло настолько сильно, что я передать не могу. Честно, мне даже страшно представить, что творится в Вашей голове, сколько же там мыслей/догадок/идей по поводу этой истории. Отдельно хочу Вас поблагодарить, что именно благодаря этой истории я очень прониклась DD. Все песни заставляют меня мысленно переносится в эту историю, думать о персонажах. Феникс как будто идеально дополнил альбом и раскрыл его наполную. Эта истоиия как будто именно то, что хотел нам рассказать Джерард. Все арты, все, что связанно каким-нибудь образом с эрой киллджоев, заставляет меня сразу же думать об этом произведении. Я так много написала, но это мое "письмо" не может передать всю бурю эмоций, что я сейчас испытываю. Надеюсь, мой пустой треп даст Вам понять хоть немного, как сильно я любила ( ЛЮБЛЮ И БУДУ ЛЮБИТЬ) это произведение, и как много оно для меня значит. ANKARIUS , спасибо Вам огромное. Желаю Вам удачи в жизни и очень надеюсь, что когда нибудь Ваше имя еще здесь появится.
Пожалуй, много говорить я не буду, скорее всего, все уже было сказано другими ребятами. Потому огромное-преогромное спасибо за эту настоящую историю! Она стала частью моей жизни, и навсегда останется со мной. Потому, если и будет продолжение, то мы будем ждать, хотя в этом сильно сомневаюсь. Спасибо. Удачи вам с:
Спасибо, действительно, спасибо. Спасибо за все. За эту жизнь, бьющую со страниц, сверкающую, яркую, настоящую. За песок. За калифорнийское солнце. За все эти приключения. Правда. Огромное спасибо. Это все, это все было реально. Реальнее, чем что-либо Боже, я плачу, это так невыносимо грустно. Но это многому научило. Действительно многому. Это история о том, как важен ЧЕЛОВЕК, как важно БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ. Как важно не сдаваться. Никогда. Никому. История, которая учит твердо стоять на своем. Несмотря ни на что. Никакие взлеты и падения. Ничто не преграда. Спасибо. Мы научились этому у вас. И у этого парня, который не побоялся идти против системы. Идти против всех. ПРОТИВ ВСЕХ. Это лучший урок. Это достойно книжной обложки.
Знаешь чё? Тянула я как могла. И не с мыслями о том, что "Ааа, как же так, мой любимый Феникс закончился?!!". Ну, зная тебя, твою жизнь, это было понятно, что он закончится не так, как нам, читателям, было бы удобно - как мы ожидали с самого начала. Я сейчас не чувствую ничего плохого или пустого. Это, может, и самообман, но для меня Феникс - бесконечный фик, чем бы он не закончился. Я вот вполне ожидала, что твои герои разделят вполне себе земную, "негеройскую" участь - погибнут при облаве. Я знаю смерть твоих киллджоев с Decline и была готова ко всему со спокойной, но не равнодушной душой. Выжили - yessss! Это и доказывает бесконечность твоей истории. При желании мы сами теперь можем додумать жизнь твоим Пойзону и Гоулу, что похоже на расставание с героями романа какого-то прославленного писателя. Герои начинают жить своей жизнью - не это ли достижение? Кста, по поводу достижений. Ну я долго могу декламировать, что такое Феникс вообще для фэндома и чего ты добилась, написав его. Я, может, если захочешь, ахах (лесть тоже нужно иметь желание слушать :р) напишу всё лично, в письме. Сейчас бы просто хотелось напомнить тебе, что ты сделала фэндом Дэнджер Дэйс своими Пойзоном и Гоулом. Все остальные фики по киллджоям у нас так или иначе равнялись на тебя и твоих героев. Чёрт, да я про этих двоих диссертацию могла бы написать - и уже, кажется, сделала это в своих отзывах к Фениксу. И, вот, казалось бы, мелочь, но я, как и многие другие здешние фикридеры, до сих пор называю Феникс своим любимым фиком несмотря на то, что разные времена бывали и великое множество других фиков было прочитано. На что, интересно, мне променять П и Г? На кого? Да нет, они так и останутся самыми любимыми среди всего фэндома, серьёзно. Они не закончатся для меня. Ну а Феникс сам по себе - это, знаешь, как...жизнь.
Есть много длинных фиков, которые я не читала, ну да хер с ним, потому что я уже нашла для себя то натуральное описание жизни, которое искала, может быть. Я теперь понимаю, что даже не самые яркие и удачные главы были нужны для того, чтобы показать, что и наша жизнь - да разве может она состоять из одних звёзд даже во время революции? Меня по-прежнему удивляет твоё терпение и упорство насчёт Феникса - 66 глав в сумме, если не ошибаюсь. Я бы давно уже сдалась ещё на главе 15. Это архиработа. Очень жаль, что читательский эгоизм настолько читательский эгоизм, что последняя глава почти обделена вниманием, да и вообще - я сомневаюсь, что многие правильно понимают твои поступки и могут закрыть глаза на свои неудовлетворённые нужды и потребности. А те, кто оставил отзывы, молодцы. Мне бы почему-то хотелось, чтобы люди понимали тебя, потому что я понимаю и не в коем случае не осуждаю твой выбор, твой путь. Даже не так - полностью поддерживаю. И не потому, что я " как обычно подлизываюсь". Я этого никогда не делала. Просто на твоём месте сделала бы точно так же - может быть, даже без ласкового послесловия-обращения-к-читателям (кстати, была в хорошем смысле им шокирована. Тепло так). Все мы когда-нибудь перестанем писать фики и либо продолжим писательскую деятельность не в сети, а в миру, либо займём место в другой нише. И глупо было бы тащить на плече то, что ты уже не хочешь и не можешь тащить.
"Спасибо тебе за этот огромный труд" - это я говорю всем, кто заканчивает большие работы, но ты не все, и работа у тебя не большая, а огромная. Так что я даже не знаю, как это выразить свою вековую просто благодарность полнее. Разве что тем, что продолжу держать и Феникс, и тебя, и твоих героев на своём маленьком пьедестале. Ну и всячески защищать, что ли, от злых языков и того прочего. Читая о жизни, я тоже прожила жизнь. И пусть это уже немного в прошлом, я ценю это и никому не отдам. Вот что ты будешь делать без таких сентиментальных высокопарных отзывов, ахах? Правильно, спокойно себе жить и творить как полагается.
Спасибо за круто проведённое время, которое не закончится, ни-ни!
п.с. когда-нибудь я прочту и главу 30, которая как-то выпала из контекста, чему я даже рада.
Должна сказать, что я впервые читаю что-то поистине великое на сайте фикрайтеров. Да, книг я много прочла, и могу сказать с уверенностью, что эта работа достойна многотиражный выпуск. Думаю, многие бы купили ваше произведение. Я была под таким впечатлением от вашей работы, что говорила о ней без умолку. Серьезно, теперь моя мама знает, о чем я люблю читать(это не очень хорошо, но ладно). Все в моем окружении после моего долгого пересказа говорили, что раз я так много говорю об этом, это действительно что-то стоящее. Когда я прочла 31 главу и увидела в конце ваш комментарий, появилось чувство опустошенности, знаете, когда сильно привязались к героям, а они потом неожиданно или умирают, или книга заканчивается. Вот такое ощущение. Но если вы решили, что больше нет смысла продолжать, тогда я не имею права вас осуждать. Когда-нибудь я попытаюсь написать стихотворение в честь этого шедевра, и в вашу честь, включительно. Я никогда не считалась писателем, но если потом я смогу таким образом благодарить авторов таких шедевров, думаю, стоит начинать учиться. Что же, если вы все же решите продолжить, я буду только рада, если нет, тогда так должно быть. Знаете, как говорил Джерард в интервью о распаде группы, когда журналист спросил его, воссоединятся ли MCR снова, или нет, на что он ответил: "Я не думаю, что это должно произойти. Когда группа распалась, я считаю, что это было самое правильное завершение."
Спасибо за ваш труд и целеустремленность. Очень рада, что нашла вашу работу, и не потратила время чтения этого шедевра, на просмотр сериалов.
До сих пор не могу поверить, что "Феникс" вряд ли будет еще продолжаться... Чертовски печальная новость. Эта работа подарила мне невероятные эмоции и впечатления. На протяжении нескольких лет каждая глава дарила читателям необычайные минуты в сопровождении Киллджоев.
Наверное, это единственный полноценный фанфик по Киллджоям, который я прочитала. Первый и последний. После него я просто уже не могу воспринимать ничего другого, "других" персонажей. Он действительно шикарен. Жаль, что не все задумки были воплощены в жизнь, но даже без них он остается лучшим для меня. И скорее всего одним из лучших для тех, кто когда-либо читал эту работу.
Спасибо, дорогой автор. Просто огромное, душевное спасибо. Полагаю, не только для меня "Феникс" стал не просто работой, я бы даже сказала произведением, которое на протяжении всего этого времени имел достаточно большое значение. Этот фик, как хорошая книга, которая не оставляет читателей равнодушными. Я полюбила его и таких Джи, Фрэнки. Именно такими всегда я видела Киллджоев. Именно такой эта история имела место быть. Если честно, я даже не знаю, как выразить свои эмоции по этому поводу. Я бы хотела распечатать этот фик и оставить на память, как книгу, на всю жизнь. Чтобы вспоминать былое, перечитывая главы. Вспоминать годы MCR, эмоции, которые были подарены мне ими, их песнями и прочтением "Феникса". И просто помнить. Судьбы всем известных героев действительно передают многие страхи, проблемы нашего мира. Да, мы пока не докатились до полного краха. Но если взглянуть по сторонам, просто сравнить какие-то моменты...и ведь правда. Жизнь может в любой момент измениться глобально и никогда не знаешь, к чему это приведет. В любом случае, каждый прожитый день - урок. Так и "Феникс". Эта история послужила мне своеобразным уроком.
Еще раз хочется сказать спасибо. Просто спасибо.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
