POV Frank

«…Еще и месяца не прошло, но все эти люди уже были мне как родные. Как будто я всю свою жизнь тусую с Джерардом, выслушиваю нытье его брата, не понимаю выкрутасов нашего барабанщика  и знакомлюсь все с новыми и новым людьми. Этих новых людей было больше, чем я мог запомнить, во всяком случае сразу – одни встречались мне всего раз, другие иногда встречались – на улице или в очередном клубе, третьи и вовсе на некоторое время становились частью нашей компании. Но почти все эти люди были связаны с пьянками, наркотиками или чем-то вроде этого. Я напивался вместе с остальными, иногда принимая что-то еще, но серьезно я никогда не подсаживался.  Сам не знаю, как мне удалось. Зато подсел Джерард. Может, он делал это потому, что думал, под наркотой он сумеет придумать что-то оригинальное, хотя бы одну строчку, которая бы спасла все песню. Иногда он пытался сочинить что-то на гитаре, или на другом музыкальном инструменте, но у него ничего не получалось.

Мы все еще были никем. Я знал, что многие группы идут к своей знаменитости несколько лет,  эти несколько лет могут  тянуться очень долго, и бывает, что кто-то не переживает их; люди бросают свое дело, неудовлетворение, считая, что это не их предназначение, что следует заняться чем-то более серьезным. Кто-то просто не доживает, и впервые я об этом серьезно задумался, когда посреди ночи меня разбудил звонок Майки.

Холодно, снаружи воет ветер, просачивается в комнату через щели,  и я не уверен, действительно ли я спал, когда услышал звонок и после  взволнованный голос.

- Ты знаешь где он? – едва ли не закричал он, заставляя меня вздрогнуть.

- Кто? – мой собственный голос казался непривычно глухим и вялым.

- Мой чертов брат! Где он?! он с тобой?! – вопил Майки.

- Почему он должен быть со мной?

И правда. Но на самом деле он действительно часто оставался со мной. Это было довольно странно – придя в этот коллектив, у меня было ощущение что все мы будем встречаться только на репетициях. Мы просто будем собираться и иногда играть. Иногда, пару раз в месяц мы будем собираться просто так, выпить или просто потусить. Так я думал. Наверное, так обычно и получается. Но я ошибался. С того самого момента, как я зашел в гараж и попробовал сыграть вместе со всеми, моя жизнь перевернулась. Нет, я не стал смотреть иначе на мир. Этот мир – грязный, поганый, подлый, вонючий – остался таким, не хуже, но и не лучше. По-прежнему иногда я чувствовал себя на редкость паршиво, принимая идиотские решения и разочаровываясь в себе – ведь с определенного момента ты уверен, что твоя жизнь стала другой, что ты больше не облажаешься, но все остается прежним, и ты понимаешь: ничего не изменилось, то событие, на которое ты столько поставил, никак не является чудом, которое спасло тебя. Все так же. И с этой группой было так же, но жизни все равно ощущалась иначе. Я не чувствовал, что я хожу в школу, когда должен был прийти в определенное время в этот гараж.  Времени как такового не существовало – оно просто было, как погода, смотришь на часы и ого, уже восемь, пора идти, и это было удивительно. Я не должен был жить по часам, как по расписанию. Я ложился спать, когда мне хотелось спать, я высыпался и тогда вставал с постели или с того места, где я заснул, во сколько угодно. Я вспоминал о времени только когда появлялись дела, связанные с ним – иногда приходилось подрабатывать, потому что с официальной точки зрения наша группа – это редкостное безделье, и предки всех нас были недовольны, что мы настолько разленились. Но даже временная работа уже не могла загнать нас в рамки расписания для жизни. Наверное, я никогда не приходил на репетиция вовремя.  Я приходил чуть позже, прогуливаясь по пути, я приходил немного раньше – или намного раньше – и зависал в доме, рядом с которым стоял гараж. Я ничего не знал о его интересах, и Джерард ничего не знал о моих – но каким-то магическим способом вместе нам было весело.

- Перестань, вы постоянно вместе. Ладно, где ты видел его в последний раз? – ха, и это он меня спрашивает, когда мы постоянно сидим в соседней комнате.

- Там же где обычно… что происходит? – немного проснувшись, я сел, протирая глаза, ежась от сквозняка, натягивая одеяло на плечи и поджимая под себя ноги.

Первые дни мы просто сидели и курили в его комнате, ковыряясь в хламе – перебирая старые книги, читая их. Он лежит на своей кровати, на животе, листая какую-то древнюю книженцию с бурыми страницами, вглядываясь в слова, наверняка полностью погрузившись в историю – он даже не замечает, как сжимает сигарету губами, нахмурив брови. Я совсем рядом с ним, в кресле, закинув  ноги на подлокотник, читаю статьи из старого выпуска журнала про рок-музыку. Я смотрю на лица музыкантов с фотографий. И перевожу взгляд на Джерарда. И снова на фотографии. Он выдыхает дым через нос, дым прозрачными извилистыми полосами обтекает его лицо и волосы, как будто у него седые пряди. И морщины вокруг глаз, и в уголках рта – от постоянного смеха в лицо этому миру. Таким он будет. Если не сломается раньше. Если никто его не испортит.

- Эй, чувак? – окликнул я его, хоть в то же время и не хотелось отрывать его чтения.

- Да? – он повернул голову ко мне, вытащив сигарету изо рта и теперь зажав ее между пальцев.

 На самом деле я позвал его только чтобы взглянуть на его лицо с другого ракурса. Примерно с такого, как на фотографиях в этом журнале. Но у меня тут же возник вопрос.

- О чем ты сейчас думаешь?

Он молчал некоторое время, скривив брови.  Я не знаю, чего я ожидал, но я был крайне удивлен, когда он вдруг улыбнулся:

- Отвали, Фрэнк, -  и, засунув в рот сигарету, вернулся к чтению.

Могло показаться, что мы оба постоянно избегаем разговоров. Я продолжал смотреть на него, замечая, как иногда он косится на меня. Мы много молчали, но то было не неловкое молчание. Это была охрененная уютная тишина.

- Он исчез, и я его знаю, он вляпается в какую-нибудь неприятность, так что его нужно найти. Ты представляешь, где он сейчас? где он может быть? Помоги мне найти его!

Меньше всего мне хотелось сейчас вылезать из теплой кровати и куда-либо идти. Моя одежда была ледяная. Пол – ледяной. Но я тоже знал Джерарда, может, даже лучше, чем обладатель этого плаксивого голоса в трубке.

На самом деле, я представлял, где он мог быть сейчас; его очередные новые знакомые, с которыми он любил зависать, обитали в одном заброшенном доме. Это было недалеко, но я никак не мог перестать думать об этом дурацком ветре, напяливая очередную футболку. Я не хотел никуда идти. Но несмотря на все свое нежелание, я уже застегивал куртку – я просто знал, что если этот идиот куда-то исчезает, его лучше начать искать, иначе можно найти его уже в морге. Откуда я это знаю? У меня уже были «друзья»-наркоманы. Лучше сделать что-то, чем потом будешь жалеть об этом. Однажды я сказал об этом Джерарду – когда мы снова курили и читали в его комнате, слушая какую-то музыку по радио.

- Со мной этого не случится, я очень осторожен, - «убедил» он меня.

- Что ты несешь, Джерард? Тебе не кажется, что так говорит каждый, которому потом пишут, что причина смерти – передоз?

- Успокойся, друг, со мной все будет нормально, - улыбнулся он и продолжил читать какую-то книгу, поджав нижнюю губу. Знаю я этот жест. 

- Тебе реально не стоит этим увлекаться.

- Ты так волнуешься за меня, мне приятно, - улыбнулся он.

- Я серьезно. Завязывай.

- Конечно.

И вот, мы здесь. Идем с Майки по темной улице, дрожа от пронизывающего ветра – я надел на себя не одну футболку, и все равно мне холодно. Воздух сырой от недавнего дождя, хотя асфальт уже сухой.

- Ты уверен, что он здесь? Понимаешь, у нас ведь не так много времени, чтобы тратить его на…

- Уймись, - я дернул дверь за ручку, которая, казалось отвалится уже при следующем использовании. Внутри-  темно.  Ступеньки – по ним мы попадаем на второй этаж: на первом точно никого нет, слишком холодно, сыро, и воняет плесенью. На втором этаже, в конце небольшого коридора, увешанного странными картинами, дверь, позади нее – какое-то бормотание. Открываешь ее, и закашливаешься от того, какой же там густой дым. Люди, которые сидят на полу у дальней стены, не обращают на нас внимания. Они явно где угодно, но не здесь. И среди них я вижу знакомое лицо.

- Я говорил тебе?

Видели бы вы Майка сейчас. Сказать что он расстроен – не сказать ничего. Он подходит к брату и трясет его за плечо, говорит что-то, дает ему пощечину – тщетно пытается достучаться до его разума. Джи в ответ хихикает.

- Ты ничего не сделаешь так, - сказал я, подойдя к нему, - давай просто вытащим его отсюда.

Для меня это странно: я как будто чувствую меньше Майки, хотя всегда был уверен, что понимаю все глубже, чем он. Мне кажется, я чувствую облегчение: я боялся, что будет хуже. Я уже успел представить себе массу исходов, но я сам не понимаю, как я сумел отодвинуть их всех на задний план, оставив только те мысли, которые подсказывают мне, где искать Джи.

Майки весь поник – он сидел рядом с братом и молчал, опустив голову, пока Джи трясся от смеха, уткнувшись Майку в плечо.

- Давай, друг, успокойся, - я толкнул младшего Уэя в плечо, потянув за руку старшего. Джи пассивен до невозможности, но при этом он может идти, если вести его – хоть какие-то плюсы в данной ситуации.

- Что нам делать? – теперь Майки стал беспомощным. Мы уже были снаружи, шли в сторону их дома, и вроде бы самое страшное позади, но этот человек как раз из тех, кто может паниковать вечно.

- Просто отведем его домой, - ответил я, таща за собой Джи, который снова и снова спотыкался, отчего наш путь тал длиннее раза в два. Майки что-то бормочет, опустив голову и скрестив руки на груди. В основном на улице тихо – только наши нечеткие шаркающие шаги, машины где-то на соседней улице, иногда чьи-то разговоры в домах, мимо которых мы идем.

Я смотрю вверх, в небо. Кусок луны торчит из-за облаков, бледно-желтое свечение вокруг нее в оранжево-фиолетовом темном небе. Звезды. Люди тоже называются звездами, иногда, они такие же далекие и одинокие.

Нас не поймали копы по пути домой, все было нормально. Я видел то же самое небо в окне, в знакомой комнате, заваленной книгами и журналами, которые мы принесли из подвала.

Майки что-то готовит на кухне, стараясь не шуметь, но он все равно шумит. Джи сидит на кровати и уже не смеется, он просто уставился в одну точку.  Я, как ни странно, тоже уставился в стену, зачем-то запустив пальцы в его волосы, впав в транс и ни о чем не думая. Я даже не заметил, как он уже лег на кровать и, похоже, заснул. Пришел майки с кофе и печеньем. Он завис посреди комнаты, созерцая спящего Джерарда несколько секунд, потом поставил все, что принес на стол, сел на стул возле меня и, помолчав некоторое время, начал говорить. Все его опасения были недалеки от реальности, однажды, спустя некоторое время, они даже подтвердились – почти все. Я слушал его, уже уйдя в транс под его болтовню, как он задал вопрос, очевидно, ожидая услышать ответ.

- Что?

- Зачем он это делает? – он смотрел на меня сквозь свои очки, его взгляд вдруг стал очень серьезным – не просто скучающим и тоскливым, нет, сейчас он действительно слишком серьезно относился к тому, что говорил, - зачем он ест таблетки?

- Ну… хм…

- Я могу понять наркотики – тут есть хоть какой-то смысл, но зачем он объедается таблетками, зачем он так пытается сделать вид, что хочет умереть? Я знаю его, он любит жизнь – пусть он будет последним неудачником, он все равно не стал бы себя убивать, я в это не верю. Он может думать об этом, говорить об этом, но я уверен, он никогда не сделает того, что на сто процентов убьет его.  Но то, чем он занимается, выходит далеко за рамки обычного выпендрежа, тебе не кажется?

- Кажется.

- С тобой он больше общается, чем со мной. Он не говорил, почему он это делает?

Да, конечно, так он и скажет. Джерард много чего говорил – часто его просто невозможно заткнуть – но очень многое пряталось позади слов, что-то, что можно или заметить, или оставить без внимания.

- Нет.

 С того момента, как я его знаю, один раз он уже сделал это. Его нельзя назвать бестактным человеком, но уйти с вечеринки и вырубиться в соседней комнате – для меня это было странно. Так же странно, как мое внезапное желание последовать за Джи через некоторое время, когда он вышел из комнаты – может, он реально бы умер, прямо за стенкой, пока мы пили и смеялись, такое вполне может быть. Перед тем как уйти, он посмотрел на меня;  не просто задержался взглядом, когда скучающий человек оглядывает комнату – это взгляд типа «эй, пошли за мной, у меня есть, что показать тебе».

Однажды он расскажет мне, что он делает это для того, чтобы почувствовать желание жить, когда кто-нибудь оказывается рядом, чтобы спасти его.  Он расскажет мне об этом, однажды, через несколько недель, когда всю ночь я буду пытаться  не давать ему заснуть, когда он снова решил приколоться.

Но сейчас я просто сидел и ждал утра, глотая остывший кофе, когда Майки уже ушел в свою комнату. Я снова гладил волосы Джи, черные, мягкие, чувствуя тепло его головы, слыша его сопящее дыхание. Я никогда бы не подумал, что смогу посреди ночи подняться из теплой кровати и выйти на холодную улицу, идти куда-то, искать кого-то, с риском что меня в чем-то заподозрят копы или я нарвусь на хулиганов или просто на местных психопатов, которые режут всех без разбора. Срал я на всех людей, на их проблемы и на то, что с ними может произойти. Кто они мне? Почему я должен чем-то рисковать, когда это им приспичило словить кайф? Но вот я это сделал. Я сделал это, прекрасно понимая, что человек, за которым я пошел, еще не раз совершит что-то подобное, по идее, нет никакого смысла помогать ему – однажды он по-любому доиграется. Но почему-то я уверен, что и дальше я буду делать все возможное, чтобы спасти его. Никогда бы не подумал.

                                                                                              ***

- Ты видишь что там впереди?

- Похоже на свет.

Пати остановился и помолчал, приглядываясь.

- Это заправка, - сказал он и, обернувшись ко мне, улыбнулся, - это чертова заправка. А у меня есть бластер.

Это было просто мегозамечательно  – мы наверняка найдем на заправке все, что нам нужно, и я позабочусь о том, чтобы никто нам не помешал.

 - Пойдем за машиной, - я взял его за руку и потянул в обратную сторону.

Дорога к машине казалась дольше. Я едва различал силуэт маленькой собаки, которая бегала где-то в сухой траве и кустах, и я тогда впервые задумался о змеях. Есть ли здесь ядовитые змеи? Вполне может быть. Пожалуй, стоит взять Зарго на руки – почему-то я вдруг начал чувствовать какую-то опасность.

- Как думаешь, сколько там человек? – спросил Пати, когда мы прошли, наверное, половину пути.

- Сам как думаешь? Как будто ни разу не нападал на заправки.

- Я думаю, что человека три. Если не будет посетителей и пьяных компаний.

- Сколько бы там не было людей, нам нужна эта заправка, - я уже был готов к тому, что он посмотрит на меня испуганно или с неодобрением, но этого не случилось. Наоборот, я чувствовал исходящее от него желание что-то делать, идти и брать то, что нам нужно. Уже не я вел его за руку, а он меня, и мне это очень напомнило нашу первую встречу в этой новой жизни.

Мы добрались до машины – она стаяла там же, никем нетронутая, я посадил Зарго назад, надеясь, что он просидит все это время там, под сиденьями, не будет высовываться и с ним все будет в порядке. Я сел за руль и мы медленно и криво поехали в сторону заправки, Пати снова передал Фишу сообщение; в этот раз вместо тишины что-то шумело на том конце, но было не понятно, что это, или кто это. В любом случае, нам, как обычно, никто не ответил и Пати оставил рацию в покое.  В ящике, что Пати достал из-под раковины, были какие-то взрывающиеся штуки, похожие на самодельные гранаты, пара бластеров которые тоже почти разрядились, какие-то хрени для дымовой завесы и динамит. Для последнего даже зажигалка лежала, чтобы совсем уж не париться. Я даже представить себе не мог, как все пройдет, казалось, что в последний раз я делал нечто подобное ужасно давно – это «давно» будто пнуло меня снизу, как когда мы прыгали по кочкам, ели пиццу, сматываясь от облавы по песку. В животе начало разгораться жгучее и при этом леденящее ощущение, подготавливая меня к быстрым действиям, но, несмотря на всю эту готовность бороться за свою жизнь, меня все не покидало это ощущение опасности, оно только становилось сильнее, особенно, когда я снова увидел свет на небольшой парковке и в витрине маленького магазина. Пати передал Фишу, что нам улыбнулась удача и возможно, мы снова на ходу. Похоже, это очень воодушевило его, хотя я чувствовал, что и его настораживает то, что перед нами – когда мы подъехали, он молчал, ничего не говоря, прислушиваясь.

Стоянка была пустая.

Тихо. Мы заехали за магазин, так, что с дороги нас не видно, и никто не выбежал сообщить нам, что мы делаем что-то не так. Вообще никто никуда не вышел. Я высматривал в окошке кассы силуэт человека, но там никого не было – только желтый свет лампы. Сквозь прозрачную витрину магазина не было видно ни покупателей, ни кассиров – прилавок пустовал. Даже не видно кого-то, кто мог бы сидеть поодаль и читать грязный засаленный журнал. Вообще никого.

- Как думаешь, куда все делись? – спросил Пати, уже почти открывая дверь, но тут я схватил его за руку. Что-то почему-то было не так.

- Пати, никто не стал орать, что мы не там оставили машину. Здесь запасной выход из магазина, здесь нельзя парковаться. Никто не вышел.

- Я заметил, - он убрал руку от двери. Я отпустил его.

- Дай мне бластер.

- Хм, окей, - он вложил в мою руку нечто, больше похожее на обычный пистолет, в которых я, кстати, ничего не понимал.

- Он точно заряжен? И работает так же?

- Да. Это более старая модель, но тоже ничего. Пошли уже, мне не нравится, что мы сидим и теряем время. Отчего-то мне кажется, что у нас его совсем немного.

- Мы оба выйдем через мою сторону и сразу зайдем через эту дверь, - сказал я, указывая на запасной выход. Так уж вышло, что мы встали боком к дороге и освещенной стоянке, и меньше всего мне нравилась именно эта освещенность. Пати смотрел на меня пару секунд, потом вздохнул и согласился.

 Мы вышли наружу, и тишина обступила нас со всех сторон. Ничего не произошло, когда мы дошли до двери, она была не заперта, и мы проникли внутрь пыльного помещения, которое  оказалось складом. Я сразу же подумал, что это отстойная идея – где нас еще поджидают, если не здесь? Свет пробивался через дверной проем, и я никого тут не заметил. Проем вел в маленький тесный коридор, где тоже никого не было, а через дверь слева можно было выйти в сам магазин. Он работал 24 часа – нет такого, чтобы хоть секунду в дне или в году никто никуда не ехал. Здесь кроме еды должно быть что-то, что может понадобиться в пути. Даже колеса.  И я оказался прав – чуть поодаль находился отдел, набитый хламом для автомобилей, там было то, что нам нужно.

 Но лично мне было неуютно подходить туда – витрина на всю стену, стеклянная, прозрачная, внутри горит свет и мы там как на ладони. Напротив магазина стояли колонки, ни одной машины возле них. Я не хотел подходить  к этой витрине, но с другой стороны мы проезжали на своей машине мимо этих колонок – будь там белые, они бы уже обстреляли нас.

- Думаешь, безопасно просто пойти и забрать колесо? – оглянулся я к Пати.

- Понятия не имею, - он прошел к ящикам, в которых стояли бутылки с газировкой, - открой дверь пошире, - попросил он, подняв один ящик и разворачиваясь ко мне. Подойдя к проему, но не выходя в свет, он замахнулся и кое-как швырнул ящик в магазин. Сам ящик развалился на деревянные бруски и тяжелые бутылки с грохотом отскочили в разные стороны, откатываясь за пределы нашего поля зрения. Мы сидели, не шевелясь, прислушиваясь.

- Ну, думаю, все в порядке, - решил Пати и вышел вслед за ящиком. Я сам не знаю, зачем я снова вцепился в его руку, при этом все равно следуя за ним.  Это было похоже на мгновенное решение умереть вместе с ним, если смерть все же поджидает нас именно здесь, чем стоять позади и смотреть, как он умирает. Я серьезно не задумывался об этом, но сейчас, подумав об этом, мне стало страшно и печально, и я еще сильнее сжал его запястье.

- Гоул, мне больно, - улыбнулся Пати, оборачиваясь ко мне. Будто очнувшись, я ослабил хватку.

- Давай скорей, не нравится мне здесь.  

- Успокойся, - он снова улыбнулся, уводя меня в сторону отдела для автомобилей.

Тишина. Только гудят лампы. Мы без каких-либо происшествий утащили нужное нам колесо, и, все еще прислушиваясь, повернули в обратную сторону.

  - У тебя есть инструменты в машине? Я что-то их не видел, - сказал я, когда мы снова оказались в спасительной тени возле черного хода. Пати рассмеялся и сказал, что есть. В багажнике был невзрачный черный пакет, и в нем был и ключ и домкрат. Я собирался отойти и набрать еды и воды, пока он будет копаться с машиной, но меньше всего мне хотелось оставаться одному, даже совсем ненадолго. Я так же не хотел оставлять одного его – иногда мне все еще казалось что происходящее – сон.  Приключение, такое, какое может только присниться. Я сидел на горе покрышек рядом с дверью, курил, как и Пати, и смотрел на него. Кроме того, у меня было дело – держать фонарь и светить им, чтобы Пойзон видел что делает – все-таки тут довольно темно.

Мы молчали, выдыхали серо-голубой дым, Пати поднимал машину домкратом,  а потом внезапно спросил меня:
- Ты думал о нашем будущем? – и дымовой выдох.

- Ближайшем или…

- Нет, о другом. О том, что будет через год, через два… думал?

- Нет. Как можно о таком думать, когда не знаешь, что случится уже через час, - ответил я, снова затягиваясь. Я смотрел на него, я был слева, фонарь слегка подрагивал в моей руке. Я видел освещенное лицо Пойзона, свисающие волосы исполосовали его кожу тенями.

- Знаю. Но все же… по-моему, у нас нет этого будущего, - он даже не смотрел на меня. Он откручивал болты, закусив губу.

- Почему ты так считаешь?

- Нас убьют или поймают намного раньше, - сказал он, вдруг посмотрев на меня. Меня удивило другое: в его глазах я не особенно-то видел печаль, или скорбь, и это было даже не смирение. Ребенок устраивает истерики, когда родители говорят «когда нас не станет, …» или «однажды, когда мы покинем тебя…», а однажды этот ребенок перестает так реагировать на подобные слова – и тогда в глазах появляется что-то вроде понимания – тоже не смирение, а какое-то честное понимание, что все умрут, даже он сам. И вот то же как раз было в глазах Пойзона в этот момент. Он как будто полностью слился с настоящим временем – наивности не осталось места, он уже не мечтает об уютной старости где-то там, где хорошо и смерть перестает тебя пугать, или что это случится как-то безболезненно, что он просто заснет и не проснется. Один момент – тебе снится что-то хорошее, может, одно из счастливых воспоминаний – в следующий момент твоя душа уже сама становится частью чего-то прекрасного, покидает этот дерьмовый мир, превращая твое мертвое тело в пошлую шутку, но это все уже не важно, потому что все просто хорошо.

Обо всем этом Пойзон уже не мечтает. Я не знаю, какие ужасы он себе представляет, что с нами случится, что нам придется пережить, но кажется, что он знает, что его конец настанет раньше, чем просто скоро. Это бесит меня и меня начинает тошнить от этого – только между нами все отлично, как наши жизни заканчиваются.

Он положил ключ рядом с горкой открученных болтов, сквозь их запыленную поверхность проглядывал металлический блеск, там, где он содрал пыль пальцами. Пойзон отдыхал, я наблюдал, как поднимается и опадает его грудная клетка, и в какой-то момент мне показалось что этот, вроде бы, вечный механизм вдруг может перестать работать. Из всего, что я уже знаю, я могу одно сказать абсолютно точно: Пати жив исключительно благодаря тому, что верил в себя, упрямо жил, что бы ни старалось его убить. И что, если он вдруг перестанет верить в себя?  Что, если в его голову заберутся тусклые и депрессивные мысли, как болезнь? Сегодня он знает, что его жизнь намного короче, чем он бы хотел, завтра он решит, что все не имеет смысла, а дальше? Я даже не хотел думать об этом.

- К чему ты клонишь? Зачем ты все это говоришь? – не выдержал я.

- Сам не знаю.

Замена колеса заняла не так  уж и много времени. Пати убирал пакет с инструментами, завел машину и поехал к колонкам – хоть один бонус был у его побега: он где-то откопал карту, с которой можно заправиться насколько угодно. Мне просто невероятно везло, что до этого я мог обходиться без нее. Пока он занимался бензином, я уже было собрался пойти в магазин, чтобы набрать нам еды и воды, но опять не смог отойти от него. Я чувствовал что конкретно здесь никого нет, здесь нет бомбы или устройства, которое могло бы отследить нас и расстрелять,  вполне можно сказать, что здесь нет вообще никого и ничего опасного – но что-то было не так, я чувствовал это, и еще больше меня напрягало что я понятия не имел, что это за опасность. Мне будто тяжелее было дышать – я весь был напряжен, вслушиваясь в каждый шорох, постоянно оглядываясь или не отрываясь от Пати.

Наконец, с этим было покончено, все канистры и бутылки для бензина в запас наполнены, и можно было перейти к следующему шагу. Хотя была определенная опасность в том, чтобы постоянно хранить в машине столько топлива. Но выбора особенно не было.

- Как ты думаешь, что здесь происходит? – не выдержал я.

Он помолчат, оглянулся на меня.

- Я не знаю, Гоул. Только знаю, что это не просто так, и лучше нам быстрее закончить и уйти, - он снова замолчал, оглядев машину, возможно, прикидывая, что нам может еще понадобиться, - так что пойдем.

 Мы сгребали в пакеты практически все, что могло оказаться полезным. Я вдруг почувствовал, насколько я был голоден и насколько я хотел пить. Особенно пить.

- Ты представляешь, что однажды ты снова сможешь поесть праздничного торта? – спросил Пати, и поначалу мне показалось, что я неправильно его расслышал.

- Торт?

- Ага. Гребаные торты с шоколадом, с карамелью, с горящими свечками, например, - он улыбнулся, опуская свои красивые ресницы, смахивая все, что нам было не нужно, на пол, - торты – это что-то устойчивое. Я имею в виду, они как-то характеризуют стабильность, хотя бы ту, которая не определяет твою жизнь как-то скучное и предсказуемое, а просто… как какой-то постоянный дом. Вот вспомни, когда ты был ребенком, ты был уверен, что твой дом – это как твой отдельный мир, как твоя крепость,  и даже самый дешевый торт – вот он, стоит на столе, он здесь потому, что это место не будет разрушено в  следующую минуту.

- Я немного запутался.

- Ладно, не знаю… это как… ты можешь не бежать все время, а немного остановиться и расслабиться, зная, что тебе ничто не угрожает.

- Дело не в тортах – ты скучаешь по прошлому, не так ли? – он остановился, на момент прекратив скидывать продукты.  

- Это всего лишь прошлое, - пожал он плечами, - то прекрасное время свелось к тому, что я потерял тебя.   

- Ты так и не рассказал, что со мной случилось, - напомнил я.

- Фрэнк, не сейчас, - он мотнул головой, зажмурившись, не желая даже упоминать об этом. Однажды он все равно расскажет. Ему придется рассказать.

Мы пошли дальше.

Не нравился мне его настрой. Он будто собирался впасть в депрессию или в отчаяние, и мне нужно было что-то сделать, чтобы не допустить этого, но я понятия не имел, что мне делать.  Может, я должен поговорить с ним. Может, мне наоборот нужно заткнуться. Может ему просто надо дать подзатыльник. Он такой зараза сложный.

- А еще я бы хотел сходить в кино, это как-то по-идиотски, но признайся, тебе бы ведь тоже хотелось? – он снова улыбался мне, когда мы шли к следующему коридору из полок с продуктами.

- Да, в этом что-то есть.

- Ты помнишь последний фильм, на котором ты был?

- Только те, на которые я ходил после того как, очнулся и моя семья переехала.

 Мне начинает казаться, что то место, где я вдруг проснулся - больница. Где еще я могу столько проваляться, не зная, что происходит, а потом проснуться и вообще, все совпадает.

Он вздрогнул, и я понял, что тут я прав. Больница. Я был именно там.

- Это правда? Я попал в больницу? Как так вышло?

- Я же сказал, не сейчас.

- Это потому, что ты имеешь к этому самое прямое отношение? – я поверить не мог, что я это говорил, это было почти обвинение, но я слишком хотел знать, что случилось.

- Не сейчас! – выпалил  он, резко оборачиваясь ко мне, - тебе не кажется, что сейчас не подходящее место и время, чтобы рассказывать истории? Мы должны быстро все собрать и сматываться!

- Не обязательно рассказывать всю историю, просто скажи, что случилось!

- Нет.

- Какое к черту «нет»? Тебе легко говорить – ты знаешь все, что с тобой случилось! Ты знаешь, где ты был, что бы с тобой, ты блять в курсе всего! А я не знаю ничего! Мне надо это знать, как ты не поймешь?! – я тоже начал злиться, бросив пакеты на пол, я сделал шаг к нему. Возможно, понимая, к чему все идет, он тоже выпустил из рук все, что мы набрали, с той лишь разницей, что он сделал маленький шаг назад, выпрямляясь.

- Я понимаю, что для тебя это важно, но я уже назвал причины, почему не стоит…

- Просто заткнись и скажи мне, что случилось! – черт, я знал, что он не будет говорить об этом сейчас. Он слишком упрямый, но и я тоже, и особенно теперь, когда я не мог никак получить, чего хотел, я хотел этого еще больше. Кроме того я не на шутку завелся, и теперь я уже не мог остановиться.

- Сам заткнись, сейчас ты ничего не услышишь! -  я был прав, он упрям до безобразия. И сейчас это еще больше разжигало меня. Я хотел ударить его. Я был в шоке – этими руками я гладил его кожу, его волосы, ласкал его, как только мог  – и все равно я хотел сжать эти руки в кулаки и как следует врезать ему.

- Услышу - ты скажешь мне прямо сейчас, - прошипел я, схватив его за ворот куртки и притянув к себе. Его лицо так близко, и смесь чувств заставляла дрожать – я хотел влепить ему пощечину, может даже совсем не сильно, чтобы его красивое лицо не распухало но чтобы он понял, что я имел в виду, но при этом же я хотел поцеловать его, и тогда бы он тоже понял, что я имел в виду. Это все равно, что чувствовать и боль, и наслаждение.

Он не стал отвечать – он лишь толкнул меня, и в ответ я куда-то его ударил.   Я не успел заметить, как мы повалились на пол, колотя друг друга и задевая витрины, с которых что-то падало и похоже разбивалось. Я понятия не имею, к чему бы все это привело – достаточно быстро мы оба устали, выплеснув силы и накопившееся напряжение.

- Ты идиот, - выдохнул Пати, явно сердитый, но все же я не мог не заметить, как дрожат уголки его рта, потягиваясь наверх в попытке сформировать улыбку. Я протянул к нему руку, чтобы притянуть его ближе к себе и наконец поцеловать – его рука остановилась на полпути к моей, но почувствовав, что с дракой покончено, он положил ее мне на плечо. Я коснулся его горячих губ – как будто не касался их несколько месяцев, я уже так соскучился, и теперь наслаждался ими, ощущая ноющую боль в местах, где будут синяки. Я знал, он мог ударить меня гораздо сильнее, как и я его, но обошлось без этого. Его волосы щекочут лицо, как и его тяжелое дыхание. Надо убираться отсюда, но я не могу оторваться, да и не хочу. И только я об этом подумал, как что-то громко зашипело, заставляя нас вздрогнуть и оторваться друг от друга, распахивая глаза и возвращаясь в реальность.

Это шипела рация.

Я узнал голос Фиша, хотя это было нелегко с учетом какого-то шума на заднем плане и с тем, как быстро он говорил:

- Я слышал твои сообщения, прости, чувак, не было возможности ответить, тут творится полный пиздец, я понял, где ты находишься, и, к сожалению, не я один – по пути тебе попадется магазин с заправкой и я бы очень хотел посоветовать тебе вообще не приближаться к нему! Боюсь, ты уже там, поэтому вали оттуда ко всем чертям в пустыню!