Я бы пошел с тобой хоть на край света, хотя порой мне кажется, что мы уже достигли этой точки в своих вечных соревнованиях. И все же, можно было бы встать на краю  этого самого обрыва высотой с долину Маринер, взять тебя за руку, за твою мозолистую ,горячую, но все еще аристократически тонкую и бледную, если стереть пятна от машинного масла, руку, а потом, рассмеявшись, прыгнуть вниз. Без разбега, без страхов и взаимных признаний, без всей жизни перед глазами, потому что вот она, жизнь, впереди – вечная и с тобой.

Зачем оглядываться назад, зачем все эти «если» и «А вдруг»? Все равно, что идти по подвесному мосту над пропастью с кипящей лавой и думать о том, как твое тело будет кипеть в обжигающей каше, как ветер разнесет запах паленой плоти по округе, как волосы превратятся в хрупкие угольные соломинки, а потом и вовсе сгорят. Самому подписать себе приговор, скрепив сделку своей собственной кровью – это же так просто. Хватит и одного слова.

Шагнуть с тобой в пропасть без предрассудков и страхов, не обрывая разговора о том, какая чудесная погода для октября - вот чего я хочу. Никакой помпезности и нелепой безвкусицы эпохи древних королей, покрытой позолотой, только мы с тобой, только чувства, только симфония на оголенных проводах. Помнишь, Алиса говорила, что если так лететь, можно вылететь с другой стороны Земли? Может, мы с тобой почувствуем землю только тогда, перевернув мир ради себя и своих чувств? Давай станем антиподами нас самих, ведь это же так забавно – ходить на руках.

Мы ведь каждый день подвергаем свою жизнь опасности, хоть и не замечаем этого. Все по заученному алгоритму: перезарядка, выстрел, уклон, быстрый взгляд, жив ли ты, выдох. По новой. Сколько убитых на твоей совести? Сколько еще патронов в моем магазине? Мы уже давно забыли о нормах общества, потому что для нас нет рамок. Для нас все пространство – холст, на котором мы, творцы, изображаем, что хотим.

Черный юмор, плоские шутки о Боге и религии в целом, от которых ты смеешься до колик в животе, переходя на хриплый свистящий кашель, ставший твоим соседом с тех пор, как тебе прострелили легкое в той бойне на складе. Бог? О чем вы? Нет, я перестал верить в него с тех пор, как положил в кобуру на поясе бластер.

Ты подпеваешь занудному противному голосу болезненного и слабого анорексичного мальчишки, каким вижу его я, из старенькой магнитолы, чей возраст добавляет скрипучести и уродливости этой какофонии. А я жду 10 минут до конца твоей очереди, чтобы сменить тебя за рулем, и вижу, как развеваются пряди твоих волос, в безобразном хаосе лежащих сейчас на вытертой коже куртки, в свободном падении. Вижу, как они тянутся туда, наверх, откуда мы вышли и куда уже не вернемся. Вижу твое лицо с прищуренными глазами от порывов ветра, бьющих в лицо, твои губы, которые шевелятся в беззвучном шепоте. Что это: мантра, молитва или просто новый бред, придуманный тобою мгновение назад?

Уже под вечер, когда в глазах обоих расцветают красные маки лопнувших капилляров, я сижу на мокрой траве бескрайнего поля рядом с Богом оставленным пустым городком и смотрю на тебя. Смотрю на тебя и вижу, как на скалах вокруг мелькают полки с мыслями, с кадрами, фотографиями. И ты улыбаешься, пытаешься дотянуться до меня, цепляешь рукой за манжет, но не хватает сил ухватиться, а я ведь лечу быстрее и глубже.

-Знаешь, ты просто поразителен. У нас только что был великолепный секс, а ты сидишь тут, уставившись в какую-то несуществующую мишень глазами, и разве что не ворон считаешь.

Да, ты абсолютно прав. Я поразителен, но не меньше, чем ты, который все еще шепчет в нашем свободном падении строки того глупого дурного юнца, так цепляющего за живое.

Fall into you

Is all I seem to do

Я растворяюсь в тебе. А ты тянешь меня за собой вниз.