6:30

Я ведь еще сплю, но слышу будильник. Я очень хочу поваляться, но надо вставать. Мне больше ничего не остается; я встаю (очень не хочу!), выключаю это кричащее создание техники, которое призвано портить вам настроение по будням.

6:35

Умываю свою сонную физиономию, чтобы побыстрее проснуться. Смотрю в зеркало, и мне кажется, что мои мешки под глазами  вижу только я, и никто больше. Потому, что за все время, как я начал жить этой поганой жизнью по расписанию, что-то никто не говорил мне, типа эй, дружище, ну и вид у тебя, иди домой и отоспись, и ещё уволься с этой хреновой работы!

Мечты, черт бы их побрал. Продолжаю умываться.

6:40

Мой завтрак довольно таки скучен, должен признаться. Сок, который я давно не люблю, непонятно из чего сделанный, и омлет, который меня уже тоже бесит. Я бы хотел приготовить что-то особенное для себя, что-то нереально крутое, например, самому сделать пиццу, с анчоусами, с сыром и острым соусом, ахх, как же круто! Или спагетти, да, я обожаю спагетти под каким-нибудь итальянским соусом, да! И надоел этот сок – сделал бы какой-нибудь коктейль, и был бы счастлив!

Мечты, ха. Продолжаю есть этот отстойный завтрак.

7:00

Надо одеваться. Опять этот белый офисный костюм, белый, настолько белый, что я в нём кажусь чуть ли не черным. Любое пятнышко – сразу надо эту ерунду стирать. Хотя, о каких пятнышках может идти речь?! Вся моя жизнь полностью исключает из себя даже риск сломать ноготь! Да нет, даже не ноготь, а я бы сказал, что я даже простудиться не могу, как нормальный человек! И эта белая одежда, ааааах, как же я устал от неё! Я так соскучился по черным джинсам, по толстовкам и футболкам, когда я мог выглядеть, как какой-нибудь рокер, или типа того. Но это невозможно. Поэтому я напяливаю это занудство на себя и иду собираться на работу.

7:15

Я спускаюсь на лифте. Я тут один, поэтому я прислонился плечом к стене. Ещё только утро, а я уже весь выжатый, как… как не знаю что. Мне уже не пятнадцать, и не двадцать, и даже не двадцать пять, но я чувствую себя мальчишкой, которому скучно в дорогом офисе его крутого папаши. Всё меня в какой-то степени раздражает своим отсутствием цвета, красоты, яркости. Всё блещет элегантностью и официальностью, и эти понятия доведены до абсурда, иначе не скажешь. Аж глаза режет. Я не верю, что в таком окружении можно как-то умудряться оставаться живым. Во всяком случае, у меня плохо получается.

Лифт приехал, и я должен идти.

Возле дома припаркована моя машина. Белая. Автомобили другой раскраски больше не выпускают. На этой белой машине я еду на работу. На дорогах спокойно, все едут медленно, и все одинаково белые. Прямо таки в глазах рябит, что лишний раз моргаешь, думая, не совпадение ли это. Но это правда. И так я доезжаю до работы. Я оставляю машину в том же месте, где и всегда, где оставил её в первый раз. Если раньше это доставало, то теперь я уже хочу, чтобы кто-то, ну хоть кто-то занял это место, чтобы хоть что-то изменилось.

Но ничего не меняется.

Я захожу в здание, иду мимо людей, похожих на манекены, захожу в лифт, поднимаюсь на двадцать девятый этаж, и иду в свой офис. Он не большой, но и в то же время слишком огромный для такого маленького количества вещей. По сути, там ничего нет – только стол и шкаф. И ещё несколько стульев. Там скучно, поверьте.

Вешаю пиджак в шкаф, думая о том, что скоро будет ещё теплее. Можно будет вообще ходить в одной рубашке, без курток или пиджаков. Это то время, когда можно веселиться. Купаться где-нибудь, играть в разные игры, ходить на пикники. Только не для меня. Я до сих пор хочу всего этого так же, как и хотел всегда, но я не могу. Я заперт в этом офисе и в своем доме, чья белизна душит меня. Только я ничего не могу сделать. Какого то черта я вообще ничего не мог сделать.

8:00

Я сижу за своим столом, на котором стоит ноутбук, который смотрит на меня своим светлым экраном. Моя работа – это делать какую-то хрень с информацией. Я составляю какие-то дурацкие списки, сортирую отчеты, по сути, я не делаю ничего, что бы имело смысл. Я не лечу людей, и не вскрываю их трупы, не продаю домашних животных, я просто сижу и стучу по клавишам, щелкая иногда мышью. Надоело. Иногда ко мне приходят люди, скучные и бесцветные, несут какую-то чушь, я отвечаю, соглашаюсь, им нужно распечатать отчет, или наоборот – мы их составляем, и потом они уходят. Я сам не понимаю смысла всего этого, но я делаю это.

Иногда бывают собрания. Знаете, когда все сидят за столом, а один дурак, обычно самый важный и главный, стоит у доски где какой-то непонятный график, и говорит, и говорит, и говорит… это так нудно, что можно засыпать под это. Все кивают, будто что-то понимают, обсуждают что-то, о каких-то там налогах, компенсациях, росте продукции, ляляля, я уже сплю. Самое ужасное, это когда тебе самому нужно что-то говорить. Ты сидишь и, как и все, несешь какую-то чушь, а внутри у тебя паника: что происходит?! Потом, когда ты выскажешься, и все обсуждают твою «идею», «мысль», или что ты там сказал, ты сидишь и офигеваешь, мол, это что такое сейчас было? и так всегда.

И сегодня – не исключение.

Боже, как я устал – думаю я, оглядывая унылое помещение. Я смотрю в окно, но там лишь серые небоскребы, люди и машины. Черт возьми, я хочу в школу. Там ярко и интересно. Хотя, думаю, школы сейчас такие же, как и офисы. Скучно. Закидываю ноги на стол и откинувшись в кресле смотрю на небо, которого торчит из-за угловатых зданий. Единственное, что здесь цветное – небо. Голубое на горизонте, синее наверху, переливается так незаметно, что сразу ясно – вот оно, совершенство. Оно кажется живым. Живее, чем люди, бродящие под ним. Хотел бы я, чтобы у меня выросли крылья, и я мог выпрыгнуть в окно и взлететь, высоко, как воздушный змей, лететь по этому небу, а потом улететь отсюда и найти какое-нибудь место, где гораздо лучше. Где можно жить, а не проживать впустую. Ах, как бы я этого хотел. Господи, пошли мне чудо, которое бы спасло меня. Не надо сразу делать меня счастливым, дай мне только шанс, я все сделаю сам! Я лишь хочу выбраться отсюда! Сделай же хоть что-нибудь! Умоляю!

Но это только мечты. Я все ещё сижу в бетонной коробке, без надежды выбраться из неё.

20:00

Можно идти домой; рабочий день закончился, и теперь я могу выйти из этой тюрьмы, по-другому не назовешь. Выходя из здания, я снова смотрю на небо. Темно-синее, оно такое величественное и прекрасное. Но от его красоты становится только хуже. Я иду к своей машине, которая никуда не делась, никто её не угнал, а я был бы так рад, что больше не увижу её! Но нет – вот она, на месте, смотрит на меня своим бездушным взглядом фар.

Я еду домой.

20:25

Вот, я уже возле дома. Я не хочу домой. Там так одиноко, пусто… и всё белое. Как свет этих фонарей повсюду, кажется, что белизна это вирус, который атакует тьму. Это грустно. От этого света уже болят глаза, а разум чувствует себя как крыса в лаборатории. Пугающе и подавляюще. И я был как раз настолько подавлен, что не заметил недалеко от дома машину, которая явно отличалась ото всех, что были в этом городе. Но я не обратил внимания.

Я поднялся на лифте на своё этаж, и когда открывались двери, я чувствовал дикую тоску по всему, чего здесь не было. Но только подойдя к двери, я кое-что увидел; замок был сломан. Нет, серьезно! Вырван из двери! Из дыры торчали желтоватые щепки, и я был рад, что увидел хоть какое-то отличие от белого цвета, пусть это и стоило того, что придется ставить новый замок. И ещё я, все же, испугался. Обычно сломанный замок значил, что кто-то пробрался к тебе в дом. А ещё это может значить, что этот незнакомый гость ещё останется там, и вполне может убить тебя, если ты застанешь его. Короче, я очень испугался. Но, все же, толкнул дверь и зашел в квартиру.

Там был беспорядок. Мои вещи, которые я не очень-то и любил, валялись на полу. Обувь, одежда из шкафа валялись вперемешку, все дверцы были распахнуты, зеркало разбито. Я шагнул внутрь, не слушая инстинкт самосохранения, который очень некстати заявил о себе. Отсюда я видел кусочек спальни и кухни. Я видел, что моя постель вся выпотрошена, подушки валяются на полу, со столика все смели на пол, весь шкаф и комод перерыты, а будильник, ах какая радость, валяется вообще весь разбитый, в  хлам. Окей, на спальню я полюбовался, теперь надо глянуть, что на кухне, тем более, что оттуда доносятся звуки, свидетельствующие, что там и находится взломщик.

Так и оказалось. Он был там. Жрал мою фасоль, сидя на столе.

- О, привет! – весело поздоровался он. Как будто мы с ним старые кореша, а не два совершенно незнакомых человека, одному из которых принадлежит эта квартира, в то время как другой без спроса влез в неё.

- Привет, - как ни странно, отозвался я.

- Как поживаешь в этой унылой дыре? – спросил незнакомец, поедая фасоль в томатном соусе. Он улыбался вовсе не злобно, скорее беззаботно,  и вообще он был не похож на жестокого маньяка убийцу. Только на наглого друга, который любит прийти к вам в гости и поесть, сидя при этом на столе.

- Ужасно, - признался я.

- Неудивительно, - сказал он, - я бы повесился здесь. Вон в том шкафу.

Я подошёл чуть ближе. А он забавный. Из-под темной жилетки торчали желтые рукава, прилегающие к его рукам. Это выглядело красиво, так же, как и татуировки, которые торчали из-под них. Его черные волосы были ещё чернее, чем его джинсы, их острые пряди спадали ему до плеч, и это тоже было красиво. На шее у него висел круглый медальон, который поблескивал в свете люстры. Мне нравился этот парень; он был цветной, яркий, живой, он так выделялся на фоне этой уныло кухни.

- Что ты здесь делаешь? – спросил я.

Он посмотрел на меня, как на глупого.

- Я ем, это настолько незаметно?

- Я про то, зачем ты ворвался ко мне дом? – пояснил я.

- А, ну это длинная история, а мне скоро уходить, - он поставил на стол пустую банку, облизав ложку, поставил её в банку.

- Куда ты уходишь? – спросил я, чувствуя себя маленьким, задавая столько вопросов.

- Я не могу сказать. Ты доложишь властям, меня поймают и убьют. А я этого не хочу, - он слез со стола и подошёл к холодильнику, собираясь найти там что-то ещё.

- Ты ведь киллджой, правда? – снова спросил я, и от одного этого слова у меня по спине пробежали мурашки. Как от качественной страшилки. Да, я боялся его, боялся киллджоев вообще, ведь они сумасшедшие, они безумные убийцы, но в то же время они меня восхищали; могу поспорить, их жизнь не такая скучная и унылая, как у нас, подчиненных BL. Поэтому я так же не мог оторвать глаз от этого офигенного человека, который как по волшебству оказался в моем доме и всё тут разгромил.

- Да, я киллджой. А это молоко свежее? – спросил он, вытащив бутылку из холодильника.

- Свежее.

- Окей. – Пока он ковырялся в холодильнике, то стоял слегка боком ко мне. Так, что я видел кобуру и бластер в нем. Черт, он серьезно вооружен. Надеюсь, он не собирается разобраться со мной? Хотя с его стороны очень неразумно вот так стоять, ведь я могу взять что-нибудь тяжелое и ударить его по спине, и что он тогда будет делать?

Он закончил с поисками съестного и снова повернулся ко мне лицом.

- Что? Хочешь что-то сказать? – он, наверное, читает мысли.

- Нет… то есть да. Я не собираюсь никому докладывать про тебя. – Я правда не собирался.

- Отличненько, я рад, - он положил всё на стол, - только ты все равно кому-нибудь расскажешь. Вы всегда так делаете, - и он принялся пить молоко из бутылки.

 Меня это немного взбесило. Да нет, сильно взбесило! Я просто в ярости! Он приравнивал меня ко всем этим выродкам, которым нравится такая жизнь! Это несправедливо!

- Да ты хоть знаешь меня, чтобы так говорить обо мне?! – я схватил пустую банку из-под фасоли и бросил её со всей дури в его сторону. Ладно, я не собирался бросать её в него, я хотел напугать его, а целился я в окно. Банка благополучно вылетела туда, и, судя по звукам, разбилась о крышу чьего-то автомобиля.

- Ого, - прокомментировал он, - и как ты тут живешь, когда ты такой человекоподобный?

- Заткнись! Меня достало здесь все! – закричал я, сам не свой. И так же быстро успокоился. – Извини.

- Да нет, это было круто.

- Правда?

- Нет.

- А ты забавный.

- Ты тоже.

Мы помолчали. Будто выдерживали паузу в какой-то пьесе, что ли.

- А ты не похож на всех этих, которые носят белое, - заметил он, допивая молоко. Он тут что, всё сожрет?

- А с чего бы мне быть похожим на них?

- Ну не знаю я, что ты ко мне пристал?!

Странно, уже вовсе не чувствовалось, что он враг народа. За последние несколько месяцев, если не лет, он был единственным интересным человеком, с которым можно было поговорить. И мне не хотелось, чтобы он просто взял и ушел, а я опять остался один в этой ловушке.

- Слушай, я так и не узнал, как тебя зовут?

- Зачем тебе это знать?

- Так трудно сказать?

- Нет.

- А что, имя паршивое?

- Да классное у меня имя, не надо! Я – Фан Гоул.

- Я же говорю, что ты забавный.

- Да иди ты, - беззлобно ответил он, махнув рукой, принимаясь за кукурузные хлопья.

 Пока он ел, я снова рассматривал его. Нет, он, само его присутствие – это просто волшебство. Как будто ты столько верил в чудеса, когда все говорили тебе, что это всё сказки, и тут вдруг внезапно ты увидел то, во что столько верил. Больше всего меня радовало, что он реальный. Перестав видеть в нем злодея, я подошел поближе и сел рядом с ним на стол. Было ощущение, будто я нахожусь рядом с другом.

- А меня зовут Боб. И я ненавижу это место.

Он кивнул, продолжая хрустеть хлопьями.

- Хочешь поджечь чего-нибудь?

Он поднял на меня глаза. Тогда я в первый раз увидел, какого они цвета. Этот цвет сразу же очаровал меня.

Вот так я оказался в машине, со своими немногими любимыми вещами, которые я успел собрать,  на пассажирском сидении, смотря в зеркальце заднего вида, как густой дым валит из окон квартиры, где я раньше жил. Сильного пожара не будет – сто процентов, кто-то уже вызвал пожарных, но то, что столько лет трепало мне нервы и душило меня, сгорит. Да, в этом не было смысла, ведь все дело во мне самом, но для меня это было довольно приятно и символично – сжечь всё, что я ненавидел. На всякий случай, если прошлое может преследовать.

К черту расписание.

К черту правила.

К черту однообразность, однотонность, занудство.

К черту эту изолированность от настоящей жизни. 

Я иду вперед. И теперь не один. Разве этого мало, чтобы быть счастливым?