Вспышки фотоаппаратов ослепляют, рокот толпы лишает меня способности слышать, постоянное пребывание в состоянии эйфории спасает от депрессии.

А ты злишься и объявляешь мне очередной протест. Тебе скучно быть моей тенью?

Уверенность в себе, безупречный внешний вид и ни слова о прошлом; я завис в образе идеала тысяч недалеких подростков. Меня веселит вся эта беготня возле моей персоны.

Почему ты злишься, ну почему, Фрэнки? Тебе не нужно издавать ни звука, я сам все сделаю.

Каждый просит мой автограф, я не могу даже незаметно преодолеть расстояние между нашими домами; мне преграждают дорогу те, кому нравится то, что я делаю и что вытворяю с тобой на сцене. Это нравится всем.

А ты не понимаешь, почему я так поступаю с тобой, почему не позволяю быть рядом, почему специально довожу тебя до истерик… Мне можно.

Ты ведь мне позволяешь это…

Я веду себя как порядочная сволочь, вряд ли что-то еще во мне привлекает тебя; и ты материшься как последний подонок, во время наших разговоров по ночам.

Что, мать твою, я ошибаюсь?!

И когда ты в очередной раз открыто произносишь такое знакомое: «Я люблю тебя, Джи», я вынужден сказать то, что думаю, и пусть я издеваюсь, пусть ты не будешь разговаривать со мной месяц…
Все любят меня. Ты ведь знаешь, Фрэнк.