Пролог, Части 1 и 2
Часть 7.
Часть 8. Уроки животноведения, или как подоить корову.
Одинокая птица над полем кружит,
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если вздыбилась шерсть и клыки, что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
// "Песнь волка" Мельница
Мы въезжали в Опадищи на закате солнца, под торжественную перекличку вечерних петухов.
Кажется, я говорил о том, что на к’ьярдах мы догоним Фрэнка ещё до заката?
Так вот. Гхыровый из меня оракул. Очень гхыровый.
Началось всё с того, что в начале дороги из Зарниц в Опадищи нам повстречалось деревенское стадо. Хорошее такое, голов на пятьдесят. Мы уже было объехали его по широкой дуге, как вдруг пастух, заприметив нас, решил догнать, мотая какой-то тряпкой над головой.
Это оказались добротные, но чуть застиранные мужские порты, и когда парнишка подъехал достаточно близко, то смутился и быстренько засунул их в сумку.
- Милсдарь маг! Милсдарь маг! Мы вас ещё день назад ждали, как же это так? – запыхавшись, затараторил пастушок. – Коровы уж совсем не доятся, сразу ясно, что бабка та глазливая, ведьма опадищенская, всё молоко им свела. Чтоб ей, карге, пусто было! Пока с сынком своим, старостой, не приехала к нам на село – все до одной доились, молока девать было некуда…
- Стоп, - уверенно сказал я, глядя как можно грознее. Если неконтролируемый поток слов не прервать сейчас, так этот мальчишка в своём рассказе мог дойти и до дня основания сего достойного места, именуемого Зарницами.
Парень захлопал глазами, чувствуя, что его губы, слегка сдерживаемые моей магией, не могут больше двигаться и плотно сомкнулись друг с другом.
- Я буду спрашивать, а ты отвечай – кратко, понятно, без лишних подробностей. Хорошо? – пастушок испуганно закивал, руками трогая рот и не понимая, как же так вышло, что он не может больше сказать и слова.
- Ты говоришь, что меня ждали ещё день назад. Как это могло случиться? Я проезжаю мимо случайно и по своим делам, и совершенно не понимаю, о чём ты говоришь.
Я слегка повёл пальцами под восторженным взглядом Шериона, и пастух затараторил, обрадовавшись вновь обретённой способности трещать без умолку. Пришлось снова напомнить о своей просьбе. Кисть моя сжалась в кулак, и паренёк снова затих.
- Пожалуйста. Не торопись и говори спокойнее, так я быстрее пойму, в чём дело.
Мальчишка истово закивал головой, издавая мычащие звуки, и я сжалился над ним.
- Милсдарь маг! Так мы этого… Мага староста выписывал – стадо-то хворое подлечить. Чтоб удои вернулись. Даже письмо из Страмина пришло – ждите, мол, приедет скоро ваш спаситель. А мне было поручено смотреть в оба глаза – у нас тут никто почитай, и не ездит, только свои да такие, как вы – залётные, которых издалека видать – одёжа-то не деревенская, да и кони – не кони, а беси бескрылые. Нонче рано утром, только выгонял коров, как пронесётся кто-то на рыжей кобыле! Только пыль по дороге поднял до неба…
«Значит, Фрэнк проехал Зарницы утром. Как я и думал… Гнал всю ночь, несносный мальчишка! Как он ещё из седла не вывалился от усталости?»
- Значит, маг ещё вчера должен был…
- А разве вы не маг? – прервал меня парнишка, утирая нос рукавом.
Я устало вздохнул. В целом, если ты опаздывал к заказу на сутки, то официально уже не мог предъявлять в Ковен, что «твою работу увёл какой-то проезжий шарлатан». Как и меня правила Ковена магов обязывали не оставлять страждущих моей помощи без оной.
И дырка в бюджете в виде выпотрошенного Фрэнком кошеля давала о себе знать.
Мысленно я посетовал на свою «удачливость» и, тяжело глянув на пастуха, мрачно изрёк:
- Маг я, маг. Показывай своих коров, будем искать, откуда зараза пошла.
Если вам кажется, что ощупать пятьдесят голов крупного рогатого скота на предмет наведенного знака порчи – тяжёлая задача, скажу вам прямо – ничего подобного. Это вонючая, бодучая, хвостом машущая задача, но никак не тяжёлая. Чего уж тут – знай, осматривай шкуру на предмет художеств, да от рогов особо ретивых уворачивайся.
К слову, пару раз я не успел, и мой зад и правый бок ощутимо побаливали. Пастушок смущённо краснел, сдерживая улыбку, а Шерион – тот просто покатывался со смеху чуть поодаль – вампира людские коровы к себе не подпускали.
Терпел я это недолго. Мухи лезли в лицо, нос забивал едкий запах навоза, смешанный с густым ароматом парного молока, и работать в подобных условиях мне приходилось впервые. Наконец, я вышел из себя и крикнул своему спутнику:
- Что смеёшься, дубина? Сам то, поди, избалованный маменькой да папенькой, что не знаешь, с какой стороны корову за вымя дёргать сподручнее?
Вампир оборвал смех на высокой ноте, а потом выдал не менее дерзкое:
- А ты, будто, знаешь, ваше магическое высокоблагородие?
Я ухмыльнулся и начал усиленно думать о способах размножения крупного рогатого скота, чтобы он не смог меня прочитать, это мелкое чудовище.
Шла двадцать седьмая по счёту корова. Я выдохся, но судьба мне улыбнулась. Апатичная, будто полусонная бурёнка стояла передо мной и вяло перекатывала за зубами травяную жвачку. За ухом у неё темнел небольшой, уже чуть размазанный знак порчи. Он был неправильным, кривым, и именно поэтому повлёк за собой болезнь всего стада, а не одной коровы, чьи рекордные удои были кому-то из соседей как бельмо на глазу.
- Спорим, я подою любую корову из этого стада? – я играл на публику из двух мальчишек. Я был жалок, наверное, но уж очень не хотелось упускать возможности полюбоваться на вытягивающееся лицо наследника Догевского трона.
Вампир, наверное, осмотрел меня скептически. На таком расстоянии не было видно. Я думал о коровах. Он, немного помедлив, согласился:
- Хорошо. Ты покажешь, как доить корову. И если у тебя это получится, я…
- То ты сделаешь внушение моей стервозной кобыле, чтобы она вела себя приличнее, - выпалил я, зная, что светловолосые умеют договариваться с к’ьярдами. Честно, я устал делиться с ней своим пайком только ради того, чтобы она величественно позволяла моей заднице забираться на неё. – А ещё – будешь везти сумку с моими вещами до самого Магического форта, - закончил я с условиями сделки.
Шерион, задумавшись, кивнул, а потом, обойдя стадо по краю, издалека ткнул в коров:
- Вон та. У которой рога как два дрына. Будь осторожен, я не хочу лопнуть от смеха тотчас же, поэтому не торопись, - издевался мальчишка, а пастух, наблюдающий за спектаклем молча, просто смотрел округленными глазами, как я иду к выбранной молодой коровке и, пристраивая сбоку от неё маленькую одолженную табуреточку, присаживаюсь напротив вымени.
Делая вид, что глажу рыжий с белыми пятнами бок, сам незаметно коснулся двух точек – этому приёму меня ещё мама научила, давным-давно, когда я был маленький, не старше Шериона, а то и помладше.
Теперь бурёнка просто стояла и не двигалась, пока я, властно крикнув у пастушка кружку, виртуозно не надёргал в неё белого парного молока почти до края.
Паренёк, худощавый, веснушчатый, с внушительной дыркой меж передних зубов, восхищённо наблюдал, как маг доит корову. Сноровисто доит, мастерски. Я был уверен, что он в жизни никогда не видывал ничего более захватывающего. И никогда не увидит больше, так что отчасти я понимал его.
- Прошу, – протянул я кружку вампиру под нос, подойдя к нему поближе.
Тот скептически принюхался, а потом отвернулся:
- Терпеть не могу парное. Сам пей.
И я, пригубливая ароматное белое питьё, только блаженно зажмурился – питаться на ходу, пить из ручьёв, поднимать нежить и догонять всяких обнаглевших воров – да от такой нервной жизни кого угодно на молочко потянет… Тем более – вкус детства.
Я прикрыл глаза и ненадолго окунулся в воспоминания, навеянные теплом парного молока.
В тот год я был самым несчастным ребёнком на свете. Наша деревенька, затерянная в лесах между Стармином и Ясневым градом, была вдалеке от основного тракта и никак не значилась на картах для путешественников. У нас никогда ничего не происходило, и вся жизнь крутилась только возле того, чтобы вспахать, засеять, вырастить, сжать и обмолоть хлеба, копаться в огороде и заботиться о животине. Дети, кто уже вырос из возраста мальков, посильно помогали взрослым, поэтому было совсем не странно, что я умел доить корову. На самом деле, это была лишь малая толика из того, что должен уметь делать деревенский ребёнок. И если летом было немного повеселее – были ягоды и рыбалка, и долгие прогулки до реки по темнеющему сумраку до каждой кочки знакомого леса, то зимой вообще наступала тоска смертная.
И именно в такую холодную, жутко ветреную зиму в нашей деревне появился он. На большом чёрном коне, в волчьем полушубке, с обмороженными щеками и инеем, застывшем на бровях и ресницах – постучал в наш дом, потому что тот был крайний. На улице бушевала вьюга, а в избе горел огонь и пахло простой, но вкусной деревенской едой – толчёной картошкой с куском масла да поджаркой на сале и луке. Отец погиб на войне людей с вампирами, и мать тянула нас одна, как могла. За столом сидели пятеро – двое старших братьев, я и малышня. Я был ненавистной белой вороной у старших, и они шпыняли меня, как могли. Болезненный и тощий, я бесконтрольно двигал предметы взглядом и не понимал, что со мной происходит. А ночью, когда старшие удирали гулять к девушкам, мы забирались с мелкими на печь, отгораживались от всего мира пологом из коровьей шкуры, и я уступал их детским просьбам - показывал им волшебство: просто небольшие искры, поднимающиеся из моих ладоней тогда, когда я представлял с закрытыми глазами, будто с них вспархивают бабочки.
Верес был исхудалым и хмурым. Как та туча, что висела над деревенькой и осыпала её снегом. Он отогрелся и искренне поблагодарил за ночлег, а потом изрёк:
- А средний-то ваш магом будет, - на что моя мама истово трижды перекрестилась.
- Окстись, добрый человек, - торопливо сказала она, прижимая мою голову к своему животу. - Какой из него маг? Так, фокусничает помаленьку, младших развлекает. У нас вот, в паре вёрст церковь есть да дайн служит. «Негоже в пакости всякой отраду находить, - сказал он, - ибо нет в волшбе душе спасения», – заученно пересказала мама слова нашего священнослужителя, и от души поплевала через плечо.
Я поёжился. Магия жила во мне, билась птицей, просящей отпустить её летать, но вечные насмешки старших и неверие мамы делали своё дело. Я боялся даже пробовать свои силы.
До того времени, как вечером того же дня мужчина, представившийся Вересом, не прошептал мне, проходя мимо: «Уговаривай мать, - сказал он. - Если разрешит – возьму тебя с собой, в Стармин. Будешь учиться в Школе и волшебствовать, сколько душе угодно. Талантливый мальчишка».
Как же я загорелся этой идеей! Я половину ночи не спал и весь следующий день просил мать отпустить меня, говорил, что меня примут в известную на всю Белорию и Волмению Школу Магии, но всё было напрасно.
Я плакал и ныл, понимая всю тщетность твоих усилий. По добру мать меня не отпустит. Поэтому, торопливо, но тепло попрощавшись с младшими, я быстро собрал в сумки пожитки и еду, и ускользнул из дома, пока мать была в хлеву. Верес уже уехал, и мне пришлось догонять его, умирая от страха того, что не найду дороги в этой снежной пурге.
Но я нашёл. Поплутав по лесу, выслеживая цепочку почти заметённых следов, всё же нашёл – Верес сидел у костра, покуривая трубку, и вьюга, не дающая мне даже дышать толком, словно ударялась о невидимую границу в шаге до его тела и просто тихо опускалась снежинками на резковатое и невозмутимое лицо.
- Мать отпустила? – скептически поинтересовался он.
Я же не знал, что ответить ему. Потому что врать не хотелось, а правда была грустной.
- Угу, - пробубнил я.
Он усмехнулся, и с тех пор между нами завязалась странная, но очень тесная и добрая дружба. Поступив в Стармине в школу магии, я быстро нагнал пропущенную программу и чувствовал себя самым счастливым, нормальным человеком в обществе таких же, как и я, ребят - магов.
Жизнь только начиналась, и это было здорово.
А на лето я вернулся в родную деревню, чтобы смиренно получить свою порцию хворостины, маминых слёз и объятий. Она радостно приняла непутёвого сына обратно под крыло, но отучить от магии больше не пыталась.
Я допил молоко и улыбнулся. В пряных травах стрекотали кузнечики, ласточки чёрными стрелами рассекали ясное небо, и солнце уже нещадно пекло. Хорош всё-таки в Белории червень!
Я отвёл порченую корову от стада и сказал Шериону быть рядом – смотреть.
- Никогда не берись рисовать знаки, если не уверен в правильности и точности их исполнения. Это чревато различными проблемами, от не слишком значительных, как неудои у всего стада, так и страшными. В Школе мы разбирали историю, как одна недоученная в магии ревнивица назвала мор на целую деревню вместо того, чтобы просто отбить желание ходить по бабам у своего парня. Знаки и пентаграммы – это очень серьёзно.
Мальчишка кивнул, внимательно слушая. Я снова быстро ткнул бурёнку в нужных точках, и её взгляд слегка остекленел, она уже не реагировала на присутствие вампира так враждебно.
- Подойди сюда и смотри. Да не бойся, не боднёт она тебя, я её успокоил, - Шерион опасливо приблизился и стал разглядывать полустёршийся знак. Круг, рассечённый на две половины, и в каждой из них по негативной руне – потеря, болезнь. Только выполнены они были криво, и самое важное – круг не оказался замкнут до конца. В этом и была главная ошибка. Сглаз вырвался и распространился на всё стадо, а виновата в этом была всего одна корова, чьим рекордным удоям кто-то позавидовал.
- Чтобы свести знак, надо найти, откуда он начинался. И вырисовать его в обратном направлении. Речевая формула универсальная, так что лучше запомни её сразу – пригодится.
Я быстро зачитал ему заунывные строчки, и уже на третий раз мальчишка повторил их без ошибок.
- А теперь то, что посложнее. Прикрой глаза и почувствуй, как магия струится через твоё тело. Представь, что она сосредоточена в глазах, руках, в кончике каждого пальца. А потом посмотри на знак.
- Ох ты! - восторженно выдохнул Шерион. – Он светится!
Я улыбнулся. Он был очень талантлив, этот единственный в своём роде вампир с магическими отклонениями. Лично у меня впервые получилось перейти на магическое зрение только с пятого раза, не раньше. Вольха смеялась надо мной, потому что простые вещи из практической общей магии представляли для меня много больше трудностей, чем сложнейшие заклятия из раздела управления чужой материей. Я от природы был некромантом, а не стихийником, и это сказывалось во всём. Но тогда об этом ещё никто и не догадывался.
- Видишь, откуда он начинался? – спросил я. – Это место должно гореть ярче остальных, а к концу линии должны становиться всё тусклее.
- Да! Вот, - и он было потянулся пальцем, но я остановил его руку.
- Сначала защитное заклинание. Не хватало ещё всякой погани без него касаться. Запоминай, мелочь, это как перчатки перед работой, - прочёл – магичь дальше. А без него – ни-ни.
Мы зачитали его вместе, и Шерион сам провёл обряд снятия порчи под моим чутким руководством. Выведя пальцем знак в обратном направлении под заунывное пение заклинания, он отошёл на шаг и сморгнул. Я улыбнулся. Порчи не было, и корова скоро поправится, вернув своё молоко. А за ней – и всё остальное стадо.
- Получилось? – неверяще спросило моё чудовище, удивлённо хлопая ресницами.
- Да. Ты хороший ученик, - я похлопал его по плечу и пошёл в сторону пастушка за нашим гонораром. – Повторяй выученные заклятия по нескольку раз в лень, чтобы они получались на автомате, Шери. Раз увязался за мной, будешь моим учеником.
Я шёл и не видел, как мальчишка счастливо улыбается за спиной.
Гонораром нам полагались десять золотых кладней, круг сыра и кринка творога со сметаной, которую мы умяли прямо тут, все вместе, сидя в высоких душистых травах и запивая молоком. Между прочим, творог непонятным мне образом неплохо восстанавливал магический резерв. Поэтому Шерион уплетал за двоих.
Спустя некоторое время и бесконечное количество дорожной пыли, которой мы надышались, пока ехали по раскалённой дороге, мы прибыли в Опадищи под нестройную вечернюю перекличку петухов...
Всё вокруг уныло убеждало нас в правильности названия этого селения.
Неопрятные, покосившиеся домишки, кое-где упавшие прямо на дорогу плетни с нанизанными разбитыми горшками на них, вяло повесившие головы подсолнухи и сонные, исполненные вселенской тоски собаки, лениво жарящиеся на солнце. Даже сеновал, запримеченный мной на краю деревни, выглядел так, словно выдержал налёт перебравшего браги дракона.
Редкие люди на улице также выглядели уныло и упавше духом, смотрели подозрительно и недобро, что я, недавно мечтавший о горячем кулеше и чашке дымящегося травяного отвара, неудержимо захотел объехать это место за версту. Мало ли историй о пропавших магах, ненароком заехавших в воинственно настроенное к волшбе поселение.
Но то, что рядом со мной был попутчик, а заодно и свидетель, а также чувство того, что Фрэнк совсем недавно был тут, подстегнуло мою храбрость. Я распрямил сутулые плечи и придал спине гордый осанистый вид. Не знаю, насколько хорошо получилось, но Шерион одобрительно хмыкнул.
Навстречу шёл плюгавенькиий мужичонка в потрёпанных холщовых штанах и серой застиранной рубахе, я, было, примерился объехать его, как он вдруг смело загородил дорогу Смолке, заставив кобылу резко затормозить и щёлкнуть внушительными клыками прямо у его носа.
- Ох ты ж, бесово отродье! – истово перекрестился мужик пятернёй и поднял заплывшие глазки неопределённого цвета на меня. – Здравы будьте, гости дорогие, добро пожаловать в Опадищи, чувствуйте себя, как дома, - загнусавил он, искоса поглядывая на мою бляху выпускника Школы. От стара до млада в любой захолустной деревушке каждый знал, как выглядит отличительный знак дипломированного мага.
«Вот уж спасибо», - передёрнуло меня от предложения быть тут как дома. Но вслух я сказал лишь:
- И вам не хворать, уважаемый. Чем обязаны чести?
- Так эдоть… Я, значится, староста тутошний. Меня Митрофаном звать, а вон и хата моя, на площади, справа.
Площадью он именовал располосованный колеями от тележных колёс единственный перекрёсток. Дом старосты был такой же – ничем не примечательный, старый, и не понятно было, на чём он вообще держится. Казалось, пни по нему ногой – и он сложится внутрь, как карточный шалаш.
- Очень приятно. Можете звать меня… - я задумался, потому что моё имя было странным и даже труднопроизносимым для обычного селянина. Мать рассказывала, что назвать меня Джерардом – была идея отца. В честь одного заблудшего барда-менестреля, у которого волею судьбы пала лошадь где-то неподалёку нашей деревеньки, и он целую зиму пробыл в Кукованах, пока весной не уехал с проезжавшим мимо торговым обозом. «Но-но, - заявлял он потешающимся над его именем селянам, - это сценический п-псевдоним, прошу относиться к нему с уважением!» Однако, пел он хорошо, как рассказывала мама. Так хорошо, что меня удостоили сомнительной чести носить его имя. Ох…
- Крысоловом, - вдруг выдал Шерион, заставляя меня резко оборачиваться на него и удивлённо хлопать глазами. – Этого господина мага зовут Крысолов.
- Милсдарь, прошу откушать с нашего стола, отдохнуть с дороги, - залебезил староста, и я, до сих пор не вернувший себе дар речи, направил Смолку плестись в сторону его дома.
- Что это было? – спросил я Шериона чуть погодя, осознав, что у меня появилось прозвище. Неплохое, надо сказать, но всё же весьма специфическое. Хотя, к чёрту, что уж там. Мне оно нравилось.
Мальчишка нагловато улыбнулся и ответил:
- Тебе и правда подходит, Джи. Имя Крысолов достойно летописей, поверь мне.
Я прикрыл глаза и вздохнул. Подходит - так подходит. Крысолов, значит…
- А вот и моя усадьба, спешивайтесь, заходите, коням сейчас воды принесу напиться, а вас мать в доме приветит – вон уж, в окно машет.
«Усадьба» приводила в уныние, машущая же из окна старуха напоминала героиню страшных детских сказок Ягу-бабу, и я еле поборол малодушное желание развернуться на лошади и скакать отсюда во весь опор.
Стараясь слезть со Смолки максимально достойно, я спросил старосту:
- А чего у вас люди такие смурные, ходят, как воды в рот набрали?
- Так эдоть… Мор же у нас был лет пять назад. А помощи из столицы так и не дождались. Больно много народа он выкосил, оттого у нас и кладбище за селом больше, чем само село. Только начинаем подниматься да в порядок всё приводить, да всё никак не получается – напасть за напастью…
Мы с Шерионом привязали к’ьярдов к плетню, осознавая, что эта мера – скорее видимость. Смолка уже заинтересованно косила на куст репья слева от ворот, и длины поводьев точно не хватало, чтобы ей туда дотянуться. Но её это явно не остановит.
Заранее пожалев старостин плетень, я пошёл за Шерионом к дому.
- Что за напасти? – просто ради вежливости спросил я.
- Так это… повадилось какое-то страховидло по ночам людей пугать. Ходит, коготочками по ставням скребёт, кошек да собак ловит и жрёт прям целиком, редко когда косточки остаются.
«Коготочками, говоришь?» - подумал я, заметив свежие, глубиной в пол пальца полосы на косяке у двери, так высоко, что это «страховидло» должно быть не меньше меня ростом. Неужели гуль?
- Мага приглашали из Стармина? Говорили, что у вас тут происходит? – спросил я серьёзно. Если гуль был свежий, то он только набирался сил, поедая собак. И скоро уже их станет достаточно, чтобы перейти на людей.
- Так а чего-туть происходит? Ставенки закрываем на ночь да на засов закладываем. А что ходит кто – так мало ли? Может, зверьё какое.
Шерион дёрнул меня за рукав. Я только кивнул в ответ – мне самому было понятно, что староста врёт. Гуль мучает их уже долго, оттого и люди все, как на иголках. Когда ночью в твою покосившуюся избу скребётся вставший мертвяк, отрастивший себе зубы-иглы и острые, в палец длиной, когти, сон отчего-то не идёт. И наутро не то что света белого невзлюбишь после подобной ночи, так и вообще жить не захочется, зная, что назавтра всё повторится.
Я вздохнул. Село бедное, экономят на всём, чём только можно. Мага им не потянуть, а гуль, закончив тут, раздвоится и пойдёт на более зажиточную Зарницу или, чего хуже, в сторону многотысячного Витяга. И тогда уже простыми байками о лесном зверье будет не отделаться.
- Значит, так. Напишете мне бумагу в адрес королевской канцелярии, что ваше село еженощно атакует нежить. Что вы послали запрос в Ковен, но помощь нужна уже сейчас, поэтому работать приезжему магу пришлось в долг. Сумму поставите в двадцать кладней и распишетесь.
Я не собирался работать бесплатно. Но и брать денег тут было не с кого. А с подобной бумажкой существовал небольшой шанс того, что королевская канцелярия оплатит хотя бы половину запрошенной суммы. Попытка – не пытка.
Мужичок смотрел смущённо и переминался с ноги на ногу, комкая в руках картуз. Я глядел на него вопросительно.
- Так эдоть… Грамоте-то мы не обучены. Вот жена моя, покойная, Ветка, та и читать, и писать умела… Да померла в год мора…
Я торопливо сел за стол, вытащил из сумки листы с магистерской, взял с конца чистый, взял перо и принялся строчить. Терпеть не мог касаться людского горя. Не от того, что был жестоким или холодным к чужим несчастьям – как раз наоборот. Сторонние беды так сильно и остро задевали меня, что руки начинали трястись, а разум – туманиться яростью. Мне хотелось вернуться в Стармин, направиться прямо в резиденцию короля, где за три года делали уже пятый, по счёту, ремонт – Власу третьему никак не хватало роскоши, ему казалось, что дворец выглядит неподобающе серо для столицы Белории, - и раскатать её по камушкам. Потом обменять в первой попавшейся гномьей лавке обломки позолоты на монеты и вернуться сюда, грозно взяв слово со старосты, что он кинет все эти средства и силы на то, чтобы село снова зажило и зацвело садами, пёстрыми цветными крышами и разлетающимися девичьими сарафанами.
И видит Двуликий, я не оставлю это просто так.
Написав бумагу и заручившись закорючкой в качестве подписи, я аккуратно убрал её в сумку, засунув куда-то в середину магистерской.
Затем мы плотно поели простой, но горячей и жидкой перловой похлёбки на требухе, и завалились спать на сеновале рядом с домом.
Времени на отдых было ровно до полуночи, потому что ночью спать нам уже не придётся, в этом я был уверен совершенно.
- Сегодня будем охотиться? – шёпотом спросил у меня Шерион, растянувшийся рядом на сеновале.
- Я бы сказал – работать. Гули очень опасные существа, когда вступают в полную силу. Поэтому я надеюсь только на то, что наши клиенты ещё не настолько сильны. Иначе нам придётся несладко.
- Гули? – заинтересованно спросил мальчик, переворачиваясь на бок, шелестя соломой.
- Вид нежити. Что-то нарушается в подземных магических потоках, и если рядом есть достаточно свежий труп, он превращается в опасного усовершенствованного мертвяка. Гули питаются мясом и кровью, чтобы поддерживать своё существование, поэтому метод борьбы с ними только один – отделять голову от тела, а затем сжигать. Пепел собрать в кучу и развеять по ветру, - нудно цитировал я заученный материал из Энциклопедии Чудищ живых и неживых, периодически позёвывая. На село опускалась ночь, и если я хотел быть в состоянии работать, срочно требовалось поспать.
- Значит, будет весело, - довольно подвёл итог мальчишка и, ещё немного поворочавшись, мерно засопел.
Часть 9.
|
