Майки был мертв. Я хотел убедить себя, что просто не могу смириться и поверить в эти три слова, но я знал, что это никогда не сработает. Слезы стекали по моим щекам на холодный линолеум, но я плакал совсем не из-за того, что отрицал правду и не мог принять ее. Я плакал из-за внутренней пустоты, ужаса, и разочарования, что я не могу просто солгать самому себе, когда мне это так нужно.
Если бы тогда где-то рядом взорвалась бомба, я бы ничего и не заметил. Весь мой мир сжался до пределов моего скорбящего разума. Будь у меня хоть немного больше здравомыслия в тот момент, я бы чувствовал неловкость и смущение от положения, в котором находился, но об этом не могло быть и речи. В конце концов, я уже не мог плакать, слезы закончились, я просто лежал на полу.
Проходили минуты и секунды. Не слышалось ни единого звука, кроме кашля Рэя. Из коридора доносились крики каких-то людей, но, честно говоря, мне было плевать. Я думаю, каждый из нас, находящийся тогда в той палате, пребывал в состоянии абсолютного шока. Знаете, говорят, что ты никогда не ожидаешь смерти, не думаешь, что случиться что-то ужасное до тех пор, пока оно на самом деле не произойдет. Так же было и с нами. Даже когда Майки задыхался в последние минуты своей жизни, все равно оставалась какая-то совсем крошечная надежда, что возможно, просто возможно, ему станет лучше. Но кроме этого было еще многое, помимо его смерти, что заставляло нас молчать, сохраняя тишину.
Майки... о, Господи. Это была единственная связная мысль, которая крутилась у меня в голове. Дело было не просто в факте его смерти. Нет, дело было в боли, которую он терпел перед тем, как умереть. Закрывая глаза, я мог увидеть его кричащим и трясущимся совершенно четко и ясно, мог почувствовать, как его кровь попадает на мое лицо. Его голос просил остановить немыслимые страдания, просил нас умолять остановить их. Все эти воспоминания находились где-то на мели моего сознания, но в глубине я пытался понять, что же это все означает.
Это не был просто какой-то странный грипп, это была чертова чума. В коридоре люди лежали на раскладушках. В другом штате моя жена умирала или уже была мертва. Доктор Джеймс говорил мне, что все контактирующие с больным заражены и в конце концов тоже умирают. Все. Включая нас.
Я даже близко не был готов умереть. Столько всего я еще хотел сделать, столько всего хотел увидеть, я совсем не был готов наблюдать за тем, как болезнь забирает моих друзей, как это произошло с Майки. Я никому бы не пожелал пережить ничего подобного, даже моему худшему врагу. Боль, через которую прошел Майки, заставляла меня бояться еще больше, представляя, когда придет моя очередь.
Мой брат кричал от боли до тех пор, пока она не закончилась. Когда мы были детьми, Майки никогда кричал и не рыдал так истошно. Ничего не изменилось и когда он вырос. Но этот грипп заставил его кричать так, как я никогда даже не слышал, настолько сильной должна была быть его боль. А теперь заболел Рэй. И, не смотря на то, что мои мысли были довольно туманны, я четко помню, как он ушел блевать в туалет. Никто уже не отрицал, что он болен тем самым гриппом. Это был лишь вопрос времени.
Я просто лежал там, словно замерзший. И по-детски наивно надеялся, что если я останусь в таком положении, может быть, время остановится, все вокруг замрет и больше не будет никаких смертей. Наверное, что-то подобное и могло бы случиться в каком-то идеальном мире, но я находился в самом настоящем аду.
Майки.
Спустя неопределенное количество времени я услышал шарканье, доносящееся с другой стороны комнаты. Я не обратил на это никакого внимания. Все, о чем я думал, была смерть Майки, остальное стало второстепенным. К тому же я знал, что если обернусь, то снова увижу его. А я не был уверен, что выдержу это.
Майки. Мой брат был мертв. Человек, с которым я провел большую часть своей жизни, один из самых близких мне друзей мертв. Я уже никогда не услышу его смех. Он больше никогда не улыбнется мне. Он никогда не произнесет мое имя. Он больше не прикоснется к своему басу. Майклу уже никогда не исполнится тридцать. Все закончилось и прошло теперь. И у меня остались лишь воспоминания, гребанные воспоминания.
Он поднялся так высоко после The Black Parade, только для того, чтоб вот так упасть? Это больше было похоже на какую-то глупую шутку. Наверное, я совсем скоро проснусь и начну готовиться к очередному шоу. «Ха-ха Джерард, ну и кошмар тебе приснился», - вот, что сказал бы Майки, а потом мы бы посмеялись вдвоем, заливаясь смехом, еще долгое время.
Но я знал, что ничего такого не произойдет. Мертвое тело Майки лежит в футе от меня. Я боялся заразиться этим вирусом, но какая-та часть меня наоборот готова была встретить чуму с распростертыми объятиями. Прошло всего несколько дней с тех пор, как все началось, но моя жизнь так резко изменилась, что смерть уже не казалась такой уж плохой идеей. Смерть была выходом. И даже если за пределами этого мира не существует больше ничего, по крайней мере, я уже не смогу чувствовать боль.
Я просто лежал, продолжая думать о моем мертвом брате и смерти в целом. Я был в самом глубоком и ужасном шоке, который когда-либо переживал, и до сегодняшнего дня я помню каково мне было тогда. Я слышал крики из коридора, осознавая, насколько они похожи на крики Майки. Я слышал кашель Рэя с противоположной стороны комнаты и чье-то приглушенное всхлипывание. Мы все выглядели настолько жалко.
Через какое-то время даже сквозь шок я начал ощущать давление, зарождающееся в нижней части моего тела. Я находился в некотором оцепенении, полностью занятый мыслями о нашем с Майки детстве, что поначалу это чувство не было таким явным, и я просто не замечал его до последнего. Но потом это ощущение превратилось в боль.
Мне нужно было в туалет.
Абсурдность всего происходящего заставила меня истерически захихикать. Как что-то настолько нормальное и естественное могло происходить во время самого настоящего конца света, это казалось чем-то невероятным, но, тем не менее, все было более чем реально. Мне нужно было сходить в уборную.
Я осознавал, что ждать больше нельзя, иначе я справлю нужду прямо себе в штаны. Когда я пытался заставить свои затекшие мышцы двигаться, чтоб хотя бы принять сидячее положение, я не мог сдержать улыбки, настолько смешной казалась вся ситуация. Мой брат был мертв, а мне хотелось в туалет.
Когда я наконец-то поднялся на ноги, стараясь изо всех сил не смотреть на кровать, я заметил, что трое моих друзей смотрели на меня так, словно я сошел с ума. Я раскрыл глаза шире в неком удивлении, что испугало их еще больше.
- Мне нужно отлить. Я сейчас вернусь, - пробормотал я, пытаясь сдержать приступ смеха. Не говоря больше ни слова, я отправился в уборную и закрыл за собой дверь.
Делая то, за чем я и пришел туда, я все же разразился смехом. Сначала еле слышно, но потом все громче и громче, я смеялся, словно какой-нибудь маньяк. Все казалось таким смешным . А еще смешнее становилось, когда в голове возник вопрос, что я собираюсь делать, открыв эту дверь и вернувшись обратно. Прийти и снова лечь на пол? Сама мысль об этом казалась смешной и нелепой. Мои плечи тряслись, когда я мыл руки, прямо в такт моему пугающе странному смеху.
- Джерард, т-ты в порядке? – послышался взволнованный и настороженный голос Фрэнка из-за деревянной двери. «Пока что», - подумал я, от чего на меня накатила очередная волна истерического смеха.
- Джерард, открой, пожалуйста, дверь, - голос Фрэнка предательски дрожал, но я знал, что он старается придать ему как можно более спокойное звучание. Здравомыслящая часть меня, которая до этого отошла на второй план, еще более напуганная, чем мой друг, заставила меня начать двигаться. Истеричный Джерард еще боролся, отказываясь это делать, но, в конце концов, добро одержало свою победу.
Я медленно подошел к двери, а мой смех стал еще более безумным. До сегодняшнего дня меня немного пугает то, что со мной тогда происходило в той уборной. И я не хочу, чтоб это когда-нибудь повторилось опять. Когда я наконец-то открыл защелку на двери, я уже слышал облегченный вздох Фрэнка.
Как только это было возможно, Фрэнк распахнул дверь так быстро, как только мог. Через несколько секунд я уже смотрел в его наполненное страхом и тревогой лицо, а потом он аккуратно обнял меня за плечи. А я до сих пор смеялся.
- Тише, все в порядке, Джерард, просто... просто присядь, - шепнул он мне точно так же, как матери шепчут своим новорожденным детям. Я позволил ему провести себя не больше двух шагов, ровно до тех пор, пока я не увидел своего брата. О, Господи. Увиденное потрясло меня, повергнув в полное молчание.
Фрэнк все еще осторожно поддерживал меня, при этом ведя куда-то, но вдруг я оцепенел, не в состоянии пошевелиться. Ушло пару секунд, пока он понял, что я перестал смеяться, и тогда его глаза округлились еще больше, чем мои. Никто из нас даже не додумался полностью накрыть тело Майки простыней. Ведь если бы мы сделали это, я бы не остановился и не созерцал тот кошмар, невольным свидетелем которого мне пришлось стать. О, Господи.
Тело Майки находилось в мертвом умиротворении, но все остальное было в прежнем состоянии. На одеяле осталось мокрое пятно от мочи, и, судя по запаху, опорожнился не только его мочевой пузырь, но и кишечник. Вдруг это зловоние стало настолько сильным, что я едва боролся с приступами рвоты. На простынях багровели следы кровавой рвоты и виднелись сгустки желчи, в засохшей крови была и вся шея Майки, делая его больше похожим на мертвеца с перерезанным горлом. Но кровь вокруг его рта выглядела особенно ужасно. Он был точно как Ганнибал из «Молчания ягнят» после того, как тот прикончил тех двух охранников. Но, Господи, даже не это было самым худшим.
Его глаза. Его чертовы глаза так и застыли, будучи широко раскрытыми. Когда-то такие дружелюбные, теперь они рассказывали историю о том, какую невыносимую боль пережил Майки, в какой агонии он умирал. Кровавая, черная рвота, которой он захлебывался в последние секунды своей жизни, засохла в его открытом рту. В его глазах отражался его последний немой крик. Его глаза не были закрыты, вместо этого смотря на меня, словно до сих пор умоляя: «Джерард, останови это, останови это!».
Я упал на колени, выплевывая желчь – мой желудок был настолько пуст, что блевать уже было нечем. Фрэнк все еще находился рядом, и с ним происходило точно то же самое, что и со мной.
- Кто-нибудь, вашу мать, закройте его глаза! – вдруг крикнул Фрэнк, и его слова предназначались Бобу и Рэю. Они вдвоем ошеломленно смотрели на моего брата, словно видели в каком плачевном состоянии он находится в первый раз. Парни пребывали в замешательстве еще несколько секунд, пока до них наконец не дошло, что повергло нас с Фрэнком в такой ужас. Рэй резко отвернулся назад, не сумев перебороть рвотный рефлекс, но Боб все еще держался. Он тут же вскочил на ноги, даже быстрее, чем я ожидал, и подбежал к кровати, на которой покоилось тело моего мертвого брата. Боб закрыл его глаза буквально в одно мгновение, будто ему нужно было сделать это до того, как Майки превратится в зомби, и времени на это у него оставалось совсем мало. Я же молча стоял в полном оцепенении.
Я всегда буду помнить, как тогда Боб закрыл Майки глаза. Даже сейчас мне кажется, словно все это происходило вчера, совсем недавно глаза моего брата закрылись в последний раз. Когда дело было сделано, Боб что-то прошептал себе под нос настолько тихо, что никто из нас не мог разобрать ни слова, а потом с головой накрыл тело Майки окровавленной простыней. Последняя задача была выполнена.
В тот момент я чувствовал себя так, будто меня только что спасли от удушья. Когда я увидел, что все те ужасы остались под простыней, мне стало легче, и я даже немного расслабился. Все вокруг еще казалось немного туманным, но я уже мог более или менее рационально мыслить. И когда мой взгляд опять задел застывшую под простыней фигуру, я вдруг вспомнил слова Доктора Джеймса. Он говорил, что мне нужно заняться похоронами. Для горя не было времени, и я знал, что пока что должен был забыть о нем. Я мог дать себе волю только в том случае, если бы все были мертвы, но до тех пор я просто не имел права закрыться в себе и своих чувствах.
В комнате было тихо, пока мы стояли, глядя на моего покойного брата. Наши взгляды всецело были прикованы к его телу, лежащему под одеялом, и в то же время мы думали, что же произойдет дальше. Единственным звуком в палате был кашель Рэя. «Черт возьми, он весь в холодном поту», - со страхом подумал я. А потом с этой мыслью, крутящейся в моей голове, я все же нашел в себе силы сказать то, что должно было быть сказано.
- Нам нужно организовать похороны.
Мой голос был спокойней, чем я ожидал его услышать. Рэй, Фрэнк и Боб шокировано смотрели на меня, а затем как-то странно переглянулись.
- Мы... мы не можем оставить его здесь вот так. Когда мы только пришли сюда Доктор Джеймс говорил мне об этом, и должен был заняться этим вопросом раньше... но я не мог, - сказал я чуть ли не шепотом. Мне казалось правильным говорить как можно тише, когда находишься в одной комнате с мертвецом. Боб с Рэй с пониманием посмотрели друг на друга, а Фрэнк, опустив голову, уставился на пол.
- Да-да, ты прав. Но куда нам звонить? – спросил Боб, так как Рэй заходился в очередном приступе кашля.
- Не знаю, - ответил я. – Тут где-нибудь есть телефонный справочник?
Фрэнк выглядел все более и более взволнованным, и я не мог понять, в чем причина такого поведения. Я стоял достаточно близко, чтоб видеть как крепко он сжимает руку в руке и нервно покусывает губу, отчего в уголке появилась маленькая капелька крови. Он выглядел как человек, который хочет что-то сказать, но при этом не может выдавить из себя ни слова. Из-за этого я снова ощутил, как во мне просыпается страх.
- Эй... я пойду поищу что-нибудь, - шепнул Рэй охрипшим и грубым от кашля голосом. Он был не в том состоянии, чтоб куда-то идти, но никто не возражал, даже видя, как его попытка встать с пола, привела к падению. Теперь мы все знали, что живем в очень неспокойное время, которого, возможно, у нас осталось не так уж и много. Боб помог Рэю встать на ноги, и они оба пошли в сторону двери, опираясь друг на друга.
Майки, как бы я хотел, чтоб ничего подобного никогда не случалось.
Эта мысль, внезапно появившаяся в моей голове, была отнюдь не риторической, я будто бы действительно обращался к моему брату. И это пугало меня. На самом деле я был чертовски напуган, но постарался как можно быстрее откинуть подобные мысли и сосредоточиться на первоочередных задачах.
Рэй с Бобом доковыляли до большой деревянной двери – единственного барьера, отделяющего нас от кричащих в коридоре людей. Фрэнк выглядел еще безумней и взволнованней, чем когда-либо, и когда Рэй уже собирался нажать на дверную ручку, с губ Айеро сорвались следующие слова, словно страшный приговор.
- Все бессмысленно, теперь есть только массовые захоронения! – вдруг выкрикнул он, и содрогаясь от рыданий, сполз на пол, давая волю слезам. Мы все тут же подошли к нему, и на этот раз, я уже не думал о Майки.
- Тише-тише, Фрэнк, все хорошо, - прошептал я. – Продолжишь говорить, когда сможешь, только не торопись, ладно?
Он согласно кивнул и продолжил рыдать прямо перед нами. Я до сих пор точно не знаю, что творилось в его голове, но ясно то, что тогда он позволил всем своим эмоциям выплеснуться наружу. Джамия, Майки, Рэй – он уже увидел достаточно. Позже он расскажет мне, что с тех пор, как все началось, он ни разу не плакал, ни разу до этого момента. Но пока Фрэнк бился в истерике, и все, что мы могли сделать, это положить руку на его плечо, при этом нашептывая отвратительную ложь, что все будет хорошо.
Я не помню как долго он находился в таком состоянии, содрогаясь от рыданий, пока и для этого не осталось сил. Иногда мне кажется, это продолжалось целую вечность, иногда – всего пару секунд. Я несколько раз поглядывал в сторону кровати, где лежало тело моего брата, думая: «Майки, мы так позорно выглядим сейчас, правда?»
Как и все в этом мире, так же закончилась и истерика Фрэнка. Постепенно он приходил в себя, пока, в конце концов, не поднял на нас свой взгляд, сказав лишь:
- Я в порядке.
Мы просто кивнули, стараясь не смущать нашего друга еще больше. Я уверен, что ни один человек не хочет, чтоб кто-то становился свидетелем таких нервных срывов, и, конечно, Фрэнк не был исключением. Но, что бы ни происходило, я все равно не мог не думать о Майки. Каждая моя мысль, сопровождалась мыслью о нем, о чем бы я ни думал, его имя всплывало везде. Может быть, я не мог слышать его, но я ощущал тяжесть, словно свинец, заполняющую меня. Фрэнк глубоко вздохнул, и это значило, что он готов.
- Ты помнишь, когда я ходил за болеутоляющим для Майки? – это был скорее риторический вопрос, потому он продолжил говорить с легкой дрожью в голосе. – В общем, я пытался узнать у медсестер, есть ли у них что-нибудь. Я рассказал вам, что не осталось совсем ничего, но есть еще кое-что, что я скрыл от вас.
- Одна из медсестер засмеялась, когда я начал задавать вопросы. И, естественно, я удивился, почему она смеется, а она ответила, что не осталось никакой надежды. Она смеялась не потому, что ей было весело... она была в отчаянии. Она рассказала, что они сгружают всех мертвых в мусоровоз, а потом... просто сбрасывают тела в яму! Но это еще не все... она сказала, что я еще совсем ничего не знаю о происходящем, если пытаюсь найти какие-то лекарства для больного, ведь рано или поздно я тоже окажусь на его месте. Но... но не это так задело меня. Джамия наверняка уже в одной из таких ям. А я даже не знаю, где она похоронена!
И после последнего сказанного им предложения, Фрэнка опять начало трясти от одного только представления о том, что его мертвая жена сейчас закопана в какой-то яме, окруженная десятками других разлагающихся тел. Мне и самому стало не по себе, когда я представил, что Линдси постигла та же участь. Я представил, как она умирала, так же как и Майки, только она была одна, на носилках в каком-нибудь кошмарном коридоре. Я даже не думал о том, чтоб позвонить ей снова, потому что знал, что она будет не в состоянии разговаривать.
Черт, Линдси, ты не заслуживаешь такого. Никто не засуживает такой смерти.
Обещание писать (читай, переводить) даже во время подготовки к экзаменам таки сбылось! И это правильно: как авторам, так и читателям-абитуриентам нужно отвлекаться от этих отвратительных вещей. Я даже, наверное, думала-гадала, какой фик во время подготовки ты выставишь. И хочу сказать: для кого как, а для меня "Руины" - это буквально то, чего просит душа сейчас. И не просто чтобы "картинно пострадать"над тяжёлым фиком, набраться тяжёлого настроения, как адреналина. Для меня "Руины" - это прежде всего фик, отвечающий на многие вопросы, связанные с жизнью и смертью. Уже тысячу раз говорила, что реалистичный и сдержанный ключ фика заставляет принимать всё, что в нём написано, за чистую монету. Такие вещи, если говорить по-честному, имеют большую ценность, нежели откровенно трагические, художественно приукрашивающие смерть работы. А ещё после "Руин" мне никогда не бывает плохо в эмоциональном плане. Как раз потому, что в нём нет излишнего эмоционирования. Скорее, прочесть фик - это как поговорить с доктором, который беспристрастно скажет тебе: "Да, у вас рак". Поэтому даже самые тяжёлые моменты в фике воспринимаются по-взрослому, как должное. Конечно, многое удивляет, поражает, разрывает собой спокойствие, но потом сознание всё же приходит в норму, и в голове вертится: "Значит, так и должно быть".
Я в последнее время часто задаюсь вопросом: что чувствует человек, потеряв близкого. Я имею в виду, меня интересуют все детали психологии такого человека. По одному из моих представлений, он вскоре после трагического события должен закрыться в себе, отгородиться ото всего мира и пребывать в постоянной боли, терзающих воспоминаниях, молитвах и проклятиях небу. Это вполне можно делать, если ты сам-один, но...когда речь идёт о компании друзей, которые должны стать поддержкой друг другу и опорой в самые тёмные времена... Вряд ли должно быть место любому эскапизму, отчуждённому самокопанию. Потому что это чистейший эгоизм. И я, конечно, понимаю, что Джерард принял решение не ограждаться от мира не из этих соображений, а больше из страха за собственную жизнь. Но, как бы там ни было, в Джерарде по-прежнему проглядывается больше сил к жизни, чем у остальных ребят. И как у него и в последние часы Майки теплилась призрачная надежда на выздоровление брата, так и у меня появляется такая же надежда на то, что Джерард сможет протянуть дольше своих друзей, сделать или узнать перед смертью что-то важное. Мне отчего-то до боли понятен трепет Джерарда перед мертвецом, когда он намеренно стал говорить тише (вообще, на секундочку, представить себе: каково оно, называть своего брата не по имени, а "мертвецом". Понимать, что он уже не человек - он просто тело. А ещё находиться рядом с "телом"). А мысль о захоронении - мне кажется, пусть она и бесплодна, но всё же смогла вывести из оцепенения всех ребят, включая главным образом Джерарда. Когда-то его истерические припадки смеха должны были прекратиться. К слову, случись такой припадок со мной, я бы также, как и Уэй, до конца жизни пугалась бы ему. Как по мне, это было нечто вроде исступления, когда разум покидает тебя, душа будто конвульсивно выходит из тела, и ты не можешь дать себе отчёт ни в чём. Теперь расскажу у моментах, произведших наибольшее впечатление.
Я думаю, всем нам страшна мысль о том, что мы или наши близкие будут умирать в муках. Вообще я лично представляю себе смерть в качестве избавления; хочется верить в то, что уходящий человек чувствует лёгкость, парение и спокойствие. Но о каком избавлении может идти речь здесь, если процесс умирания Майки был настолько адским? Я представляю себе, что Джерарду было больнее не меньше своего брата - от невозможности помочь ему ничем, от осознания того, что самый близкий человек так страдает, мучается, терпит. И что избавлением и вправду будет только смерть. Так что не знаешь, что хуже - цепляться за существование в муках или же уйти, навсегда и безвозвратно. Второй момент просто хочу процитировать:
- Все бессмысленно, теперь есть только массовые захоронения! – вдруг выкрикнул он, и содрогаясь от рыданий, сполз на пол, давая волю слезам. Фрэнк слишком много молчал - я даже, помню, в отзыве к прошлой главе начала спрашивать о нём. И вот, нам открылось самое главное... Фрэнку пришлось озвучить мысль, от которой все либо бежали, либо запамятовали. Новые реалии жизни - каково их, такие, принять? Если памятник и могила - это то материальное, что может остаться от дорогого тебе человека, то массовое захоронение - это безликость, прямой путь в самое небытие. Явно указывающее на то, что ни Джерард с Майки и Лин, ни Фрэнк с Джамией не встретятся уже никогда-никогда.
А ещё реалии жизни подсовывают то, что скоро сами парни окажутся на месте своих любимых, и Фрэнк это понимает в полной мере. Что совсем скоро будет сам валяться неизвестно где среди гниющих тел. Наверное, самое худшее окончание жизни, какое только можно придумать. И, да, вопрос о том, заслуживает ли действительно кто-то такого конца, некорректен, ещё как некорректен.
Сейчас остаётся только наблюдать за угасанием Рэя, возможно - Боба и Фрэнка. Надеяться на то, что наш главный герой найдёт хоть призрачный выход из ситуации, и в безысходной картине может быть проблеснёт капля света.
Оох, спасибо тебе большое за перевод именно этой вещи и именно сейчас. Столько мыслей, столько чувств, что не знаю, куда это всё деть, кроме как в слова комментария. Но фик действительно делает главное - заставляет задуматься о жизни, о том, как жить в этом мире, о своих близких, о силе духа и множествах не самых радостных, однако существующих в природе вещей.
вау, спасибо тебе за твой комментарий. вообще все эти отзывы - это важная штука, будь то что-то написанное собственноручно или перевод. просто всегда интересно и хочется знать чье-то мнение. и мне стыдно, что я в основном не пишу нормальные комментарии или вообще не пишу их, либо из-за отсутствия времени, либо из-за отсутствия каких-то внятных мыслей. а, может, я просто не пробовала и недооцениваю себя. но это вообще не важно сейчас, это я чего-то перескочила с одной темы на другую. но теперь я возвращаюсь непосредственно к самому фанфику.
ну, я планировала перевести главу значительно быстрее, а кроме того я планировала объединить обе части воедино, но то, что я планировала, к сожалению, не совсем совпало с моими реальными возможностями. и так получалось, что за перевод я садилась уже ночью. и вот что мы имеем из этого. я полностью с тобой согласна на счет реалистичности написанного. ну, правда, в тексте нет каких-то сложных метафор и всех этих художественных средств для описания горя и всех прочих чувств. все, казалось бы, просто, но что-то в этом есть, и написанное не оставляет равнодушным, а заставляет проникнуться атмосферой, задуматься о чем-то, попытаться понять, что чувствуют персонажи. и из-за отсутствия обилия какой образности что ли делать это не становится сложнее или хуже, и читать не менее интересно. так что во все происходящее веришь, и понимаешь переживания Джерарда, потому что, наверное, именно так и чувствует себя человек, потерявший близкого, в данном случае своего брата, да еще ставший свидетелем его смерти. это ужасно и это очень тяжело, и как мне кажется, вся эта тяжесть вполне передается в тексте, по крайней мере, в оригинале точно, а как я справилась с этой задачей виднее читателям. а еще очень жалко Рэя, потому что он болен и уже знает, какой мучительной будет его смерть. и вот, честно говоря, я не знаю как он держится и ради чего. потому что это должно быть страшно ждать свою смерть таким вот образом, видя как от той же болезни на его глазах страдая умирал другой человек, да и не один, чуть ли не вся больница. все пропитано безысходностью, и я думаю, что каждому из парней тяжело находиться в такой обстановке и искать в себе хоть какие-то силы идти дальше, потому что кажется, что все потеряло смысл. особенно странно это осознавать, когда еще буквально вчера все было хорошо, все были счастливы, и когда думаешь об этом, то действительно, не можешь поверить, что это не сон. так и происходит с Джерардом, и это вполне логично, что он никак не может до конца поверить в то, что все так резко изменилось и жизнь прежней уже никогда не станет. и я думаю, что то же самое чувствует не только он, а и каждый из его друзей, и Рэй, и Боб, и Фрэнк.
спасибо тебе еще раз за комментарий. я рада, что тебя заинтересовала эта вещь
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
И это правильно: как авторам, так и читателям-абитуриентам нужно отвлекаться от этих отвратительных вещей. Я даже, наверное, думала-гадала, какой фик во время подготовки ты выставишь. И хочу сказать: для кого как, а для меня "Руины" - это буквально то, чего просит душа сейчас. И не просто чтобы "картинно пострадать"над тяжёлым фиком, набраться тяжёлого настроения, как адреналина. Для меня "Руины" - это прежде всего фик, отвечающий на многие вопросы, связанные с жизнью и смертью. Уже тысячу раз говорила, что реалистичный и сдержанный ключ фика заставляет принимать всё, что в нём написано, за чистую монету. Такие вещи, если говорить по-честному, имеют большую ценность, нежели откровенно трагические, художественно приукрашивающие смерть работы. А ещё после "Руин" мне никогда не бывает плохо в эмоциональном плане. Как раз потому, что в нём нет излишнего эмоционирования. Скорее, прочесть фик - это как поговорить с доктором, который беспристрастно скажет тебе: "Да, у вас рак". Поэтому даже самые тяжёлые моменты в фике воспринимаются по-взрослому, как должное. Конечно, многое удивляет, поражает, разрывает собой спокойствие, но потом сознание всё же приходит в норму, и в голове вертится: "Значит, так и должно быть". 
