Думаю, страшнее всего было слышать от Линдси о том, что она надеется на быструю и безболезненную смерть. Всякие мысли о возможной борьбе уже покинули ее. После того, как ей пришлось наблюдать за смертью многих людей, окружающих ее, она, словно слепой робот, просто смирилась тем фактом, что ее ждет та же участь. Мне пришлось держать себя в руках, чтоб не накричать на нее, упрекая, что она смогла так быстро сдаться. Но я чертовски рад, что не сделал ничего подобного. Потому что сейчас я осознаю, что сам мысленно смирился со своей смертью от этой чумы уже тогда? когда впервые услышал чей-то кашель. Кричать было бы бессмысленно. И никто из нас не нуждался в этом.
Я был похож на маньяка. Меня ужасно трясло, тело дрожало, а одной рукой я сжимал перила чуть ли не до боли в пальцах. Но, не смотря на это, я старался контролировать свой голос, говоря, что люблю ее. И опять Линдси сказала, что мы встретимся с ней в другой жизни, что мне не нужно волноваться, потому что она тоже любит меня и ничто не способно это изменить. Я помню, как одинокая слеза скатилась по моей щеке, когда я неустанно признавался ей в любви, снова и снова и снова. Моя Линдси говорила так устало и измучено. Но у нее все еще хватало сил, чтоб отвечать мне взаимностью, опять и опять.
А напоследок она сказала: «Я думаю, пришло время прощаться».
До того, как я успел что-либо ответить, вдруг из телефонной трубки послышались звуки рвоты. Господи, все время она знала, что заболеет. Я хотел плакать, хотел кричать, но мой голос был полностью сорван. Даже сейчас я прекрасно помню, как пытался издать что-то похожее на крик, но мои связки уже не были способны на это. Телефонная линия оборвалась до того, как я успел в последний раз сказать своей жене, что люблю ее.
Я будто погружался в сон, моя рука обмякла, и телефон Фрэнка выпал из нее прямо на пол. Я был шокирован. Все события в моей жизни приобрели серый оттенок. Моя жена умирала, мой брат умирал, и всех остальных в скором времени ожидало то же самое. Я посмотрел вниз на землю, всерьез задумываясь над тем, чтоб спрыгнуть туда, в одночасье покончив со всем этим ужасом. Господи, я бы так и сделал, если бы не медсестра.
- Эй, моя дочь была фанаткой вашей группы. Я знаю, что это ничем не поможет, но возьмите, пожалуйста, - совершенно незнакомый голос зазвучал с правой стороны от меня. Я медленно повернулся, увидев стоящую рядом медсестру с зажигалкой и сигаретами на ее протянутой ладони.
- Вот, это мое, - добавила она, сунув их в мою руку. – Я уже давно хотела бросить, и, наверное, начну прямо сейчас.
Я просто смотрел на нее с открытым от удивления ртом, наблюдая, как она уходить прочь. Жажда курения опять вернулась, и я как можно быстрее поджег одну из сигарет.
Тот шок, который я переживал в тот момент, не был похож ни на что из того, что приходилось чувствовать раньше. Я был угнетен, когда принимал наркотики, но сейчас мои ощущения были абсолютно другими. Я не мог чувствовать ничего кроме пустоты, которая порождала в голове мысли о том, насколько далеко прыгать с этого балкона до земли. Но я знал, что не хочу возвращаться обратно, не так быстро, никогда. Потому я зашел за угол и сел у двери, где наблюдал за закатом и курил.
С каждой затяжкой я пытался заглушить в своей голове постоянно всплывающие имена. Линдси, Майки, Фрэнк, Рэй, Боб, Джерард, мать, отец, Линдси, Майки, Боб, Фрэнк... Они повторялись снова и снова. А пустота внутри росла и росла.
Дым пропитал воздух. Сколько сигарет я успел выкурить? Я не мог вспомнить. Но я видел, что солнце уже скрылось за горизонтом. Небо практически стало черным, и теперь я мог наблюдать за тем, как горят городские огни, когда ко мне присоединился Рэй. Он не сказал ни слова, он отлично понимал, кому я звонил и что я узнал. Он пытался утешить меня, все же сказав какую-то ерунду и сразу же поняв, что она бессмысленна. Только тогда, когда он увидел мой отрешенный взгляд, он решился сообщить мне о том, для чего и пришел в первую очередь.
Майки проснулся. И на меня опять нахлынули чувства, которые напомнили мне, что у меня все еще есть брат, и я должен проводить с ним столько времени, сколько смогу. Я вскочил на ноги, в то же время увлекая за собой Рэя, я опять шел по в тому самому коридору, ведущему в ад.
Когда я вернулся в палату, мой брат, и правда, не спал. Он был потный и липкий, постоянно кашлял, но его глаза остались такими же, какими я их видел всегда. Майки сказал, что ему больно, что болит не только горло, но и мышцы, и от этого мой желудок сжался. Он спросил, звонили ли мы Алисии, но когда Боб с Рэем опустили головы, смотря куда-то вниз, думаю, он все понял без лишних слов. Майки задал так много вопросов в ту ночь. Тогда я не понимал, но сейчас я знаю, что таким образом он пытался отвлечься от боли хотя бы на какое-то время.
Майки дважды блевал, но, по крайней мере, уже не кровью. Возможно, это и не назовешь рвотой, он просто отхаркивал желчь. Боб где-то раздобыл немного еды, так что нам даже удалось поесть, всем, кроме Майки. Когда мой брат окончательно потерял сознание, абсолютно изнеможенный, девятнадцатое апреля стало вчерашним днем.
А двадцатого впервые зазвучал крик. Я даже не понял, что заснул на полу, до тех пор, пока не услышал этот истошный ор. Мы все сразу же поднялись, увидев, что Майки мучается из-за мышечной судороги. Я подбежал к нему, пытаясь, как-то обнять, просто, чтоб он знал, что я рядом. В тот момент я не ожидал, что его опять вырвет кровью прямо на меня.
Как только приступ закончился, я быстро отправился в уборную, чтоб смыть с себя кровь, всячески пытаясь самому не вырвать от осознания того, что я снова весь в крови своего брата.
Что ж, я не сумел сдержаться.
Пока я блевал, Фрэнк побежал куда-то с целью найти медсестру. Он думал, что они дадут Майки морфий или что-то в этом роде. Позже он рассказал, как бегал по коридору, переполненному мертвыми и умирающими, пытаясь разыскать то место, где их не будет. Фрэнк был в трех разных отделениях, пока наконец-то не нашел несколько медсестер, свернувшихся калачиком на полу. Одна из них сказала, что остальные медсестры либо заболели, либо сбежали из города. И к тому же, у них больше не осталось обезболивающего. Они использовали все, что у них было в предыдущий день. Так что Фрэнк только и мог, что спросить, есть ли еще что-нибудь, что как-то может помочь, и медсестра ответила, что только Тайленол.
Но это не остановило его. На лифте он спустился на другой этаж, увидев, что там дела обстоят еще хуже. И когда он наконец вернулся в палату, он выглядел, словно сумасшедший. Первое, что он сказал, потом повторяя снова и снова, как заведенный, было то, что он споткнулся о мертвеца, лежащего прямо на полу. Все остальное он рассказал только тогда, когда немного успокоился.
Воскресенья стало для всех днем криков. Я никогда не смогу забыть, как Майки просил нас остановить его мучения, его боль. Даже на смертном одре, я буду ясно помнить эти крики, я никогда не смогу стереть из своей памяти образ его трясущегося в судорогах тела. Его ноги, руки, он весь содрогался, и это пугало меня так же сильно, как и его тяжелое дыхание. Кашель не прекращался вообще, заставляя его каждый раз подаваться всем телом вперед, а иногда даже выплевывать кровь и слизь. Это звучало так мокро, словно в его груди был целый бассейн. Только так я могу описать эти звуки, чертов бассейн. Все было настолько плохо, что я забыл и думать о курении, о моей самой вредной привычке.
Все, что мы могли, это просто стоять там. Ждать помощи было бессмысленно. Чудотворной панацеи не существовало. Мы даже не могли найти чертов Тайленол. Мы ничего не могли сделать, лишь наблюдать за тем, как мой брат умирает, точно так же, как футбольные фанаты наблюдают за играми НФЛ. Даже теперь эти мысли приносят мне ничуть не меньше боли, чем тогда.
Той ночью у Майки начались галлюцинации. Сначала он видел Алисию. Потом наших родственников, а после, даже тех, кого мы уже не видели годами. Судороги усиливались, и вместе с тем ухудшалось его состояние. Я так и не смог уснуть. Всю ночь я сидел рядом с ним, держа его за руку и говоря, что, не смотря ни на что, все закончится хорошо. Сам же я не был уверен, верю ли я вообще в жизнь после смерти, единственное, что я знал, это то, что если Майки умрет, по крайней мере, ему уже не будет больно. Он будет свободен.
Слава Богу, что у меня был Майки те первые несколько дней. Если бы его не было, я бы попросту сошел с ума. У меня была цель – оставаться с ним до самого конца, и эта цель отвлекала меня от угнетающих мыслей о скорой смерти моей жены, которая больше никогда не сможет ответить на мой телефонный звонок.
В тот момент Майки спас меня. И чем хуже становилось вокруг, тем больше во мне появлялось уверенности в том, что я выдержу все, что бы там ни было. Смотреть, как проходят последние дни жизни моего брата, было самым сложным из всего, что мне доводилось переживать, это было даже сложней того, если бы на его месте была Линдси. Мы по очереди отмывали Майки, отчищали его лицо, мы просто были рядом, мы учились, как нужно прощаться. Но какая-то часть меня умерла тогда, часть меня, которую я уже никогда не смогу вернуть.
В час ночи двадцать первого апреля, Майки перепутал меня с Алисией. И тогда я уже точно знал, что справлюсь со всем, что дальше подкинет мне жизнь. Я сидел рядом с братом, слушая, как он признается в любви своей жене. Ради его же блага я не стал ничего отрицать, я притворился ей, давая Майки возможность говорить все, что он хочет. Потом он все же пришел в себя, но я все еще не знаю, должен ли я быть благодарным за это.
Майки много кричал за те последние часы его жизни. Я мог видеть, как его мышцы сжимаются от боли, но не мог ничего сделать. Майки начал задыхаться, отчаянно борясь за каждый вдох, это выглядело так, словно он тонет, а его легкие сжимаются от нехватки кислорода. На коже появились синяки, а лоб покрылся испариной. Так же, как уходила прочь его жизнь, так же и исчезала та часть моей души, которая отвечала за способность видеть что-то светлое в этом мире. Счастье покидало меня, и его место занял холодный рассудок.
Я не мог даже плакать.
В три часа утра у Рэя начался кашель. В десять минут пятого началась рвота. Он не выходил из туалета не меньше двадцати минут, и мы слышали его плач из-за закрытой двери. У меня же уже не осталось слез, но еще одна часть меня отделилась, готовясь к смерти друга.
В полшестого Майки прекратил кричать. Мы все собрались у его кровати, трое здоровых и один больной. Я смотрел, как широко раскрыв глаза, он ловил губами воздух. И в моих ночных кошмарах я буду слышать не его мокрое дыхание, я буду видеть те глаза. Люди говорят, что глаза – это зеркало души, что ж, в таком случае, Майки рассказал нам свою историю уж слишком хорошо. Он чувствовал невыносимую боль, худшую их всех, которые только были в его жизни.
В шесть двадцать Майки уже не дышал, а скорее задыхался. Пот полностью пропитал его одежду, а мочевой пузырь не в состоянии выдерживать напряжение, опустошился, и мы чувствовали исходящий из-за этого резкий запах, но все так же стояли рядом. Мы вчетвером практически не двигались, находясь в полном оцепенении. Мы были разбиты, но мы научились прощаться.
В шесть сорок пять Майки схватил меня за руку так сильно, как только мог. Он сделал это настолько внезапно, что я дернулся от неожиданности. Вместо того чтоб отпустить меня, он притянул меня ближе к своему лицу. Мне до сих пор стыдно вспоминать, что в тот момент я невольно скривился. Я чувствовал, как от него пахло смертью, я видел его лицо, словно появившееся из ночных кошмаров, и на секунду мне показалось, что это монстр схватил меня, чтоб утащить за собой в ад.
Но Майки ничего не понимал, ему было все равно, он притягивал меня ближе и ближе, до тех пор, пока мое ухо не оказалось рядом с его ртом.
- Я... люблю... в-вас... всех. Джи... Я лю-люблю... т-тебя...
Это были последние слова, которые когда-либо говорил Майкл Уэй, слова, которые окончательно убили часть меня, ту часть, что я уже не смогу нигде и никогда отыскать.
Майки вдруг, словно чем-то поперхнулся, и я успел отодвинуться, когда он выблевал остатки крови.
Майкл Джеймс Уэй умер утром двадцать первого апреля в шесть часов сорок пять минут. Любящий муж, мой брат, друг, и герой для многих.
Последнее, что я помню, это то, как я упал на пол, безудержно рыдая чуть ли до боли.
Через неделю каникулы, свободааа. Да, это важная информация, потому что я по-прежнему ненавижу заставлять себя ждать, и по-прежнему совесть нечиста, когда так случается. Так что по традиции прошу меня простить. Это не лень и не апатия, это выпускной класс хD
Билли Бонс Майки умер. То, о чём ожидалось прочесть с самого начала, и это ожидание было напряжённым. Поскольку смерть Майки - первая наглядная иллюстрация того, что вообще происходит с человеком при этом гриппе. И иллюстрация того, как ведут себя близкие люди, когда ты умираешь в таких экстремальных условиях. Правдиво было сказано Джерардом, что в этой ситуации они все учились прощаться. Что-то тёплое отозвалось в груди, когда Майк всё же пришёл в сознание, пусть его рассудок потом и затуманился. Но, наверное, хуже всего погибать бессознательно, с пустотой в голове, чем с туманом. К счастью, перед уходом Майки сумел пообщаться с братом и друзьями, насмотреться на них, сказать, что любит их,... напоследок. И я отчего-то прекрасно понимаю ход мыслей Джерарда, который на смертном одре брата уже не был уверен, если жизнь после смерти вообще. В экстремальных условиях все иллюзии разбиваются, и веришь только тому, что можно осмыслить или пощупать. Короче, холодность мышления зашкаливает. Интересно, Джерард со временем зачерствеет сердцем от своих потерь? И может ли в теории человек с чувствующим, бьющимся сердцем выжить или хотя бы протянуть подольше? Я расстроилась, когда читала о явных признаках болезни у Рэя, потому что расстроился он сам, до слёз. И опять же, абсолютно точные мысли Джерарда... о том, что он уже сейчас хоронит ту часть своего сердца, которая принадлежит Рэю. По логике, и Фрэнка ждёт такая же участь, но пока что, ах и эх, он держится нормально, как и сам Джерард. Учитывая ещё и то, что на Джерарда пару раз блевал Майки заразной жёлчью. И тем не менее у него не возникает жалости относительно себя, относительно своего будущего. Будто он чётко знает, что, да, умрёт, но намного, намного позже. Что он выдержит всё, что ему отпущено, и, честно говоря, на фоне всеобщей трагедии эта мысль очень радует. Ещё раз отмечу, что все без исключения мысли Уэя для этой ситуации кажутся настолько веротяными и натуральными, что я уже не могу представлять мысли адекватного человека в экстремальной ситуации не такими, как у Джерарда. Больно ещё что медицинской помощи не оказалось. Во-первых, описания смерти Майки в муках хоть и сдержанные, но очень наглядные. Во-вторых, более-менее здоровым Джерарду, Фрэнку и Рэю нужно теперь поскорее выбираться из больницы, поскольку смысла пребывания там уже нет - ни помощи, ни лекарств, только мертвецы и зараза. Правда, пока что читателю (и, думаю, самим героям) неясна ситуация в городе и уровень его безопасности. Разумеется, друзья должны будут когда-либо покинуть больницу, вопрос только: когда.
Эта часть действительно небольшая, но в эмоциональном содержании ей не откажешь. Спасибо тебе огромное за твой труд, это очень важная вещь
мне ли не знать, что такое выпускной класс. так что тут я все понимаю, что время не всегда есть. но спасибо, что все же потом находишь его))
я вот не знаю даже, что ответить, могу только подписаться под каждым твоим словом. и на счет Джерарда, вокруг которого умирают буквально все, мне вспомнилась "Чума", где Риэ каждый день лицом к лицу встречался со смертью и остался абсолютно здоров, что, казалось бы, практически невозможно в той ситуации, в которой тогда находились люди. здесь происходит что-то подобное, и я не знаю, как это правильно назвать. может, это судьба такая, может, просто во всем и всегда есть какие-то исключения. и по поводу чувств Джерарда: наверное, когда смерти слишком много, когда она преследует тебя, со временем все тяжелые переживания сменяются угнетающей пустотой, не остается сил на какие-то ярко выраженные эмоции. а вот Фрэнк, с ним вообще все будет не так просто... ахах, такой мини-спойлер. ну, сюжет все расскажет, все покажет, главное - дождаться.
а тебе спасибо, что читаешь. это важно знать, что кому-то это интересно.
pampam, да Риэ просто чурбан бесчувственный по сравнению с Джерардом) Я очень люблю образ Риэ, правда, его строгий порядок мыслей без ненужных эмоций, но всё же Джерард не такой. Ещё в самом начале фика он был сердечным и добрым по отношению к близким. Да и просто, наверное, тоже. А сейчас... короче, мы увидим, как происходит черствение изначально мягкой души.
ну, Риэ врач все-таки, об этом тоже не стоит забывать. он, человек, который уже видел смерть и раньше, работал с ней. и то, во время эпидемий сознание все равно меняется, кем бы там ни был раньше. в любом случае, это тяжело видеть, как умирают все, в том числе и близкие тебе люди, а самому при этом оставаться абсолютно здоровым, когда ты понимаешь, что по идее с тобой должно произойти то же самое что и с ними. но почему-то ничего не происходит. тут и говорить бессмысленно, конечно, Джерарду будет тяжело, любому было бы тяжело на его месте.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
