Этот концерт определенно был хуже предыдущего. Конечно, я был увлечен происходящим на сцене, но эти ощущения всецело затмевало волнение за брата. Его кожа блестела от пота, а во время первых песен несколько раз ему приходилось прекратить играть из-за мучающего его кашля.
«Майки, ты в порядке?» – я слышал, как кричали люди в первых рядах, даже еще более взволнованные, чем я. И я нисколько не был этому удивлен – стоило кому-то из нас хотя бы двинуться не в ту сторону, сделать что-то не так, как обычно, по интернету уже расходились слухи чуть ли не о раке головного мозга. Вот только теперь их страхи не беспричинны. И я не мог этого отрицать.
Дабы избавить толпу от лишних беспокойств, по окончании одной из наших песен, я решил немного поговорить с аудиторией, как-то развеять их волнение. У меня были только самые честные намерения, но, наверное, мне все же стоило держать свой гребаный рот на замке.
В итоге все сводится к паре коротеньких предложений, в которых я говорил фанатам, что Майки заболел гриппом, но ему скоро должно стать лучше, и им не за что беспокоиться. Я видел облегчение на лицах многих людей, но некоторые выглядели так, будто не поняли, о чем идет речь. В их глазах был странный призрачный страх, словно они знают что-то, чего не знаю я.
Я заметил, что некоторые из них кашляли.
Шоу проходило неплохо, но я все еще не мог выкинуть из головы лица тех людей. Тех, кто не выглядел расслаблено, а наоборот еще более тревожно, чем до моих слов. Я волновался за моего брата, я боялся, что в любую секунду он может упасть и потерять сознание. Его кашель ухудшился из-за тяжелого и душного воздуха, а он сам еще больше вспотел. Но, в конце концов, мы все же завершили наш концерт.
Черт, ведь тогда я даже не подозревал, даже не думал о том, что произойдет потом, что свет софитов уже никогда не загорится опять.
Я прощаюсь с фанатами, чувствуя, как внутри меня нарастает страх, когда до меня доносятся звуки кашля из толпы. Тогда почему-то я прощался с ними дольше, чем обычно, говоря тревожным и счастливым лицам, что мы всегда любили играть для них.
А потом все закончилось.
Это был последний раз, когда мы играли перед такой аудиторией.
В ту минуту, когда мы скрылись из поля зрения голодных глаз, Майки упал на колени, едва не задыхаясь от кашля. Его бас с шумом рухнул на пол, издавая неприятный хруст, и внутри инструмента, похоже, что-то сломалось, но всем было плевать на это. Я и еще пару человек из группы тут же ринусь к Майки, и казалось, прошла вечность, пока он перестал кашлять и наконец-то поднялся на ноги. Мы разогнали всех остальных, кто стал свидетелем произошедшего, и помогли Майки дойти до гримерки. У него кружилась голова. Я знал об этом, потому шел рядом с ним, готовый в любой момент подхватить его, если он упадет.
- У тебя больше нет выбора, завтра ты не будешь играть. Тебе нужен сон и отдых, - скомандовал я, разрушая нервную тишину, распространившуюся между нами. Майки кивнул.
- Я говорил, что смогу сыграть сегодня, и я смог, - он пытался возразить, но не так настойчиво, как раньше.
- И едва не упал в обморок, - вмешался Фрэнк, стоящий слева от Майки, так же готовый словить его, если ему вдруг станет хуже. – Ты в любом случае не будешь играть до тех пор, пока не выздоровеешь.
- Давайте подождем, а там будет видно, ладно? – строго сказал Майки, со всей твердостью в голосе с целью положить конец нашей дискуссии.
- Как скажешь, - ответил я, зная, что четверо из нас против затеи Майки, и в случае чего мы сможем его остановить. Но в ту ночь мне не хотелось ругаться с ним и подвергать его еще большему стрессу.
Когда мы наконец-то добрались до гримерки и открыли дверь, я собирался остаться там с Майки и убедиться, что с ним все будет в порядке, но Рэй опередил меня. Он сказал нам уходить, решив самому остаться с моим братом и взяв на себя ответственность следить за его состоянием. Конечно, я не был согласен на это, но Рэй не хотел даже слушать меня, и Бобу с Фрэнком пришлось чуть ли не силком оттаскивать меня оттуда.
Последним, что я услышал перед тем, как дверь комнаты закрылась, был хриплый кашель моего брата.
Мы собирались быть в Детройте на следующий день, потому нам нужно было выезжать уже той ночью. К тому же мне еще оставалось разобраться с людьми, которые спрашивали меня о Майки, и решить все вопросы с Мэттом, который должен был заменить Майки на следующем шоу, независимо от желания его самого. После того, как Мэтт увидел, насколько плохо сейчас выглядит мой брат, он незамедлительно согласился. Он был очень хорошим другом, готовым всегда прийти на помощь, когда кто-то нуждался в ней.
Вместо того чтоб сидеть в тишине, Боб включил радио. Это было довольно непривычно, потому что обычно, когда кто-то хотел послушать музыку, мы включали какой-то диск. Но думаю, тогда каждый из нас хотел услышать последние новости, что-то еще о новой загадочной болезни. Днем раньше мы не знали практически ничего о ситуации с этим гриппом, но сейчас эти события прочно засели в наших головах, отказываясь просто так исчезнуть и покинуть нас.
После парочки ужасных песен, я уже был готов выключить эту хрень, и почти сделал это, когда вдруг зазвучала та же незамысловатая мелодия, которую я запомнил с предыдущих выпусков новостей. Это была Кэти Харрис, репортерша, рассказывающая нам о самых последних событиях. Мой желудок неприятно сжался, а я волнительно ожидал новых подробностей о гриппе, распространяющемся вокруг, желая все-таки узнать, им ли болен Майки.
Первая часть новостей была невероятно скучной: там говорили что-то то ли о пожаре то ли об аварии, то ли о стихийном бедствии, но не один из нас все равно не собирался выключать радио. Мы ждали, когда нам расскажут что-нибудь о болезни, и я уверен, что еще двое парней кроме меня в этом автобусе, думали о состоянии моего больного брата. Почти в конце выпуска мы все-таки дождались того, что так хотели услышать.
«Еще одна новость. Правительство приняло решение ввести отмену путешествий уже с воскресенья», - монотонно говорила Кэти Харрис, и в то же время мое тело, словно наполнилось свинцом. – «Почему правительство США решило перенести эту дату еще неизвестно, но отмена касается не только авиарейсов».
- Это дерьмово, послезавтра у нас будет столько проблем, - сказал Боб.
- Тише, я хочу послушать, - раздраженно прошептал Фрэнк.
«Начиная с воскресенья, двадцатого апреля, путешествия через границы США и государственные границы будут полностью ограничены. Ограничения включает в себя все перелеты, поездки на личном транспорте и грузовых автомобилях».
«Мы хотим убедить слушателей, что этот запрет временный, и будет действовать только до тех пор, пока не будет найдено лекарство от гриппа. Президент выступил с заявлением, сообщая, что вакцина должна появиться уже на следующей неделе после того, как пройдет все соответствующие испытания».
«Пока этот грипп сильнее, чем обычный, и сейчас распространился почти во всех странах ООН. И мы еще раз призываем вас принимать все меры предосторожности. Мойте руки. Ограничьтесь в поездках. Делайте все, чтоб быть уверенными в своем здоровье и здоровье своих близких. И... и...», - вдруг Кэти Харрис начала заикаться, заставляя нас вчетвером выпрямиться на своих сидениях, с тревогой ожидая следующих слов. Мне показалось, что она решалась сказать что-то, что запрещалось говорить. То, что ей не позволялось цензурой.
«И... запаситесь продуктами. Не выходите на улицу без особой нужды. И пожалуйста, ради Бога, если вы заметили у себя какой-то из симптомов гриппа, лучше оставайтесь дома».
«Это Кэти Харрис. До свидания», - закончила она, и мы с парнями переглянулись с явным испугом в глазах.
«Кэти!», - послышался мужской крик на заднем плане, пока опять не заиграла какая-то жуткая песня.
В автобусе повисла тишина, нам всем требовалось время, чтоб обдумать все, что сказала смелая репортерша по окончанию выпуска. Какого черта. Запастись продуктами?! Я вспомнил, что слышал что-то подобное год назад по телевизору в документальном фильме, рассказывающем о том, что произойдет, если нечто похожее на птичий грипп превратится в эпидемию. Я стал вспоминать, как показывали людей, запасающихся продовольствиями и прячущих их в подвалах, пока сотни тысяч людей умирали. Тогда я потихоньку начал понимать, почему все подвергалось такой цензуре.
- Думаю, это самое дерьмовое, что когда-либо случалось с нами, - подытожил Фрэнк, и мы все уставились на него, словно на призрака.
Мы просидели так еще десять минут, перешептываясь о том, что нам делать дальше. Мы знали достаточно и понимали, что продолжать тур невозможно, но при этом, если ограничение поездок, настолько сурово, как об этом говорят, вернуться домой мы тоже не смогли бы. Мы разговаривали, пытаясь убедить себя, что все еще не так уж и плохо. Мы не говорили о Майки, хотя безусловно мы все время думали о нем.
В конце концов, я не выдержал и отошел, чтоб позвонить своей жене. Она не ответила. Я не знал, что она делает, но действительно хотел услышать ее голос, убедиться, что с ней все хорошо. Я любил ее. Я очень сильно любил ее, и хотел быть уверенным, что она здорова. Я оставил ей сообщение. Тогда я подумал, что возможно чрезмерно эмоционально воспринял новости. Я имею в виду, что не было никакой реальной причины для волнений. Может быть, у этой репортерши паранойя. Никто из тех, кого я знал, еще не умер, а Майки был болен чем-то, что, возможно, даже не было тем самым гриппом, о котором говорили по радио. Я убеждал себя в подобных вещах все время, пока шел обратно к автобусу.
Когда я пришел туда, я увидел Рэя, который сказал, что Майки уже спит. Я спросил у него, как мой брат себя чувствовал, на что Рэй лишь покачал головой, ответив, что все нормально. Я разволновался, но в то же время я все еще кормил себя самовнушениями, стараясь не потерять рассудок, и почти поверил в то, что в происходящем сейчас нет ничего серьезного.
Я очень плохо спал из-за сильного чувства тревоги, не покидающего меня. Майки все время кашлял, и я клянусь, что слышал, как он стал кашлять мокротой где-то к средине ночи. Я просыпался много раз с желанием посмотреть на него, но решил, что не стоит врываться в его личное пространство. Было тяжело слышать, как он ворочается на кровати, заходясь в сильном кашле, и порой даже стонет, словно в агонии. Нам всем было трудно уснуть той ночью: больному Майки и его четверым здоровым друзьям.
Утро встретило нас рассветом, ярким и чистым, в Детройте, где изменится вся моя жизнь. Я проснулся рано, очень рано, так и не выспавшись и зная, что вряд ли в ближайшее время мне это удастся. Я делал все то же самое, что и обычно. Оделся, немного поел, и все в таком духе. Остальные ребята не особо отличались от меня в этом плане, мы все выглядели и уставшими и взволнованными. После того, как мы закончили все наши рутинные дела, мой брат все еще спал.
Он не издавал ни звука на протяжении пары часов, потому никому из нас не хотелось его беспокоить. Мы подумали, что он наконец-то смог крепко уснуть, и просто продолжили сидеть в автобусе, ожидая, когда мой брат наконец проснется, смотря на нас ясными глазами и будучи абсолютно счастливым. Я знал, что Алисия должна была волноваться за него, ведь она его жена, и для нее уж точно было бы огромным облегчением услышать жизнерадостный голос Майки по телефону.
Прошел час, затем еще один. И вот теперь мы начали беспокоиться. Но я остановился на мысли, что Майки может не просыпаться довольно долго, потому что сейчас ему нужен крепкий сон, как своеобразное лечение. Я предложил Рэю, Фрэнку и Бобу на время выйти наружу, размяться и взять чего-нибудь поесть. После недолгих протестов они все же согласились, и мы вместе покинули автобус.
Мне было намного легче. Майки спокойно спал, и я был уверен, что это говорит о том, что он идет на поправку. Это смешно, когда оптимизм приходит в такие странные моменты, не правда ли? В тот момент моей жизни я даже не мог подозревать, что что-то не так, как должно быть. Дела шли в гору. Мэтт все равно отыграл бы следующий концерт, но зато Майки становилось лучше. Даже если у него и был этот грипп, он оправлялся от него, а не наоборот.
Я наконец-то навел порядок в своей голове, и мог сосредоточиться на чем-то, потому начал читать новую книгу, которая обещала быть интересной. Прочитав тридцать страниц, я проникся историей, и чувствовал себя так хорошо, как не чувствовал себя ни разу с тех пор, когда Майки блевал в туалете два дня назад. Я и не подозревал, что может произойти что-то плохое.
Я не мог знать.
Я не мог даже подумать.
Но все же есть разница между реальным миром и миром внутри тебя, который ты себе представляешь... это как черное и белое. Совершенно неожиданно случилось то, что стало только началом моего беспробудного кошмара.
Вдруг, из ниоткуда я услышал звук, который останется в моей памяти вплоть до дня моей смерти. Этот звук начался кашлем, но потом в следующую секунду он превратился во что-то другое. Это было похоже на звуки, когда-то кто-то блюет, только этот был намного болезненней и мокрее.
Затем раздался звук падения чего-то тяжелого. В одно мгновение я откинул книгу в сторону, бросившись туда, откуда доносился этот странный шум. К моему брату, который отчаянно смотрел в мою сторону.
Губы Майки были покрыты кровью. Он старался сесть на колени, но все равно падал. Я подбежал к нему, обхватывая руками его содрогающееся тело, обвил руки вокруг его торса, залитого его же кровью. Я не верил своим глазам, я не верил в действительность происходящего. Все было, словно во сне.
- А... я... – он пытался что-то сказать, но кашель не позволил ему сделать этого. Он кашлял кровью, забрызгивая ковер черными кусочками желчи. Забрызгивая мою одежду и лицо, пачкая свои волосы. Майки продолжал трястись и дрожать, и если бы я не держал его так крепко в своих руках, он бы обессилено свалился вниз в свою же кровавую рвоту.
- Девять-один-один! – громко выкрикнул я, и это было последним, на что у меня еще хватило сил. Майки трусился в моих руках. Крови не становилось меньше, и мой брат буквально задыхался и давился ей, корчась от боли. Алый цвет страшной болезни окрасил нас двоих, но я ничего не мог сделать, чтоб это остановить.
Абсолютно ничего.
Я не соображал, что делаю, я просто кричал, снова и снова и снова.
|
