Когда на радио снова заиграла музыка, я сорвался с места, и пошел дальше, не в силах унять внезапно появившееся сильное беспокойство. Я чувствовал себя хуже, чем тогда, когда разговаривал с Рэем о гриппе, намного хуже. Наверное, если бы я не слышал последних слов из новостей, мне было бы легче. Закрытие на карантин Белого Дома после слов, что эта болезнь лишь «чуть сильнее» обычного гриппа. А что на счет ограничения путешествий? Тогда я даже не думал о том, какое значение это для нас имело. Вместо этого я думал, о том насколько ненужными являются все эти меры предосторожности, если все, что нам говорят о гриппе – правда. Не паникуйте, но оставайтесь дома, если заболели?
Карантин в Белом Доме? Серьезно, что это за дерьмо? Может быть, президент испугался распространения болезни, во всяком случае мне казалось, что вся сложившаяся ситуация не выглядит так, будто произошло что-то серьезное. Но опять-таки, ограничение путешествий? Повлияет ли это на нас каким-то образом? Наверняка, но тогда у меня не было даже желания думать об этом.
Болезненное лицо Майки мелькало у меня перед глазами. Я волновался за него, очень волновался. До того, как я окончательно не понял смысл новостей о гриппе, и внезапная болезнь Майки не начала потихоньку сводить меня с ума, я еще тешил себя пустыми надеждами. «Если бы у него был этот чертов грипп, ему наверняка должно было бы стать хуже, а не лучше. Именно так и происходит при гриппе, Джерард», - нашептывали мне мои мысли. Я заставлял себя в это верить. А почему я не должен был верить? Через пару минут Майки действительно выглядел намного лучше, далеко не так, как человек, который скоро должен умереть.
Но день продолжался. Я нашел Рэя, и после того, как рассказал ему о Майки, позвонил Линдси с его телефона. Тот телефонный разговор я, наверное, запомню до конца своей жизни. Она была такой счастливой, чертовски счастливой и жизнерадостной, и когда я услышал ее голос, все мои беспокойства исчезли. Мы болтали с ней, как двое молодых влюбленных. Конечно, наша молодость уже заканчивалась, но разговаривая с Линдси, я чувствовал себя по уши влюбленным подростком. Потом, где-то на половине нашего разговора, она спросила, почему мой голос звучал так напряженно, когда я только позвонил ей, и я ответил, что просто взволнован странной болезнью, о которой шла речь в новостях. Линдси рассмеялась и сказала не волноваться, сказала, что скоро обязательно придумают какое-то лекарство от этого гриппа, но я достаточно хорошо знал ее, чтоб понять, что она сама была взволнована по этому поводу, хотя и пыталась скрыть свое волнение.
Она никогда ничего не скрывала на меня, обычно она так не вела себя, и это расстроило меня больше всего остального, что я пережил за тот день.
Я сказал ей быть осторожней. Сказал, что люблю ее, и не хочу, чтоб она заболела. Вспомнив о том, что говорили в новостях, я сказал моей жене мыть руки и стараться всегда оставаться в безопасности. Она слегка засмеялась и сказала, чтоб я тоже был осторожен. Потом она уже совершенно серьезно сказала, что будет стараться обезопасить себя настолько, насколько это только возможно. Ее радостный голос сменился каменной серьезностью, он звучал так, будто она знала, что произойдет в следующие дни.
Вещь, которую я буду помнить лучше всего, ярче всего, это то, как я говорил ей о том, что люблю ее, подчеркивая свое чувство больше, чем обычно. Я подразумевал в этом все, что у меня только было. Линдси говорила, что чувствует то же самое, голосом, который я до сих пор всегда слышу в своих снах. Она сказала, что любит меня, и у меня не было причин для сомнений. А потом мы попрощались и разговор закончился.
Рэй, Боб и Фрэнк хотели увидеть Майки, чтоб убедиться, что он чувствует себя достаточно хорошо и сможет отыграть концерт. Я сказал им, что он спит, и лучше его не будить, а потом убедил, что он выглядит уже намного лучше и будет готов к вечеру. Я заставил их поверить мне, и следующие пара часов прошла совершенно нормально.
Когда мой младший брат, в конце концов, вышел, все еще бледный, но улыбающийся, мне стало значительно спокойней на душе. Видишь? Он определенно чем-то отравился.
Я неустанно повторял себе эти слова, стараясь верить в них от всего сердца, и казалось, прошло лишь несколько секунд, как я опять оказался на сцене.
Свет, музыка, крики, все эти безумные ощущения снова стали овладевать мной. Я чувствовал себя на вершине вселенной. Это было то, ради чего мы работали. Не ради интервью, не ради продаж альбома. Это было ради толпы, людей, которые приходили посмотреть, как мы играем, осуществляя свои мечты, переживая лучшие моменты своей жизни. Все из-за нас.
Это никогда не было ради коммерческой стороны нашей работы. Люди могут думать о нас разные вещи, но дело всегда было только в музыке. Каждая песня – это маленькая частичка меня, особенно песни из The Black Parade. Даже спустя годы, оглядываясь назад в те грустные времена, вспоминая то место, где родился альбом, я могу вспомнить, сколько чувств и эмоций мы вложили в эту музыку. Каждый из наших альбомов оставлял в себе часть меня, часть всех нас, сплетался в мелодии и слова, это было то, что значило очень многое для нас.
Порой люди воспринимают некоторые вещи по-другому, не так как ты, и даже после того, что мне пришлось пережить, после всех многочисленных трудностей, это не перестает волновать меня. Иногда я действительно не могу этого понять. The Black Parade, как мы продавались, записав его? Он звучал иначе, но мы делали то, чего хотели наши фанаты? Я всегда удивлялся, как мировоззрение некоторых наших фанатов могло меняться из-за малейшего моего движения, когда они просто смотрели на меня.
Когда я уходил со сцены, начиналась совсем другая жизнь. Я всегда старался игнорировать слухи, медиа, а тем более интернет. Мы все старались, потому что на самом деле, какой смысл обращать внимание на вещи, которые мы никогда не смогли бы изменить? Может быть, это было нашей ошибкой. Если бы мы обращали больше внимания на СМИ, мы поняли бы намного раньше, насколько странными становятся некоторые вещи в США.
В конце концов, это все лишь приведения прошлого, наши старые демоны, которые больше не имеют никакого значения. Совершенно никакого. Иногда я задумывался, насколько незначительной была моя жизнь, которая, казалось бы, переполнена смыслом. Я говорю о том, что я играл в группе, которая спасала жизни. Фанаты сами говорили мне об этом. Наша группа была причиной, почему многие из них не покончили жизнь самоубийством, спустив курок у виска. Наша музыка меняла людей.
Но разве моя карьера не подошла бы к концу через какое-то время? Я открывал рот и пел для того, чтобы жить. Конечно, были интервью, много других подобных вещей, но все это теряло свою значимость, стоило мне спеть лишь пару нот каждую ночь. Пока я сходил с ума на сцене, на другом конце планеты работали доктора, спасая жизни людей, или ученые, разрабатывающие лекарство для борьбы с раком. Да, музыка всегда была значимой частью в жизни людей, но правда ли мы меняли этот мир? Я знаю, что некоторые люди скажут «да», но порой меня терзают смутные сомнения, что это действительно правда. Ведь пение и игра на гитарах не сравнится с лекарством от рака, правда?
Согласен, мы делали музыку, но это не было тем, за что музыкальные компании могут получить больше всего денег. Это была торговля, концерты, большие арены, вмещающие настолько много людей, насколько возможно. Было ли это вечным? Мы все знали, что в итоге нам придется согласиться с каким-то коммерческим дерьмом, чтоб зарабатывать на этом деньги, но таким образом, чем мы лучше других? Все это мои чертовы сомнения.
Постойте, я опять перескочил на другую тему. Но я всего лишь рассказываю правду о том ужасном времени, когда я потерял все, абсолютно все, и это до сих пор причиняет мне адскую боль вспоминать и описывать те события снова. С каждым словом, каждым параграфом, я ворошу прошлое, переживая все чувства заново. Я знаю, что должен рассказать эту историю, должен довести это дело до конца, даже если потом оно уничтожит меня самого.
На концерте все шло отлично. Честно говоря, он был одним из лучших за весь тур. У нас была замечательная публика, и мы получали удовольствие от того, что делали. Находясь в экстазе, я совсем не замечал того, что в тот день больше людей потеряло сознание, чем обычно это происходило во время наших шоу. Наверное, я должен был. Сейчас я не вспомню, что именно тогда говорил, кроме того, что часто говорил слово «fuck» в разных его вариациях, а толпа смеялась.
Время от времени я поглядывал на Майки, как и остальные парни, просто чтоб убедиться, что он в порядке. Майки выглядел, будто ему уже намного лучше, но клянусь, он был еще бледнее, чем тогда, когда впервые вышел из гримерки. Только мне так казалось, или он действительно выглядел немного болезненно? Нахмурившись, я изучал его бледное лицо, и он поднял вверх большой палец, что-то вроде классического сигнала, говорящего: «Оставь меня в покое, я в порядке».
Мы все получили послание.
Наш концерт закончился на хорошей ноте. Не могу объяснить почему, но я чувствовал себя по-настоящему счастливым. Все было прекрасно. Я не мог даже подозревать тогда, что это был последний концерт таких масштабов, который мы сыграли все вместе. Наверное, если бы знал, я бы ценил это намного больше. Но жизнь смешная штука, полная неожиданностей, правда? Ты не знаешь, что имеешь, пока не потеряешь.
Через пару часов, как мы ушли со сцены, немного остыли и вышли на улицу к фанатам, я решил опять навестить Майки. Я действительно хотел убедиться, что он нормально себя чувствует. Я ни в коем случае не хотел, чтоб мой брат попал в больницу. Конечно, я старался держать остальных подальше от него, потому что он сам так хотел, но черт, я-то был родным ему человеком, по нашим венам текла одна и та же кровь. Я пошел к его гримерке и постучал в дверь. Я надеялся, что он там, но еще больше я надеялся, что не разбужу его.
Я подошел немного ближе, когда услышал приглушенный стон, и эти звуки исходили со стороны дивана. Должно быть, он спал, когда я понял это, в моей голове сразу же пронеслась парочка ругательств в свой адрес. Блять. Приблизительно через полминуты Майки подошел к двери и приоткрыл ее, чтоб посмотреть, кто стучал.
- Джерард? – спросил он, его голос звучал хриплым и уставшим.
- Боже, прости, я надеялся, что ты не спишь, - я пробежался рукой по волосам и уставился на пол.
- Нет, все нормально, - мягко ответил он. – Ничего страшного, - после этих слов Майки закашлял. Этого было достаточно, чтоб я опять поднял на него глаза, и мой желудок, казалось, скрутился в маленький комок.
Ему было определенно хуже. Майки выглядел очень бледным, его кожа блестела от пота, не смотря на то что, что на нем была только футболка. Было похоже, что его морозит, что ему очень холодно. К тому же у него был кашель. Если во время шоу мой брат чувствовал себя немного лучше, то сейчас все выглядит совсем наоборот.
- Знаешь, ты выглядишь очень хреново, - с тревогой сказал я.
Он засмеялся.
- Все в порядке. Думаю, я просто чуть-чуть перестарался на концерте. Я хочу немного отдохнуть, потому лягу спать пораньше. Вот увидишь, завтра мне будет лучше, - он улыбался, стараясь не заставлять меня волноваться. Но я ничего не мог с этим поделать. Я думал об этом дурацком гриппе, который не прекращал распространяться. Я хотел, чтоб все, кого я люблю, оставались здоровыми.
- Если ты не можешь играть завтра, просто скажи. Мэтт сыграет вместо тебя, как тогда, когда у тебя был медовый месяц. В этом не будет ничего страшного, - мой голос звучал ровно и совершенно обычно, но внутри я безумно переживал, а мои мысли возвращались обратно к тем чертовым новостям на радио.
- Джерард, я все знаю, ладно? Не выводи меня, - грубо сказал Майки с долей раздражения в голосе. – Я знаю свои возможности, и я знаю, когда мне нужно остановиться. Просто верь мне, хорошо? – я кивнул головой, соглашаясь с ним. Я правда не хотел бесить его, когда он и без того плохо себя чувствовал, потому я промолчал, решив не спорить.
- Конечно, без проблем. Тогда... тогда я пойду.
- Хорошо, увидимся позже, - уже теплее ответил Майки, и подождал пока я уйду перед тем, как закрыть дверь с тихим щелчком.
Той ночью все участники группы волновались за моего брата. Рэй показал всем остальным ту газетную статью, и теперь головы каждого из нас были заняты мыслями о гриппе. Мы были в Канзасе прошлой ночью, а теперь этот странный грипп добрался и сюда. Может быть, мы подхватили его? Был ли кто-то из группы болен им? Конечно, мы же взрослые люди – мы не могли постоянно волноваться о том, что, возможно, не так уж и страшно, как кажется, но... эти мысли были настолько мучительными, что я никак не мог от них избавиться.
Наверное, мы должны были волноваться немного больше, быть более предусмотрительными. Даже сейчас зная, что мы ничего не смогли бы изменить, часть меня не может смириться с фактом, что возможно, если бы мы больше внимания обращали на этот грипп, то могли бы как-то облегчить нашу участь. Я мог бы сделать хоть что-нибудь. Любой на моем месте думал бы точно так же, но мне всегда кажется, что я одинок в своих воспоминаниях.
Майки Уэй лег той ночью в кровать уставшим и изнеможенным. Я был рад, что нам не нужно никуда ехать, у нас было два шоу подряд в Congress Theatre вместо одного. Все, что Майки делал перед тем, как лечь спать – это дремал, кашлял и пытался протолкнуть в себя какую-то еду. К счастью он не блевал снова, хотя пару раз у него все же были рвотные позывы.
Я бы так не волновался за него, если бы он спокойно спал всю ночь, но он постоянно дергался и ворочился, еще и этот чертов кашель, который становился только хуже. Потом я задумался над тем, чтоб сговориться с остальными парнями, и оставить Майки отдыхать завтра, пусть даже против его воли, но освободить его от шоу.
Я плохо спал той ночью. Кстати, это была первая из многих ночей, когда я не мог нормально уснуть, постоянно просыпался, потел и вообще чувствовал себя на грани сумасшествия.
Следующим утром я проснулся рано, а дальше практически ничего не делал. Я думал, что поработаю над своими комиксами, но вместо этого я прочитал книгу, которая в принципе ничего особенного собой не представляла. Один за одним все остальные стали просыпаться, все, кроме Майки. Фрэнк, Боб и я спокойно пили наш утренний кофе, пока Рэй пошел за газетой. Мы почти ничего не говорили, и на этот раз тишина говорила намного больше, чем могли бы сказать слова
Рэй вернулся, показав нам очередной заголовок о гриппе, а Майки до сих пор не просыпался.
Теперь «запреты на путешествия», по всей видимости, перенеслись на понедельник или даже воскресенье, вместо изначально назначенного вторника, что заставило нас еще больше занервничать. Плюс ко всему Белый Дом все еще оставался на карантине, а в Канадских провинциях Новой Шотландии и Острове Принца Эдуарда было обнаружено несколько новых случаев заболевания гриппом. Я задавался вопросом, что же все-таки происходит. Чем больше мы все слышали об этом неизвестном гриппе, тем больше мы начинали волноваться.
Наконец, поздно утром, Майки проснулся. Он выглядел значительно хуже, чем вчера. На нем был одет толстый свитер, а по лицу стекали капельки пота, его глаза выглядели очень красными, налитыми кровью, и его кашель стал более мокрым.
Я сразу же сказал ему, что он не будет играть сегодня, так как выглядел очень болезненно. Даже после того, как остальные парни из группы, и несколько других людей, близких нам, сказали ему, что у него просто нет выбора, он, озлобившись, ответил, что отыграет сегодняшнее шоу, и мы не имеем права запрещать ему.
Я решил не трогать его, чтоб он немного остыл, и приглядывал за ним все время, пока он блевал тем, что съел на завтрак. К тому же у него был сильный кашель, настолько сильный, что мне казалось, Майки вот-вот свалится с ног. Он кашлял, а потом опять блевал.
Я был рядом с ним почти весь день, пропустив интервью, попросив Фрэнка выступить вместо меня. А теперь, бегая вместе с Майки в ванную, я был уверен, что увидел достаточно.
- Ты правда думаешь, что сможешь играть сегодня? – серьезно спросил его я, после того, как он откашлялся.
- Фрэнк играл, когда был практически при смерти, - возразил мой брат.
- Заткнись, ты же знаешь, что мы пытались заставить его пойти отдыхать, но он просто никого не слушал, - меня начало раздражать упрямство Майки, гнев буквально начал переполнять меня, пересилив остальные чувства. – Не будь идиотом! Ты только что блевал, у тебя сильный кашель! Ты же не хочешь извести себя всего за несколько недель до окончания тура? Имей хоть немного здравого смысла.
Майки даже не двинулся, он, кажется, вообще меня не слушал.
- Я не в настроении сейчас, - ответил он.
- Я тоже, и поэтому сегодня вечером ты будешь отдыхать. Повсюду этот долбанный грипп, и сегодня ты не играешь, - мой голос звучал твердо и непоколебимо, но до сих пор не действовал на моего брата.
- Слушай, я понимаю. Ты волнуешься, - Майки сказал тихо, спокойно, таким тоном, которым он почти никогда не говорил. – Я... я думаю, я немного отдохну, но разбуди меня, когда придет время готовиться к шоу. Я уверен, что мне станет лучше после отдыха, - он говорил, словно умоляя меня, что делал он очень редко. И этого было достаточно для меня, чтоб остановиться и на минуту задуматься. Я не смог устоять перед его просьбой, так же, как хрупкий карточный домик разлетается от ветра.
- Ладно, Майки, договорились. Иди отдыхай, а потом посмотрим, - я спокойно ответил ему, и его губы тронула легкая улыбка. Не смотря на то, что он чувствовал себя хреново, он все равно пытался держаться из последних сил. После этого он молча ушел, сказав лишь тихое пока.
У меня было стойкое чувство, что я должен пойти за братом, чтоб убедиться, что он без проблем дошел до кровати, но после того, как я провел почти весь день, не отходя от него, я понял, что нужно оставить его в покое. Что именно в его голосе заставило меня так изменить свое решение, я до конца не понимал. Позже я буду проклинать себя за это, но в тот момент я думал, что поступаю правильно. Ведь Майки лучше знать, как он себя чувствует, чем кому-либо из нас, правильно?
На протяжении недолгого времени перед шоу, я успел сделать много всего, по сути, совершенно неважного, чтоб рассказывать об этом. Но если называть самое важное из того, что тогда происходило, то это обсуждения состояния Майки с людьми, для которых это действительно имело значение.
Время неумолимо бежало вперед, забирая наши жизни и наш опыт с собой. Я шел к моему младшему брату, чтоб разбудить его для приготовлений к концерту. Конечно, это мог сделать кто-то другой, но я чувствовал, что это мой долг. Черт возьми, это действительно было моим долгом.
Майки выглядел ужасно бледным. Он был потным, и лежал, завернувшись в одеяло, рядом с ним на его стороне стояла коробка с салфетками. Майки спал довольно крепко, но я все-таки разбудил его.
Я опять спросил его, не хочет ли он остаться здесь отдыхать, и он, качнув головой, ответил нет, убеждая меня, что чувствует себя лучше. Я хотел было возразить, но вспомнил, что говорил раньше, и решил, что лучше промолчать, видя, что изменить его точку зрения все равно не удастся. Я знал, что мне самому не получится отговорить его играть на сегодняшнем шоу.
Майки держался в дали от остальных и появился только за несколько минут, как нам надо было выходить на сцену. Он специально так поступил, чтоб никто не видел, насколько болезненно он выглядит, чтоб никто не захотел остановить его и запретить ему делать то, что он хочет. И когда Майки наконец-то вышел, то было уже слишком поздно что-то изменить.
- Дерьмо, - шепнул Рэй Фрэнку, когда увидел моего младшего брата, подходящего ближе к нам, беспрерывно кашляя. Но было уже слишком поздно. Через минуту нам подали сигнал для выхода на сцену, мы все глубоко вздохнули, все еще волнуясь за нашего басиста.
