Я всегда просыпался раньше остальных. Иногда из-за кошмаров, иногда из-за криков санитаров, а иногда просто так, потому что мне хотелось. Было в этом что-то занимательное - смотреть, как медсестры медленно входят в отделение, то и дело прикладываясь к стаканчику кофе, как Джеймс, большой и неуклюжий санитар, аккуратно протирает окна, как доктор Морис, еле переставляя ноги, плетется к своему кабинету, собираясь еще раз хорошенько вздремнуть. Каждое утро, с тех пор как я пришел сюда, я вставал у стены в общей комнате и наблюдал за пробуждением отделения. Через полчаса, когда доктор Морис храпел у себя на диване, а Джеймс уже заканчивал с уборкой, из динамиков начинала звучать классическая музыка, которую так любила старшая сестра Сэнди, чаще всего Бах или Бетховен, но иногда она ставила что-нибудь позауряднее, например, Листа или Штрауса. Музыка была своеобразным будильником, и, как только из динамиков начинали доноситься хоть какие-нибудь звуки, все способные самостоятельно передвигаться больные поднимали головы, и убедившись, что музыка им не снится, медленно брели в ванную комнату. Овощи же или просто сумасшедшие, не осознающие происходящее, оставались лежать, ожидая, когда санитары отвяжут их от кроватей и повезут умываться.

 Каждый день в больнице был похож на предыдущий, но никто и не думал жаловаться, ведь, как объяснял нам доктор, порядок - залог нашего выздоровления. Каждый пациент, даже если он был овощем, хотел выздороветь. Я знал это. Мы все это знали, а потому старались никогда не нарушать плавное течение жизни нашего отделения.

 8:00 - завтрак. Все, кто был способен передвигаться, шли в столовую, остальным помогали санитары. Иногда санитары отбирали нашу еду, особенно если было что-то вкусное, например, яичница с беконом или сэндвич с вяленой говядиной, а вместо этого давали нам холодную кашу или остатки вчерашнего ужина. Но мы и не думали жаловаться - доктор сказал, что нам надо учиться жить в обществе, следовать общепринятым правилам и стараться не создавать конфликтов, тогда мы сможем выздороветь и выйти отсюда. А этого, безусловно, хотелось всем.

9:00 - прием лекарств. На минуту динамики замолкали, и оттуда доносился голос старшей медсестры, призывающий всех выстроиться в очередь перед постом медсестер. Там у них стояли бумажные стаканчики с нашими именами и таблетками внутри. Таблетки были разного размера и цвета. иногда мне давали по пять за раз, иногда вообще ничего, кроме обычных витаминов. Медсестры внимательно следили, чтобы мы проглотили таблетки, и, если у них возникали сомнения, приходилось широко открывать рот и поднимать язык, чтобы они могли проверить.

9:30 - общение. На самом деле, это "общение" состояло из простого хождения по общей комнате и перешептывания. Пациентам запрещалось вести себя громко, чтобы не нарушить покой других больных, поэтому нам никогда не давали смотреть телевизор или играть в карты. На все отделение была одна Монополия и и один комплект шахматных фигурок, правда, без доски. Если ночью все вели себя хорошо и не шумели, Джеймс приносил все это из кладовки, однако не больше, чем на два часа. Нам следовало общаться, чтобы, как говорил доктор, наладить способности к коммуникации с другими людьми, но на деле мы большую часть времени просто смотрели друг на друга и иногда тихонько посмеивались. Просто так, без причины.

12:00 - групповая терапия. Она проходила только два раза в неделю, по вторникам и пятницам, но никому больше не хотелось. Во время групповой терапии мы ставили стулья вокруг доктора Мориса и первые полчаса слушали его истории из жизни, в которых не было ничего поучительного или хотя бы интересного, но мы никогда не прерывали или останавливали его. Потом доктор как будто вспоминал, что мы не просто его друзья, которые собрались вспомнить прошлое, мы сумасшедшие. На самом деле, никто никогда не называл нас сумасшедшими, только пациентами или больными, но мы знали, что они так думали. Доктор доставал свой диктофон, похожий на черный жужжащий кирпич и начинал терапию. Каждый по очереди должен был сказать хотя бы по предложению о своем состоянии и самочувствии. Иногда кто-то, обычно какой-нибудь новенький, начинал пересказывать все, что у него скопилось на душе, сопровождая повествование слезами и соплями, кто-то даже кричал. Я находился здесь довольно давно, поэтому на терапии обычно врал или просто говорил что-то непонятное.

14:00 - обед. На обед мы снова шли в столовую, получали свою порцию супа и картошки, а затем вновь уходили в общую комнату. Никто не задерживался в столовой дольше пятнадцати минут - сразу после нас в столовую водили обедать психов из буйного отделения, и все мы знали, на что они были способны, поэтому предпочитали не встречаться.

14:30 - снова общение. После обеда все становились разговорчивей, так что обычно удавлось завести какую-нибудь беседу, однако по большей части это был пустой треп о том, кто лучше или сильнее. Все кричали, что-то яростно доказывали, пока медсестра или какой-нибудь из персонала не выйдет и не пригрозит нам остаться без ужина. Тогда все замолкали и снова бессмысленно смотрели в стены, думая о своем и ни на кого не обращая внимания прямо до вечера.

18:30 - ужин. На ужин мы оставались в общей комнате, и санитары приносили нам печенье с молоком. Это, пожалуй, была единственная радостная часть дня. Все сразу оживлялись, успокаивались, все обиды прощались и на мгновенье мы забывали, где находимся. Но как только печенье кончалось, а стакан пустел, реальность обрушивалась на нас, заставляя чувствовать себя еще хуже, чем прежде.

19:00 - водные процедуры. Все больные шли в большую ванную, каждому выдавалась его персональная зубная щетка и немного пасты, также полотенце и кусок мыла. Как только мы умывались, все это тут же отбиралось, как будто представляло какую-то угрозу, но мы никогда не жаловались и ничего не говорили, ведь все мы хотели отсюда выйти.

20:00 - отбой. Все пациенты расходились по койкам, овощей и невоспринимающих реальность привязывали к кроватям, выключали свет, гасили музыку и желали нам спокойной ночи, как будто это может спасти от кошмаров или следующего дня.

***

Этим утром я снова встал рано и направился в общую комнату. Джеймс уже был на посту и подметал пол, медсестра Сэнди тоже появилась из-за двери, отчаянно зевая и стараясь не уснуть. Но доктор Морис так и не появился. Это было необычно, настолько необычно для этих серых стен, что это захватило весь мой разум на все утро, вплоть до групповой терапии. Я очнулся, когда уже сидел на стуле прямо напротив старшей сестры и какого-то человека рядом с ней.

-Счастлива представить, наш новый врач, доктор Джерард Уэй.

Тогда никто еще не знал, как эта новость перевернет все отделение и мою жизнь в частности.