Пролог.

Зачастую мне казалось, что в мире нет ничего хуже, чем люди. Единственная мерзость, испортившая эту огромную великолепную планету, всегда была вокруг меня и со мной – неважно, хотел я этого или нет. Я ненавидел их мелочные проблемы, наигранные чувства, игры в «крутых и слабых», попытки выделиться, унижая других. Я ненавидел их всех, без исключения. Всех вместе и каждого по отдельности. Нет, я не боялся их, я не боялся их наполовину испуганных-наполовину презрительных взглядов, я просто не мог пересилить свое отвращение к ним. Я не боялся их агрессии – я сам был агрессивен.  И, что самое ужасное, я был одним из них.

Я точно знал, что если не смогу склонить их, то они склонят меня. И я четко понимал, что не хочу бегать перед ними на задних лапах – это было низко и отвратительно, прислуживать глупым людям, чьи головы не обременены сознанием. Поэтому с раннего детства я учился подавлять чужую волю. Все начиналось просто – отобранные сладости и игрушки, удобные места на качелях, более-менее симпатичные девушки, чужие сигареты и алкоголь, конфискованные деньги на завтрак. Я не получал от этого ровно никакого удовольствия, я делал это лишь для того, чтобы дать им понять, кто тут главный. Мелкие стычки, массовые разборки, школьные драки – это все было необходимой частью укрепления моего авторитета. Чем старше я становился, тем серьезней и осознанней становились мои требования к людям. Но и мое быстрое взросление было чревато проблемами. Я слишком рано познавал то, что познают обычные подростки. В 9 лет я стал обладателем тяжелого взгляда исподлобья, вгоняя в страх своих родственников и одноклассников, 12 лет я уже знал вкус розового снега и кокаина, в 13 я впервые занялся сексом и получил первое ножевое ранение, в 15 – первую пулю и раздробленное ребро, в 17 я увидел смерть перед своим носом. Слишком агрессивная и бурная школьная жизнь заставила моих родителей серьезно задуматься о моем будущем.

Поэтому в 18 лет я был отправлен в колледж-интернат имени Клинтона: родители просто-напросто опасались оставаться со мной под одной крышей. В этом интернате были собраны самые разные экземпляры: дети богатых родителей, которые просто не могут уделить чадам нужного внимания, талантливые сироты, которых взяло на опеку государство, и такие, как я – необузданные монстры. Сотни судеб, сотни мыслей, сотни личностей – слишком разные и неустойчивые. Люди никогда не понимали, как опасно держать подростков рядом, какими это чревато последствиями.

Первый год прошел довольно бурно – мне приходилось учиться и успевать отвоевывать свое место под солнцем этого колледжа. Это был сложно, я не спорю – школьная жизнь ярко отличалась от бешеного ритма «взрослой» (как выражались родители) жизни. Удары были яростней и беспощадней, решения приходилось принимать за считанные секунды. Лишь к концу года публика более-менее свыклась с тем фактом, что первокурсник имеет право расхаживать по коридорам, высоко подняв голову. Я не знаю, на что рассчитывала администрация, пытаясь проводить со мной бесконечные часы воспитательной работы – после занудных лекций я шел выпускать пар на подвернувшихся под руку студентах.

Жестокость, агрессия и ярость – эти три фактора были решающими в построении иерархической лестницы колледжа.

Глава 1. Незнакомый.

Сентябрь. Желто-зеленый ковер листьев скрывал грязную землю. Я глубоко дышал, пытаясь унять возбуждение – первый день нового года, новые впечатления. Но я твердо знал, что и в этом году мне предстоит нелегкая борьба за свое место в этом колледже. Я не собирался прогибаться перед другими. Я собирался прогнуть всех.

Моя короткая жизнь всегда была борьбой – с другими, с миром, с собой. Реже – с собой. Потому что я всегда действовал по наитию, подчиняясь внутренней интуиции. Быть может, именно это спасало меня от смерти. И сейчас я предвкушал выброс адреналина, потирая зудящие от нетерпения костяшки – на меня многозначно косились студенты, словно обещая жестокую расправу. Ядовитая ухмылка расползлась по губам. Резким движением головы я отбросил с лица прядь волос, стиснул кулаки в карманах темно-красной толстовки и прикусил губу, уткнувшись невидящим взглядом перед собой. В наушниках играла любимая песня. Я чувствовал тяжелые мощные басы и барабанил пальцами по крышке стола в такт.

Я не сразу обратил внимание на этот взгляд – робкий, изучающий, задумчивый, словно разглядывающий не меня, а мои внутренности. Меня передернуло.

Он стоял в кучке новоприбывших студентов – выше меня на голову, бледный, хрупкий и тощий. Волосы цвета воронова крыла спадали на лицо – парень постоянно отбрасывал их назад нервными резкими движениями. На его остром плече висела тяжелая сумка из плотной, но потрепанной джинсовой ткани, до отказа набитая учебниками. Одной рукой он прижимал к груди черную папку. Я видел его судорожно стиснутые пальцы – длинные и аккуратные, почти женские. На нем были джинсы – темно-серые, с многочисленными замками и карманами, потрепанные на коленях. Его худи – темно-синий балахон с непонятными символами на груди, висела на нем мешком и явно была велика. То и дело он подтягивал ее, пытаясь укрыть бледное плечо. Я не видел цвета его глаз, но хватило их лихорадочного блеска, чтобы по спине пробежала дрожь непонятного происхождения.

Я испугался? Испугался?!

Времени на размышления не было – он уже направился ко мне, прижимая к себе папку и подтягивая на ходу сумку. Особо остроумный студент выставил ногу в проход – парень споткнулся, но не упал. Лишь сосредоточенно свел брови на переносице и продолжил свой путь.

Мне он не понравился именно сейчас, именно в эту минуту, именно этим поступком. Почему он сделал вид, что ничего не произошло? Будь я на его месте, шутник бы давно остался без своей особо длинной конечности. Поэтому, когда парень подошел ко мне, я бросил на него фирменный взгляд исподлобья и произнес лишь одно слово:

-Нет.

-Нет? – повторил он тихо. Я сорвал наушники и прорычал:

-Ищи себе другое место, здесь занято.

-Здесь не занято, - упрямо произнес он.

Наша перепалка начинала привлекать внимание. Я стиснул зубы – мне не улыбалось получить проблемы в первый же день.

Кому-то сегодня будет больно, это факт.

-Проваливай, понял? – ощетинился я, желая поскорее уничтожить конфликт и избавиться от парня, чтобы позже поймать его за локоть за углом колледжа.

-Айеро, успокойся! – прикрикнул мистер Грэй. Я заскрипел зубами, свистящим шепотом выплюнул проклятье и резким движением руки сгреб в кучу свои разбросанные по парте принадлежности. Сама мысль о том, что мне придется терпеть этого недоноска целых четыре года, была мне отвратительна. Я не был намерен терпеть это патлатое недоразумение.

Парень сидел очень тихо – лишь изредка шмыгал носом, приводя меня в ярость этим звуком. В моих пальцах треснуло несколько карандашей. От треска парень едва не падал под стол, заставляя меня еще сильнее стискивать зубы – я не знал, смеяться мне или…

Очередной сломанный карандаш. Парень подскочил на месте и выронил ручку.

-Заебал! – рявкнул я, отбрасывая в сторону обломки дерева и бросаясь на него.

В следующий миг мы оба оказались в проходе. Тяжело дыша, я придавил коленями его тощее тело к полу и занес кулак для единственного удара, которого должно было хватить, чтобы парень лишился сознания и заработал сотрясение мозга. Его ребра затрещали от давления. Я на автомате рассчитал каждую мелочь – угол и силу удара, замах руки, угрожающий взгляд. В ноздри бил сильный запах крови – я разбил ему губу, когда повалил на пол. Его глаза, зелено-карие, с огромными от возбуждения зрачками, смотрели прямо на меня. Я видел в них то, что видел всегда в глазах жертвы – страх, ужас и панику. Стандартный набор.

И в последний момент, за секунду до удара… он улыбнулся. Улыбнулся, обнажая окровавленные ровные зубы. Мы оба дышали быстро и тяжело. Я опустил руку, поняв, как глупо выгляжу – удар не будет нанесен.

Кто-то грубо подхватил меня под мышки, оторвал от парня и бросил в сторону. Я приземлился на колени – довольно болезненно. Сбросив в сумку свои вещи, я бросился вон из кабинета.

В себя я пришел лишь вечером, через несколько бесконечных часов бессмысленного созерцания потолка. Перед глазами стоял его взгляд – запуганный и загнанный. И окровавленные губы, изогнутые в издевательской усмешке.

Меня охватила ярость. Невыносимая, необъяснимая, сводящая с ума, пронизывающая дрожью от корней волос до кончиков пальцев. Я жаждал крови и чужой боли. Дыхание сбилось, будто я пробежал несколько километров, спасаясь от копов, а не лежал на кровати в своей комнате. Кажется, даже зрачок стал шире – внезапно я стал видеть все до боли отчетливо и ясно, будто под воздействием кокаина, которым временами баловался. Я слышал свое собственное надрывное дыхание и шум этажом ниже, где располагались женские спальни.

Я даже не обратил внимания на вещи, которые появились на соседней обычно пустующей кровати – кто-то поселился сюда в этом году. Я вылетел из комнаты, остановившись у своего шкафа лишь за тем, чтобы извлечь холодную стальную цепь. Сегодня кому-то будет больно. Я обещаю.