- Что ты тут делаешь?

- То же, что и ты. Тону. ©

POV GERARD.

- Даже не думай.

Я шмыгнул носом, чувствуя на плече теплое дыхание Фрэнка. Майки только что ушел в колледж, и наверняка забыл закрыть за собой дверь – с того дня он стал очень потерянным и иногда забывал делать такие простые вещи. Фрэнк безустанно повторял, что ему нужно время, и я откладывал визит к психотерапевту на завтрашний день раз за разом, однако факт оставался фактом: дверь наверняка осталась открыта. Как и кран в ванной комнате.

Однако подняться и закрыть дверь или остановить воду в ванной я не мог, находясь в тесной ловушке рук Фрэнка. Он крепко обнимал меня обеими руками, прижимая к себе так, что я чувствовал спиной его ребра. Своими ногами он обхватывал мои колени, лишая любой возможности пошевелиться. Я попытался проверить это – действительно, не смог сдвинуться ни на дюйм.

- Прекрати ерзать или я скину тебя с кровати, - прохрипел сонно Фрэнк.

- Не скинешь, - решился возразить я, зная, что он скорее оторвет себе конечность, чем причинит мне боль.

- Ты уверен?

В следующий миг мы полетели на пол сплошным комком из тел, рук, ног, одеял и подушек. Я еще не мог разобрать, где кончаются мои ноги и начинаются ноги Фрэнка, когда он накинул на меня простыню, немного грубо дернул за плечи и прижался к моим губам.

Я захлебывался воздухом, полулежа на подушке, а Фрэнк сидел на моих бедрах, вдавливая меня в пол всем своим весом, но я не собирался жаловаться на неудобство, пока чувствовал его губы на своей шее и руки, скользящие по телу. Это действительно невероятное ощущение адреналина – чувствовать абсолютную зависимость, собственную уязвимость, вечно голодную до прикосновений страсть. И это все чертовски взаимно.

Одно дело – быть уязвимым физически, добровольно или принужденно отказываясь от оружия и обороны, поднимая руки вверх и отдавая свою жизнь в чужие руки. Совсем другое – быть морально обнаженным перед тем, кому ты действительно доверяешь,  позволяя ему прикасаться не столько к твоему телу, сколько к тому, что скрывается под ним. Это рискованно - я не смею спорить, но я рад, что мы смогли переступить себя и поверили друг другу. Да, теперь моя мечта сбылась: мы стоим на тончайшем лезвии нашей химии, держась за руки и не позволяя друг другу упасть в пропасть. Любой толчок, любое неверное движение кого-то из нас – и мы сорвемся вниз, как я мог сорваться с крыши совсем недавно, полностью доверив свою жизнь Фрэнку.

Я не боюсь умереть от его рук, которые сейчас игриво лежат на моем горле, щекоча нервы, и легко могут свернуть мне шею. Я боюсь умереть от того, что он сможет сделать с моей душой, которую я так доверчиво отдал ему. Причем отдал не жалкий обожженный кусочек, покрытый рубцами и ссадинами, я отдал ему ее всю, без остатка – просто вложил в его руки (те самые, что лежат на моем горле) и закрыл его пальцы. Храни или убей – другого варианта нет.

Вы знаете, а в его глазах отражается космос. Бесконечный, бездонный, бескрайний, отбирающий кислород в легких, но дающий причину жить, сжигающий дотла и воскрешающий из пепла. Космос, ради которого мне не жаль никаких богатств мира. Здесь и сейчас я готов поклясться, положив ладонь на сердце, что смогу узнать его глаза из тысячи: блестящие глаза цвета темного золота, чистые и смелые, дерзкие и мудрые одновременно.

Я резко рванул вперед и ухитрился толкнуть Фрэнка на спину, усевшись на его грудь. На какой-то миг он растерялся от внезапного перемещения, но затем снова хищно улыбнулся.

Я приник к его губам – желанным, необходимым и манящим, словно изнывающий от жажды к источнику. Его язык скользнул мне в рот, руки заскользили по позвоночнику, и я не сдержал громкого стона.

- Тебе пора собираться, - прохрипел Фрэнк через несколько минут.

- Плевать… - прохныкал я, пытаясь поймать его губы и возобновить поцелуй.

- Ты уже опоздал.

- Черт!

Я вскочил на ноги и принялся метаться по комнате, лихорадочно собирая вещи под тихий смех Фрэнка. В последнее время нам редко удается провести время вместе: мы вечно торопимся, вечно опаздываем, вечно устаем. А этих редких спонтанных минут мне действительно мало.

Через четверть часа я уже почистил зубы и выпил остывший кофе, оставленный Майки на столе (кстати, вода в ванной была закрыта, а дверь прочно заперта, что меня немало удивило бы, не торопись я в тот момент). Каким-то невероятным образом Фрэнк уже стоял у двери, когда я несся из кухни, на ходу натягивая куртку и перебрасывая ремень сумки через голову. Он встретил меня быстрым, но нежным поцелуем и распахнул дверь, впуская в квартиру холодный воздух. Мы сбежали вниз, иногда задевая друг друга руками, и почти бегом направились в сторону художественного колледжа.

Мы остановились у лестницы, по которой бесконечным потоком шли студенты, и Фрэнк на пару секунд прижал меня к себе – немного грубо и жестко, чтобы торопливо убрать с моего лба волосы и оставить мягкий поцелуй. Затем он выдохнул мне в волосы, и я поежился, чувствуя, как меня окутывает его дыхание. Я наплевал на все: на толкающихся со всех сторон людей, на их многочисленные неодобрительные взгляды, на то, что это, черт возьми, учебное заведение. Я просто стиснул в пальцах воротник его куртки и притянул к себе, вовлекая в горько-сладкий поцелуй с привкусом кофе и моей мятной жвачки.

Мы отстранились друг от друга, и я направился наверх, глупо улыбаясь в ответ на угрюмые лица.

В тот момент я не знал, что это был наш прощальный поцелуй перед невыносимо долгой разлукой.

POV AUTHOR.

- Стефан! – топнул ногой Брайан, привлекая внимание парня. Тот со вздохом отложил книгу на подоконник и поднял голову. Они сидели на подоконнике в пустом коридоре самого верхнего этажа, окна которого выходили на парадный вход колледжа.

- Мне не нравится этот Фрэнк, - произнес Молко с едва уловимыми капризными нотками в мелодичном голосе.

- Он ведь не сделал тебе ровным счетом ничего, - тяжело вздохнул Стефан. – Вы обменялись максимум парой фраз, и…

- Мне не нравится этот Фрэнк, - стальным голосом отчеканил Брайан. Стефан прикусил язык, бросив на него тревожный взгляд. – Сделай что-нибудь.

Повисло молчание. Брайан по-прежнему стоял, не шевелясь и скрестив руки на груди; его недовольный взгляд был направлен вниз, на спешащих студентов, чей гам эхом наполнял пустой коридор. Его тонкие бледные пальцы были крепко стиснуты на собственных предплечьях так, что короткие ногти впивались в ткань его растянутого серого свитера. Губы были плотно поджаты, а брови сведены на переносице. Он был крайне сердит.

- Когда ты пил таблетки в последний раз? – убитым голосом тихо спросил Стефан. Брайан вскинул подбородок и одарил его бешеным взглядом.

- Какая, на хрен, разница, когда я пил эти гребаные таблетки? – крикнул он. – Сделай что-нибудь. Сегодня же.

Молко дернул с пола сумку и метнулся в сторону лестницы. Стефан смотрел ему вслед, прикусив побелевшую губу.

Он знал, что имеет Брайан под своим «что-нибудь». И боялся того, что ему предстоит сделать.

Связь Стефана с Брайаном всегда была болезненной – может быть, потому что чувства Стефана не были взаимными. Он встретил его совершенно случайно, когда тот сбежал из психиатрической больницы. Они сидели в кафе и говорили, говорили, говорили до самого закрытия. В тот момент Стефан уже был влюблен в Молко, но лишь значительно позже узнал о небольших проблемах Брайана, которые зачастую переходили в скандалы, истерики и бесконечные попытки наложить на себя руки. Но он уже полюбил, и не мог ничего с собой поделать. Он был готов сделать для любимого что угодно, выполнить любой каприз и воплотить в реальность любую прихоть – он просто отлично знал, чем все закончится, если он откажется. Да, Брайан мог ему запретить к себе приближаться (на большее Стефан и не смел рассчитывать, потому что ему хватило бы пальцев на руках, чтобы пересчитать все их поцелуи и объятия за последние пять лет), и это могло бы стать самым страшным наказанием, потому что весь смысл жизни Олсдала заключался в заботе о Брайане. Да, Молко был душевнобольным, но он не был глупым, что определенно усложняло жизнь его друга: с каждым разом все сложнее было спасти Брайана от смерти. Сумасшедший, неконтролируемый, бешеный и непредсказуемый – он всегда причинял Стефану невыносимую боль каждой своей выходкой. Последний был рад сбежать на край света или пустить кусок свинца в висок, чтобы размазать мозги по стене, но мысль о том, что Брайан останется совершенно один, обреченный на комнату с белыми стенами, вынуждала его терпеть все это сквозь слезы.

Еще впервые увидев Джерарда, Стефан понял, что тот счастлив: это отражалось в его искрящихся глазах, в уверенной походке, в сильном тоне голоса. Он любит, он любим. И Стефан испытал сильную зависть, увидев на счастливых Джерарда и Фрэнка, слившихся посреди толпы в страстном поцелуе. Эта зависть была белой - он был счастлив за них. Даже нарушая законы и причиняя боль другим ради требований Брайана, Стефан по-прежнему оставался милосердным и добрым.

По губам Олсдала расползлась горькая улыбка. Их причудливый дуэт с Брайаном, обтянутый паутиной сложных отношений, напоминал игру гребаных контрастов. И сейчас зависть Брайана в сочетании с белой завистью Стефана напоминает чертов рояль, который Олсдал ненавидит всеми фибрами своей души.

Он делает глубокий вдох, выдыхает и, прошептав что-то под нос, направился прочь из колледжа. Он знает, что делать, и ему это чертовски не нравится.

POV MIKEY.

Я встретил ее после занятий. Она шла со школы одна, ссутулившись под весом тяжелой сумки, набитой учебниками, и натянув почти до носа капюшон своей тускло-розовой в черную полоску кофты. Люди обтекали ее сплошным потоком, толкали, задевали плечами и рюкзаками, а она словно и не замечала этого, погруженная в свои мысли. На миг я залюбовался выражением ее лица: она немного хмурилась, жевала нижнюю губу, тонкими бледными пальцами с обгрызенным лаком на ногтях царапая переносицу. Прямые черные волосы спадали на ее бледное лицо, и она постоянно убирала их в сторону.

В тот момент, когда я был уже готов подойти к ней, случилось непредвиденное: чья-то рука неслабо и явно умышленно толкнула ее в плечо. Алисия споткнулась и упала, лишь успев подставить руки. Раздалось издевательское улюлюканье и презрительные выкрики. Ее лицо перекосилось от боли, и я бросился к ней.

Алисия осторожно поднялась с колен, отстраненно глядя на свои ладони. Я успел подойти как раз вовремя, чтобы поднять с земли ее оброненную сумку, помешав какому-то идиоту отправить ее пинком в далекий полет. Алисия подняла на меня свои глубокие глаза, блестящие от слез, и мне не оставалось ничего другого, кроме как сжать ее локоть и потащить прочь от людей. Краем глаза я заметил, что ее ладони кровоточили. Она умудрилась упасть на осколки, которые теперь застряли в ее руках.

Мы прошли почти квартал молча, не переглядываясь и даже не пытаясь начать разговор. Руки она держала перед собой, но не предпринимала попыток извлечь хотя бы один осколок. Люди оглядывались на ее ладони, истекающие кровью, а я не мог сделать ровным счетом ничего, пока боялся занести инфекцию в ее раны.

- Зачем ты пришел ко мне? – спросила она. Я не услышал ни нотки раздражения в ее голосе: ей было действительно интересно.

Я пожал плечами, потому что сам не знал, почему решил приблизить момент нашей встречи. Мне просто необходимо было увидеть ее раньше, чем закончится сегодняшний день. В ответ я только ускорил шаг, вынуждая ее пойти быстрее.

Не задавая вопросов, она проскользнула в подъезд и последовала за мной в квартиру, в которой мы жили с Джерардом и Фрэнком. Я разулся, прислонил к стене ее сумку и прошел в ванную. Она неловко скинула кеды, по-прежнему держа руки на весу, и прошлепала за мной в своих белых носках. Я извлек из шкафчика аптечку, уселся прямо на пол и, порывшись в коробке, вынул перекись водорода и стерильные бинты. Алисия помялась и села рядом со мной.

Почти полчаса ушло на то, чтобы извлечь все осколки и обработать раны. Алисия оказалась очень выносливой: за эти тридцать с лишним минут она не издала ни звука. Только скрипела зубами и сжимала пальцы на ногах, когда я действовал слишком резко. Я собрал и выбросил стекло в урну, отмыл руки от крови и химического антисептика. Затем направился в свою комнату.

- Будешь чай? – спросил я, открывая дверь. Девушка сидела на моей кровати, поджав под себя ноги и обнимая перебинтованными руками свои плечи.

- Нет, спасибо.

Я прикусил губу и устроился рядом с ней, не зная, что сказать. Где-то в глубине квартиры тикали часы и гудел пустой старый холодильник. Алисия с детским любопытством разглядывала мою комнату.

То короткое время, что я провел в интернате, я почти всегда был под опекой. Первое время, правда, Джерард пытался отрицать наше родство (как я узнал позже, он делал для того, чтобы уберечь меня от последствий своих выходок), но затем обстоятельства сложились так, что Фрэнк решил оберегать меня – от моего собственного брата. И немного позже ОН решил оберегать меня от всего мира, пряча за своим плечом. Мы оба думали, что так будет вечно: я буду стоять за НИМ, как за стеной, пока ОН будет огрызаться и мстить за нас обоих. Так бы продолжалось до сих пор, если бы не кусок свинца, расплескавший ЕГО кровь по чистому снегу.

Тот короткий промежуток времени, жалкие несколько недель, которые я провел рядом с НИМ, я чувствовал себя в полной безопасности. Я знал, что ОН всегда рядом, всегда готов прикрыть и защитить, и это чувство опьянило меня настолько, что я потерял крышу. Я потерял ЕГО. ОН погиб из-за меня.

Чувство вины грызло меня по ночам, и я бился в агонии, словно о скалы, разрываясь в молчаливых страданиях, а моральная боль тянула меня в невыносимой судороге, пытаясь сломать хребет и бросить в ледяные объятия смерти. Я лишь хрипел в мокрую от пота и слез подушку до самого утра, дожидаясь первых лучей солнца, чтобы вновь стать безразличным и молчаливым: в жизни, к смерти, ко всему. Невозможно описать те муки, которые топили меня в самом себе, заставляя давиться ненавистью к своей сущности.

А сейчас, глядя на Алисию, я понимал, как чувствовал себя ОН, глядя на меня. Я чувствовал, что на меня медленно, крупица за крупицей, ложится ответственность за нее. Люди эгоистичны. Это доказано, подтверждено и признано. И я просто чувствовал, что теперь должен оберегать и хранить ее, точно так же, как ОН – меня. Я должен, просто обязан защищать ее от всего мира для самого себя: с перевязанными ладошками, взъерошенными волосами, в дешевой дурацкой кофте из секонд-хенда, которая ни черта ее не греет.

Мы улыбнулись друг другу одновременно, не сговариваясь. Я протянул ей свою дрожащую слабую руку, и она доверчиво вложила в нее свою ладонь.

Она такая же, как я – сломанная, выжженная изнутри, отчаявшаяся. Я не знаю, что она скрывает под длинными рукавами и что убивает ее каждой ночью, но я точно знаю, что мы с ней в одной яме. И теперь, найдя друг друга сквозь собственную боль, мы сможем из нее выкарабкаться.

POV GERARD.

К концу занятий я знал только одно: я искренне и полностью ненавижу Брайана Молко.

Сегодня его дружка, Стефана, в поле зрения не наблюдалось, и потому его ничто не могло отвлечь от единственного важного дела, которое он внезапно поставил на первое место в списке того, что должен выполнить каждый человек до тридцати лет. Он неотрывно следил за мной: ежеминутно, ежесекундно, не отрываясь ни на миг. Брайан махнул рукой на лекции и конспекты, и лишь прожигал своим алчным взглядом мой затылок, пытаясь прожечь его и добраться до мозга.

К обеду я был порядком взвинчен и ощущал сильное желание принять душ. Даже после самого отчаянного и грубого секса с Фрэнком я не чувствовал необходимости часами стоять под струями воды, смывая ощущение грязи и прикосновения к себе чужих рук. Фрэнк не был мне противен, никогда: даже вспотевший после страстных прелюдий, с дурным запахом изо рта после сна, покрытый свежей грязью и кровью после падения на землю - он оставался самым нужным, милым и желанным. А сейчас... меня просто воротило от одного взгляда Брайана: так дотошно и пошло он разглядывал всего меня, словно раздевая, обливая невидимой грязью и одевая снова. Я не ощущал возбуждения или удовольствия, лишь сильную необходимость содрать с себя кожу, облиться хлоркой и поджечься - лишь бы избавиться от этого дерьма, которое покрывает меня с головы до пят, пропитываясь внутрь с каждой секундой сквозь поры.

Пошлость.

Отвращение.

Похоть.

Раздражение.

Желание.

Ненависть.

За весь день он не предпринял ни одной попытки заговорить со мной или прикоснуться ко мне, даже ненароком. И правильно делал, черт его подери! Я был уверен, что раздеру его глотку прежде, чем наши тела соприкоснутся.

Приближалась последняя минута урока, я замечал боковым зрением взгляд Брайана, и пытался убедить самого себя, что совсем скоро окажусь в объятиях Фрэнка: в теплых, искренних, надежных и необходимых. Он сумеет быстро и безболезненно избавить меня от грязных невидимых следов, что оставил Молко.

Хэй, смотрите, это мой парень Фрэнк Айеро! И он быстро и качественно лечит мои нервы! К сожалению, на других это не распространяется, и поэтому эта бесполезная реклама напоминает хвастовство. Ну и плевать. Пусть весь мир знает, что мы больные и зависимые. Зато мы есть друг у друга, а мир одинок в своей толпе.

Я ненавижу этого ублюдка... За считанные часы он сумел довести меня до белого каления, не произнося ни слова, не сделав лишнего жеста, ни прикоснувшись к моей одежде, к вещам и ко мне. Ненавижу.

И плевать, что ненависть - страстное чувство. Меня с Брайаном не связывает абсолютно ничего, кроме колледжа, и ничто не помешает мне приложить его головой об стену, размазать серое вещество по ее поверхности и утереть руку о его же кофту.

Я не пожалею.

Я ненавижу его.

Он мне никто.

Я ошибался в те минуты. Встреча с Брайаном поставила меня на грань граней, вынуждая выбирать между жизнью, о которой я смел только мечтать, и верной погибелью, замаскированной под блестящей маской. Знаете, что помогло мне в выборе?

Нет. Не ненависть. Агрессия.

Со звонком я вылетел прочь из душного класса и, предвкушая встречу с Фрэнком, бросился вниз по лестнице, петляя между студентами.

Я выбежал на улицу, вдыхая сладковатый запах поздней осени.

Фрэнк ждал меня у высокой калитки, прислонившись спиной к ограждению и скрестив руки на груди. Заметив меня, он выпрямился и широко улыбнулся.

Я зеркально отразил его улыбку и, почувствовав, как успокаивается сердце, направился к нему, наматывая на руку ремень сумки, которую не успел набросить на плечо.

Нас разделяло двадцать шагов, не больше. Я до сих пор не знаю, откуда появился Стефан. Возникнув словно из ниоткуда, он властно привлек к себе Фрэнка. Их губы столкнулись в страстном поцелуе.

Мир замер. Вселенная остановила свой ход. Солнце погибло в последней вспышке. Сумка выпала из моей руки. Из нее, жалобно звякнув, выпал мобильник.

Я онемел. Я оцепенел. Я умер.

Хэй, мам. Мы все катимся в ад, ты знаешь...?